. Это был огромный, старый, развесистый тамаринд

Purusha Shakti Devi

ТОЛЬКО В ТЕБЕ СПАСЕНИЕ ~ Глава 12
Вредный Саи – недосягаемый Саи

Как только Саи садился, чтобы поесть или немного передохнуть, мужчины и женщины мчались к Нему, как муравьи к куску сахара, и осаждали со всех сторон. Частенько, выбрав пожилую супружескую чету, Он просил их сесть перед Ним ли-цом друг к другу, а затем осведомлялся у женщины: «Как зовут твоего мужа?» Сама не своя от стыда, та готова была провалиться сквозь землю. Когда она бормотала: «Что за странные вопросы Ты задаёшь, Свами? Разве пристало жене произносить имя мужа на людях?», – Он отвечал: «Ну ладно, как хочешь. Скажи по крайней мере, как ты называешь его». Старая женщина сконфуженно склоняла голову, а мы все покатывались со смеху. Он поворачивался к другой пожилой леди и говорил: «Ну тогда ты скажи, как зовут твоего любезного?» Закрыв лицо концом сари, свисающим с плеча, она протестовала: «Фу! Оставь, Свами!», но Он продолжал дразнить её: «Ах, какая скромность! О’кей! Я попрошу твоего мужа отвернуться. Скажи, как его зовут, не глядя на него. Ну что же ты? Он что, побьёт тебя, если ты скажешь нам его имя?» Он так и эдак подзуживал её и не отставал, пока она наконец не называла имя мужа. С того мгновения, как Он просыпался утром и до поздней ночи, пока Он не укладывался спать, это было сплошное «озорство на озорстве». Спрашивать, что родилось первым, Он или озорство, так же бессмысленно, как выяснять: «Что раньше, дерево или семечко?»
В Парти мы ни на минуту не покидали Его, а Он не покидал нас. Но теперь Шримати Сакамма, «опекавшая» Свами, настаивала, чтобы Он немножко отдыхал после полудня. Взирая на нас, эту вылитую обезьянью команду, она просила умо-ляюще: «И вы угомонитесь хотя бы ненадолго. Не изводите Свами». Мы, унылые и осиротевшие, с мольбой смотрели на Свами, но Он напускал на Себя кислую мину, как будто дальнейшая борьба всё равно была бесполезна. М-с Сакамма отводила Свами в Его комнату и выпроваживала нас восвояси. В таких случаях мы все соби-рались на задней веранде. В голову не шли никакие планы. Не успевали мы проси-деть там и пяти минут, ломая руки и испуская тяжкие вздохи, как Колесничий наших сердец, Вдохновитель наших умов, возникал прямо перед нами. Мы радостно вскакивали и, делая друг другу знаки не шуметь, на цыпочках пробирались через зал и переднюю веранду и усаживались на песке. Эти десять минут длились десять веков. Но зато потом – сплошное веселье, оживлённая болтовня и ликующие возгласы. Сгибая по-всякому пальцы рук, Он устраивал нам на стене театр теней из лошадей, оленей и жирафов. Когда мы спрашивали Его: «А что если м-с Сакамма войдёт в комнату?» – Он вёл нас туда. Посреди кровати лежали две подушки, накрытые одеялом, и издали казалось, что там кто-то спит. О плут! Опытный плут! Хитрый плут! Обсуждая, как это ловко придумано, мы выскальзывали наружу и строили «вороньи гнёзда» из песка. Каждый принимался хвастаться: «Моё гнездо самое лучшее!», «Нет! Лучше всех у меня!» Тогда наш Саи, поистине самое вредное существо на свете, с проворством фокусника разорял лучшее из наших гнёзд, быстро забрасывая его песком с ближайшей дюны. «Ой, оно развалилось! Теперь Моё воронье гнездо лучше всех!» – кричал Он в восторге, хлопая в ладоши, и внезапно вскакивал и мчался назад в дом. Мы, свора мартышек, бросались за Ним, но перед нашим носом в дверном проёме появлялась м-с Сакамма. «Ага! Вы все здесь! А Баба у себя, Он спит!» Она тихонько заглядывала внутрь и с довольным вздохом удалялась. Всё это входило в план Саи. Откуда Он знал, когда в точности она явится? Это восхитительные божественные тайны. Поэтому Он и есть Бог. Мы были ужасно довольны Его хитростью и веселились от души.

Приблизившись к м-с Сакамме сзади и положив голову ей на плечо, Свами восклицал, сонно протирая глаза: «Ах! Как хорошо Я спал!» «Мой милый Свами», – говорила она, гладя Его по щеке, и осведомлялась: «Где Твоя обезьянья армия?» Мы немедленно выстраивались перед Ним, как компания смирных, воспитанных детей. Поражённые Его находчивостью, в восторге от Его хитроумия, прославляя главного актёра за блестящую игру, мы не отставали от Него ни на шаг. Каким образом Тому, в ком воплотился Бог, удавалось так искусно играть роль обычного человека? Мы только сжимали руками щёки от изумления. Саи Гопал часто просил мою младшую сестру Прему, хорошенькую и пухлую, станцевать для Него, и заливался смехом при виде её неуклюжих кукольных движений. Он часто сажал к Себе на колени моего маленького братика, симпатичного краснощекого Мурали, и смешил его.

Было десять часов утра. Свами ещё ничего не ел. Он был очень занят – про-вожал гостей, уезжавших домой после праздника Дасары. Мы делали Ему знаки из-далека, призывая подойти и что-нибудь съесть, но Он не обращал на нас никакого внимания. Если Он не ел, естественно, не ели и мы. От голода нам казалось, что кошки и крысы кусают наши внутренности. В отчаянии мы сигналили Ему: «Свами! Приди к нам пожалуйста! Мы очень голодные!» Но Он как будто не видел наших жестов. Раздражённые, мы уселись в углу. Все геркулесовы усилия м-с Сакаммы, пытавшейся уговорить Его съесть хоть капельку, а потом вернуться к преданным, были напрасны. Он упорно не замечал её. Тогда, набравшись храбрости, она сама подошла к Нему, поймала за руку и препроводила в дом. Чуть не плача, она принялась жалобно увещевать Его: «Как так можно, Свами? Что станет с Твоим здоровьем, если Ты будешь полдня ходить голодным? Поешь хотя бы чуть-чуть, а потом можешь делать всё, что захочешь». Он отправил в рот один кусочек и встал. На её вопрос: «Что же это, Свами?», Он ответил: «Ведь Я поел, не так ли?» Мог ли кто-нибудь из нас есть, если Он не ел? Поэтому мы выпили по стакану воды и вернулись в зал. Мы уже привыкли наполнять желудки одной водой. Каждый раз, приезжая в Парти, мы оставались там на два-три месяца, и всю еду брали с собой, так как там ничего нельзя было достать. Если бы все обитатели ашрама ели с аппетитом три раза в день, наши запасы истощились бы за неделю. Поэтому полноценную еду мы готовили только для Свами. Остальные ели понемножку кусочки прасада (пищи, предварительно предложенной Богу). Прибытие неожиданных гостей означало, что вся наша трапеза будет состоять из стакана воды. Но мы никогда по-настоящему не страдали от этого. Голод не мог долго мучить нас. Мы жили под сенью Кальпаврикши (божественного дерева, исполняющего желания). Тот, с Кем мы проводили свои дни, был поистине самой Камадену (божественной коровой, приносящей любые дары). Могло ли нам чего-то не хватать? Нам было доступно всё на свете в неограниченных количествах.

Время близилось к полудню, и давно должны были начаться бхаджаны. Но разве для Него это имело значение? Он – царь! Ему достаточно того, что у Него есть подданные. Обо всём остальном Он забывал. У Него не было необходимости пом-нить о таких вещах, как голод, сон или жажда. «Если преданные довольны, это и есть Моя пища. Их счастье – Мой отдых. Они поистине – дыхание Моей жизни», – это Его слова. Ведь недаром Он заслужил такие эпитеты, как Бхакта парадена (Тот, кому предназначено служить преданным); Бхакта хридайя ниваси (Обитающий в сердцах преданных); Бхакта бандхава (Лучший друг преданных). Все – Его дети, не важно, богатые они или бедные. Амма! Амма! Какое прекрасное соцветие любви – это слово из двух букв! Одна великая душа сказала: «Вам не нужно произносить все 56 букв алфавита. Достаточно, если вы будете использовать всего две буквы». В слове «Амма» – квинтэссенция любви, сострадания, доброты, отзывчивости и ду-шевной близости. Как говорится в пословице: «Кому мил вороненок, как не матери-вороне?», – так есть ли хоть единое местечко во всей Вселенной (движущейся и неподвижной), где мать не любила бы своих отпрысков? Могут быть дети, не любящие своих матерей, но до сегодняшнего дня ещё не рождалась мать, которая не любила бы своих детей. Даже крошечный муравей трудится изо всех сил, чтобы принести «молодняку» крупицу сахару. Слыша слово «Амма», мы думаем о любви, слыша слово «любовь», мы думаем об Амме. С Аммой может сравниться только Амма. Амма и према – это два снежных пика высокой горы, это две неразлучных птицы, это два навеки соединённых прибежища. То, что скрыто в этом слове, нельзя ни выразить, ни вообразить. Эту любовь не в силах описать даже Адишеша. Это слово, вызывающее самые трепетные воспоминания. В этом слове – исполнение самых сокровенных чаяний, оно несёт утешение убитому горем, в нем скрыта готовность к самозабвенной жертве. Это слово – самое сладкое из всех сладких слов. Оно не может ни надоесть, ни прискучить. Амма! Амма! Ты сделана из чистого золота. Первая молитва Вед – «Матру дево бхава»: почитай свою мать как богиню.

Индийская культура первое место всегда отводит матери. Если такова любовь матери к ребёнку, связанному с ней кровными узами, могут ли быть пределы для любви Саи к Своим детям, потомству чистой духовной любви? Любовь Матери Саи – всё равно что любовь тысяч кровных матерей. Мама Саи – это Мать всех матерей, это Джаганмата, несущая в Себе трёх матерей: Лакшми (богатство, процветание), Парвати (шакти – энергию) и Сарасвати (знание). Саи – Мать всей вселенной. Его любовь простирается не только на живых существ. Даже каменная глыба не обойдена этой любовью – в награду за благочестие в прошлых жизнях. Я объясню, почему могу утверждать это. В те времена, когда Саи играл и резвился на песчаном берегу Читравати, Он часто присаживался передохнуть на большом камне. Много лет спустя в этот камень ударила молния, и он раскололся на две части. Тогда камень возопил: «О! Мой Бог богов никогда больше не будет сидеть на мне!» Говорят, что тогда Саи даровал камню абхайю (утешение): «Во время строительства Прашанти Нилаяма (Обители мира) ты будешь первым камнем в фундаменте. Поэтому Я всегда буду отдыхать, опираясь на твою поверхность». Вы поняли, в чём тут суть? Мы считаем, что камень – это безжизненный кусок скалы. Но у камней есть своя жизнь. Они тоже испытывают любовь и преданность к Саи. Что касается любви животных к Саи, у нас перед глазами есть ярчайший пример – Саи Гита. Стоит слонихе завидеть Свами, и всё её огромное тело начинает дрожать от радости. Не в силах устоять на месте, она бегом мчится к маленькому Саи и, охватив Его своим хоботом, нежно притягивает к себе. Олени, кролики, щенки, павлины, попугаи и другие птицы, все они – символы Его любви.

Ранним утром, в предрассветные часы, когда наступало время супрабхатама (молитвы-песни, пробуждающей божество), мы обычно, завершив свои омовения в реке, приходили к Свами. Наш Бала Саи, сердечный друг преданных, отдыхал на Своём ложе, как Вишну, возлежащий на Адишеше. Стоя перед дверьми Его комна-ты, мы пели супрабхатам, чтобы разбудить это воплощение сладчайшей благодати, и всем сердцем стремились поскорее увидеть Его, что для нас было равносильно даршану Вишварупы (Вселенского божества). Двери комнаты Свами открывались медленно. Когда эта дверь в Вайкунтху (обитель Господа Вишну) наконец открыва-лась, когда открывались эти Золотые врата, двери наших сердец тоже распахивались. Мы приближались к лежащей фигуре, подобной Вишну, отдыхающему на ложе из колец Адишеши, и взирая на эту картину, прелестью и изяществом способную околдовать три мира, припадали головами и сердцами к тоненьким, как стебли лотоса, ногам Свами и в экстазе забывали себя.

Наша утренняя программа не начиналась до тех пор, пока нас не озарял лун-ный свет Его милых и нежных улыбок. И тогда уже весь день становился сплошным букетом улыбок и смеха. Это была наша собственность, тщательно хранимая. Когда утром Он садился на Своёй постели, мы подавали Ему кофе и роились вокруг, как пчёлы. Кто-нибудь запевал бхаджан – Миры или Сурдаса – или читал вслух легенду или историю. Так мы проводили время до восьми утра. Потом мы мчались на кухню приготовить немного тиффина и снова собирались вокруг Него. Мы болтали о том о сём до одиннадцати. С одиннадцати до двух мы пели бхаджаны. Ланч был около двух, и все успевали поесть примерно к половине четвертого. Ровно в четыре мы все должны были быть на берегу Читравати. В то мгновение, когда Свами громко объявлял Своим чудным голосом: «На старт! Все за мной!», преданные тотчас бросали свои занятия и все до единого – дети, взрослые, старые, немощные – бежали вслед за Ним. Мы неслись за Ним, как тень, до Читравати, взбирались на холм к Кальпаврикше (дереву, исполняющему желания) и там отдыхали немного и пели бхаджаны. Потом мы спускались на песчаный берег матери-реки, и, пока мы пели песни, Свами доставал из песка разные сладости и лакомства и раздавал всем нам. Иногда, запустив руку в песок, Он извлекал из него джапамалу (чётки) или фигурки божеств и дарил их преданным. Мы возвращались в мандир в восемь-девять вечера, снова пели бхаджаны до десяти или до одиннадцати, а потом отправлялись ужинать. После ужина мы вели разговоры, и только к двум или к трём ночи падали в изнеможении, примостившись на коленях у матери-земли и пытаясь уснуть. А тут уже и четыре, когда надо вставать и начинать новый день!

Сказать по правде, иногда у нас не было времени, чтобы выпить стакан воды. Если мы, улучив свободную минутку, убегали на короткое время, Свами хмурился и спрашивал: «Где вы были?», – и когда кто-нибудь из нас отвечал: «Я ходил попить воды, Свами», Он говорил: «Как? Неужели вы до такой степени не владеете собой, что не можете справиться с жаждой?» Бог знает, как мы ухитрялись находить время для утреннего мытья! Но благодаря этой суровой дисциплине мы и по сей день спо-собны просидеть неподвижно несколько часов подряд. Кто из нас может вспомнить, какое бессчётное число раз склонялись мы к Его стопам? Но ночью, перед тем как мы расходились спать, Свами Сам настаивал на том, чтобы мы все совершали пада-намаскарам (поклонение стопам). Иногда мы подходили нехотя, лениво скребли затылки и бормотали: «Но я только что делал паданамаскарам!» Глядя на наши лица, кислые, как после ложки касторки, Мама Саи терпеливо стоял, соединив ступни, и говорил с улыбкой: «Сейчас вы не знаете цену этого паданамаскарама. Придёт время, и вы не сможете увидеть даже ногтя на Моей ноге! Вы будете ждать много дней и плакать оттого, что вам так и не удалось взглянуть на Меня». Мы думали про себя: «Кто приедет в это заброшенное Парти?» Только теперь мы начинаем понимать цену той великой привилегии, что удостоились в те дни. Сейчас это уже не «много дней». Можно ждать месяцами и в отчаянии бить себя по голове, что не можешь коснуться даже кончиков Его пальцев! Одному Богу известно, как трудно теперь коснуться их! Почти невозможно даже увидеть их. Всё, что говорил тогда Свами, сбылось до последней буковки.

Как бы там ни было, наш ежедневный поход к Читравати был обязательным. Как только Свами отправлялся в путь, словно луна в окружении звезд, мы прилипа-ли к Нему как тень, и следовали за Ним, не отставая ни на шаг. Это был величайший подарок судьбы. Кто-то придерживал полы Его одежды, кто-то держал Его за руку, а кто-то просто трещал без умолку, как сорока. Так мы шли, и тут Свами внезапно исчезал. Мы бросались на поиски в разные стороны и искали Его за каждым деревом, за каждым кустом, в зарослях колючек и за змеиными норами. Измучившись вконец, мы прекращали поиски и, плюхнувшись на землю, звали: «Свами! Свами!» Тут Он так же внезапно, с криком «Б-у-у!» появлялся из-за ближайшего куста. Невероятно! Как это Ему удавалось? Ведь мы не пропустили ни один стебелёк, ни один листик. Пока мы глазели на Него, раскрыв рты, Он уже подгонял нас: «Пошли, пошли!» и мчался вперёд. Иногда Он окликал нас, восседая на верхушке самого высокого дерева, а в следующий миг, прежде чем мы успевали удивиться, как Он смог забраться на такую высоту, уже стоял рядом с нами, громко смеясь. Он срывал листья тамаринда или, реже, какого-нибудь другого дерева и вкладывал их нам в руки. К нашему изумлению, листья превращались в гуаяву или сахарный тростник. Или же Он подбирал с дороги первый попавшийся камушек, подбрасывал его вверх, и тот становился плиткой тростникового сахара. Он не мог устоять на месте ни единой минуты.

Мы тоже чувствовали невиданный прилив энергии. Все вместе мы карабкались на холм, где росло дерево, исполняющее желания, – Кальпаврикша. Тропы туда не было. Мы лезли, не разбирая дороги, прямо по камням и колючкам. Скача наверх, чего только не вытворял Свами! Толкал маленьких детей, пугал взрослых, нападал сзади с криком «Буу»! Не одна, не две, несчетное число озорных выходок! Трудно сказать, что стоит на первом месте – шалость или Саи! На вершине холма Он всегда оказывался раньше всех. Он был мастером в любой игре. Мне не нужно тратить лишних слов, объясняя, что Он был нашим героем.

Недалеко от волшебного дерева была расщелина в скале. Теперь её уже нет. Кто-то должен был прыгнуть первым, и протягивая руку следующему, рывком тащить его к себе. Кто ещё мог быть лидером в этом деле, как не наш Саи Бхагаван? Трещина была широкой, и перепрыгнуть её было нелегко, но наш маленький вожак перелетал через неё как молодой олень, а потом, протягивая руку, помогал перепрыгнуть всем остальным. Без всякого усилия Он «перебрасывал» за руку людей, которые были гораздо старше и тяжелее Его, как будто это были резиновые мячики! Я поражалась, откуда в Нём берётся такая сила? Ой-ой-ой! Я и вправду слабоумная! Только беспросветное невежество может породить такие никчёмные мысли. Он же не кто иной, как Сам Творец! В Нём заключены все силы. А мы всё-таки позволяем майе, иллюзии, ослеплять нас, несмотря на всё то, что мы «знаем».

Мы все усаживались под деревом-великаном. Это был огромный, старый, развесистый тамаринд. Почему же он получил эпитет «Кальпаврикша» – дерево, исполняющее желания?