пятница, 23 августа 2013 г.

Что общего между психиатрией и духовностью?


4. Первая встреча
Моя первая встреча с Сатья Саи, при всей ее необычности, оказалась лишь одной в ряду ей подобных. Когда мы прилетели в Бомбей, мы узнали, что Сатья Саи будет выступать на бомбейском стадионе, а затем вернется в свою летнюю резиденцию близ Бангалора. Как он будет себя вести? И установятся ли контакты между ним и всем этим множеством людей на стадионе?
В тот день, когда на стадионе должна была состояться торжественная церемония, одна из учениц Сатья Саи пригласила меня отобедать с ней у нее дома, где-то в окрестностях Бомбея. Она сама поехала на стадион заранее, чтобы занять лучшее место, а я все еще чувствовал усталость после долгого перелета и потому решил немного отдохнуть перед тем как поехать на стадион. Она мне объяснила, как туда добраться. Бомбей, надо сказать, это расползшийся гигант с шестимиллионным населением. В этом огромном городе, где-то весьма далеко от стадиона, затерялась маленькая квартирка, в которой я остался отдыхать. Сатья Саи должен был появиться на стадионе в шесть часов вечера. Около половины шестого я вышел на улицу, чтобы взять такси и поехать на стадион.
Когда я выходил из дома, я заметил, что какие-то люди расстилают перед входом вытертую красную дорожку и вешают над дверью гирлянды из цветов. Я остановился и спросил, в честь чего они это делают. Ответ, брошенный мимоходом, - поскольку кто же станет ожидать, что этот человек в европейском платье поймет все значение происходящего, - вызвал у меня жуткое ощущение, будто это уже случалось со мной раньше. Притом, чем больше я думал, тем больше мной овладевало смятение. Неужели именно в этот дом собирается приехать Сатья Саи? Похоже, что так, - он хочет навестить своего ученика, проживающего на девятом этаже.
Какое поразительное совпадение! Хотя, впрочем, маловероятно. Просто выдаю желаемое за действительное. Здесь горстка людей расстилает на земле вытертую красную дорожку, а там, на стадионе, его ожидают десятки тысяч. Как глупо даже предполагать, что Сатья Саи приедет сюда. Впрочем, к этому времени мой взгляд на вещи стал менее однозначным, так что я мог допустить, что в этом мире, столь не похожем на мой собственный, может произойти все, что угодно. Поэтому я решил немного подождать и посмотреть, что же будет. Мне сказали, как пройти в квартиру на девятом этаже. Там я увидел несколько индусов среднего возраста и их детей-подростков. Ни молодежи, ни европейцев или американцев среди собравшихся не было.
Человек, стоявший у двери, заверил меня, что они в самом деле, ожидают приезда Сатья Саи. Так сказала ему хозяйка дома, так что остается только проявить немного терпения. Я посмотрел на часы - через пятнадцать минут Сатья Саи появится на стадионе. Вот уж, поистине, кто выдает желаемое за действительное. Так, видно, и родились все истории о Сатья Саи. Какая глупость допускать даже мысль о том, что из всего Бомбея он выберет именно тот дом, где, по чистой случайности, я нахожусь в эту минуту; и что это должно произойти лишь за несколько минут до того момента, когда все ждут его появления на стадионе.
Я спустился по лестнице и пошел к стоянке такси. Потом остановился и постоял в нерешительности - ехать или оставаться? Логика подсказывает, что надо ехать на стадион. Сатья Саи должен появиться там минут через десять. Однако... Как было бы замечательно увидеть его здесь, притом вблизи, а не на стадионе среди криков толпы и всеобщего столпотворения. С тобой, Сэм, творится что-то странное, - подумал я,- если ты всерьез расчитываешь на такое невероятное совпадение.
И тем не менее, только я открыл дверцу такси, как в метре от меня проехала белая машина и мелькнуло приметное оранжевое облачение и буйная копна волос. Я понял, что Сатья Саи, в самом деле, едет в квартиру на девятом этаже. Прежде чем я успел что-нибудь сообразить, я уже мчался, как безумный, вслед за белой машиной.
Я резко, чуть не на полушаге остановился, - вот и ты становишься религиозным фанатиком. Я напомнил себе, что я в сущности, не верю в Сатья Саи. Это, конечно, поразительное совпадение. Однако куда разумней действовать осмотрительно, а не отдаваться, очертя голову, на волю нахлынувших эмоций... Я опять поднялся на лифте на девятый этаж и увидел, что Сатья Саи находится в задней комнате, а все люди молчаливо ждут, когда он вновь к ним выйдет.
Некоторые приверженцы Сатья Саи говорили мне, что они почувствовали его Божественность с первого момента, как увидели его. Я слышал также, что, случается, люди, впервые встретившись с ним лицом к лицу, теряют сознание или же испытывают сильнейшее эмоциональное потрясение. Я с интересом ждал... И вот он появился - изящный, улыбающийся, лучезарный. Кивнул каждому головой. Он производил впечатление человека, в высшей степени уверенного в себе - огромное самообладание, сдержанность и очень плавные, изящные движения. Он был строен, а ростом лишь немногим более пяти футов. Никаких сильных эмоций я не испытал. Я подумал также, что он ничем особым не примечателен. Я видел многих артистов и музыкантов, которые держались с таким же достоинством и вызывали не меньшее уважение. Кроме того, я имел возможность наблюдать моих достойных учителей и профессоров.
Все люди, которые там были, старались протиснуться к нему поближе, прикоснуться к его ногам. Мне было стыдно подумать о том, чтобы участвовать в такого рода спектакле. Поэтому я стоял в стороне и наблюдал. Он подошел к одному из мужчин, что-то ему сказал и быстро пошел к лифту. Весь визит продолжался не более двух-трех минут.
По дороге на стадион я размышлял о вероятности такой вот случайной встречи. Я уверен, что приверженец Сатья Саи счел бы это доказательством того, что Сатья Саи руководит людьми, направляет их жизни. Однако для человека, который верит в случайности, это было совпадением - достаточно невероятным, но все-таки лишь совпадением.
Я приехал на стадион слишком поздно, чтобы попасть вовнутрь, и мне пришлось довольствоваться тем, что можно было видеть сквозь решетку входных ворот. Далеко, в другом конце стадиона, я увидел Сатья Саи. Он делал медленные кругообразные движения повернутой вверх ладонью правой руки, чуть воздевая ее кверху и как бы призывая обратить взоры к небесам. Это продолжалось несколько секунд, а потом он вдруг медленно направился в мою сторону.
На его лице изображалось доброе сострадание и любовь и, вместе с тем, глубокая, устремленная куда-то в неведомое, сосредоточенность; и это его выражение выдавало его одновременную принадлежность и этому и иным мирам. У меня появилось такое ощущение, будто он излучает некий внутренний ритм, а также те священные песнопения, которые звучат на стадионе. Люди стали тянуть руки, стараясь прикоснуться к его ногам. Он мягко отступил назад и остановил их жестом руки.
Я видел устремленные на него молящие, искательные глаза, в которых отражалось пламя сокровенных желаний и надежд. Я видел судорожно протянутые к нему руки, которые жаждали соприкосновения с ним. Потом, в каких-нибудь ста метрах от меня, он вдруг повернулся и, даже не взглянув на меня, пошел назад.
Тому, кто живет в мирской суете, одержимость Богом представляется сумасшествием. Тому, кто одержим любовью к Богу, мирская суета представляется безумием, глупостью, заблуждением, слепотой. Из всех видов безумия, которыми одержимо человечество, одержимость Богом является безвредным и самым благотворным.
Господь принимает человеческий облик и ходит по земле, дабы люди могли внимать Ему, лицезреть Его, почитать Его, повиноваться Ему. Он говорит языком людей и действует, как человек, то есть как обыкновенный представитель рода людского. В противном случае, люди не приняли бы Его и стали бы Его отрицать, либо устрашились бы Его и стали бы Его чураться.




5. Из воздуха
Бангалор находился всего в 110 милях от Путтапарти - деревни, в которой родился и вырос Сатья Саи. Однако этот город расположен в горах, на 3 000 футов выше, чем Путтапарти, так что он овевается благословенным горным ветром и отличается вполне умеренной температурой. Путтапарти, напротив, лежит в долине, окруженной горами, которые, словно стенки парового котла, пышут жаром знойного индийского солнца. Температура в тени доходит до 110 или даже 120 градусов по Фаренгейту, и все вокруг жухнет и буквально спекается на солнце. Когда я приехал в Бриндаван, там проводились занятия Духовного семинара. Это летний курс, который был впервые организован в том году, и теперь будет проводиться ежегодно. Для занятий в семинаре в различных колледжах страны были отобраны и уже съехались в Бриндаван 300 лучших студентов. Со всех концов страны приехали, по приглашению Сатья Саи, образованные и энергичные люди, мужчины и женщины, которые будут читать лекции и проводить занятия в Семинаре. В этом обрамлении мне и предстояло видеть Саи в ближайшие две недели. Я буду жить в гостинице в 12-14 милях от Бриндавана и буду каждый день на такси приезжать сюда, чтобы слушать лекции, посвященные индийской истории и духовному наследию Индии. Я смогу часто видеть Саи, потому что он будет присутствовать на лекциях и будет уделять студентам много времени и внимания. Я буду ежедневно обедать вместе с ним и каждый вечер слушать его полуторачасовое выступление.
Я надеялся, что, наблюдая за Сатья Саи и видя его в разных ролях, настроениях, проявлениях, я смогу составить достаточно полную картину того, что представляет собой эта загадочная личность. Я буду смотреть и тщательно, обстоятельно все записывать. Если в нем есть что-либо необычное, глубинное, таинственное, потустороннее, то я, несомненно, смогу в этом убедиться. Я был все еще полон сомнений, но предчувствовал возможность интересных событий впереди. 

14 мая. Бангалор. 7 часов утра.
Любимая!
Я затиснут в душную комнату, полную всякой живности. Черные муравьи на стенах и на полу, запах затхлости и пыли, и дождь за окном. Я уехал из Бомбея, хотя Сатья Саи еще там. Я просто не мог больше выносить эти толпища людей и мои явно безнадежные попытки встретиться с ним. Я надеюсь скоро переехать в другое место, однако Бангалор деловой город, и все отели заполнены.
Саи возвращается сегодня. Я жду этого события со смешанным чувством нетерпения и страха. Я ездил в его ашрам. Это в пятнадцати милях отсюда. Мне нравится ехать на такси и наблюдать здешнюю пьянящую и изрядно странную жизнь. Деловая суматоха города сменяется деревенским покоем: понуро бродят старые коровы и лошади; отощавшие дети-калеки просят милостыню; машина шныряет среди людей и увиливает от испускающих дым автобусов; шофер беспрерывно сигналит и не давит людей и животных только по милости Божией. Порой видишь лачуги и мерзость запустения, а потом снова появляются небольшие поля и доносится запах травы. Я гляжу по сторонам, невольно испытывая чувство умиления.
Бриндаван неожиданно оказался очень красивым. Деревья, их цвет, их движения с трудом поддаются описанию. Они мирно и молитвенно раскачиваются на ветру, воздевая к небу яркие цветы. Люди составляют контраст этому дивному зрелищу - они сидят, босые, на земле, обсаженные мириадами мух и муравьев, а вокруг бродят шелудивые собаки.
Я встретил американскую семью: супружеская пара и их дети. Рассказы этих людей о величии Сатья Саи, их благовейная преданность ему подняли мое настроение.
Сегодня, бродя по магазинам, я купил два коврика ручной работы, сотканные тибетскими беженцами. Я сразу обратил на них внимание, - наверное, потому, что впечатление от них перекликайтесь с моим нынешним настроением. Яркие, броские краски и неистовость рисунка: взорвавшийся, готовый раскрутиться клубок драконов и других таинственных существ - словно бы сгусток энергии, который вот-вот распадется, прорвется, извергнется.
Я все меньше понимаю, зачем я сюда приехал. Многие говорят, что за всем этим должен скрываться какой-то план, но даже эта идея мне больше не кажется привлекательной. Я жду приезда Сатья Саи, однако я растерян и уязвлен. Я могу входить на территорию ашрама, но меня до сих пор не пропускают через внутренние ворота, то есть туда, где Сатья Саи проводит большую часть времени. Остается лишь надеяться, что со временем меня подпустят ближе к нему.
Я постоянно вижу перед глазами тебя и наших девочек, и мне начинает казаться, что нас не разделяет тысячемильное расстояние. Но взгляд на тоскливые белые стены возвращает меня в мое примитивное обиталище. Так ношусь я, с удивительной скоростью, между этим миром и моим собственным, пытаясь в моем смятении хоть как-то соотнести их между собой. Я скучаю по тебе и очень скоро вернусь домой.
Целую тебя.
Сэм.
PS. Когда я увижу Саи, я попрошу его движением руки сделать что-нибудь красивое для Рути, Рейчел, Бетти и Джуди, Я так люблю моих дорогих девочек. 

Вторник, 16 мая. Половина восьмого утра.
Дорогая Шэрон!
Приятно было услышать по телефону твой голос. Сначала мне показалось, что ты где-то далеко. Но одна-две секунды, и я снова был с тобой. Я очень скучаю без тебя и без детей и часто думаю о вас. Я скоро вернусь.
Хочу рассказать, что случилось за те дни, что я не писал тебе. Мне посчастливилось снова встретить Альфа Тидемана. Он и Матаджи попросили обо мне Сатья Саи, и меня, наконец, пропустили во внутреннюю часть ашрама. Мне разрешают есть вместе со студентами, и я часто бываю в доме Сатья Саи. Это считается великой честью. Я видел людей, которые прожили здесь по шесть месяцев, но Саи не удостоил их ни единым взглядом. Разумеется, мне оказана милость, потому что иначе сидел бы я в одиночестве по ту сторону ворот и дрог под дождем. Я уже стал было думать, что меня так и не подпустят к нему и что, выходит, я напрасно проделал весь этот долгий путь.
Уже несколько раз так было - стоит мне расхандриться, как происходит что-нибудь такое, что выводит меня из этого состояния. Так случилось и на этот раз. Вот теперь, когда меня допустили в дом Сатья Саи, я не спускаю с него глаз. Это увлекательное зрелище. Я покорен его манерой поведения, его энергией, его быстрыми спонтанными реакциями. Когда он выступает, он никогда не читает по запискам, а мысли свои он поясняет интересными историями из повседневной жизни. Его выступления очень увлекательны и информативны, но меня отвращают его строгие моральные предписания.
Моральные принципы, которые проповедуются в лекциях, совершенно не согласуются с моими более современными взглядами в этих вопросах. В соответствии с этими принципами требуется строжайшее воздержание в половых отношениях, подавление агрессивных устремлений, непроявление враждебности, доброта во всех действиях и поступках. Лекции читаются весь день, с самого утра, и длятся по 55 минут каждая. Иногда приходит Саи, и тогда сразу становится интересно.
Особенно меня раздражал один лектор. Это была лекция о состояниях сознания, и лектор говорил вещи, которые были абсолютно несовместимы с моими основными и незыблемыми убеждениями. Он дoшeл до того, что стал утверждать, будто бы мысль и действие тождественны и будто бы нет никакого различия между дурной мыслью и дурным действием. Это совершенно неприемлемо в свете современной психиатрии. Я изнывал и раздражался все больше, но в эту минуту неожиданно погас свет, и микрофон замолчал. Потом откуда-то, из всеобщей сумятицы, появился Саи и пригласил лектора, Альфа Тидемана, еще несколько человек и меня пообедать с ним в его личной столовой. Какое удивительное везение! Еще один случай, когда неожиданная удача спасла меня от отчаяния.
В облике Сатья Саи и в его действиях есть что-то исключительное. У него высокий мелодичный голос, блестящие глаза и кошачья проворность в движениях. Он отличается живым умом и почти никогда не покидающим его чувством юмора. Подчас он резвится с непосредственностью малого ребенка, но может в один миг обернуться воплощением власти и силы.
За обедом Сатья Саи за нами ухаживал, накладывал еду в тарелки. Вдруг он обратился к почти беззубому, простоватому по виду старику с нарисованными полосами на лбу. Он похлопал старика по животу и, как мне показалось, шутливо его побранил. Сразу после этого Саи ушел. Тогда я спросил старика через переводчика, что все это значило. Оказалось, что Саи пригласил старика выступить назавтра с лекцией и спросил, сможет ли он выудить из своей утробы хоть какие-нибудь идеи. Старик улыбнулся. Он никогда не знает, сказал он, о чем он будет говорить. Просто идет к кафедре и начинает... Ему думается, что это Саи говорит через него.
В тот же день, немного позднее, я снова встретился с Саи. В знак уважения я молитвенно сложил ладони перед собой, а он дотронулся до моих рук и пригласил приходить на следующий день. Пока что я могу сказать только, что Сатья Саи добрый и сердечный человек и что за ним интересно наблюдать, его интересно слушать. Но это, разумеется, не основание, чтобы возводить его в ранг Божества.
Я напишу снова на этих днях.
Целую крепко.
Сэм.

Среда, 17 мая. Четверть девятого.
Дорогая моя Шэрон, дорогие девочки!
Вчера был длинный день. Я все еще не видел чуда, однако, я милостливо допущен в дом Сатья Саи и имею возможность общаться там со всеми замечательными людьми, которые его окружают. Вчера перед нами выступал и демонстрировал свое искусство один из лучших в Индии учителей танца. Я беседовал с пожилым человеком, который в течение многих лет сотрудничал с Махатмой Ганди и даже долгое время сидел вместе с ним в тюрьме. Это большая честь для меня.
А вот и Альф. Пришел к завтраку. Мы каждый день вместе завтракаем, а потом едем в ашрам. Так что я останавливаюсь на этом. Допишу завтра. 

Четверг, 18 мая.
Дорогие Шэрон и девочки!
Я провожу целые дни в ашраме и часто вижу Саи. Все говорят, что я счастливец, а я предаюсь тоске. Я все еще не видел никаких чудес. Однако я поражен знаменитостью людей, которых я здесь встречаю. Но на Сатья Саи такие вещи не действуют. Вчера приезжал из Нью-Дели важный генерал, но Саи его не принял.
Я познакомился с С. Бхагавантамом, выдающимся исследователем в области ядерной физики и бывшим научным консультантом и советником Министерства обороны Индии. Вчера здесь был губернатор одной провинции. И все же, когда я сижу, скрестив ноги и изнывая от боли, на жестком полу, когда ем пальцами рис с хлебом, когда пью воду, в которой вполне может быть всякая зараза, и испытываю приступы тошноты от запаха специй, когда сижу рядом с беззубым простоватого вида стариком с разрисованным лицом, одетым в белую пижаму, я все больше и больше недоумеваю, - что я тут, собственно делаю?
Вчера, во время одной скучной лекции, я битый час разглядывал облепленную мухами и муравьями коросту на ступне Альфа Тидемана. Вот так-то. А чудес все нет, и настроение мое совсем упало.
Мое воображение то возносит меня на пьедестал - я великий глашатай Слова Божьего, меня величают званием поборника справедливости, и мои почитатели проносят меня на руках по улицам американских городов, - то бросает на рифы жизни, и я уже вижу себя обездоленным, без гроша в кармане, в глубокой подавленности.
У меня нет больше уверенности, что я смогу поговорить с Саи наедине. А о том, чтобы получить от него духовное напутствие и руководство, и думать не приходится. Если Саи и примет меня наедине, то, видимо, - как это обычно бывает, только перед самым отъездом.
Я внимательно слежу за Сатья Саи, буквально не спускаю с него глаз, и все-таки каждый раз пропускаю его так называемые материализации. То зачешется плечо или спина, и я на секунду отвернусь, то что-нибудь постороннее отвлечет мое внимание. "Ты видел, ты видел?" - вдруг зашепчет мне в ухо Альф. А мне еще одно огорчение - опять я пропустил чудо. Говорят, Саи может нарочно все так подстраивать, чтобы разжечь аппетит или испытать терпение. Однако я не склонен даже допускать дерзкую мысль о том, что Саи будто бы намеренно водит меня за нос.
Ну, ладно. По крайней мере, расцвело. И я бодр и готов вынести еще один тоскливый день. Может, хоть сегодня что-нибудь произойдет.
Целую тебя.
Сэм.

Четверг, 18 мая.
Четверть одиннадцатого утра.
Дорогая моя Шэрон!
Сегодня был утомительный, но замечательный день. Утром была торжественная церемония, во время которой Сатья Саи сам раздавал одежду и еду собравшимся тут беднякам. Это было прекрасное незабываемое зрелище. И хотя чуда своими глазами я так и не увидел, но мне впервые всерьез подумалось, что Всезнающий Отец наш и Утешитель, быть может, и в самом деле ходит по земле, среди нас, и от этой мысли глаза мои наполнились слезами.
Я вспомнил, как несколько месяцев назад, во время медитации, я увидел в отдалении слабый свет. Я подумал тогда, что это может быть свет в далеком окне. И мне представилось, что по ту сторону окна находится Бог и что, если бы мне удалось подойти достаточно близко, я мог бы увидеть Его. И теперь вдруг эта поразившая меня мысль, когда я увидел, как Саи любовно и сострадательно одаряет страждущих. У меня возникло чувство, что я подошел к заветному окну и вблизи гляжу на нашего любящего Отца. Я едва сдержал нахлынувшие слезы.
Саи отличается неисчерпаемой энергией. Он сам проводит почти все церемонии и праздненства. На этот раз он сам без устали paздaвaл людям одежду. Последователи Саи уверены, что он знает все про каждого человека, с которым он встречается. Они утверждают, что, выступая публично, Саи мгновенно улавливает вопросы, возникшие у слушателей, и вплетает ответы в ткань своих речей. Они утверждают, что он делает это постоянно и что таким образом он отвечает на сотни вопросов. Сегодня я сам видел, как Сатья Саи с неизменным радушием приветствовал, по отдельности, буквально тысячи людей. Причем, надо сказать, между ним и всей этой толпой установилось поистине удивительное чувство близости и взаимного узнавания.
Вечерняя часть сегодняшней программы была для меня истинным испытанием. Я чувствовал себя усталым и тосковал по дому. Все вокруг говорят, что это естественный ход вещей. Ибо Бог не сразу являет нам Свою Милость. Он испытывает человека, до той поры, пока тот не созреет для Божественного Откровения. Разумеется, я мог бы, подобно большинству людей на планете, принять Бога и поверить в Него без прямых подтверждений факта Его Бытия. Почему, в сущности, я должен рассчитывать, что мне откроется чудо или что мне будет дано увидеть воочию Высшие миры? И все же, несмотря на всю тщетность моих усилий, я не сдаюсь.
Сегодня вечером Саи говорил о праведности и моральных принципах. Он ратовал за подавление и строгое регулирование эмоций, одним словом, за викторианскую мораль, которая столь несовместима с глобальными идеями современной психиатрии. Я был раздосадован и уже подумывал о скором возвращении домой. Саи говорил о том, что не следует носить узкие брюки, длинные волосы и всякие новомодные штучки; и что следует контролировать мысли и эмоции, и о разных других "следует" и "не следует". После его выступления и песнопений люди столпились вокруг него. Они падали перед ним ниц, целовали его ноги. Я решительно чувствовал себя лишним.
Вслед за Альфом я вошел в вестибюль и стоял там вместе с еще несколькими людьми, пока Саи в задней комнате здоровался с посетителями. Нас разделяло несколько комнат и изрядное расстояние. В эту минуту мое отчаяние достигло, я думаю, высшей точки. Причина была та, что учение Сатья Саи прямо посягало на весь уклад моей жизни и даже на саму мою профессиональную деятельность. Я всерьез считал, что пора уезжать домой.
Потом он вдруг появился перед нами, держа в руках две конфеты и приговаривая: "Сласти, сласти", и сразу удалился - тем же быстрым шагом, что и пришел. Через секунду я уже расплывался в улыбке. Мое настроение совершенно переменилось. Я стоял и, словно мальчишка, заливался смехом, испытывая при этом смущение и благовейный страх от этой внезапной перемены в чувствах. Я был ошеломлен и сражен тем обстоятельством, что он сумел угадать мою тоску и отозвался на нее, хотя он был в ту минуту в другой части дома и его окружали сотни людей.
После этого поразительного эпизода я стал заново осмысливать моральные принципы, провозглашаемые Сатья Саи. Я теперь сам удивляюсь тому, как свято я верил в мою систему ценностей, хотя она является отражением цивилизации, в которой не все обстоит благополучно. В наши дни половина всех браков, заключенных в Южной Калифорнии, заканчивается разводом. Люди истощают землю, загрязняют воздух и воду, убивают друг друга, меньше всего помышляя о любви к Богу.
Почему же тогда я цепляюсь за "современные" принципы морали, такие как свобода самовыражения в сексе, несдержанность в агрессивных реакциях, разнузданность в сфере чувств и чувственности - вплоть до экстравагантности и порнографии, - дозволительность самых абсурдных идей и прихотей, какие только рождаются в погоне за сильными ощущениями, а также право претворять их в жизнь? Мы действуем согласно нашим желаниям, а не по нашему долгу. Мы превозносим, почти боготворим наш разум и отвергаем религию и Бога.
Сатья Саи, напротив, говорит о работе, о долге, об ответственности, преданности, религиозном чувстве, о любви к Богу. Он ревностный поборник суровой дисциплины, он не устает ратовать за сдерживание эмоций и непривязанность к чувствам, за необходимость поиска высших целей. Я давно втайне лелеял надежду, что эти жизненные принципы отражают глубинную истину и что, стало быть, ими и надо руководствоваться. Однако мой конкретный опыт убеждал меня, что на одной доброте и праведности далеко не уедешь. Такая линия поведения не приносит никаких плодов и лишь делает более уязвимым. Теперь я начинаю думать, что существует более высокая причина, чтобы верить в эти, быть может, старомодные, но весьма существенные, основательные и подлинные моральные устои.
Сатья Саи учит, что правильные и истинные принципы приближают человека к Богу и к пониманию подлинного смысла жизни. Саи дает людям силы, чтобы поверить в эти забытые принципы. Он дает им силы, чтобы вести жизнь, освященную преданностью великим идеалам. Я начинаю постигать его и понимать его величие.
Я вас всех люблю и буду снова вам писать.
Целую вас крепко.
Сэм.

Суббота, 20 мая. 6 часов утра.
Дорогая Шэрон и девочки!
Ну вот, наконец, я увидел чудо своими глазами. Теперь я не сомневаюсь, что Саи способен материализовать предметы: материальный предмет появился из ниоткуда, из воздуха прямо перед моими глазами.
Я не знаю, почему это случилось именно сейчас. Возможно, тот случай, когда я был в полном отчаянии, и он ко мне подошел, был поворотным пунктом. Теперь я начинаю думать, что мне выпало неслыханное счастье. Видимо, есть смысл в словах о том, что Бог испытывает и выжидает того момента, когда ты готов принять Его.
Я бродил по залу в ожидании начала программы, когда объявили, что Саи хочет обратиться с прощальным словом к профессору, который приехал сюда, чтобы читать лекции на Семинаре. Саи сидел в восьми футах, то есть в двух с небольшим метрах от меня. Он встал, повернулся лицом в мою сторону, сделал рукой в воздухе несколько кругообразных движений, и я увидел у него в руках длинные четки. Затем он надел четки на профессора. С какой простотой и любовью совершил он поистине невероятный акт! Абсолютно естественно, без всякой рисовки - для Саи это обычное дело. Однако какое потрясение! Ты только подумай, он действительно может создавать вещь из ничего!
Сегодня мне довелось беседовать с д-ром Бхагавантамом. Я писал о нем раньше. Это замечательный и широкообразованный человек, всемирно известный физик, получивший образование в Кэмбридже. Когда Бхагавантам впервые встретил Саи, он был скептиком и считал, что люди святой жизни ничего не делают, чтобы повысить уровень жизни в Индии. Он не собирался искать встречи с Сатья Саи, но однажды, прогуливаясь по берегу реки, он с ним повстречался, и они разговорились.
- У вас ученых,- говорил Саи,- искаженный взгляд на жизнь. Вы интересуетесь только преходящими ценностями. Ученые полагают, что они открывают важные законы и познают действительность. По существу же они ничего не знают о том, что на самом деле и есть самое главное,- о смысле жизни. Вы не верите в Бога,- продолжал Саи,- вы не почитаете индийское наследие, индийские традиции.
Д-р Бхагавантам почувствовал себя задетым: - Разве только ученые отвернулись от Бога? Я знаю многих не-ученых, которые не верят в Бога. Я горжусь индийскими традициями. Мой отец и мои деды были учеными: они изучали санскрит и чтили индийское наследие, индийские традиции. Д-р Бхагавантам решил сослаться на Роберта Оппенгеймера, выдающегося американского ученого, которого считают отцом атомной бомбы. Когда в Нью- Мексике взорвалась первая атомная бомба, корреспонденты спросили его, как он воспринял это событие. В ответ Оппенгеймер процитировал отрывок из индийского Священного писания "Бхагавадгита". Когда Арджуне, который был приверженцем и другом Кришны, открылся лик Бога, он так описал это видение: "Словно тысяча солнц засияла на небосклоне". Оппенгеймер сравнивал свет, порожденный атомным взрывом, со светозарным видением Бога, представившимся Арджуне.
- Если в момент высочайшего научного свершения,- говорил Бхагавантам,- американский ученый, не имеющий никакого отношения к Индии, цитировал индийский священный текст, то едва ли можно обвинять ученых в безбожии, как это делаете вы.
На этом их разговор о Бхагавадгите закончился. Они еще беседовали некоторое время, а потом Сатья Саи спросил:
- Вы почитаете Бхагавадгиту? Вы станете читать Гиту, если я вам ее подарю?
-Я бы не бросился читать ее сегодня же,- отвечал Бхагавантам,- но я, разумеется, хранил бы ее, как сокровище.
- Тогда протяните руку,- сказал Саи, взял пригоршню песка и высыпал на ладонь Бхагавантама. Д'р Бхагавантам утверждает, что песок превратился в миниатюрный томик Бхагавадгиты.
Я был рационалист, почти агностик,- продолжал он.- Я был изумлен в высшей степени. Однако, в моем представлении, всякий факт должен был иметь научное объяснение. Поэтому я, естественно, предположил, что книга была выпущена каким-то издательством, и спросил с удивлением, кто издал эту книгу.
- Ее выпустил Саи-Пресс,- ответил Саи.- Я выбрал текст на телугу, чтобы вам было легче читать.
Д-р Бхагавантам засмеялся. Потребовалось еще четыре года, продолжал он, прежде чем он поверил в Божественность Сатья Саи. За эти годы он видел множество удивительных чудес и потратил много времени и сил, пытаясь разгадать Сатья Саи. Случалось, Саи вдруг подходил к нему и говорил, что у него ошибочный ход рассуждений или что в данную минуту он рассуждает правильно. Так ему стало казаться, что Саи читает все его мысли.
Последней каплей был случай, который произошел четыре года спустя, когда Саи посетил дом д-ра Бхагавантама. Саи подошел к столу, на котором лежал большой лист почтовых марок, и медленно провел рукой по поверхности листа. Бхагавантам увидел, что на каждой марке появился портрет Сатья Саи. Бхагавантам абсолютно точно знал и видел, что Саи не доставал других марок из рукава своего облачения. Тогда он, наконец, согласился с мыслью, что Сатья Саи выше его понимания.
Я все больше начинаю верить в эти рассказы о различных чудесах. Я слышу их от всех людей вокруг. А теперь я и сам, своими собственными глазами, видел чудо и, надо сказать, весьма эффективное. Мне говорят, что Саи обладает способностью читать прошлое и будущее людей. Он знает их мысли и все обстоятельства их будущей жизни. Я говорю себе, что не могу принять все это на веру только потому, что я видел одно чудо. (Тем более, что всегда остается вероятность, что тебя одурачили). Однако я начинаю думать, что Сатья Саи обладает большой силой и что находиться подле такого человека - это редкая удача.
Поразительно! Невероятно! Неправдоподобно! Вокруг меня происходят ошеломляющие, умопомрачительные вещи. Словно стала явью самая неправдоподобная научная фантастика.
То, чему я стал свидетелем, нанесло сокрушительный удар по моим прежним убеждениям и по той системе ценностей, которой я придерживался. А ведь это мучительно - отказываться от привычных представлений. И вместе с тем факты, которые я наблюдаю, являются наглядным подтверждением той непреложной истины, что наше подлинное бытие лежит за пределами времени и пространства. Человек, являющий собой это подтверждение, не только приоткрывает нам реальность высшего порядка, но и учит, как осуществить заложенное в нас Высшее начало, Высшее естество. Я не могу оставаться глухим к этому. Я присутствую не при абстрактных академических спорах или рассудочных словопрениях на тему о том, существует ли Бог. Я наблюдаю реальные факты, подтверждающие Его Бытие.
Если тебе довелось встретить Учителя столь высокого ранга, тебе остается лишь следовать Ему и полностью повиноваться Его Воле,- подобно тому, как это описано в Библии. Теперь мне представляется очевидным, что библейские рассказы - это не аллегории, но повествование о подлинных событиях. Праведный путь и неправедный путь - это не выдумка, а истинная реальность. Божественное воистину открывается людям, чтобы наставить их на праведный путь. Бог воистину восходит на землю. Во вселенной существуют такие силы, такие творческие начала, о которых нам знать не дано.
Альф говорит, что миссия Саи заключается в том, чтобы удалить злокачественную опухоль, разъедающую современное общество. Это трудная операция, и сейчас он занят тем, что готовит к ней людей. Альф полагает, что мир стоит на пороге вселенской катастрофы и что людям будет представлена возможность либо выбрать путь праведной жизни либо, в противном случае...
Я понемногу привыкаю к смиренной мысли, что я, в сущности, не волен в собственной судьбе, ибо истинным творцом являюсь не я, а Бог. Однако мне полагается мобилизовать все свои силы, чтобы наилучшим образом исполнять свой долг, вести праведную жизнь и следовать руководству Великого Учителя, каковым является Сатья Саи. Иного пути нет.
Сатья Саи учит:
Откажись от привязанности к земным благам. Упорно трудись. Выполняй свой долг. Стремись побороть соблазны, которые предлагают тебе органы чувств. Люби людей. Учись слушать свой внутренний голос и делать то, что он тебе подсказывает. Медитируй и ищи Бога, который пребывает повсюду - вокруг тебя и в тебе.
Меня угнетает и страшит мысль, что видимо, придется отказаться от множества предметов, которые, как я полагал, приносят мне радость. Я чувствую себя совершенно беспомощным и беззащитным перед лицом устрашающей силы и могущества Сатья Саи. Мои основные жизненные принципы поколеблены. Теперь я начинаю понимать, что в мире неизбежно существуют не одни только силы добра, но и силы зла. Я несколько озадачен тем обстоятельством, что я бессилен понять пружины, механизмы и законы, действующие в этой сфере, лежащей за пределами моего чувственного опыта.
Мне неизвестны доподлинно ни замыслы, ни структура поведения Сатья Саи, так что я порой начинаю опасаться, что он сам может оказаться черным магом, и эта мысль повергает меня в совершенный ужас. Вчера вечером я крадучись пробрался в мою темную комнату в гостинице, осторожно открыл дверь ванной, распахнул дверцы шкафов, заглянул во все углы и вздохнул с радостью и облегчением, когда убедился, что там не спрятались домовые и привидения.
Я чувствую себя, поистине, как новорожденный младенец, которого пугает все, что он видит, и который едва лишь начинает постигать этот новый для него мир, еще не понимая толком, как к нему приобщиться. Хотя я слышу утешительные рассказы о том, как Сатья Саи спасает и защищает людей, однако у меня пока что нет той непоколебимой веры, которая отличает его приверженцев. Я не уверен, что он, своей милостью, защитит меня, а потому не чувствую себя в безопасности.
...Ну, кажется, я все вам рассказал. Я понимаю, что не следует увлекаться первыми впечатлениями и спешить с выводами. Так что пусть все немного отстоится и будем ждать новых событий. На днях снова вам напишу.
Целую вас.
Сэм.




6. Гранит и молот
Вскоре после того, как я написал предыдущее письмо, во мне произошла внезапная и коренная перемена,- как будто гранит дрогнул и раскололся под ударом молота. Можно было бы назвать эту перемену трансформацией сознания, сдвигом в ментальном восприятии действительности, обращением в религию или трансцендентальным опытом - дать название нетрудно, труднее описать. Приводимые ниже письма покажут, как все это произошло. Сейчас же я хотел бы прервать на время мое повествование, чтобы поразмышлять и постараться понять, какие факторы вызывают такого рода глубокие сдвиги в психологической и духовной сферах человека. Этот вопрос интересует меня и просто с позиции человека, как мыслящего и чувствующего существа, то есть в личном плане, и с позиции, врача-психиатра, то есть в плане профессиональном.
Едва ли не главной причиной, побудившей меня взяться за эту книгу, было желание рассказать о моем духовном опыте, поделиться моим открытием с теми, кто ищет света. Сегодня мы почти ничего не знаем о факторах и механизмах, действующих в процессе духовного преображения, но нам доподлинно известно, что данное явление существует, и это уже немаловажно. Если тебе было дано Божественное откровение или же ты стал свидетелем того, как духовное просветление снизошло на кого-либо другого, то уже этого одного достаточно, чтобы озарить твою жизнь радостью и дать тебе новые силы для дальнейшего поиска.
Что приводит человека к кардинально новому отношению к действительности? Почему один человек, после первой же встречи с Сатья Саи совершенно преображается, в то время как другой тратит месяцы и даже годы на то, чтобы понять его и принять? Почему, наконец, есть и такие люди, которых совершенно не изменяет даже длительное общение с Сатья Саи, даже самые невероятные свидетельства его величия и силы? Я пытался было разобраться во всем этом, но отказался от этой мысли, ибо понял, что ответы на данные вопросы попросту лежат за пределами моего понимания.
Помнится, я где-то читал, что однажды Саи спросили, почему некоторые люди живут в ашраме, соблюдают строгую дисциплину, медитируют, делают добрые дела и, по всей видимости, поклоняются Богу, и, тем не менее, не испытывают существенных внутренних перемен; и почему другие полностью преображаются и обретают радость и блаженство, прожив в ашраме самое короткое время. В ответ Сатья Саи привел такое сравнение. Гранит имеет определенный момент разлома - скажем, двадцать два удара молотком. Допустим, что этот гранит уже получил в прошлом (аналогично человек, в прошлых жизнях) двадцать ударов. Стало быть, только два удара отделяют его от момента разлома. Предположим, с другой стороны, что в запасе имеются только два удара. Тогда на данное воплощение приходится целых двадцать ударов.
Я не достиг того уровня сознания, когда открываются высшие миры и связанные с ними концептуальные идеи, в силу чего мне абсолютно неведомы многие из тех факторов, которые действуют в этой сфере. Поэтому я берусь описывать мой духовный опыт, хотя и с надеждой, что это поможет моему читателю приобщиться к процессу духовного преображения, но с полным пониманием того, что мои возможности весьма ограничены. Вместе с тем я мог бы, как мне кажется, пролить свет на некоторые стороны этого процесса, описав мой собственный путь к Духу. Я должен заверить читателя, что на этом пути его ждет глубокое внутреннее потрясение и что это потрясение откроет ему новое и удивительное видение мира... и принесет поразительное чувство, что, наконец-то ты вернулся к истокам своим. Я должен сказать, что именно такого рода перемена произошла со мной лично.
Вернувшись домой после первой поездки в Индию, я был сам не свой от всего увиденного и пережитого: парил в облаках и был уверен, что все жаждут меня слушать и придут в восторг от моих открытий. Почему же большинство людей в ответ на мои рассказы лишь пожимают плечами и отходят в сторону? Может быть, я упускаю что-нибудь важное? Или это они что-то не воспринимают?
Вскоре после моего возвращения мы с женой устроили у себя дома прием, на который пригласили 250 человек - наших друзей и коллег. Я также пригласил (видимо, ради самозащиты) нескольких известных людей, которые могли, как и я, рассказать об опыте общения с Сатья Саи и о том впечатлении, какое он оставляет в людях. Мы также показали замечательные фильмы, которые наглядно подтверждали его могущество и демонстрировали его любовь к людям и власть над их сердцами.
Я с удивлением заметил, что лишь весьма немногие были хоть сколько-нибудь заинтересованы. Зато тут же обнаружилось, что я потерял доверие моих коллег. Дошло до того, что они обратились к моим ученикам, будущим психиатрам, с просьбой определить степень моего безумия и высказать свое мнение относительно того, могу ли я продолжать преподавательскую деятельность.
Находясь под сильным воздействием пережитого, я не потрудился подумать о том, что мой рассказ должен наверняка, показаться странным и неправдоподобным тому, кто не имеет совсем или имеет слишком малый духовный опыт. Я забыл про мою собственную реакцию на слова Индры Дэви, когда она при первой нашей встрече, делилась со мной опытом общения с Сатья Саи. Я забыл все, что я сам испытал в Индии, прежде чем смог поверить в то, что видели мои глаза и подсказывало мне мое сердце. Если мне было трудно поверить своим собственным глазам, то почему кто-то другой должен поверить мне на слово, что-де мой рассказ достоверен, и я не искажаю фактов? К тому же на каком, в сущности, основании я берусь судить о явлениях из области психологии и парапсихологии?
Позвольте мне рассказать в этой связи о моем пути в науке и медицине, и лишь затем начертить ту кривую, которая привела меня шаг за шагом, к духовному перерождению.
Я родился в семье врача - мой отец был довольно известным в Детройте специалистом по желудочно-кишечным заболеваниям. Много лет спустя он рассказывал мне, что вскоре после моего рождения он поднял мое крохотное тельце к своему лицу и прошептал мне прямо в ухо: "Сын, ты должен стать врачом". Я помню, что с детства я часто ходил с отцом в больницу и там, у постели больного, постигал трудную науку общения врача с пациентом. Во время этих посещений я то с волнением, то со смущением наблюдал, как отец "раскрывал" больного.
В 1958 году я поступил на медицинский факультет Мичиганского университета. Мое первоначальное намерение было приобрести такие знания, которые дали бы мне возможность помогать людям в критических и жизнеопасных ситуациях. Мне думалось, что я с радостью пошел бы работать либо в пункт скорой помощи, где меня ждут активная деятельность, волнение, драматические события, быстрота, либо в операционную, где я буду героически спасать жизни людей. Однако за те два года, которые я провел на медицинском факультете, я успел обнаружить, что в хирургии и в лечебной медицине практиковались методы и приемы, представлявшиеся мне отражением пороков нашего общества. Я имею в виду высокую степень специализации, которая подменяла собой заботу о человеке в целом. Увлечение сверхспециализацией и сверхсложными приборами и аппаратами сместило все акценты, сдвинуло все представления. Мне кажется, есть что-то чересчур механическое и слишком академическое в этих новых веяниях.
Я вспоминаю один случай, который, как в фокусе, отразил существующее положение вещей. В аудитории, в которой было около ста пятидесяти студентов, шла лекция по неврологии. Профессор привел на лекцию пациента, на котором он хотел продемонстрировать ограниченную подвижность лицевых мускулов. Больной не мог говорить вследствие очевидного поражения этих мускулов и казался растерянным. Профессор не обращал на этого человека и на его состояние ни малейшего внимания. Он просил студентов следить за тем, как будут реагировать пораженные лицевые мускулы на различные болевые ощущения. Вслед за этим он вдавил кулак больному в грудь, ударил по колену, ущипнул кожу. Лицо больного - вернее, одна его сторона, ибо другая была парализована,- каждый раз искажалось ужасной гримасой. В научном отношении все было великолепно, но человечности, доброты не было и в помине. Для меня эта лекция была не просто демонстрацией больного с параличом лицевого нерва. Я многое понял.
Мой интерес к философским проблемам, таким как проблема сущности бытия, а так же мое стремление к возможно более глубоким контактам с пациентом привели меня к психиатрии. В интернатуре, куда я был в ту пору зачислен, большое внимание уделялось психоанализу - по той причине, что большинство наших кураторов были сотрудниками Детройтского института психоанализа. Я заинтересовался психоанализом и уже предвкушал самостоятельную практику в этой области, но мои планы были нарушены двумя годами военной службы.
Почти все то время, что я служил в армии, я работал врачом Военного психиатрического госпиталя в форте Сэм-Хьюстон, который находится в Сан-Антонио (штат Техас). Там в моем ведении были две, а иногда и три психиатрические палаты. В целом, за все эти годы, через мои руки прошли тысячи пациентов. Я испробовал на них - и одновременно на себе самом - методику индивидуальной и групповой терапии. В 1969 году я сдал высший квалификационный экзамен и получил право практиковать в области психиатрии. Я прошел соответствующую подготовку и имею опыт применения целого ряда психотерапевтических методик, таких как гештальттерапия, аутогенная тренировка, психотерапия модифицированного и обусловленного поведения, групповая и семейная психотерапия и др. Я также был консультантом по вопросам брака и семьи и, наконец, имею клинический опыт лечения наркомании и половых расстройств.
В 1968 году я с семьей переехал в Сан-Диего, где и живу сейчас. Я имею частную практику по психиатрии. Кроме того, я преподаю в Калифорнийском университете - занимаю должность клинического профессора по психиатрии и в этом качестве читаю курс госпитально-прикладной психиатрии и руковожу психиатрической интернатурой. Я также являюсь консультантом по психиатрии в университетской клинике диализа крови и трансплатации почек.
Интерес к явлениям, связанным с расширением сознания, зародился у меня еще в годы занятий на медицинском факультете. Уже тогда меня поражал тот факт, что большинство людей даже не высказывают любопытства к этому кругу явлений. Я не мог понять, в чем тут причина. Я помню, что будучи студентом я прочитал и был глубоко потрясен книгой Вильяма Джемса "Разнообразие религиозного опыта". Меня удивляло, что реакции моих друзей часто не совпадали с моими. Мне всегда хотелось узнать, почему мы реагируем различным образом. Меня гипнотизировала сама мысль о возможном духовном преображении и более глубоком постижении природы бытия. Это чувство не покидало меня и после того, как я стал заниматься психиатрией. Учебники по психиатрии, как правило, наводили на меня тоску. Меня гораздо больше привлекали книги духовного содержания и сочинения мистиков. Я всегда хотел понять, почему психиатрическая наука и мысль не интересуются этими областями, не исследуют их, хотя, казалось бы, именно эти сферы должны привлекать к себе психиатров, коль скоро они занимаются психологическими сдвигами и, в частности, их появлением в процессе применения психотерапии.
Складывалось впечатление, что реакции, возникающие при обращении к вере, отличаются от тех, с которыми мы имеем дело, применяя психотерапию. Существует ли между теми и другими какая-либо связь? Что общего между психиатрией и духовностью?




Комментариев нет:

Отправить комментарий