Приворотное зелье

 ПРИВОРОТНОЕ ЗЕЛЬЕ

Петрович был старым холостяком. Жил себе и жил, одиночество его не тяготило. Работал как лошадь ломовая. Работу свою любил. Привык он все делать идеально, что бы порядок был во всем. А сколько с женщинами не встречался, идеальной так и не встретил. В тот год в конце июля, отправился Петрович в отпуск, на юг. Устал очень, и захотелось ему слегка убежать от цивилизации. Залез в интернет, дал объявление. Откликнулась женщина с двумя детьми, жительница южного села. До моря минут 20 пешочком, зато место вдали от курортов и городов, отдельная комната, и по договоренности, за его продукты, сготовят бесплатно домашнего.

Вобщем соблазнился. Доехал без приключений, навигатор не подвел. Дом был старым, но чистеньким, комната уютной, а хозяйка доброжелательной. По двору бегала маленькая собачка, тойчик. В саду созревали фрукты, а пара детей, мальчик и девочка, лет 9−10 возились по хозяйству. Хозяйка Петровичу не досаждала, спрашивала, что сготовить, щедро угощала клубникой, и мило улыбалась. Петрович целые дни проводил на море, плавал, лазал по скалам, фотографировал, и писал старому приятелю на ВК. Порой он задумывался, откуда у 50- летней женщины такие маленькие дети. Задумывался, задумывался, да и спросил.

— Анна Александровна, этот Ваши внуки?

— Нет, ответила Анна, — мои сын и дочь, просто поздние. Семьи не сложилось, замуж не вышла, и решила хоть детишек родить. Да и не такая уж я старая, мне ведь 48.

Пока разговаривали, пригляделся Петрович к хозяйке, приятная, мягкая, улыбчивая. Да и имя ему нравилось. Анна, Нюшенька. Маму его так звали. И пахло от Анны клубникой и сливочным маслом. Молодое виноградное вино было вкусным, вечера чуть прохладными, а небо — звездным. Оба они не кривлялись, что уж там, взрослые. Днем вели себя как обычно, а ночью Петрович тихо проходил на хозяйскую половину, к Нюшеньке. А потом крался в свою комнату. Детишек то нельзя будить. Мелкий песик даже не тявкал на Петровича, посматривал хитренько, словно понимал. Хорошая псина, экономная. Съедала пару столовых ложек, но охраняла двор добросовестно, Матильдой звали. И стала Матильда ходить с Петровичем на море, плавала даже, потом вылезет, встряхнется, подсохнет на солнышке, и домой бежит раньше Петровича. А он — следом. Но однажды Мотя не пришла. И Петрович отправился ее искать, звал, кричал, написал с десяток объявлений, пошел клеять. Куда исчезла собака? Не понятно. Пожилая соседка сказала, что может приезжие утащили, те что снимают на другом краю села. Петрович пошел туда. Дошел, а ему сказали, что они уехали, с маленькой собачкой, час назад, в Москву. Петрович вернулся, сел в машину, и погнал. Нагнал километров через 80, и перегородил дорогу. Из джипа вышли две девицы, молодые, нахальные.

— Эй уберите машину. Ездить не умеете. Сейчас милицию вызовем.

— Вызывайте, — ответил Петрович, — только сначала верните собаку.

— Да прямо, раскатал губу, — засмеялась та, что повыше, — она бездомная, мы ее спасаем.

— Она не бездомная, — ответил Петрович, — у ней семья есть. Не Ваша это собака.

— Да пошел ты вон, — завизжала вторая, — не уберешь машину, стекла побьем.

Петрович их обошел, и позвал: «Мотя, Матильда». Мотька затявкала и забегала по сиденьям, пыталась пролезть в приоткрытое окно. Девицы хватали Петровича за руки, ругались матом, и пытались драться. Петрович не знал, что делать, растерялся, не бить же женщин.

Выручил подъехавший гаишник, толстый, потный, кряхтящий. Периодически затыкая уши от криков девиц, лейтенант взял Матильду на руки.

— Тихо все. К кому собака пойдет, тому и достанется. Документов то на нее ни у кого нет.

— Кнопочка, Пусенька, — засуетились девицы, достав колбасу, — иди к нам, в машинку иди.

— Поехали Мотя домой, — сказал Петрович.

Гаишник поставил собаку на землю. Матильда рванула к Петровичку, виляя хвостом и громко тявкая.

— Ну вот, кажись разобрались, — засопел гаишник.

— Нет, собака наша, — закричали девицы: Права не имеете ее у нас забирать. Мы Вашему начальству пожалуемся. Мы ее от самовыгула спасли!

Гаишник налился кровью.

— Вот что, «спасительницы», или по доброму уезжайте, или сейчас проверю страховку, огнетушитель, знак стоп, аптечку. И все таблетки в ней пересчитаю. Автомобиль у Вас грязный. Да и на предмет угона надо машину пробить. А комп только на базе…

Джип исчез быстро.

Петрович пожал гаишнику руку.

— Спасибо, офицер.

— Не за что. У меня самого такой кобелек. Гавкун, зассанец и хитрован. Зимой в жилетке ходит, мерзлявый. Хорошая порода, верная. Да и размер удобный. Ну удачи Вам. Не нарушайте.

Петрович сел в машину, Мотя улеглась на коленях, маленькая, тепленькая, шкурка словно велюр. Хорошо стало Петровичу, давно так хорошо не было. Дорога ровная, машинка урчит тихонечко, и Мотька славная. И среди этого хорошо, взгрустнулось вдруг, уезжать скоро. В пустой квартире не ждет никто. Прокралась мысль, развернуться и уехать вместе с Мотей домой. Что там тех вещей, пара футболок, белье, и тренировочный костюм. Мысль мелькнула. Петрович ее отметил, вздохнул, и поехал к Анне. Оставшаяся неделя была дождливой. Но Петрович все равно ходил купаться. И Матильда с ним. Ночью он крался в Нюшину спальню, а по утрам все чаще грустил. В день отъезда было солнечно. Петрович вещи сложил с вечера. Отдал Анне подарок, попрощался, оставил свой номер телефона, и сел за руль. Он потихоньку набирал скорость, думая о том, что отпуск окончен, и окончен отпускной роман, пора возвращаться к привычной жизни. Уже выехал с грунтовки на асфальт, и вдруг заметил, что за машиной бежит Мотя. Петрович прибавил газу, а Мотя побежала быстрей. Петрович набирал скорость. Маленькая собачка отставала, отставала и исчезла. И Петрович остановился. Вышел из машины, закурил, и заметил, что руки дрожат. Он выкурил всю сигарету, сунул окурок в машинную пепельницу, и посмотрел на дорогу. По асфальту двигалась крошечная точка. Петрович побежал, и молился, что бы не было ни одной машины, раздавить могут. Он лет 10 так не бегал. Матильда неслась ему навстречу, кажется из последних сил. Ее шерстка вся запылилась, пыль была на языке и в глазах, даже в маленьких ушках. Короткий хвостик завилял, и собачка попыталась залаять, но только чихала. Петрович схватил Матильду на руки, и стал обтирать от пыли. Налил в пригоршню воды из бутылки, что б попила. Потом позвонил Анне.

— Ваша собака у меня. Она побежала за машиной. Вы не волнуйтесь, я сейчас ее привезу.

— Можете не привозить, если она Вам нужна. Я ее подобрала дней за 10 до Вашего приезда. Ее из фургона выкинули, у магазина.

— Правда можно забрать?

— Правда.

И Петрович забрал.

Через полгода, на кафедре, он случайно услышал разговор.

— А ты знаешь, на ком ректор женился?

— Да говорят на приезжей какой -то. Ты ее видела? Как она тебе?

— Видела. Обычная, не девица юная, ровесница ему, да еще с парой детей, и с собакой.

— Хорошо хоть курей с собой не притащила. Интересно, чем она профессора обворожила, или приворожила? Какое такое средство нашла, что привела под венец старого холостяка? Вот бы мне такое.

Петрович сделал пару шагов, и сотрудницы его увидели. Заулыбались, заюлили.

— А мы тут обсуждаем, чем же Вас жена приворожила.

— Очень хотите узнать?

— Ой, Сергей Петрович, не томите, откройте секрет, было ли приворотное зелье?

— Было, дамы, было, сильнейшее. Наивернейшее.

— А с нами Ваша жена не поделится им?

— Нет дамы, не поделится. Это не возможно.

Петрович засмеялся, и пошел домой. К Анне и детям. И Матильде…

Елена Андрияш