Послесловие к книге “Бхагавад Гита. От страха и страданий к свободе и бессмертию” Д. Хоули
Книга ”Бхагавад Гита. От страха и страданий к свободе и бессмертию” американского писателя Джека Хоули является прекрасным переложением на доступный и понятный любому язык великого памятника индийской священной мысли – Бхагавад Гиты. Работая над этой книгой, автор проделал огромный труд и изучил около 41 перевода этой священной книги и комментариев к ней. В послесловии автор делится бесценным опытом духовной силы, которую он и его жена приобрели в процессе погружения в Гиту, и о том, как священная книга помогла им преодолеть тяжелый удар судьбы.
Все новые возвращения
В нашем сложном, постоянно меняющемся мире одно дело – иметь благие намерения и совсем другое – воплощать их в жизнь. Одна за другой набегают волны перемен, изменяется наше окружение и внутреннее состояние, и мы обнаруживаем себя совсем не там, где были прежде. Что в одной ситуации казалось кристально ясным, в другой – делается туманным. И мы забываем, мы теряем ориентиры, наша сила постепенно иссякает. Так было с Арджуной. Так бывает со всеми нами.
Но когда мы вновь и вновь перечитываем Гиту – как и следует поступать со всеми священными текстами, – слова прорастают в нас. Поначалу нас заинтересовывает содержащееся в ней учение, затем увлекают его высокие идеалы. Через какое-то время ее чтение превращается в реальное переживание тех глубоких истин, что в ней заключены. И так повторяется всякой раз, когда мы открываем этот древний путеводитель. Подобно прекрасной песне, Гита становится тем больше наполнена смыслом, тем милее для нас, чем больше мы к ней возвращаемся. Заключенные в ней истины постепенно, неуклонно просачиваются в нашу самую сокровенную суть, начинают определять и направлять все мысли и поступки. Мы словно становимся частью Гиты, а она – частью нас.
Полностью поглощая нас, это изумительное древнее писание открывает нам источник духовной энергии. Неосознанно, почти естественно мы начинаем следовать в жизни ее учению. Мы фактически становимся, по крайней мере, в эти моменты, такими, какими велит быть Гита, – более спокойными, больше сознающими в себе высшую Сущность, более деятельными и, вместе с тем, более бескорыстными, более доброжелательными, более удачливыми и в конечном счете – больше уподобляемся Богу.
«Замените треволнения мира мыслями о Божестве»
То, что случилось с нами во время последней поездки в Индию, показывает, каким образом погружение в Гиту (или любое другое возвышенное и священное послание) влияет на жизнь человека.
После 23-часового перелета и 12-часового ожидания в аэропорту, оставив позади 13 временных поясов и скачок во времени, в мгновение ока прибавивший к нашей жизни еще одни сутки, мы наконец прибыли в небольшой аэропорт в Путтапарти. Уставшие и еще не совсем пришедшие в себя, мы были тем не менее рады, что оказались «дома». Луиза напоминала маленькую девочку, вернувшуюся из летнего лагеря. Был конец августа. Мы собирались, как обычно, провести здесь шесть месяцев со Свами (Сатья Саи Бабой).
Мы включились в жизнь ашрама, и я полностью погрузился в работу над этой книгой. Что касается Луизы, которая прежде никогда не была домоседкой, то она охотно вошла в роль жены писателя, которая, по ее словам, сводилась к тому, чтобы «хозяйничать в окружающем пространстве, наполняя его любовью». Выражалось это в том, что она неслышно двигалась по нашей маленькой квартирке, прибирая, готовя еду, следя, чтобы «пространство» благоприятствовало моей работе.
Вечерами она с энтузиазмом просматривала вместе со мной написанное за день. Таким образом, мы с головой погрузились в Гиту: каждый миг, каждый день и час – день за днем – мы ели, спали, дышали с Гитой, углубляясь в это древнее учение, чтобы подать его наилучшим образом западному читателю. Дни бежали незаметно и однообразно.
Но этот спокойный порядок был внезапно опрокинут в конце сентября тем, что случилось с Луизой. Мы сидели за вторым завтраком. Вдруг ее речь сделалась невнятной, взгляд обессмыслился, голова опрокинулась набок. Язык, вместе с едой, вывалился у нее изо рта; каждый вдох сопровождался каким-то скрежещущим звуком. Я обнял ее, стараясь влить силу в ее маленькое тело, не понимая, что с ней происходит и что предпринять. Вызвать медицинскую помощь? Каким образом? Здесь нет службы 911! Куда звонить? Мы на четвертом этаже без лифта; как я спущу ее вниз с лестницы?
Спустя несколько минут она, похоже, начала приходить в себя. Может быть, с надеждой подумал я, это был просто проходящий приступ. Но когда она опомнилась и начала со мною разговаривать, волна дурноты накрыла ее снова, на этот раз окончательно. «Милая, милая, любимая моя Луиза, – шептал я, держа ее в объятиях, – что же это с тобой такое?»
Наш сосед, кардиолог из новой больницы, что находилась на той же улице, срочно поместил ее в палату интенсивной терапии и начал процедуры, которым подвергают людей, перенесших удар. Она то впадала в забытье, то снова приходила в себя, но сознание, казалось, к ней вернулось. Однако мозг ее не способен был нормально работать, и она не могла двигаться прямо, также бездействовали левая нога и правая рука.
Я сидел на складном металлическом стуле, придвинутом к самой ее кровати. Потолки в новом больничном здании были очень высокими, и казалось, что этот избыток пространства способствует исцелению. Ее глаза были закрыты. Сестры, что неслышно сновали по большой затемненной палате в своих форменных сестринских шапочках, усиливали ощущение царящего здесь покоя.
Сидя так в тишине, я подумал словами Кришны из двенадцатой главы:
«Принимай удары судьбы так, словно это скрытое благословение… Что бы ни случилось с тобою – хорошее или дурное, – оставайся бесстрастным»
\См. глава 12!\
В один из периодов ясного сознания Луиза открыла глаза. «Привет», – удалось выговорить ей, хотя и с трудом. Я взял ее руку. «Мы должны принять это как дар, Уиз, – сказал я, не вполне еще понимая смысл своих слов. – Мы должны видеть в этом одно из тех скрытых благословений». «Да», – сказала она. Несколько минут мы молчали, потом ее накрыло очередной волной забытья.
«Дар»? Что я этим хотел сказать? В голове все настойчивее звучало слово «приятие». Я вновь и вновь повторял его про себя: «приятие… приятие… приятие». И с каждым разом оно получало все большую силу.
После этого я вдруг понял, что чувствую себя значительно лучше; что у меня появились силы, чтобы пережить этот кризис. Еще меня немного удивило то, что всякая тревога прошла. Вместо этого я чувствовал покой, почти смирение. Я испытал какую-то тихую радость. Радость? В такую минуту? В этом чувстве совсем не было ликования, и однако оно осознавалось внутренне как радость. Возможно, это и есть блаженство, подумал я.
«Зона Прасада»
Внезапно я понял: все, что происходит с ней (с нами) сейчас – или когда бы то ни было, – есть часть вселенского замысла. Я понял, что каким бы ни представлялся нам исход событий, все должно кончиться хорошо. Я не просто желал, чтобы так было. Я это знал и знал наверняка. Это было ощутимым, оно было частью моего физического существа. И я ни минуты не сомневался в нем ни умом, ни сердцем.
Позже я описал это чувство уверенности как «Зону Прасада». Прасад означает на санскрите «дар» или «милость». Позже я узнал, что прасад также означает «Божественная милость», а также «очищаться и успокаиваться». Все это соответствует тому, что я испытал.
Мало того, я сам стал покоем, который дается Божеством. От моего беспокойства не осталось и следа. Значит ли это, что в такие моменты я был Божеством? Кришна, вероятно, так и сказал бы.
Ни одна дурная мысль не посетила меня. Отчужденно я сознавал всевозможные «а если…» (А если она не выкарабкается? А если она останется инвалидом? А если у меня не хватит сил?), но эти сомнения в собственных силах так и не оформились в нечто определенное. Подобно стае волков, стерегущей меня в темноте, за пределами круга, освещенного моим светом, они готовы были напасть, – но поскольку я не давал воли этим дурным мыслям, то они и не смогли ко мне подступиться.
Так вот, в «реальном» мире здесь, на Западе, осаждаемом со всех сторон внушенными нам страхами в ожидании одиннадцатичасовых новостей, трудно представить себе состояние, до такой степени свободное от всего отрицательного. Но там, в той Зоне – я его пережил. Мне было ясно, что моя задача в данный момент – принять, и притом с благодарностью, все произошедшее и исполнить свой долг, не падая духом и не заботясь о будущем.
Эта аура гармонического приятия совершенно меня поглотила. Ничто во внешнем мире больше меня не беспокоило – ни тропическая жара, ни отключения электричества ранним утром, когда я вставал затемно, спеша побриться и быстрее попасть в больницу, ни ускользающие из-под носа такси, ни пропущенные завтраки, обеды и ужины; ничто из обыденных неприятностей не могло помешать этому состоянию покоя.
Но главное: Луиза оказалась в той же самой Зоне! В ее случае это выражалось в совершенной уверенности, что все будет очень хорошо и нет ни малейшей нужды беспокоиться о себе и своем теле. Хотя она была привязана ко всей этой современной медицинской аппаратуре – трубкам, мониторам, капельницам, томографам и тому подобному, – она не уделяла ни внимания, ни сил своему физическому состоянию. Она наблюдала с отчужденным интересом и принимала необходимое участие в происходящем, но все это ее совершенно не трогало. Ни страха, ни жалости к себе; она все время была в хорошем расположении духа, и это создавало необходимые условия для того, чтобы целительная энергия ее тела выполнила свою работу.
Казалось, уроки «Гиты» ожили; казалось, сам Кришна сошел со страниц книги, чтобы о нас позаботиться, – напоминая нам, во второй главе, чтобы нас
«не тревожили скорби и превратности»
\См. гл.2!\.
Или наш Свами, Сатья Саи Баба (кого миллионы людей считают аватаром нашей эпохи, современным воплощением Кришны) протянул нам руку, чтобы тронуть наши сердца и освободить нас от страданий и тревог. Или, быть может, мы и впрямь достигли, как учит нас Гита, безмятежности, каковая, как нам теперь известно, есть Брахман, Божество.
Теперь, оглядываясь назад, мы понимаем, что решающую роль сыграла наша погруженность в учение Гиты, а не просто сама Гита. Гита была средством, была нашим вожатым, но духовной силой мы обязаны тому, что слились с нею. Наша исключительная сила питалась тем, что мы реально прожили заключенные в ней истины и на какое-то время сами стали ее уроками.
Несколько месяцев мы провели в этой удивительной Зоне, пока Луиза выходила из тяжелого состояния и начала выздоравливать. Я, как мог, освоил профессию сиделки, а также шеф-повара и посудомойки. Мое основное блюдо – чай с тостами.
Все это время мы находились в такой близости к Божеству, что почти Им стали. Некоторые ошибочно принимали мою безмятежность за шоковое состояние или отказ от реальности, другие замечали, что я «держусь молодцом». Всех удивляло прекрасное состояние Луизы. (Вспоминается старая шутка: «Вы чудно выглядите: должно быть, заболели».) Мы-то знали, что все дело в нашей погруженности в Гиту, но мало кому говорили об этом.
Даже теперь, год спустя, когда Луиза почти полностью выздоровела («чудесным образом», как говорят наши знакомые), Зона все еще с нами. Не так ярко, но она присутствует. Кто знает, возможно, уроки Гиты, будучи единожды восприняты, остаются с нами навсегда.
Вспоминается последнее наставление Кришны:
«А теперь узнай самую сокровенную тайну, внемли высшей из всех истин… Сосредоточь свой разум на Мне… Всем сердцем Мне отдайся. Всегда Меня почитай… растворись во Мне…»
\См. гл. 18!\
В конце этого священного текста неподкупный Санджайя заканчивает свое повествование о беседе Бога с человеком и очевидно, что сам он остается навсегда в нее погружен. Он напоминает себе (и нам), чтобы мы чаще обращались к Божественной Песне, то есть Бхагавад Гите, и радовались ей снова и снова.
Комментариев нет:
Отправить комментарий