Он перестал говорить со мной и даже замечать меня. Лишенный всех знаков Его любви, я стал быстро угасать. Но может ли "эго", будучи виноватым, свидетельствовать против себя? Его природе свойственно перекладывать обвинение на кого-либо другого. Я не смел взглянуть в зеркало из страха увидеть в нем преступника. Девять долгих дней и еще более долгих ночей я испытывал мучения от разлуки с моим Господом, муку еще более острую оттого, что Он был так близко и вместе с тем так далеко. Он слышал мои рыдания, но не откликался на них. Его глаза видели меня, но только так, как они видели стену, к которой я прислонялся. О! Текущие слезы не позволяли сну успокоить меня. Язык не передавал мне вкуса еды. Моя мать стала беспокоиться, видя, как я скорблю в одиночестве. Она подошла к Бабе, стоящему у жасминового куста, и обратилась к нему: "Свами! Что случилось с Кастури?" Свами ответил ей (она рассказала мне об этом только несколько недель спустя): "С ним скоро будет все в порядке, не волнуйся, только не говори ему, что ты спрашивала Меня о нем". Она получила успокоение, в котором нуждалась, и, хотя ей было это очень трудно, не проронила ни слова.
Жар в котле стал непереносимым. Много часов подряд я стоял перед Ним, но не мог разглядеть на этом чарующем лице даже луча надежды на то, чтобы вновь войти в необъятную сферу Его любви. На восьмой день мое сердце истекло слезами, и я припал к этим Лотосным Стопам. Баба поднял меня за плечи и сказал: "Ты плачешь сейчас, а знаешь ли ты, как плакал Мой преданный в тот день, когда ты лишил его прасада, о котором он так мечтал? Ты хотел, чтобы он заплатил за это деньгами, не так ли?" В моем сознании вдруг пронеслось: мой спор в кантине с дежурившим там севадалом о чиновниках и общественных фондах. "Не повторяй этой ошибки. И не производи столько шума, выставляя напоказ свое горе."
А теперь "иди" . "Я не знал, но я обязан был помнить, что он получил Твое благословение". " Все получают Мое благословение. Теперь - иди".
В этом "иди" я уловил нотки гнева, хотя и слышал, как Баба говорил: "Во Мне нет гнева, вам может лишь показаться, что Я гневаюсь, когда Я досадую на то, что люди ведут себя не так, как должно". Эти утешительные слова не обогрели меня в полной мере. Я спустился со ступенек мандира. В молитвенном зале звучали баджаны. Я медленно побрел к северным воротам, сел на низкую каменную ограду и предался раскаянию. Когда служба (Арати) закончилась и Баба направился к себе в комнату, я вскарабкался наверх и встал у стены перед Ним. Видя, что мое лицо не просветлело после того, как Он успокоил меня, Баба взглянул на меня с удивлением, положил свои нежные ладони на мои плечи и спросил: "А что же теперь? Почему ты здесь?" Я с трудом удержался на ногах. "Свами! Когда ты сказал "иди!", я увидел, что Ты все еще недоволен мною. Исцели мою больную голову этим словом - бангару", - взмолился я. Всемилостивейший Баба с радостью откликнулся на мою мольбу: "Хорошо, и вот тебе мое бангару! А теперь иди и скажи своей матери, что ты счастлив" (Н. Кастури, Любящий Бог, 1982 г, с. 407-409).
Приехав в эту деревню в 1962 году, Баба спускался вниз по ковровым дорожкам, специально разостланным для Него. Кутан рвался с цепи, на которую его посадили, чтобы он не кинулся на Бабу. Но Баба остановился, погладил его и, попросив, чтобы его отвязали, сказал: "Бангару! Оставьте его в покое, это чистая душа!" Кутан пошел следом за Бабой к помосту, сел и стал слушать баджаны, а потом пошел за Ним на кухню, где Баба, благословив еду, сказал, чтобы Кутана накормили первым. Когда пес покончил с едой, он поднялся к укрепленному помосту, встал у стула Бабы и наблюдал, как ели сидящие длинными рядами крестьяне. Потом он положил голову на скамейку для ног Бабы и через несколько мгновений испустил дух.
Все знали, что это была чистая душа, и его похоронили рядом с помостом в украшенном цветами покрывале. Это еще один пример того, как изливает Баба свою любовь на все живые существа. У Него было много питомцев - собаки, кролики, павлины, а теперь Его любимица - слониха Саи Гита, которая настолько обожает своего хозяина, что, когда Он уезжает, она льет слезы! Если бродячих собак прогоняют из Нилаяма, чтобы они своим лаем не нарушали тишину, Баба дает указания, чтобы в том месте, где они окажутся, у них не было недостатка в еде.
В дополнение к этому можно привести еще один любопытный случай.
Когда мусульмане однажды шли из Мандира, приняв Пиры из рук Бабы, человек, несший их, повел себя как одержимый, и все собравшиеся вокруг стали смотреть на него как на блаженного, впавшего в экстатическое состояние. Он танцевал, бегал кругами, невнятно бормотал стихи из Святого Корана, а потом побежал назад к Бабе! Баба сказал ему: "Иди, иди и возвращайся после праздника", и "одержимый", находясь в том же состоянии молитвенного экстаза, с Пирами в руках, быстрой, но спокойной поступью направился в сторону деревни. Только тем, кто имел счастье наблюдать подобные сцены, может открыться хотя бы маленькая частичка той тайны, какая заключена в Бабе (Сатьям, Шивам, Сундарам, ч. 1, с. 62-63).
Хислоп рассказывает:
"Когда мы перешли мост через пересохшую реку, Баба выбрал нужное место и сказал, что мы вернемся сюда в сумерках. Так мы и сделали. Машины остановились у края дороги, и мы стали спускаться к песчаному руслу реки. Я шел рядом с Бабой. Проходя мимо куста, Он отломил две веточки, сложил их крест-накрест и спросил меня: "Что это такое, Хислоп?"
"Это крест, Свами", - ответил я. Баба сжал пальцы в кулак и три раза подул внутрь - между указательным и большим пальцами. Потом Он раскрыл ладонь, и на ней оказалась фигурка Христа, распятого на кресте. Он отдал ее мне и сказал: "Именно таким был Христос, когда он оставил свое тело, а совсем не таким, как его изображают художники и описывают историки. Живот у него втянут, ребра выступают: он ведь восемь дней ничего не ел".
Я смотрел на Распятие и не мог вымолвить ни слова. Баба продолжал: "Этот крест - кусочек того самого деревянного креста, на котором был распят Христос. Для того чтобы отыскать его спустя 2000 лет, понадобилось все-таки немного времени! Это образ Христа после его смерти. У него мертвое лицо!"
Заметив непривычную деталь, я спросил : "Свами, а это что за отверстие наверху креста?" Баба ответил, что в этом месте крест прикреплялся к столбу.
Мы продолжали спуск к руслу реки, и вот Свами, усадив нас прямоугольником, сел перед нами. Можно было видеть, как начало напрягаться Его тело, и мы сразу же начали петь баджаны - священные песни преданности и благодарения Богу. Это продолжалось до тех пор, пока лингам не вышел из горла Бабы и не упал на шелковый платок, который Он держал в руке. Дав всем нам полюбоваться лингамом, Баба отложил его в сторону, а сам собрал небольшую кучку песка у своих колен, начертал на ней пальцем круг, а затем, через минуту-другую, погрузил руку в песок и извлек оттуда серебряный флакон, полный амриты, после чего, взмахнув рукой, материализовал серебряную чашу. Каждый из нас получил из его рук порцию амриты - нектара богов. Как нежен и сладостен был ее вкус! Подобного ему нет, его ни с чем нельзя сравнить.
Через несколько недель мы возвратились домой, в Мексику, и вскоре стали свидетелями необычайных случаев, связанных с Распятием. Как-то к нам зашел мой друг Уолтер и сделал несколько цветных фотографий Распятия. Длина фигурки Христа была всего около дюйма, поэтому Уолтеру необходимо было сделать увеличенные снимки, чтобы стали видны детали. Когда он прислал нам по почте образцы этих снимков, моя жена и я были потрясены. Я написал ему, что если фотографии обойдут мир, они вызовут сенсацию в сфере искусства. Я уверен, что это самое великое воплощение Христа в скульптуре из всех, какие когда-либо существовали. По моему убеждению, это самый необыкновенный предмет, созданный Шри Сатья Саи на радость Его преданным почитателям.
Спустя несколько дней Уолтер и его жена принесли нам цветные увеличенные снимки креста. Мы разложили их рядом с подлинным крестом на обеденном столе, который стоял у большого французского окна, выходящего на море. Было около 5 часов вечера. Детали, которые открыли нам увеличенные фотографии, были настолько удивительны, что все присутствующие сконцентрировали все свое внимание на этом необыкновенном образе Христа, а также на тайне и чуде Шри Бхагавана. Небо над мексиканским побережьем было в это время дня совсем ясным и полным покоя. Но вдруг, совершенно внезапно, раздался сильный удар грома, и, когда мы обернулись к окну, молния прорезала черную тучу - там, где минуту назад было чистое небо. Страшный ветер ворвался в дом, распахнув окна и двери и сотрясая их с такой силой, что задребезжали стекла. Занавеси взметнулись в разные стороны. Мы были очень напуганы таким поворотом событий, но моя жена вдруг сказала: "Ведь сейчас 5 часов дня, это время, когда Христос умер на кресте, и то, что теперь происходит, описано в Библии". Она принесла Библию, и мы нашли нужную главу, где говорилось, что в тот момент, когда Христос умер, поднялась сильная буря с молниями и громом, и порывы ветра рвали занавеси в храме. Мы поняли, что были свидетелями чуда, выходящего за пределы нашего воображения. Наши глаза увидели не что иное, как повторение событий, связанных с Распятием. На следующий день газеты Сан Диего поместили краткое сообщение о внезапном и загадочном урагане, пронесшимся над мексиканским побережьем, близ Инсенады. Мы и наши друзья пришли к выводу, что воссоздание события, которое имело место 2000 лет назад, во время Распятия Христа, предполагало наличие некой огромной силы, связанной каким-то образом с этим маленьким крестом и фигуркой Христа, материализованного Бабой. Примерно год спустя я послал описание этого случая д-ру Эруху Б.Фанибунде для его книги "Vision of the Divine" ("Увидеть Божество"). Он показал эту заметку Бабе. Баба сказал, что описание события, так же, как и его объяснение, - верны.
Можно было бы считать, что история креста на этом закончилась. Однако она имела продолжение. В 1975 году я совершил незапланированную поездку в Индию для того, чтобы посоветоваться с Бабой об организации Его визита в Америку, который, как мы надеялись, Он предпримет. Свами в это время отсутствовал и Ему не сообщали о моем приезде. В тот день, сидя за ланчем со своими старинными почитателями, Он сказал: "Хислоп только что приехал в Бангалор и ждет меня!"
Один из сидящих за столом (потом он рассказал мне об этом) заметил: "Ты для него сделал Распятие". Баба ответил: "Да, это так. Когда Я разыскивал дерево, то обнаружил, что все части его уже распались на составные элементы. Я добрался до этих элементов и воссоздал из них нужный материал для маленького креста". Свами очень редко вмешивается в дела природы, но иногда, ради своих преданных, Он делает это" (Джон С.Хислоп, "Мой Баба и я", с. 18).
Странно, но никого из преданных там не оказалось, вместо них там была шайка воров, которые делили награбленное!
Они удивились, когда Баба так внезапно появился среди них. Им ничего не стоило причинить зло молодому Бабе - ведь Он пришел один. Однако Он что-то сделал с их сознанием, и они присмирели. Им выпала единственная за всю их жизнь удача!
Руки, которые умели лишь грабить и наносить удары, сложились в почтении перед милосердным Господом. Баба взмахнул рукой, и Его ладонь наполнилась вибхути. Ласково называя их "бангару, бангару", Он нанес вибхути на лоб каждого из семнадцати разбойников. Он говорил, что им нужно жить честным трудом, не причиняя вреда и ущерба другим, не испытывая страха за себя и не подвергая свою жизнь риску. Он взял их с собой в Парти и обеспечил им средства к существованию.
Этот случай, когда Он похитил сердца грабителей и приобщил их к добрым делам, - яркая звезда на необъятном небе Его жизни. Он нашел им работу в самом Путтапарти. Среди них был отъявленный преступник по имени Суббанна, которого Страж дхармы назначил смотрителем Пата Мандира! Тем самым подтвердилась мудрая мысль о том, что "вору можно доверить ключи".
Часто, когда заблудшие пытаются исправиться, общество им не верит. Баба же доверил работу охранника Суббанне, чтобы убедить общество, что раскаявшемуся вору можно доверять и обращаться с ним, как с обычным человеком. Какие необыкновенные перемены произошли после этого с Суббанной и с его дружками! (Ра.Ганапати, "Баба: Сатья Саи", ч.2, с. 226-227).
"Калпагири, дорогой! - начал он, - неужели ты думаешь, что шафрановые одежды и посещение Ришикеша снимут с тебя грех убийства? Довольно тебе уже скитаться в обличье саньясина. Ты скрываешься уже четыре года, а теперь иди в полицию и сдайся. "Отработай" свою карму - только в этом для тебя, проводящего свои дни в страхе, путь к спасению. Я буду оберегать тебя. Под моей защитой ты искупишь свой страшный грех еще в этом воплощении. Когда тебе вынесут смертный приговор, подай прошение о помиловании президенту. Я спасу тебя. Ты не будешь повешен. Я даю тебе слово. Отправляйся, дорогой, в полицию! Быстрее! Эти священные шафрановые одежды не для тебя. Возьми это белое дхоти. Когда ты выйдешь из тюрьмы, я сам дам тебе платье отшельника, а также и четки". Говоря это тоном, соединяющим в себе любовь и строгость, Баба протянул Калпагири белое дхоти.
Кто, кроме Бога, мог говорить так выразительно? Калпагири и вправду почувствовал необходимость начать новую жизнь. Все это время камень на сердце причинял ему тупую боль, и, увидев Бога в Бабе, он решил подчиниться Его воле. Он вышел новым человеком из комнаты для интервью, словно змея, лишившаяся своих ядовитых зубов. Со слезами на глазах он открыл нескольким близким ученикам Бабы то, о чем Господь говорил с ним. он вышел, полный радости Вдохновленный тем, что после ужасного греха убийства он прикоснулся к спасительной надежде..
Он сдался в полицию в установленном порядке. Но разве он до этого уже не сдался Бабе по велению сердца?
Было заведено уголовное дело. Хотя он и признал себя виновным, суд вынес смертный приговор в виду особой тяжести преступления. В соответствии с указаниями Бабы он отправил прошение о помиловании на имя президента Индии. Еще будучи под следствием Калпагири, заключенный в центральную тюрьму Варангал, вел долгие разговоры со своими сокамерниками - убийцами и грабителями - о том, что Баба, воплощение Бога, смыл с него все грехи.
Много железных сердец переплавилось в золотые. В тюрьме стали звучать баджаны Саи. Имя Бога, сладкое, как сахарный тростник, проникало в тюремные камеры через железные решетки. Портрет Господа с Его ободряющей улыбкой превратил тюрьму в святая святых!
Обещание Бабы сбылось. Калпагири получил помилование от президента. Смертный приговор был заменен на пожизненное заключение, после чего обитатели тюрьмы глубоко уверовали в Бабу.
"Поистине удивительно! Свами выбрал для меня каторжную тюрьму как место наказания. Если я, отбыв свой срок, выйду после искупления всех своих грехов, Свами даст мне четки (джамапалу) и посвятит меня в саньясины", - признался Калпагири своим товарищам, и в глазах его были слезы счастья. Наша Мать Саи, эта Лиана Кальпака - дерево, исполняющее желания - превратила твердого, как скала, Калпагири в мягкий нежный плод! ("Гири" означает "гора")
"У каждого святого есть прошлое, у каждого грешника - будущее", - сказал Оскар Уайльд. Баба, который проводил похоронным звоном прошлое грешника, одевшего одежду святого, внушил ему веру в будущее, - когда он действительно достигнет святости. Этим своим деянием Баба облагородил и товарищей этого человека.
Другие заключенные во главе с Ченгаппой стали ревностными поклонниками Бабы. Тюрьма Варангал превратилась в место, где было больше святости, больше праведности, смирения и преданности, чем в залах для распевания баджанов, расположенных за ее пределами. Хотя день рождения Свами был отпразднован в сотнях мест в 1961 году, самый ценный и искренний дар Бабе - это праздник в тюрьме Варангал (Баба: Сатья Саи, ч.2, с.227-228).
Ее имя Донна. Когда на нее было заведено уголовное дело, ее захватила волна любви к Саи, которая распространилась тогда в Америке. Она открыла свое сердце нашему Всемогущему и Вечному Судье, признавшись ему в своих прегрешениях и в своей вине. И на душе у нее стало легче. Она спокойно приняла объявленный ей приговор о лишении свободы на шесть лет. Те, кто пленены любовью Господа, могут пропеть слова из тамильского кинофильма: "Разве страшна нам тюрьма?"
Она стремилась обратить тюремную жизнь во благо. Если человек несет в себе истинную преданность Бабе, эта преданность непременно направит его к тому, чтобы любить других и помогать им. Не об этом ли сказал поэт:
Донна удостоилась награды за свое удивительное служение. В тюрьме она смягчала горе и страсть к азартным играм, облегчала узникам груз ужасной вины. Свами был, видимо, чрезвычайно доволен ею, так как помогал ей совершать то, что выходит за пределы человеческих возможностей.
Вот пример: Ванита, сокамерница Донны, должна была вот-вот родить. Старшие тюремные надзиратели настаивали, что из-за ее тяжелой криминальной статьи ее нельзя отправлять ни в одну из городских больниц, а следует поместить в тюремный госпиталь. Она же, по характеру схваток, чувствовала, что роды у нее будут сложными и стремилась попасть в больницу с лучшим обслуживанием.
Когда человек беспомощен, к кому может он обратиться, как не к Всемогущему помощнику? И Ванита попросила Донну: "Ты имеешь глубокую духовную связь с Саи Бабой. Пожалуйста, помолись Ему за меня". Донна согласилась и, дав Ваните фотографию Бабы, сказала: "Ты тоже молись ему". И они обе обратили к Богу горячие молитвы.
Первым неожиданным откликом на их молитвы было облегчение невыносимых родовых схваток. У них появилась надежда, что роды пройдут нормально и в тюремном госпитале. Но тюремные начальники изменили свое решение, и Ваниту отправили именно в ту больницу, в которую она хотела попасть. Держа в руке фотографию Саи, Ванита благополучно родила. Поскольку роды прошли без осложнений, ее тут же отправили обратно в тюрьму.
Но бывает ли конец человеческим проблемам? У Ваниты теперь появились новые сложности. "Донна, нельзя ли известить моего мужа о рождении ребенка? Я ведь осуждена за серьезное преступление, и мне запрещены всякие внешние контакты. Ты должна помолиться Саи и сделать так, чтобы мой муж получил счастливое известие", - умоляла Ванита.
Донна начала молиться за нее. После пятнадцати минут горячей молитвы она ясно услышала голос Саи: "Пойди к "Капитану", все будет хорошо".
Донна бросилась к тюремщице, которую называли Капитаншей. Пока она бежала к ней, в ее мозгу пронеслась мысль о жертве. Она имела разрешение от начальства иногда пользоваться телефоном. Преданность Бабе побудила Донну пожертвовать этой привилегией ради подруги. Она сказала Капитанше, которая ее лично совсем не знала: "Я очень прошу разрешить Ваните один телефонный разговор, вычтя его из моих будущих переговоров". "Хорошо, пусть Ванита позвонит, а твой разговор останется за тобой", - сказала Капитанша в неожиданном порыве великодушия.
Наблюдая много подобных чудес, заключенные американской женской тюрьмы потянулись к Донне, и преданность Саи пустила в них глубокие корни. Сама тюрьма превратилась для Донны в небесную обитель. Взгляните на отрывок из ее письма, говорящий об огромном влиянии Саи на заблудшие души:
"Я рада, что находясь в тюрьме, делаю добро другим вместо того, чтобы заботиться о собственном благополучии. Я ощущаю такую радость, что даже с трудом пишу. Ом Шанти... Боль и радость слились в одно в сознании моего Гуру, и мне теперь не важно, что происходит со мной. Я должна полностью подчиниться Ему и отрешиться от своего "эго"... Мой урок святого общения я хочу передать всем: смотрите на все, что вас окружает как на чистую энергию, вместо того чтобы сосредотачиваться лишь на своих трудностях. Существует только любовь. Если я могу посвящать ее Богу через Саи Бабу здесь, в тюрьме, - насколько же легче вам всем проявлять ее там, на воле, где, как вам кажется, существует свобода".
Говорят, что из нёба Донны, когда она писала эти сладостные слова, стал струиться нектар. И когда она вкусила его, ей не нужна была другая пища!
Говорят также, что сверкание ее глаз и золотистое сияние ее кожи заставляли усомниться, что она приговорена к шести годам лишения свободы. Известно, что Донна ночами, много часов подряд, занималась медитацией и даже входила в самадхи, полностью сливаясь с объектом медитации.
Есть много свидетельств того, что помимо чудес, происходивших благодаря Донне, она сама совершала чудеса. Известно, что Господь способен очистить умы, сделанные из неблагородных, покрытых слоем ржавчины металлов и превратить их в чистое золото. "И разве это все? Гуру делает гораздо больше", - говорит великий учитель Шанкара. Грубый металл, соединившись со "спарсаведи", то есть с философским камнем, может стать золотом, однако он не может превратить в золото другой, подобный ему металл. Но Бог в образе гуру, беспрерывно очищая человека, превращает его в гуру, подобного самому себе, и дает ему силу изменять других людей. Так случилось с Донной, которая, очистившись сама, обрела чудесную силу Саи очищать других (Баба: Сатья Саи, ч.2, с. 236-238).
В свое время Халагаппа был вором. Однажды, когда среди большой толпы он присутствовал на даршане Бабы, Баба подошел прямо к нему и сказал: "Дорогой, бросай-ка ты свой образ жизни. Я придумаю для тебя что-нибудь получше".
Халагаппа подчинился Его воле. Благодаря милости Свами он стал работать механиком на сахарной фабрике. Преступник не только стал нормальным человеком, но еще и получил от Бабы дар совершать чудеса. Стоило Халагаппе взять щепотку пепла (вибхути), появлявшегося на портрете Бабы, положить ее в сосуд и встряхнуть несколько раз, весь сосуд до краев заполнялся вибхути.
Халагаппа стал раздавать вибхути преданным, добавляя туда сахар. Число желающих увеличивалось, но и вибхути материализовался все обильнее, отчего и сахара требовалось все больше и больше, и у Халагаппы не хватало средств на его покупку. Но вот чудо! Священный пепел, покрывавший портрет Свами, тоже стал сладким, как сахар, и из руки Халагаппы тут же посыпался подслащенный вибхути.
Как-то раз Халагаппа надел на палец пластмассовое кольцо с изображением Свами. Спустя некоторое время его рука стала влажной. Снова чудо! Амрита (нектар), который щедро раздавал своим почитателям Баба, сочился из кольца ему на руку.
Поистине, это было благословением Свами. Но за что? Не за то ли, что Халагаппа отказался принять материальное вознаграждение, предложенное ему за прасад? Накануне иностранные преданные, получившие от него сладкий пепел, хотели дать ему денег. Халагаппа был возмущен! Слезы ручьями потекли из его глаз. Свами сделал его, недавнего вора, настолько чистым, что он плакал от страха при виде денег, идущих ему в руки. Поздравляя Халагаппу с победой, одержанной им над искушением, Свами открыл для него источник нектара прямо в руке, как раньше открыл он источник праведности (дхармы) в его сердце.
Поскольку нектар струился из его кольца, он положил кольцо в кувшин, и тот скоро наполнился нектаром. Как и пепел, он стал раздавать его преданным, и это длилось долго-долго - в Шрирангапатнаме, местечке, где он поселился.
Складывается впечатление, что Донна и Халагаппа, делая добро другим с помощью божественной силы, в той или иной степенями являются "представителями" Бабы. Автор слышал о многих других подобных людях. С двумя или тремя из них ему удалось познакомиться.
Но Свами всегда решительно утверждал, что у него нет никаких "медиумов" и посредников. Поэтому нам не следует сверх меры поклоняться этим людям, ошибочно принимая их за специальных представителей Свами или за тех, кто "одержим" его духом или является его частичным воплощением. Донна, Халагаппа и некоторые другие в большой мере избавились от своих привязанностей и враждебности к людям, и в той же мере приобрели удивительную "инертность" индивидуальной воли. Свами, который, как правило, не меняет человеческую психику так, как меняет инертную материю, наделяет этих частично "инертных" людей искрой своего сверхсознания, и тогда отдельные лучи Солнца всех солнц, коим является Баба, проходят сквозь них (Баба: Сатья Саи, ч.2, с.242).
Мои друзья мистер Амте и мистер Гадекар упомянули как-то о Према Саи Мандире, расположенном на берегу реки Каувери, недалеко от Шрирангапатнама, не доезжая 10 километров до Майсура. Они также говорили мне, что из установленных там Падук Бабы (изваянных из камня Стоп) вытекает нектар, амрита. Я начисто забыл об этом месте и о том, где оно находится, пока случайно не увидел на дороге указатель... Я вспомнил, что Баба однажды сказал, что следующим аватаром будем Према Саи. Мы доехали до Мандира - совсем маленького, построенного преданными, которые поставили фотографию Саи Бабы на одном из трех пьедесталов. Нас очень удивило, что вся эта фотография была покрыта толстым слоем вибхути до уровня шеи. Мой внук Гаутама, который был со мной в машине, в детском порыве бросился с фотографии и стряхнул с нее часть вибхути. К нашему большому удивлению слой пепла тут же восстановился. Мистер Халагаппа, жрец-смотритель Мандира, повел нас вниз по ступеням к берегу реки, где стояли каменные Падуки, из которых беспрерывно струилась амрита. Халагаппа был так добр, что дал нам небольшую бутылку, полную нектара. Я был счастлив получить его, так как уже давно мечтал об этом (Р.Т. Какаде, А. Вирбадра Рао, От Ширди к Путтапарти, с. 152).
Когда, уже в другой раз, мы отправились в поездку, я попросил шофера сделать нам маленькое одолжение и остановиться на пять минут у Према Саи Мандира. Он сказал: "Сааб, почему же на пять минут? Можно остановится на пятнадцать минут и получить даршан. Я тоже преданный Бабы". После посещения храма в Шрирангапатнаме мы остановились в Према Саи Мандире. После святого даршана я попросил мистера Халагаппу дать мне амриты. Он спросил, есть ли у меня с собой бутылочка. К сожалению, на этот раз бутылку я с собой не захватил, так как Халагаппа обычно сам выносит бутылки из храма. Однако, выразив сожаление, он сказал, что раздал все бутылки ста двадцати пяти преданным с острова Фиджи, посещавшим храм накануне. Он посоветовал достать бутылку в Мизоре, а на обратном пути собрать амриту. Обычно храм закрывается изнутри в 8 часов вечера, но Халагаппа обещал специально ради нас закрыть его в 9 часов.
Когда мы приехали в Мизор и спустились к ланчу, мы пытались купить бутылку, но из-за забастовки все лавки в Мизоре были закрыты, а продавцы прохладительных напитков отказались продать пустую бутылку за какие бы то ни было деньги.
Я зашел в скобяную лавку за углом и спросил хозяина, не даст ли он мне маленькую пустую бутылку. Когда я сказал ему, что хотел бы собрать амриту в Према Саи Мандире, он тут же вынул из под стойки наполовину початую бутылку бренди, открыл ее и, выплеснув бренди и сорвав этикетку, тщательно вымыл бутылку. Убедившись, что она чистая и ничем не пахнет, он протянул ее мне, отказавшись брать за нее деньги, поскольку, как он сказал, она будет использована в добрых целях.
Было уже 9.45, когда мы выехали из садов Бриндавана, и я не знал, остановится ли шофер в Мандире. Я рискнул спросить его об этом, когда мы подъезжали к храму. "Да-да, сааб, - сказал он, - мы не поедем обратно, не посетив храма. Нам нужно получить прасад. Не волнуйтесь, времени у вас будет достаточно".
Мы остановились у Према Саи Мандира в 10.45. Ворота были закрыты. Я постучал в дверь. Выбежала дюжина собак, залаявших на меня. Я крикнул Халагаппу. Подошло несколько учеников из приюта, который теперь находится под попечительством Свами. Появился и Халагаппа, и когда я протянул ему пустую бутылку, он, взглянув на нее, унес ее внутрь. Обычно он наливает преданным около 10 миллилитров амриты в маленькие бутылочки. К моему удивлению, он наполнил бутылку из-под бренди на три четверти и протянул ее мне. Я был счастлив получить так много амриты. Вскоре я узнал, что хозяин скобяной лавки бросил пить вскоре после того, как отдал мне бутылку (От Ширди к Путтапарти, с.190-191).
Превращение Ратнакара из разбойника в мудреца, создавшего Рамаяну, стало возможным благодаря его общению с великими риши. Но одного общения было бы недостаточно. Он воспринимал всем сердцем то, чему они учили его. Предаваясь созерцанию Рамы, он до такой степени потерял ощущение тела, что вокруг него вырос огромный муравейник, из глубины которого доносился звук имени Рамы (Санатана Сарати, июль 1996 г., с.182-183).
Как-то ночью грабитель пробрался в дом Бабы, но заметив, что Баба проснулся, бросился бежать. Пахвари Баба тут же побежал за ним, неся с собою вещи, которые он хотел подарить разбойнику. "Кришна, Кришна! - кричал Пахвари Баба, - не убегай! Мне совсем не нужны эти вещи. Тебе они гораздо нужнее. Вернись, пожалуйста, и возьми их".
Великодушие Бабы полностью изменило жизнь разбойника. Теперь он пребывает в поисках Бога. "Этим разбойником был я", - завершил свой рассказ мудрец.
Вивекананда был потрясен, и позднее он рассказал эту историю в Америке, в одной из своих лекций на тему: "Грешники тоже могут стать святыми". Вальмики, Бильвамангала, Випранараяна, Аджамила были когда-то такими грешниками, впоследствии превратившимися в святых (Санатана Сарати, апрель 1986 г., с. 103).
"Если ты разорвал связи с обществом, о чем говорит твоя нагота, отчего же тогда ты не удалился от мира в лесную пещеру? Чего ты испугался? Если же ты мечтаешь об учениках, об имени и о пище, доступной в городах и селениях, почему же ты позволяешь, чтобы люди принимали тебя за человека, не имеющего привязанностей?" Таковы были слова, произнесенные юным Бабой, и люди восприняли их с удивлением и восхищением.
Дигамбара Свами выглядел удрученным, поскольку он и вправду не был достаточно искренен в своей "наготе" и отрешенности. Баба же был далек от сарказма, он был готов помочь, убедить, дать гарантии. Он сказал, похлопывая калеку по спине: "Я знаю твои трудности и сомнения. Ты боишься, что у тебя не будет ни пищи, ни крова, когда ты удалишься от людей, не правда ли? Но Я заверяю тебя, что каждый, произнося имя Бога, получит пищу, где бы он ни был. Я сам прослежу за этим. Будь ты высоко в Гималаях или в чащобах Дандакараньи, Я ни на один день не оставлю тебя без пищи. Если же у тебя нет такой веры и такого мужества, то совершай свою медитацию прямо здесь, - но тогда не нужно ходить голым, и пусть люди не утруждают себя, перенося тебя с место на место". Какой это великий урок! Если бы только люди могли понять его смысл! Это был голос Истины: только Аватар мог дать такие заверения! (Сатьям, Шивам, Сундарам, ч.1, с.54-55).
Был праздничный день, и Баба вместе с двумя преданными посетил несколько домов в своей родной деревне. В каждом доме Он что-нибудь пробовал, а когда вошел в дом, где была приготовлена роковая пища и куда Он получил приглашение, то проявил особое воодушевление, даже попросил добавки, следя при этом, чтобы спутники не прикоснулись к смертоносной еде. Когда Он вернулся в дом Каранама, Он открыл нескольким присутствующим, в чем заключался секрет полученного им "особого приглашения", но говорил об этом, как о пустой затее и чистой глупости, и от души смеялся над этим эпизодом. Через некоторое время Он исторгнул из себя все, что съел. Люди, бывшие с ним, проверили, была ли эта еда ядовитой для человека. Да, была! (Сатьям, Шивам, Сундарам, ч.1, с.60).
На устах у гопи было только имя Кришны, а в их сердцах - только Его образ. Когда Кришна послал Уддхаву учить пастушек шастрам (священным текстам), они сказали, что у них только один ум, и этот ум отдан Кришне, а для чего-либо другого в их уме места нет! Уддхава прочел им письмо, посланное Кришной, в котором было сказано: "Я всегда с вами и вокруг вас. Я живу в ваших сердцах. Уддхава передаст вам это послание. Следуйте тому, что там написано". Но у гопи не было терпения учиться у Уддхавы. Они сказали, что хотят отправить Кришне ответное послание: "Пусть Кришна придет и сделает так, чтобы цветок нашего сердца расцвел. Встретившись с Кришной, Уддхава превозносил чистую, ничем не замутненную преданность гопи.
Бхагаван говорил студентам о том, что они должны понимать истинную преданность гопи. Он сказал: "Вы должны иметь нерушимую веру в Бога, быть всецело преданными Ему" (Санатана Сарати, июль 1995, с. 185-186).
С этого времени Сабари овладело одно-единственное желание - удостоиться даршана Рамы. Ее сердце было переполнено Рамарасой - упоительным нектаром Принципа Рамы. В этом была вся ее джапа, дхьяна и садхана (повторение имени Бога, медитация и духовная практика). Она вся отдалась приготовлениям к приходу Рамы в лесную обитель - расчищала дорогу от колючек и шипов, собирала клубни растений, срывала фрукты с деревьев, пробуя их, чтобы лучшие отдать Раме, и скоблила огромные камни, чтобы на них было удобнее сидеть.
Сабари была настолько поглощена Рамой, что аскеты даже потеряли представление о ее поле, и после того, как Матанга рассказал им о ее самозабвенном служении, разрешили ей остаться в обители. Покидая свое тело, Матанга завещал монастырь Сабари со словами: "Только ты одна заслужила радость быть здесь, когда придет Рама (Санатана Сарати, октябрь 1985 г., с. 289).
Я хотел чем-либо порадовать их и дал им два апельсина. Молодые люди, оказавшиеся студентами местного колледжа, сказали: "Свами, мы мечтали о Твоем даршане, но благодаря этому несчастному случаю удостоились не только даршана, но также спаршана (прикосновения), самбаршана (беседы) и прасада. Если бы этого инцидента не произошло, разве Свами подошел бы к нам так близко? Разве Он прикоснулся бы к нам и говорил бы с нами так ласково? Свами! Мы мечтали о Твоем даршане. Мы искали Тебя. А теперь мы получили все три дара - возможность видеть Тебя, прикоснуться к Тебе и говорить с Тобой. Любое несчастье стоит того, чтобы обрести эти три дара. Просим Тебя, всегда одаривай нас такими несчастными случаями" (Санатана Сарати, ноябрь 1996 г., с.282).
"О, Сын бога ветра! - воззвал Ангада, - ты - верный слуга Рамы. Твоя преданность Ему поистине безгранична. Ты был первым из нас, кто удостоился благословения обрести даршан Рамы. Твой ум, твоя разумная тактика и дипломатия, твои высокие моральные качества помогли тебе связать узами дружбы Раму и нашего правителя Сугриву, а теперь ты хранишь молчание - в тот час, когда мы встретились с препятствием в исполнении миссии Рамы. Я затрудняюсь объяснить причину твоего молчания". Ангада продолжал превозносить достоинства Ханумана. Он сказал: "Не существует преграды, которой бы ты не мог успешно преодолеть. Ты силен и обладаешь глубоким умом. Ты - вместилище всевозможных добродетелей. Поднимись! Оцени свое мастерство, свои блестящие таланты и способности". Слова Ангады наполнили Ханумана небывалой силой. Он встрепенулся и, резко вскочив, воскликнул: "О, Ванары! Все вы ждите здесь, пока я не вернусь назад. Все эти дни вы неустанно сновали по горам и долам, пустыням и джунглям, не зная ни минуты покоя. Оставайтесь на берегу и подкрепляйте свои силы кореньями и фруктами. Я же, не теряя ни минуты, сейчас же перепрыгну океан, достигну Ланки, найду Ситу и вернусь обратно. Моя единственная задача - выполнять приказы Рамы. Что еще может сделать нашу жизнь достойной, как не завоевание Его милости?" (Бхагаван Шри Сатья Саи Баба, фрагменты из цикла бесед Рамакатха Расавахини, с.373,374).
Мегананда, сын Раваны, нацелил свое всемогущее оружие - Шакти, дар Брахмы, - метнул его и пронзил им сердце Лакшманы. Лакшмана рухнул на землю в "смертельной" агонии. Джамбаван, царь медведей, посоветовал вызвать Сушену - лекаря с острова Ланки, - чтобы тот назвал имя горы, где растут целебные травы, способные спасти Лакшману. Хануман принял форму крошечного человечка, проник в город Ланку, поднял дом с находящимся внутри Сушеной и принес его Раме. Сушена пал к ногам Рамы и назвал имя горы с лечебными травами - Сандживини. Пока обсуждали, кого послать за драгоценным снадобьем, Хануман простерся у Лотосных Стоп своего господина, умоляя доставить ему радость и отправить его за травой. Рама возложил на него эту задачу (Рамакатха Расавахини, с.430,431).
Достигнув горы Сандживини, Хануман стал искать траву, за которой был послан, но не мог распознать ее среди бурной растительности, сплошным ковром покрывавшей склоны горы. А время шло, и он знал, что приказ Рамы нужно выполнить немедленно. Тогда Хануман оторвал от земли всю гору и, держа ее на ладони, взметнулся в небо (Рамакатха Расавахини,, с.432).
Когда Рама увидел Ханумана с горой, полной целительных трав, его радость не знала предела. Сушена немедленно собрал нужные травы: висальякарини, самдханакарини, суварнакарини и самдживакарини и приготовил лекарство для Лакшманы. Лакшмана тут же поднялся, мгновенно очнувшись (Рамакатха Расавахини, с. 435).
Рама одарил Сушену щедрым благословением. Он велел Хануману переправить Сушену вместе с его домом обратно на Ланку, а драгоценную гору водрузить рядом домом лекаря в память о его служении Лакшмане и Ванарам. Хануман поднял на ладонь цветущий холм и дом вместе с Сушеной и осторожно перенес их на землю Ланки (Рамакатха Расавахини, с. 436).
Из "истории болезни" лечащего врача: "На следующее утро, когда я вошел в комнату на первом этаже в Нилаяме, я увидел распростертое тело - физическую форму Шри Сатья Саи Бабы - в позе, типичной для подобных больных, в состоянии комы. Дыхание было свистящим и прерывистым, верхние и нижние конечности напряжены и вытянуты вследствие ригидности и гипертонуса разгибательных мышц. По лицу, особенно по правой его части, проходили сильные судороги. Его голову резко бросало из стороны в сторону, а с губ срывались мучительные стоны и нечленораздельные звуки - следствие глубокого нарушения функции речи. Их смысл оставался для нас неуловим.
После тщательного анализа признаков, симптомов и течения болезни я вынужден был признать, что единственной причиной полукоматозного состояния и характерной позы, принятой больным, может быть объемный процесс, локализованный во фронтальной части мозга, захватывающий преимущественно ее правую часть. Дифференциальный диагноз с учетом возраста больного - 37 лет - и после исключения менее вероятных возможностей ясно указывал на "туберкулезный менингит" - скорей всего, как результат опухоли туберкуломы, долгое время не проявлявшей себя.
Лечение состояло в интенсивной антибактериальной терапии и в общеукрепляющем симптоматическом лечении путем внутривенных инъекций и переливаний питательных растворов и кровезаменителей, поддерживающих солевой баланс в организме. По показаниям необходима была срочная спинномозговая пункция. Моя попытка ввести внутривенно глюкозу была решительно отвергнута Бабой - Его протестующим жестом и движением тела, поставив меня, беспомощного и потерянного, перед лицом Его воли. И, полностью покорившись этой воле, в воскресенье вечером я вернулся в Бангалор, лишенный всякой надежды увидеть Его вновь - в физической оболочке, избранной им в этом воплощении".
Все это время Баба был "без памяти". Слабые проблески сознания проявлялись лишь в те моменты, когда Он отталкивал руку врача, пытавшегося сделать укол. Тело Бабы обливалось потом, теряя много воды, но единственное, что мы могли сделать, это вливать ему в рот несколько ложечек воды, насильно разжав челюсти. Очевидно, что Он находился на грани истощения. Кроме того, Он страдал от того, что доктор Кришнамурти называл "грудной жабой" - приступов острой загрудинной боли, отдающей в левое плечо и руку. Баба - Его телесная оболочка - издавал тяжкие стоны, и обитатели ашрама, стоявшие на цыпочках под окнами дома, громко плакали, слышав их. Для борьбы с истощением мы могли лишь время от времени поить его несколькими каплями сладкой воды или лимонного сока, с трудом разжимая крепко стиснутые зубы.
Наконец, на шестой день болезни, Он вдруг сказал, что "боль сейчас утихнет и сердечные приступы "прекратятся". Вечером он сообщил, что "тромб в мозгу рассосался". Он попросил Кастури объявить в молитвенном зале, что даршан будет дарован всем преданным на восьмой день Гуру Пурнима. Никогда прежде этот зал не вмещал в себя такое количество народа. Бабу усадили на "серебряное кресло" и обложили подушками. Через Кастури Он обратился к пяти тысячам своих почитателей со словами: "Не горюйте, это не моя болезнь. Эту болезнь Я просто взял на себя. Я никогда не могу заболеть, запомните - никогда. Не падайте духом. Своим отчаянием вы причиняете мне боль".
Баба сделал знак Кастури, чтобы к Его губам приставили микрофон. Еле слышно, заплетающимся языком, Он прошептал в него какие-то невнятные слова: "Винупиштундаа?.." Но даже мы, привыкшие улавливать смысл косноязычного бормотания парализованных, не смогли взять в толк, что Он пытался сказать. Он повторил свою фразу дважды, и тогда кто-то из нас наконец понял ее и громко сказал в микрофон. Баба хотел спросить: "Вы слышите меня?" Ответом был горестный стон: мы слышали Его, но, увы! - наши сердца готовы были разорваться - слов невозможно было разобрать. Бабу, по-видимому, очень утомили эти усилия, и Он знаком попросил дать Ему воды. Воду в серебряном стакане тотчас же подал Криштаппа, а Раджа Редди поднес стакан к Его губам. Баба протянул к стакану парализованную правую руку... Попытался удержать его... Его пальцы скользнули в стакан... Погрузились в воду... Он сделал маленький глоток... Он окропил несколькими каплями левую руку, безвольно лежавшую на подушке... Слабо встряхнув пальцами, Он побрызгал водой на левую ногу... Правой рукой погладил левую руку... И, уже двумя руками, растер левую ногу. Он поднялся, подушки полетели со стула - и мы услышали Его божественный голос, зовущий нас, слова, которые мы слышали столько раз: "Премасварупулаара!" Он начал свою праздничную речь - на восьмой день Гуру Пурнима! О, наш Баба был снова с нами! Бодрый, здоровый, веселый, святой, божественный...
Люди не верили своим ушам и глазам. Но когда они наконец поняли, что Баба стоит перед ними и говорит свою речь, они повскакивали со своих мест, они прыгали и плясали от радости, они плакали от счастья. Некоторые, охваченные экстазом благодарности, истерически смеялись и стремглав бежали невесть куда, расталкивая толпу.
О, это было чудо из чудес. Оно в один миг перебросило нас из мрачных глубин скорби на седьмое небо восторга. Майор Бхану пишет: "Врач всех врачей исцелил сам себя в одно мгновение, заставив нас остолбенеть от изумления" (из Сатьям, Шивам, Сундарам, ч.2, с.79-88).
Моя догадка оказалась верной. Баба велел мне отправиться поездом через Бангалор в Путтапарти, причем настоял на "первом классе", так как всю ночь я просидел, не шелохнувшись. Приближался праздник Вайкунта Экадаси, и многотысячный людской поток уже устремился в Прашанти в надежде на благословенный дар амриты. Мне было поручено взять на себя заботу о почитателях, успокоив их утешительными и вескими доводами о причине отсутствия Бхагавана в столь знаменательный день.
Неделя мучительного напряжения, проведенная у постели Бабы в Прашанти Нилаям незадолго до Гуру Пурнима, во время Его искупающего чужую вину паралитического удара и жестоких сердечных приступов, оставила неизгладимый след в моей памяти: безвольно повисшая рука, высунутый язык, спотыкающаяся походка, перекошенное лицо, прерывистый пульс. Но Баба велел перенести Его вниз, через 18 витых ступенек, чтобы пять тысяч преданных не лишились в этот святой день Его даршана (с искаженным лицом и парализованными ногами). Казалось, сам воздух наполнился скорбью от стона наших потрясенных сердец.
Я употребил выражение "неизгладимый след", но нет! Моя память не сохранила эти суровые письмена. В мгновение ока они были начисто стерты Свами. Баба стряхнул с себя все симптомы страшной болезни и восстал сияющим воплощением божественного величия, мудрости и любви. Я припал к Его Стопам, забыв обо всем, не обращая внимания на толпу, слушавшую речь. Я покрывал поцелуями эти Стопы, так страдавшие у нас на глазах, и омывал их слезами. Эти моменты сполна вознаградили нас за семидневную пытку немым отчаянием.
Случай в Гоа был для меня еще одним удивительным прикосновением к тайне Свами. Только редким единицам выпадает возможность увидеть Спасителя на кресте и погрузиться в экстаз ликования, когда крест рушится, обнаружив возрожденного Господа на Небесном Престоле. Воспаленный аппендикс готов был разорваться от переполнявшего его гноя, но Баба был счастлив, что может избавить преданного от мучительной боли. Когда я взмолился, чтобы Он позволил мне принять страдания этого счастливца, Баба сказал: "Ты сам не знаешь, о чем просишь. Ты не сможешь вынести такой боли. В отчаянии ты можешь даже броситься в это море". Целая бригада докторов: Де'Суза, Варма и другие рисовали самые мрачные картины последствий промедления, пытаясь убедить Шри Накул Сена, губернатора Гоа, в необходимости срочной операции. Однако губернатор, по настоянию Бабы, желавшему придать большую патетичность кульминации драмы, уже пригласил сотни людей в Радж Бхаван к шести часам вечера, где Баба собирался благословить их беседой, несмотря на сплошную завесу черных туч, окутывавших в этот хмурый день небо Гоа.
Баба принял на себя воспаление аппендикса еще во Бриндаване, но в тот же день тысячи преданных собрались в Гоа, чтобы приветствовать Его и послушать Его Беседу. Вечером Баба подозвал меня и велел обратиться к толпе. Он хотел, чтобы я рассказал им, что произошло на Гуру Пурнима, и о милосердии Господа, которое не терпит ни отсрочек, ни отлагательств. Шри Кришна заверял, что, явившись как Аватар, он всегда будет "Ваха Ами" - нести бремя физических или душевных страданий преданных, которые преклоняются перед ним. Кришна и по сей день связан этим обетом. Баба сказал мне по секрету, что я был включен в группу в самый последний момент, когда машины уже отправлялись из Бриндавана в Гоа, - поскольку я, как свидетель славных событий на Гуру Пурнима, мог с полным правом вселять уверенность в губернатора и убеждать его, что Баба в мгновение ока может "выбросить" любую болезнь, которой сам же и позволил войти в себя.
И вновь случилось чудо. Как всегда, Баба скользил вдоль рядов преданных, и звук Его голоса более часа заставлял толпу трепетать от радости и изумления. Несмотря на волны ликования, бушевавшие во мне при виде нового торжества Его Природы, я все же смог перевести на английский эту незабываемую речь. На следующий день Бхагаван послал меня в Прашанти Нилаям, чтобы я рассказал преданным о восхитительном явлении божественного и успокоил мать Ишварамму, которая сильно тревожилась, напуганная заметками в прессе о "критическом состоянии Бабы", где сильно сгущались краски. Баба настоял на том, чтобы я покинул Его, с помощью убедительного довода: "Если ты появишься среди них и расскажешь все как есть, у Ишвараммы не останется больше сомнений, что со Мной все в порядке. Она знает, что если бы Я не выздоровел окончательно, ты не уехал бы отсюда" (Любящий Бог, с. 454-457).
Все это случилось в Бриндаване, и те из Его спутников, кто имел право входить в Его личные комнаты, были не на шутку встревожены. Доктор Сандер Рао, единственный медик в группе, неоднократно проверял чувствительность ног Бабы с помощью иглы и всякий раз обнаруживал, что естественные рефлексы на уколы полностью отсутствуют. Обе ноги, по-видимому, утратили всякую чувствительность.
Доктор умолял Свами, чтобы тот разрешил ему вызвать ведущего нейрохирурга Бангалора, но Свами отказался, сказав, что никакой врач не сможет Ему помочь. Он заверил учеников, что, когда придет время, Он вылечит себя сам...
Толпы людей, собравшиеся в садах Бриндавана, поняли, что что-то неладно со здоровьем Свами, и, буйно разрастаясь, поползли тревожные слухи. Зная об этом и стремясь унять тревогу, время от времени Он садился у отворенной двери на верхнюю террасу и что-нибудь писал. Глядя на него, народ успокаивался. Он не мог ходить среди почитателей, как во время обычного даршана, но несколько раз в день все же удостаивал их "стоячего" даршана, появляясь у открытой двери. Незаметно для толпы с двух сторон Его поддерживали ученики, так как парализованные ноги не слушались Его.
Наибольшую тревогу у спутников Бабы вызывала мысль о причине недуга. Все знали, что Свами и раньше тяжело "болел", но исцелял себя в мгновение ока, когда на то была Его воля. Но тогда Он не скрывал, что брал на себя болезнь преданного, которую тот не в силах был превозмочь. Такое случалось не только в Его нынешнем воплощении, но и в предыдущей жизни в Ширди. Естественно, что ученики и сейчас предположили ту же причину, но Свами заявил, что на этот раз Его пытались отравить. Перед отъездом из Путтапарти кто-то послал Ему съедобные дары, и пища оказалась отравленной. Да, да, заверил учеников Баба, Он прекрасно знал об этом, знал, кто именно положил в пищу яд, и ему отлично известен ход мыслей отравителя: "Если Саи Баба и вправду Бог, пусть Он докажет это, пересилив действие яда. Если же Ему это не удастся, то Он либо умрет, либо на всю жизнь останется калекой".
И Баба съел эту пищу, ибо, как Он объяснил ученикам, "если тому человеку это необходимо, чтобы укрепить свою веру, Я помогу ему".
Если бы Баба обезвредил яд прямо во время еды в своей комнате в Путтапарти или сразу же после этого, отравитель подумал бы, что Свами вовсе не ел пищу. От вполне мог отказаться от нее по многим чисто человеческим мотивам. Но Свами нужно было некоторое время "пострадать" от яда. Человеку, покусившемуся на Его жизнь, будет известна причина Его страданий, и, уверенный, что Свами либо умрет, либо навсегда останется инвалидом, он решит про себя: "Я доказал, что он обычный человек и всегонавсего самозванец". И тогда Баба восславит Божественную силу мгновенным и полным исцелением.
Но Его ученики, вера которых была ослаблена страхом, в тревоге вопрошали себя: "Действительно ли сможет Баба избавиться от этого страшного зелья, ползущего все выше и выше по Его телу, подобного смертоносному болиголову, который проглотил Сократ, - с той разницей, что действие было не таким быстрым?"
Борьба между сомнением и верой, разыгравшаяся в умах всех присутствующих, выразилась в ультиматуме, предложенном Бабе доктором Сандером Рао: "Свамиджи, если Ты не исцелишь себя к шести часам вечера завтрашнего дня, я приглашу специалистов, чтобы они провели полное обследование и назначили лечение, которое, я надеюсь, приведет к выздоровлению".
Баба промолчал, и Сандер Рао понял, что эта была пустая угроза, так как он не в силах заставить Господа подчиниться своим планам. Но, дав волю эмоциям, доктор почувствовал облегчение.
Все они понимали, что бесполезно спрашивать у Бабы имя отравителя: Он слишком хорошо знал, какие чувства питают они к этому человеку. Для многих из них это была возможность убедиться, как воплощаются в жизнь святые слова Бабы: "Солнце божественной любви одинаково светит и хорошим, и дурным. Я не покину даже тех, кто отрицает или высмеивает Меня. Тот, кто избегает Меня, тот, кто сбился с пути, в конце концов приблизится ко Мне и будет спасен. Не сомневайтесь в этом!"
В ночь после дня "ультиматума" доктору Сандеру Рао приснился сон: он окроплял водой больные ноги Бабы. Несколько лет назад Баба именно таким способом вылечил себя от левостороннего паралича. Поэтому доктор подумал, что во сне просто исполнилось его желание. Но с другой стороны, это могло быть знаком, что близится час исцеления.
Утро следующего дня доктор провел в своем хирургическом отделении, а затем вернулся в Уайтфилд. Казалось, что Свами стало еще хуже. Проверка на чувствительность показала, что паралич продвинулся еще выше и охватил почти все ноги Бабы. Шестичасовой "крайний срок" наступил и миновал. Разумеется, доктор и пальцем не пошевелил, чтобы выполнить свою угрозу. Какая польза от нее, если нет согласия Свами!
Вместе с тем все спутники Свами чувствовали, что они, бессильные что-либо сделать, не могут больше сидеть и наблюдать, как страдает Господь. Когда же наконец Он исцелит себя? И в самом деле, сможет ли Он сделать это на этот раз?
Свами был в ванной комнате, когда кто-то не выдержал и вслух выразил общее сомнение. "Как грустно видеть это ослабление веры", - подумал доктор, но тот же ужасный вопрос осаждал и его собственный ум! Память упорно твердила ему, что иногда силы зла и вправду празднуют полную победу. Не так ли случилось с Христом в Его последние дни, когда Он был поруган, предан пыткам и распят, и в муке возопил с креста: "Боже мой, Боже мой, для чего Ты меня оставил?" Несмотря на свою божественную силу, Иисус умер в руках врагов.
Свами вернулся из ванной комнаты, волоча свое тело по полу. После долгого молчания Он выпил немного воды, а потом пробормотал: "Пожалуй, с меня хватит. Пора с этим кончать!" В Его взгляде сверкнула великая сила и решимость. Ученики замерли в предвидении чуда.
Свами окунул пальцы в стакан и побрызгал водой на правую ногу. Затем Он резким толчком выбросил ее вперед и свободно покачал ею, показывая, что с ней все в порядке. В комнате раздались вздохи облегчения и радостные возгласы.
Прежде чем Свами приступил к исцелению левой ноги, доктор Сандер Рао рассказал ему про свой сон и спросил, может ли он, Сандер Рао, сам окропить ногу Свами, чтобы вылечить ее. "Конечно, если Я дам тебе силу", - ответил Баба и протянул доктору стакан. Доктор смочил пальцы и побрызгал водой на левую ногу Бабы. Тут же случилось чудо. Свами свободно согнул и разогнул левую ногу, потом встал и прошелся по комнате, как ни в чем не бывало.
Слезы радости сияли в глазах свидетелей чуда, ибо вместе со Свами воспряли их сердца, преисполненные молчаливой песни благодарности (Х. Мёрфет, Саи Баба Аватар, с.78-85).
Мать, на которой Саи остановил свой выбор, была Ишварамма, бедная крестьянская женщина средних лет, с нежным сердцем, религиозная, неграмотная. Ее любовь как Матери должна была охватить всех, всех защитить и не иметь предела. Успешно осуществить это свое предназначение смогла она, прежде всего, благодаря урокам Саи и Его милости. Баба, давая объяснение дхармы, утверждал, что именно женщина является средоточием божественного благоволения. Наделенная силой духа, кротостью и скромностью, она обладает стремлением к духовному совершенствованию. Она умна и деятельна, у нее есть врожденное чувство достоинства и добродетели. Ишварамме, как самой близкой из своих преданных, Саи помог подняться до высоты идеальной женщины.
"Я выбрал мать, которая ощущала Мою близость во время беременности. Один только Аватар обладает свободой выбора. Во всех других случаях карма определяет время и место, национальность и социальное положение", - сказал Саи.
Свами пояснил, что честь предстать перед миром в качестве "отца" Аватара, честь, которая достается всего лишь одному человеку в течение целой юги, выпала Педде Венкаме Раджу. Подобным образом, как награду за добро, накопленное в прошлых жизнях, венец "материнства" приняла Ишварамма. Она снискала любовь и уважение всех, кто встречался с ней. Взгляд, то и дело озаряемый простодушным удивлением, мелкие морщинки, которые играли на ее щеках, сердечный смех, который говорил о ее бесхитростной доброте, дымка, которая застилала ее взор, когда ей рассказывали о чьей-то болезни или о чьем-то прегрешении - все это свидетельство о том, что Свами, выбирая ее Своей матерью, награждал ее не только за прошлые жизни, но и за все, сделанное ею в этой жизни.
В то время как она в ранние годы жизни своего сына тревожилась за его благополучие и безопасность, ей уже были уготованы гораздо большие испытания. Это были уроки, которые предписывали ей перейти от знания того, что она "Амма" - мать, к сознанию того, что она Ишварамма, от иллюзии, что она "мать Сатьи", к истине, что она женщина, предназначенная быть матерью Ишвары (Господа) и, следовательно, стать матерью, изливающей любовь на все живые существа.
События сменялись событиями, чудеса чудесами, и это усилило ее веру в божественное происхождение сына. Время шло, и она стала с горячим интересом слушать рассказы преданных об их встречах со Свами и Бабой из Ширди. Ее вера становилась все тверже, а ее сочувствие к людям - все глубже. Она любила детей. Они собирались вокруг нее, чтобы послушать удивительные истории, которые она им рассказывала. В конце этих историй всегда одерживали верх честность, смирение, любовь и верность.
В своей простой, искренней, лучезарной манере она часами утешала приходивших в Прашанти Нилаям женщин, давая им советы и вселяя в них веру в Бога и в самих себя.
Она была похвальным примером идеальной сестры, жены, матери и бабушки. Мать Всемогущего, она сияла так же ярко, как Каушалья, Деваки и Мария. Педда Ботту, ревностная почитательница Саи Бабы из Ширди, хорошо знавшая Ишварамму, говорила о ней с восхищением: "В ней не было и следа зависти, ей было полностью чуждо злословие. В ее речи всегда ощущались доброта и сочувствие. Янтарно-смуглая кожа, подведенные черным глаза, яркое пятно кумкума, мерцающее на ее высоком челе - все это напоминало об излюбленном образе Шри - богине Лакшми". Она всегда говорила мягко, и в ее речи отражались терпение и сдержанность.
Она обрела облик истинной святой, которой дано видеть в каждом событии и чувстве, в каждой мысли и вещи драгоценную возможность познать Единого. Не удивительно, что Господь с готовностью ответил: "Я иду!", когда Мать всем существом своим призвала: "Свами, Свами!", страстно желая с последним своим вздохом слиться с Ним (Н. Кастури, Ишварамма, Избранная Мать).
Суббамма заболела, ее отвезли в Буккапатнам. Но несмотря на болезнь, в один из дней она на запряженной волами телеге отправилась посмотреть, как строится Прашанти Нилаям. Вскоре она уже была прикована к постели и не могла шевельнуться. Ей становилось все хуже, а Баба был далеко, в Бангалоре. В бреду она говорила о Бабе, о видениях Ширди Саи Бабы, которого в свое время она имела счастье видеть, и о многочисленных лилах Кришны, свидетельницей которых она была. Приходя в сознание, она говорила о тех же событиях и о том же Единственном. Она лежала в окружении родственников, которые не разделяли ее чувств, считая, что ее любовь к чужому маленькому мальчику, творящему чудеса, отвлекает ее от любви к ее родным и близким, поэтому они говорили ей, что ее Баба находится за сотни миль отсюда и что для нее было бы лучше сосредоточить свое угасающее внимание на тех, кто рядом с ней. Но ее вера была неколебима.
Тем временем Баба уехал из Бангалора в Тирупати, где провел несколько дней с теми, кто был предан Его собственному живому и священному образу. Конечно, Баба знал, что душа Суббаммы стремится освободиться от земной суеты и что Суббамма мечется на своем смертном одре в Буккапатнаме. И вот люди, бывшие рядом с ней, объявили, что она скончалась. Однако какой-то особый отблеск на ее лице не позволял придать ее тело кремации. Те, кто были мудрее, качали головой, когда им говорили, что она умерла. Они советовали родственникам проявить терпение. "Птичка еще не улетела", - утверждали они. Если даже дверца ее клетки была открыта, как могла эта птичка улететь? Она ведь должна получить даршан и будет, поэтому, ждать, пока не приедет Баба. А Баба спешил к ней. Он уехал из Тирупати на машине и, прибыв в Путтапарти, направился в Буккапатнам - спустя целых три дня после объявления о смерти Суббаммы. Ее взор совсем потускнел. Ее положили на пол, а родственники проявляли явное нетерпение. Баба сел рядом с ней и тихим голосом окликнул ее: "Суббамма, Суббамма" - только два раза, не более. И тогда, к изумлению всех собравшихся, Суббамма открыла глаза, ее рука протянулась к Бабе, крепко сжала Его ладонь и стала с нежностью гладить ее. Баба приложил свои пальцы к ее губам, она слегка приоткрыла рот, как будто зная, что Баба даст ей то, что утолит жажду ее души. Из пальцев Бабы в ее рот заструилась бессмертная Ганга, и Суббамма примкнула к сонму освобожденных (Сатьям, Шивам, Сундарам, ч. 1, с. 61-62).
Однажды вечером Радхакришна впал в кому, и его дыхание стало подобно дыханию умирающего. В панике его жена бросилась к Свами. Он вошел в комнату, взглянул на больного и сказал: "Не волнуйся, все будет хорошо", после чего удалился. На следующий день больной все еще не пришел в сознание. Его зять, К.С. Хемчанд, пригласил медбрата из районного медпункта. Тому не удалось нащупать пульс, и он заявил, что, по его мнению, мистер Радхакришна так близок к смерти, что нет никакой возможности его спасти.
Примерно через час после этого температура тела больного заметно упала. Трое отчаявшихся близких услышали, как в горле его заклокотал "предсмертный хрип", и у них на глазах тело окоченело и стало синеть. Виджайя и ее мать отправились к Бабе, который в это время был у себя в столовой наверху. Когда они сказали Ему, что Радхакришна, судя по всему, скончался, Он снова рассмеялся и ушел в свою спальню. Женщины вернулись в комнату, где лежал "умерший". Им оставалось только ждать. Через некоторое время пришел Свами, посмотрел на тело, но снова удалился, ничего ни сказав и не сделав.
Все это происходило вечером, на второй день после того, как Радхакришна впал в кому. Всю ночь близкие бодрствовали у его тела и с трепетом ждали появления хоть каких-либо признаков жизни. Но их не было. Все же они продолжали верить, что Баба тем или иным способом, известным лишь Ему одному, спасет Радхакришну, ведь разве Он сам не сказал им, что все будет хорошо?
На утро третьего дня тело стало еще больше походить на труп - почерневшее, холодное, полностью окоченелое - и появился даже запах. Люди, приходившие выразить свое сочувствие, убеждали миссис Радхакришну, что умершего следует вынести из ашрама, но она отвечала: "Только по приказу Свами". Некоторые шли к Бабе и говорили, что, поскольку человек умер и тело, судя по запаху, уже начало разлагаться, его нужно либо отправить в Куппам, либо кремировать в Путтапарти. На это Баба кратко отвечал: "Посмотрим".
Когда миссис Радхакришна вновь поднялась к Бабе, чтобы передать Ему то, на чем настаивают люди и спросить Его, что ей следует делать, Он ответил: "Не слушай их и ничего не бойся. Я здесь". Он добавил, что скоро спустится вниз и зайдет к ним.
Она снова поднялась наверх и принялась ждать, сидя у тела рядом с дочерью и зятем. Медленно ползли минуты - прошел целый час - но Бабы все не было. Затем, когда они уже почти вконец отчаялись, дверь распахнулась, и появился Баба - в своих красных одеждах, с пышной шевелюрой и сияющей улыбкой. Было около двух часов пополудни третьего дня после "смерти". Миссис Радхакришна устремилась к Бабе и разрыдалась. Заплакала и ее дочь Виджайя. Они были словно Марфа и Мария, сестры Лазаря, рыдающие перед ликом Господа своего, который, как им казалось, пришел слишком поздно.
Баба очень мягко попросил плачущих женщин и удрученного Хемчанда покинуть комнату. Когда они вышли, он закрыл за ними дверь. Они не знали - никто не знает - что произошло в комнате, где были только Свами и умерший человек.
Через несколько минут Баба открыл дверь и сделал им знак войти. Там, на постели, они увидели Радхакришну, который смотрел на них и улыбался. Непостижимым образом исчезло смертное окоченение, а тело обрело живой естественный цвет. Баба подошел к больному, потрепал его по волосам и сказал: "Поговори с ними, они очень волновались за тебя".
"Почему они волновались? - удивленно спросил Радхакришна. - Со мной все в порядке. Ты здесь".
Свами обратился к его жене: "Я вернул тебе твоего мужа, - сказал он. "Теперь дай ему выпить чего-нибудь горячего".
Когда она принесла питье, Свами сам осторожно напоил Радхакришну из ложки. Он пробыл с ними еще полчаса, подбадривая человека, которого только что воскресил. Потом он благословил все семейство, положил ладонь на голову миссис Радхакришна и покинул комнату (Х. Мёрфет, Саи Баба - чудотворец, с. 131-133).
С утра 25 декабря стал быстро распространяться слух, что пожилой американец скончался от сердечного приступа. Мы с женой Викторией сразу же подумали об Уолтере. Приехав в отель, мы нашли там Элси. Она сказала, что в предрассветный час Уолтер без чувств упал на пол. Элси позвала на помощь миссис Ратанлал, чья комната была по соседству, и вдвоем им удалось поднять Уолтера на кровать, где он и скончался на руках у Элси несколько минут спустя. Прибывшая скорая помощь увезла Уолтера в больницу, где была констатирована смерть. Тело поместили в пустую комнату и накрыли простыней, чтобы с наступлением дня решить вопрос о похоронах.
До того, как мы с женой приехали в гостиницу, Элси и миссис Ратанлал уже виделись с Бабой. Он сказал, что будет в госпитале в 10 утра. К этому часу они тоже приехали в больницу, но, как оказалось, Баба уже успел побывать там и уехать. К великой радости женщин и к такому же великому их потрясению они увидели живого Уолтера, которому уже оказывали медицинскую помощь. Никто не видел Бабу рядом с Уолтером, и Баба никому не счел нужным сказать, как и почему тот был воскрешен, но возвратившись в дом Своих почитателей, где Он остановился в Мадрасе, Он сообщил им, что возвратил Уолтера к жизни.
Уолтер Коуэн скончался в Америке через полтора года после того, как Баба воскресил его из мертвых. Известно, что Уолтер и Элси без устали повторяли имя Бабы и что в момент смерти Уолтер сподобился даршана Бабы. Также известно, что как только Уолтер умер, Баба послал телеграмму Элси: "Уолтер благополучно прибыл сюда".
"25 лет назад Свами спас Коуэна и продлил ему жизнь, потому что Коуэн был нужен Свами для распространения Его миссии Истины и для сохранения Истины. В сущности воскрешение Коуэна было символом возрождения Истины, и общежитие в Вайтфилде, названное "Общежитием Коуэна", станет великим памятником живой Истины в грядущем тысячелетии" ( Баба, Послание 1 ноября 1996 года).
Но дни шли и ничего не происходило, и она снова обратилась к Бабе: "Прошу тебя, сделай что-нибудь для этого бедолаги, Баба". Он улыбнулся и ответил: "Ты думаешь, здесь у меня больница?"
В один из вечеров Баба с группой преданных собрался пойти на прогулку к песчаному берегу реки. Народу было немного, и каждая из женщин решила взять с собой что-нибудь съестное для пикника. Нагамани взяла кофе. Она также оставила на открытом очаге недалеко от мандира котелок с водой, сказав, что этой теплой водой собирается смыть песок с ног Бабы после возвращения с реки.
На берегу они прекрасно провели время, распевая песни. Баба рассказывал им чудесные истории о богах, время от времени извлекая из песка соответствующие "наглядные примеры". Все пребывали в возвышенном настроении, и поэтому никто не ощутил ни малейшего страха, когда три диких гепарда подошли к ним совсем близко, чтобы напиться воды из реки. Гепарды, похоже, посчитали их друзьями и невозмутимо продолжали свое занятие.
Когда они вернулись в мандир, Нагамани направилась к очагу, чтобы раздуть огонь под котелком, а Баба скрылся в комнате, где лежал больной мужчина. Вскоре Он вышел и, быстро подойдя к огню, попросил теплой воды, чтобы вымыть руки. Нагамани взглянула на Него и увидела, что Его правая рука была в чем-то красном.
"Ты что, рисовал или красил?" - спросила она, смеясь.
"Это кровь", - ответил Он.
В неясном сумеречном свете ей все же удалось рассмотреть, что в окровавленной руке Он держит что-то, похожее на грязный пучок гнилых банановых листьев. Он отбросил "это" прочь, а затем смыл с руки кровь водой, которую она подала ему. "Ну что ж, - сказал Он, поддразнивая ее, - ты настаивала, чтобы Я превратил это место в больницу - вот Я и сделал этому человеку необходимую операцию".
Может быть, Он шутил? Но она ясно видела кровь и нечто ужасное, что Он выбросил вон. Неужели он удалил опухоль этому человеку? Саи Баба, явно прочитав все ее мысли, вручил ей пакет ваты и сказал: "Возьми это и помоги его жене наложить свежую повязку на рану".
Нагамани подошла к двери, но осталась стоять снаружи. Она жаждала увидеть, что произошло, но почему-то боялась войти. К счастью, Баба тотчас же оказался рядом и вошел вместе с ней. Мужчина по-прежнему лежал на спине, около него сидела жена. Баба откинул рубашку, чтобы показать место операции. Никакой повязки не было, но поперек живота была заметна тонкая полоска, похожая на заживший порез, а живот уже не был большим и раздутым. Мужчина и женщина молча глядели на Саи Бабу, словно перед ними стоял сам Бог. Никто не сказал ни слова. Баба вывел Нагамани из комнаты и наконец позволил ей омыть себе ноги.
На следующее утро, умирая от любопытства, - так ей хотелось узнать, что же на самом деле произошло - Нагамани зашла к ним, чтобы спросить о здоровье больного. Тот сидел, поедая обильный завтрак. Она услышала, что предыдущим вечером Баба зашел в комнату и, взмахнув рукой, извлек из воздуха нож и несколько других инструментов. Затем Он произвел немного пепла и втер его в лоб страдальцу. Похоже, это подействовало, как наркоз, поскольку больной впал в беспамятство и уже ничего не чувствовал до конца операции, когда Баба сообщил ему, что теперь все в порядке. Сначала рану слегка саднило, но теперь все прошло.
Нагамани хотелось узнать, каким образом рана зажила так быстро. Женщина сказала ей, что Баба просто соединил пальцами края разреза, и он тотчас же затянулся. Потом Баба посыпал на шрам немного вибхути, подержал на нем руку, заверил больного, что все будет хорошо, и ушел.
Нагамани поняла, что вчерашние указания Бабы по поводу повязки были лишь предлогом, чтобы позволить ей посмотреть на больного. Она была удивлена, что Он с радостью удовлетворил ее любопытство, но, возможно, это случилось потому, что она проявила участие к больному. Она не испытывала удивления - только благоговение - при виде этого нового чуда. Ничто из того, что делал Баба, теперь не удивляло ее, а лишь усиливало ее безграничную любовь к Нему (Саи Баба - чудотворец, с 75-76).
Удивительный случай, связанный с действием вибхути, произошел с 14-летним мальчиком по имени Шива Кумар, страдавшим болезнью сердца. В ноябре 1964 года, когда Шива Кумар жил вместе с дядей, д-ром М.Д.В.Раманом, в Бомбее, он заболел острым цереброспинальным менингитом, сопровождавшимся частичным односторонним параличом, потерей зрения и речи. 13-го ноября он впал в бессознательное состояние, а утром, в 11.45, присоединился цианоз, и мальчик посинел. Врачи отмерили ему лишь несколько часов жизни.
Но в полдень он начал делать какие-то знаки, как будто ему чего-то хотелось. Присутствующие поняли, что означали эти знаки - мальчик хотел, чтобы его помыли и дали ему вибхути, который в это утро привез друг их семьи из Путтапарти. Желание его было исполнено - его искупали, после чего на тело нанесли священный пепел. Затем он показал знаками, что хочет фотографию Саи Бабы. Ее принесли и поставили перед ним. Шива потер парализованную левую ногу своей правой здоровой рукой.
Он вдруг поднялся с постели и пошел, спотыкаясь, поддерживаемый с двух сторон, в семейную комнату для молитв. Там он сел у алтаря и, казалось, погрузился в медитацию, которая длилась около двух часов. Потом он вышел из молитвенной комнаты, на этот раз уже без посторонней помощи, подошел к стулу и сел.
Ясно было, что зрение вернулось к нему, а затем он заговорил. Баба, как сказал он, явился ему в видении и заверил его, что жизнь его будет спасена. Шива молил вернуть ему зрение и речь, и Баба откликнулся на его молитву, сказав, что именно ему надо делать.
Вскоре после этого Шива смог вернуться в школу и к своим любимым занятиям. Когда год спустя после чудесного исцеления эти факты стали известны, Шива был совершенно здоров (Саи Баба - чудотворец, с.119-120).
Кошкой была Минки, которую девочка в ненастный день спасла от городской сутолоки и принесла домой, чтобы отогреть и накормить. Но кошка не понравилась ее старшей сестре, работавшей медсестрой в самом большом госпитале города. Она терпеть не могла кошек. Она ругала Лакхи за то, что она принесла домой это чудище и носится с ним, как с любимицей. Как-то вечером, когда к обеду пришли гости, кошка проскользнула на кухню и стащила кусок рыбы. Это привело хозяйку в такую ярость, что она, дав волю чувствам, залепила Лакхи пощечину. Лакхи не могла этого больше терпеть. Она схватила Минки за шкирку и стала злобно колотить ее длинной палкой. Бедное животное завопило от боли. И вдруг все портреты Саи, а их в доме было шестнадцать, и все они были украшены гирляндами после последних баджанов, упали на пол. Гости выбежали из дома во двор, уверенные, что началось землетрясение.
Но хозяйка заметила, что упали только портреты Саи, а все другие картины остались на своих местах. Тогда она поняла, что Баба сделал им знак не трогать кошку. Она закричала: "Лакхи, перестань, не убивай ее. Баба рассердился на нас". Лакхи положила Минки на стол. Сама она была вся в слезах, и ее сестра тоже плакала. Стараясь ослабить боль, кошка тряслась мелкой дрожью. Гости вернулись в дом и тоже наблюдали за попыткой кошки встать на ноги. И вдруг, о чудо! - когда Минки отряхивалась, ароматный вибхути посыпался с ее шерсти и покрыл стол толстым слоем. Благоухание говорило о том, что Бхагаван благословил кошку.
Шесть месяцев спустя, 23 ноября, когда Лакхи вместе с многими другими преданными из Ассама была в молитвенном зале Прашанти Нилаям, Бхагаван, в своей бесконечной милости, вспомнил о злополучной Минки и послал ей свой бесценный прасад. Он мгновенно улавливает любое проявление нелюбви и предостерегает нас, когда мы сбиваемся с пути. Его милость не знает ограничений пространством и временем. Он учит нас желать добра всему на свете, будь это человек, животное, птица или растение. Его любовь не имеет границ, ибо Он - во всем (Сатьям, Шивам, Сундарам, ч. 4, с. 35-37).
Баба писал ему: "Знай, что Я всегда с тобой, побуждая к действию и направляя тебя. Я знаю, что тебе об этом известно. Живи в ощущении постоянного Присутствия".
Чарльз Пенн получает уроки от Бабы во время медитации. "Мой учитель Саи Баба сказал мне: "Каждый раз, когда ты поднимаешь руку, поднимай ее ради Меня". Я написал Бабе и поблагодарил Его за этот урок. В ответ Он пояснил смысл того, что Он сказал мне. Он писал: "Если ты протягиваешь руку, чтобы помочь, послужить другому, утешить и подбодрить его, ты протягиваешь ее во имя Бога. В каждом человеке есть Бог, поэтому используй свои способности для служения людям. Это лучший способ служения самому себе".
Совершая полет в поисках пропавших летчиков, Пенн увидел Бабу, сидящего рядом с ним. Он понял, что Баба направляет его: "Пенн, ты можешь не смотреть вокруг. Я делаю это за тебя", - услышал он слова, убедившие его, что он - лишь инструмент в руках Бабы. "И это придало мне бесстрашия, когда в грозу и град я пролетал над горными пиками. Струи бензина заливали ветровое стекло, но я видел сидящего рядом Бабу и потому спокойно и собранно посадил свой самолет и после спешного его ремонта вылетел снова (Сатьям, Шивам, Сундарам, ч.2, с. 101-102).
Полковник помолчал. Нам не терпелось узнать, что же было дальше. Он продолжал: "Через 5 секунд пожар прекратился. Даже дюжина пожарных машин не справилась бы с этим". Говоря это, он пригласил нас следовать за ним, чтобы взглянуть на бамбуковый куст. Нас ожидало чудо, и мы склонились перед ним. У каждого отдельного бамбука, примерно на высоте 18 футов от земли, торчала черная обуглившаяся верхушка, и это ясно показывало, что огонь мгновенно, без секунды промедления, покорился Воле Саи, который откликнулся на мольбу (Любящий Бог, с. 332,333).
"Моя жена Виктория очень испугалась и пришла в сильное волнение, но в то же время она не могла поверить, что Баба позволит уничтожить "Его" дом, прежде чем хотя бы раз посетит его. Как раз в разгар этих тревог, когда каждый день можно было ожидать, что наш дом рухнет с холма в море, я запланировал поездку в центры Саи Бабы на среднем западе, на юге и на востоке побережья. Было, наверное, жестоко оставить Викторию одну перед лицом опасности, но у нас обоих была уверенность: Баба успеет прийти на помощь. И я уехал. Вернувшись, я увидел, что наш дом стоит на своем месте!
Виктория рассказала мне, что еще два дома, к северу от нашего, были частично разрушены. Тогда я спросил, что же происходило у нас. Вместо ответа она привела меня на террасу и объяснила, почему наш дом остался невредимым. Оказавшись в одиночестве, Виктория продолжала молиться Бабе, но также и предприняла меры. Из своей бесценной коллекции фотографий Саи она отобрала одну и прикрепила ее к окну, выходящему к морю. На этом снимке, таком близком и дорогом многим из нас, Он стоял, улыбаясь и подняв руку для благословения, ладонью вперед. И теперь Он был там, лицом к морской стихии, с поднятой рукой и с ладонью, повернутой к морю. Улыбка и ласковый взгляд были обращены к Океану, а поднятая ладонь, казалось, увещевала стихию: "Довольно, дитя мое, остановись!"
Для нас нет сомнений, что именно благодаря Саи наш дом и по сей день стоит целый и невредимый. Пласты земли продолжают обрушиваться в воду и приносить новые разрушения, но "дом Саи" остается таким, как был, и ждет приезда нашего возлюбленного Господа" (Мой Баба и я, с. 41,42).
Баба ответил: "Они плачут, потому что Я отверг их".
Я сказал: "Плачут?! Свами! Ты хочешь сказать, что неодушевленные одежды способны чувствовать?"
Теперь предоставим Бабе самому продолжать рассказ (он был опубликован в т.6 серии "Сатья Саи говорит" как фрагмент Беседы в Прашанти Нилаяме):
"Все имеет причину, какой бы случайной или таинственной она ни казалась. Корни залегают глубоко и скрыты от глаз. Я уже говорил об этом Хислопу в Бомбее, в Дхармакшетре. Мост через пролив к Шри Ланке был сооружен для того, чтобы Рама и Его воинство смогли перейти по нему в царство царя-демона Раваны, где находилась в заточении Сита. Отважные обезьяны сваливали горы и, держа их на плечах, совершали огромные прыжки и сбрасывали их в море, чтобы проложить путь Раме! Обезьяны выстроились в ряд на всем пути от Гималаев до Южного побережья, откуда очень быстро шла прокладка моста, а когда работа была закончена, по рядам пронеслась весть, что горных вершин больше не нужно, и тогда все обезьяны сбросили на землю свой груз, лежавший у них на плечах.
Но один горный пик не примирился с этим и начал клясть свою судьбу! "Зачем же меня сдвинули с места, где я стоял, а теперь отказались от меня? Увы! Я так гордился, что мне выпала удача послужить божественному Промыслу, я был переполнен радостью, зная, что войско Рамы и сам Рама пройдут через меня. Теперь же я никому не нужен". И у него ручьем потекли слезы. Рама, узнав об этом, проявил сострадание. Он сказал, что в своем следующем воплощении, когда Он, приняв человеческий облик, вновь придет со своей миссией, Он непременно облагодетельствует скорбящий горный пик. Этот самый пик и был пиком Говардханой, который Рама (будучи мальчиком-Кришной) водрузил на свой палец и держал высоко поднятым целых семь дней, чтобы защитить пастухов Гокулама от дождя, который Индра наслал на них!
Я рассказал эту историю Хислопу, когда он спросил меня, испытывают ли неодушевленные предметы чувство разочарования и отчаяния. А случай в Дхармакшетре был такой: Я попросил, чтобы принесли сотню сари, из которых я мог бы выбрать примерно девяносто штук для работниц, помогавших на строительстве колледжа Сатья Саи в Анантапуре. Я отобрал 96 сари, а 4 попросил вернуть в магазин; Я отложил их в сторону, а 96 были отнесены в мою комнату. Позднее, когда Я подошел к столу, где в картонной коробке лежали четыре отвергнутых сари (Хислоп стоял у стола), было замечено, что из коробки текли слезы! Сари плакали оттого, что не получили Моего одобрения и оказались ненужными. Да! Они лили слезы. Вы спросите, возможно ли это. Я отвечу: в этом мире нет ничего, что не обладало бы сердцем и не способно было бы ощущать радость или горе! Только нужно иметь глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, сердце, чтобы сострадать".
Когда в Дхармакшетре, в Бомбее, Баба закончил свой рассказ о горном пике во времена Рамы (около 10 000 лет назад) и о пике Говардхане во времена Шри Кришны (около 5000 лет назад), я воскликнул: "Свами! Сегодня в этой комнате разыгралась та же драма, которая сначала разыгрывалась во времена Рамы, а затем при Кришне!"
Баба ответил: "Да, и с тем же самым Рамой, и с тем же самым Кришной - здесь, сегодня, в этой комнате!"
Так же, как в случае с отвергнутым горным пиком, Баба проявил сострадание к отвергнутым сари: они были подарены дамам на приеме у Бабы. Моя жена получила одно из этих сари, и оно ей очень понравилось! (Мой Баба и я, с. 22-24).
Был среди них коренастый молодой американец с темной клинообразной бородкой, который рассказал мне следующее: "Я стал слышать голоса, призывавшие меня издеваться над людьми, убивать, насиловать молодых девушек. Мне казалось, что вокруг меня и внутри меня поселились демоны! Это было ужасно!
Я приехал в Прашанти Нилаям и провел здесь в ожидании много часов, сидя день за днем в "линиях" даршана. Баба не дал мне ни одного интервью. Однако все это время я ощущал Его незримую помощь. Он прогнал голоса. Я внутренне очистился. Я вылечился - навсегда!"
Высокий голубоглазый Дэвид Андерсон из Нью-Йорка, еще будучи студентом, разочаровался в жизни, ощущая кругом пустоту и ложь. Он бросил колледж и пытался найти спасение в сексе и наркотиках. Но этот дурман действовал недолго; наступившая после него пустота была еще ужаснее, чем прежде.
Первым его шагом на пути к духовности была встреча с Рам Дасом (доктором Ричардом Элпертом, в прошлом психологом в Гарвардском университете), который в свое время использовал те же "спасительные" средства, что и Дэвид, только в больших дозах, но, благодаря встрече с индийским гуру, он нашел истинный путь к открытию высших уровней сознания.
После долгих бесед с Дэвидом Ричард Элперт направил его в нью-йоркский центр Хилды Чарлтон. Там он слушал вдохновляющие беседы, медитировал и получил духовный опыт, приведший его к Бабе. Он оставался в Индии целый год, затем возвратился в Америку, работал, скопил достаточно денег, чтобы вновь приехать в ашрам Бабы. Там он жил уже шесть месяцев, когда в 1974 году я познакомился с ним.
Во время пребывания в ашраме у него было совсем мало внешних контактов со Свами: одно групповое интервью, когда он не имел никакого личного общения с Бабой, и несколько слов, непосредственно сказанных ему Свами во время даршана. Несмотря на это, Дэвид, по его собственным словам, стал ощущать способность Бабы узнавать его невысказанные мысли и планы: "Я постепенно пришел к пониманию, что самое важное, что со мной происходит, связано с внутренней, духовной жизнью".
И все же были моменты, когда Дэвид сердился на Свами за то, что Он уделяет ему внешне так мало внимания, и тогда молодой человек принимал решение покинуть ашрам. Но что-то глубоко внутри него говорило ему, что Баба действует правильно и что бежать отсюда было бы просто душевной слабостью. Строгость Бабы помогла ему прийти к следующему выводу: ключом ко всему здесь является Любовь, Любовь с большой буквы. Если ты чувствуешь эту любовь, не имеет значения, взглянул ли на тебя Баба или нет - тебе все равно откроется то, что единственно важно. Без любви, имея даже миллион интервью, ты уедешь ни с чем.
Ричард Бейер, молодой человек с тонким и умным лицом, был тоже среди тех, кто никогда не получал интервью, хотя он и провел в ашраме много времени. Он любил записывать свои мысли, и вот что он, в частности, записал: "Баба никогда не давал мне уроков - в обычном смысле этого слова - в области философии или религии; меня не посвящали в какую-либо религиозную практику, не определяли каких-то строгих правил, по которым я должен был жить. Вместо этого я учился, наблюдая за Свами. Я научился понимать, что такие качества, как сострадание, способность прощать, праведность, справедливость и миролюбие, проистекают из внутреннего источника и что каждый человек должен работать над собой, чтобы открыть их в себе.
Баба давал мне уроки, позволяя наблюдать, как изливает Он свою любовь на человечество, и давая мне вдохновение и силу обрести внутреннее зрение. Я понял, что Баба может вести нас к нашей собственной Божественной сущности, но что достижение ее зависит только от нас самих (Саи Баба Аватар, с. 98-100).
Вот рассказ Джоэла:
"Диана пару раз ездила в Индию со своей матерью, Анализой, после чего они только и говорили, что о чудесах Саи Бабы. Мне казалось, что они обе сошли с ума или близки к этому, и я стал серьезно думать о разводе. Останавливала меня только мысль о моей дочке Крисси. Но, прежде чем принять кардинальные меры, я решил, что сам поеду в Индию и своими глазами посмотрю на этого субъекта, Саи Бабу. Мои родители были цирковыми артистами, и я, можно сказать, вырос в цирке. Меня, как и старика Орсона Уэллса, больше всего интересовали фокусы и то, что стоит за всеми этими сценическими трюками. Я представил себе, что даже если этот тип в Индии был бы вторым Гудини, я все равно смогу вывести его на чистую воду и доказать, что он просто фокусник, а не святой, творящий чудеса.
Перед отъездом из Голливуда я сидел за ланчем с одной "важной" персоной и, чтобы развлечь его, рассказал, что я собираюсь предпринять. Он что-то слышал о Саи Бабе или читал о нем, может быть, в книжке Шульмана и в вашей книжке, во всяком случае он спросил меня: "Что же ты собираешься попросить у него?" И мне вдруг пришла в голову мысль: "Говорят, что этот субъект, Саи Баба, - сам Бог, вот я и попрошу у него что-нибудь такое, что может сделать только Бог, например - радугу"...
Он рассмеялся, и мы стали говорить о другом. Я же твердо решил, о чем буду просить Бабу".
- Знал ли ваш приятель кого-либо из преданных Бабы в Калифорнии?
Джоуэл усмехнулся.
- Я позднее спросил его об этом по той же причине, по какой вы сейчас спрашиваете меня. Нет, он никого не знал. Он живет совсем в другом мире, поэтому вероятность того, что кто-то передал наш с ним разговор Бабе, исключается.
"Так или иначе, через несколько дней после этого я вылетел в Индию вместе с Дианой и Крисси. Мы прибыли в Путтапарти утром; выйдя уже через час на прогулку, мы поднялись на холм за госпиталем; было так жарко и душно, что нам хотелось глотнуть свежего воздуха. Мы сели на камни и оттуда смотрели на деревню, выглядевшую унылой и иссохшей, - при одном взгляде на нее я почувствовал себя обезвоженным.
И тут на небе, на западе, появилась яркая радуга. Удивительно, подумал я, откуда взяться радуге, когда в воздухе нет ни капли воды? Поразило меня и то, что радуга была не дугообразной, как обычно, а стояла в небе прямо, как колонна. Мне стало немного не по себе. Неужели этот субъект слышал мои слова, сказанные в Америке, и вызвал к жизни это явление?
Затем краски радуги, начиная с основания, стали бледнеть, а я почувствовал, что мне надо выпить, но в Путтапарти наверняка не достать спиртного, а вся вода в это время года - теплая".
- Увидела ли радугу Диана и знала ли она, о чем вы грозились попросить Бабу?
- Да, я упоминал об этом, когда мы летели в самолете. Она, конечно же, видела радугу - спросите ее сами.
- А что же было потом?
- Мы спустились с холма и узнали, что Саи хочет видеть нас. Диану это взволновало гораздо больше, чем радуга, но мне казалось естественным, что, поскольку мы совершили такой долгий путь, он пригласил нас в этот же день.
"Когда мы вошли в комнату для интервью, первые слова Саи чуть не сбили меня с ног: "Ну, субъект, как тебе понравилась твоя радуга?"
Я был так ошарашен, что не мог выдавить из себя ни слова. Он знал, как я называл его и о чем я собирался просить его - и сотворил эту радугу в небе! Моя голова была готова взорваться!
Я сел вместе с другими на пол, едва слыша его и не понимая, о чем он говорит. Мой ум метался, как крыса в ловушке, стремясь найти обратный путь в мир здравого смысла. Хорошо, допустим, что он умел читать мысли - ведь телепатия существует, это научно доказано. Радуга же могла быть галлюцинацией, или же я был просто загипнотизирован.
И я подумал: "Предложу-ка я ему еще одну задачу, попрошу его дать мне какой-нибудь свежий фрукт - здесь, сейчас, в этой комнате".
Через несколько минут после того, как у меня мелькнула эта мысль, Свами, прервав беседу, покрутил в воздухе рукой в своей обычной манере. Когда же он поднял руку, я увидел в ней свежую фигу, лежащую на его ладони. Он протянул ее мне, не говоря ни слова.
Я ее потом съел. Она была такая свежая, будто ее только что сорвали, а фиги в это время года не созревают, да и вообще, как я позднее узнал, они в этих местах не растут.
Право же, я устал от американской мышиной возни, и Свами дал мне приют. Мы ведь действительно находимся на грани великой депрессии. К чему сидеть и ждать развала демократии? (Саи Баба Аватар, с.39-41).
Вскоре Айзек сумел заключить договор об экранизации книги и пустился в путешествие по миру, чтобы собрать документальный материал. Он побывал в университетах, где проводилось изучение паранормальных явлений и, в частности, в Герцогском университете в Северной Каролине. Наконец, он отправился в Индию, имея при себе "список" гуру и святых, с которыми он хотел бы поговорить. Имени Свами в этом списке не значилось. Приехав в Аурагабад, Айзек остановился в отеле. Войдя в вестибюль, он вновь услышал голос. И голос в этот раз сказал: "Наконец ты приехал, я ждал тебя". Он поднял глаза и увидел портрет человека с пышной шапкой волос. Он спросил у клерка, кто этот человек. Клерк с нежностью в голосе ответил: "Это наше национальное достояние, Сатья Саи Баба".
Доверившись своему внутреннему голосу, Айзек поехал к Саи. Одетый в черный костюм, он стоял у стены позади сотен людей, сидящих у мандира в ожидании даршана, и ждал появления Свами. Свами прошел сквозь толпу и приблизился к Айзеку. Он взмахнул рукой знакомым круговым движением, произвел вибхути и насыпал его в руку Айзека. "Съешь его, это очень вкусно!" - велел Свами, и Айзек повиновался Ему.
В ашраме Айзек стал привычной мишенью для шуток. Все знали, что он приезжает сюда снова и снова, а желанного интервью так и не дождался. Наконец, когда в шестнадцатый раз он предстал перед Аватаром, Свами одарил его интервью. Когда Свами пригласил его в комнату для интервью, Айзек все время оглядывался назад, так как думал, что Свами зовет кого-то другого, а не его. Войдя в комнату, Свами посмотрел на Айзека и сказал: "Я дважды спасал жизнь этому человеку, не так ли?" Удивленный и испуганный, Айзек пробормотал: "Да". Свами наклонился к нему и шепнул: "И еще много раз".
Управляя в течение нескольких лет сетью рок-кафе и превратив это дело в огромное международное предприятие, Айзек пришел к выводу, что подобная деятельность слишком тяжела для него, как физически, так и морально, и решил присоединить свои кафе к Организации тяжелого рока. Когда переговоры о продаже были завершены, оказалось, что его доля равнялась 108 миллионам долларов! Но ведь это число соответствовало 108 именам Аватара. Свами сказал Айзеку, что тяжелый рок принадлежит Ему.
Перед нами живой пример того, как человек, целиком подчинившись Свами, полностью преобразился - и ради себя самого и во имя других людей. Процесс преображения труден, но полон блаженства и радости (Шри Сатья Саи Баба, Божественное послание, 13 марта 1997 г.).
"Дхарма в наши дни остается мечтой, но при истинном воодушевлении, чистоте помыслов и добрых взаимоотношениях она возьмет свое, и преданные будут постигать дхарму, говорить о ней и проводить ее в действие. Свами расскажет вам, как Айзек Тайгретт, один из Его преданных, смог управлять питейными заведениями, кафе и барами с помощью девиза "Люби всех, служи всем". Рок-кафе с портретами Свами на стенах и с обслуживающим персоналом, который по настоянию Айзека исполнял свою работу честно и с любовью, стали "островами света в океане тьмы". Свами дал Айзеку девиз для его рок-кафе "Люби всех, служи всем", который Айзек отпечатал на тысячах спичечных коробков, футболках и других предметах массового спроса.
"Случай с Айзеком Тайгреттом говорит о том, что люди, живущие во тьме, могут пробиться к свету и воспринимать божественное как в радости, так и в печали. "Люби всех, служи всем" - следуя этому девизу, все преданные почувствуют, как уходит горе и приходит радость и как человечность вырастает в беспредельную божественность, а сами преданные погружаются в необъятное море блаженства. (Послание, 12 марта 1997 г.)
В дни празднеств Гита выглядит гордо и величаво. Великолепно украшенная, она становится участницей церемониальных процессий, пышность и торжественность которых воскрешает в памяти великое прошлое Индии. Когда праздники проводятся в Бриндаване, Гита совершает долгий, в несколько дней переход из Прашанти Нилаяма. Придя в Бриндаван, она некоторое время находится на территории парка, где живет семья меньших братьев Бабы: буйволов, коров, оленей, обезьян, собак, птиц и кобр. Гита игрива и добродушна за исключением лишь тех моментов, когда она ждет появления Бабы. Больше всего она любит играть со старой автомобильной шиной. В эту игру вступают с ней студенты колледжа, когда им случается быть поблизости. Они со всей силы катят шину ей навстречу, а она, издавая трубные звуки, азартно бросается на нее, подбрасывает и бегает вокруг, выказывая при этом резвость, совсем не соответствующую ее солидному весу.
Историю Гиты я узнал в один из дней пребывания в Прашанти Нилаяме. Гита живет в Гокуламе - на молочной ферме Бабы, которая снабжает свежим молоком ашрам и прилегающую к нему деревню Путтапарти.
Как-то раз, когда проверка стада закончилась и мы собрались уезжать, я, как полагалось, залез в джип первым, чтобы, как только Баба сядет в машину, шофер мог тут же двинуться в путь. Но на этот раз Баба не спешил садиться, так как Гита узнала о Его присутствии и быстро устремилась к Нему. Баба подождал ее, потрепал по хоботу, поговорил с ней, дал бананов, которые кто-то принес с собой. Он собрался уже сесть в машину, но Гита подняла шум, и Он, снова обернувшись к ней, погладил ее. "Смотри, - сказал он мне, - она плачет. Она говорит: "Свами, не уходи, побудь со мной подольше".
И правда, когда я взглянул на нее, крупные слезы текли из ее глаз. Машина тронулась, и я сказал Бабе: "Свами, люди говорят, что в своей прошлой жизни Гита была индийской принцессой, настолько преданной Бабе, что ей захотелось родиться животным только для того, чтобы быть ближе к Тебе. Правда ли это?"
Баба ответил: "Нет, это не так. Гита никогда не была человеком. Но в следующем своем рождении она будет человеческим существом (Мой Баба и я, с. 52-53).
Иногда Саи по пути в Гокулам проезжал мимо цветущего загона Гиты и махал ей рукой. Гита бросалась к воротам, кланялась и вытягивала хобот, чтобы приветствовать своего обожаемого Свами. Я наблюдал это много раз в течении двух месяцев, которые я провел в ашраме. Иногда Гита выражала свою любовь трубными звуками, посылая их далеко за пределы своих маленьких джунглей.
Бывали дни, когда Свами, проезжая мимо, не смотрел в ее сторону, но верная слониха все равно стояла у дороги, опустившись на колени и протянув вперед хобот, славя божественного хозяина, когда Его автомобиль медленно удалялся. Служитель Гиты усердно за ней ухаживал. Каждый день ее мыли, на ее большой лоб наносили индийские узоры, обычно белой краской, на ее шее свободно висел медный колокольчик. Пунцовые гирлянды бугенвиллий украшали забор вокруг ее загона.
Однажды утром я, как обычно, помахал служителю и поднял вверх мой гостинец - связку бананов. Он помахал мне в ответ, подошел к воротам, взял у меня фрукты и сказал:
- Боюсь, вам сегодня не придется покормить Гиту.
Я спросил:
- Она заболела?
- Нет, нет, - был ответ. - Свами может сегодня остановиться. Он и покормит ее этими бананами.
Я подумал про себя: "Я бываю здесь почти каждый день, и Свами ни разу не останавливался, чтобы покормить ее. Иногда он даже не смотрит в ее сторону. У этого человека, должно быть, разыгралось воображение". Я даже предположил, что служитель сам хочет съесть эти бананы.
Как только эта мысль мелькнула у меня в голове, к воротам примчался студент, одетый в чистый белый костюм, и крикнул смотрителю слонихи, что Свами уже на пути сюда.
Служитель быстро протер Гите хобот, поправил колокольчик на шее и вместе с ней подошел к воротам. Он открыл их и она ступила на песчаную обочину, с нетерпением ожидая Свами.
Она низко склонилась и громко протрубила, когда красный автомобиль остановился перед ней. Открылась дверца и Свами вышел из машины. Он обнял ее хобот обеими руками, и Гита в экстазе закрыла глаза. Он взял бананы и скормил ей их один за другим, и пока она ела, Он гладил ее хобот.
У меня перехватило дух. Как же служитель узнал, что Свами в этот день приедет сюда?
Слегка подтолкнув меня, погонщик указал на фотоаппарат, висевший у меня на плече, а затем на Свами, намекая, чтобы я не упустил шанс сделать снимки.
Невозможно выразить, что происходило в тот день между Богом и животным, но любовь, которая соединяла их, была восхитительной.
Когда машина Свами исчезла из виду, я обернулся к служителю чуть ли не в истерике: "Как ты узнал, что Свами остановится здесь и будет кормить Гиту?" Этот человек мягко ответил мне: "Я не знал. Все, что я знал - это то, что Гита нуждалась в близости Свами. Она очень долго ждала Его. Бог дает каждому из нас то, что нам нужно, не только людям, но и любому живому существу. Каждое создание в Его всеведущих руках".
Мы все должны быть, как эта слониха - всегда готовыми, всегда на страже, ловя каждую возможность прославлять божественное, не только в Свами, но и в каждом человеке, в каждой частице природы, с которой мы соприкасаемся в нашей жизни. Мы должны бежать к воротам и преданно ждать ответа на нашу молитву. Низко склонившись, будем, каждый по-своему, трубными звуками, выражать свою преданность Свами - своей садханой. Когда Он придет, мы должны быть к этому готовы, а Он знает, когда нужно прийти. Спросите Саи Гиту - она вам скажет!" (Санатана Сарати, октябрь 1989 г., с.272,273, Джой Зейглер, США).
Комментариев нет:
Отправить комментарий