Глава 15
Среди святых обителей
Рама и Сита, сопровождаемые Гухой и Лакшманой, продолжали свой путь по лесу и вскоре достигли святой обители Бхарадваджи. Мудрец появился на пороге монастыря и поспешил навстречу гостям с приветствиями, словно давно готовился к благословению святым Даршаном. Рама склонился перед ним в почтительном поклоне и, когда Бхарадваджа, заключив его в нежные объятия, пригласил всех четверых посетить обитель, с радостью согласился. Мудрец расстелил на полу подстилки и усадил гостей на положенные каждому из них места, как того требовали обычай и устав монастыря.
Он осведомился о здоровье и благополучии прибывших, а затем объявил, что осуществилось, наконец, его самое сокровенное желание! Он велел ученикам принести фрукты и коренья и разложил их перед гостями, предлагая разделить с ним трапезу. С благодарностью приняв гостеприимное служение хозяина и послушников, путники провели ночь в монастыре.
Когда наступил рассвет, Рама, предложив мудрецу составить ему компанию, проследовал к Прайягу, слиянию трех рек. Бхарадваджа сказал: "Послушай меня, о мой Господин! Я выбрал это место для моей обители, долгие годы предаваясь суровой аскезе, ибо знал, что именно здесь обрету Даршан, к которому давно стремился. Чтобы испытать блаженство от твоего Даршана, я соблюдал строгие обеты и совершал ведийские яджны и ягъи. Я без устали возносил молитвенные песнопения, повторяя божественные имена и предавался созерцанию Божественной Формы в надежде добиться великой награды - говорить с Тобой и видеть Тебя. Теперь я вознагражден сполна - вы, все трое, явили мне свой Даршан. У меня нет других желаний. Я не нуждаюсь больше ни в пище, ни в ритуальных омовениях. Зачем уподобляться глупцу, продолжающему поглощать целебные снадобья, когда болезнь уже прошла? Я свободен от рокового недуга перерождений. Я узрел Бога."
Гуха был ошеломлен, видя, как мудрый старец, трепеща от экстаза, обливается слезами благоговения. Он подумал: "О, какая невиданная удача выпала на мою долю!" Он ликовал от радости. Однако Рама не выказывал своей Божественной природы и вел себя как обыкновенный смертный с присущими ему слабостями и несовершенством. В то время, как Бхарадваджа восторженно восхвалял Вселенский Принцип, воплощенный в Раме, Он спокойно внимал его речам, как будто это не имело к нему ни малейшего отношения! Он ответил отшельнику: "О почтеннейший среди мудрецов! Все те, кто удостоились твоего гостеприимства, уже по одной этой причине заслуживают поклонения. Лишь тот, кто наделен мудростью и добродетелью, может ступить под священные своды твоей обители!" Все жители монастыря - ученики, подвижники, мудрецы и монахи, слышавшие беседу Рамы и Бхарадваджи, исполнились изумления и радости.
После купания в очистительных водах Прайяга Рама покинул святое подворье и вместе с Ситой, Лакшманой и Гухой углубился в лесную чащу. Бхарадваджа сопровождал их некоторое время вдоль берега реки, а затем, прощаясь, с любовью прижал Раму к груди, пожелав всем доброго и счастливого путешествия. Рама испросил благословения мудреца и сказал ему: "Учитель! Укажи нам, в каком направлении нам следует теперь двигаться." Мудрец, засмеявшись, ответил: "Господин! Тебе известны любые пути во всех трех мирах, не правда ли? Ты выказываешь смирение, играя роль простого человека. Но если ты спрашиваешь, мой долг ответить тебе, воспользовавшись своими скромными познаниями и знакомством с этими глухими краями." Произнеся эти слова, он обратился к четырем послушникам, следовавшим за ними, с просьбой указать Раме путь, ведущий к ближайшему монастырскому подворью. Юные монахи пришли в восторг от того, что им выпал случай путешествовать какое-то время вместе с Рамой. Они почувствовали, что им воздается по заслугам, накопленным в прошлых жизнях. Они пошли вперед, указывая путникам верную тропу. За ними следовали Рама с Ситой, затем - Лакшмана, а замыкал шествие Гуха. Еле заметная тропа через густой лес вывела их к берегу реки Ямуны, где проводники без малейшего желания вынуждены были распрощаться с Рамой. Сита, Рама и Лакшмана были благодарны ученикам за оказанную им услугу; они от всего сердца благословили их, дав позволение вернуться в обитель. Все четверо приблизились к знаменитой реке, собираясь искупаться в священных водах. Жители прибрежных деревень, между тем, уже заметили пришельцев и, привлеченные их необыкновенной красотой и благородным очарованием, собрались в отдалении, томимые любопытством. Им не терпелось узнать, как зовут этих чудесных гостей, кто они такие и откуда пришли. Однако робость и стеснительность мешали им задавать вопросы. Стоя на почтительном расстоянии, они изумленно перешептывались.
Сита, Рама и Лакшмана искупались в реке, не вступая в беседу с местными жителями. Выйдя на берег. Рама подозвал к себе Гуху и сказал: "Дорогой брат! Ты уже проделал с нами немалый путь; тебе не следует тратить на нас так много времени. Не забывай о своем долге перед подданными. Ты должен вернуться домой и вновь приступить к своим обязанностям правителя общины." С этими словами Рама благословил его на обратный путь. Гуха почувствовал, что возражать бесполезно. Он только простонал жалобно: "Кто способен добровольно расстаться с обретенным волшебным сокровищем, исполняющим все желания? Как я несчастлив, что вынужден сделать это!" Однако он не посмел идти наперекор воли Рамы. Он простерся на земле у ног всех троих и посыпал свою голову дорожной пылью, на которую ступали их ноги. После этого с величайшей неохотой он удалился.
Распрощавшись с Гухой, Рама, Сита и Лакшмана продолжали свой путь. Вскоре их взору открылся город, сияющий и великолепный, по красоте едва ли уступающий самому городу Нагов. По мере приближения свет, озаряющий небо над крышами домов, становился все ослепительней, и они изумлялись этому чуду. Вблизи город оказался еще более прекрасным и величественным и они замерли в восхищении, наслаждаясь представшим зрелищем. Вступив в живописные окрестности, они подумали, что не иначе как небесный город Амаравати, обитель богов, спустился на землю посреди лесной глуши, а его жители - не простые люди, а боги. Трепеща от восторга, они сели под деревом, укрывшись в прохладной тени ветвей и предались созерцанию, не в силах оторвать глаз от пленительной картины. Вокруг них собралась толпа горожан, которые, в свою очередь, стремились выяснить, не снизошли ли с небес чудесные гости! Люди взволнованно переговаривались между собой, решив, что к ним пожаловали трое Бессмертных из обители богов! Чтобы сообщить собратьям добрые вести о ниспосланном им благословении в лице трех Божественных существ, они поспешили в город, на бегу рассказывая прохожим о происшедшем чуде. Узнавшие новость мчались навстречу гостям, опережая друг друга, стремясь оказаться первыми, чтобы услужить им. Кто-то ставил перед ними кувшин с молоком, ктото раскладывал фрукты. Горожане обступили их тесным кругом, боясь шелохнуться, широко раскрыв глаза от изумления. Ни у кого не было желания возвращаться назад. Они стояли неподвижно, не в силах сдвинуться с места.
Один из горожан, набравшись смелости, вышел вперед и заговорил: "Почтенные господа! Ваше неотразимое обаяние и лучезарный облик заставляют предположить, что вы - принцы благородных царских кровей. Но вы путешествуете пешком по опасным тропам диких джунглей в сопровождении юной госпожи. Вы карабкаетесь по скалам и переправляетесь через реки. Вы - лесные странники, не боящиеся невзгод и лишений, а, если это так, то вы - такие же простые люди, как мы, жители города. Но мы не можем понять, как вам удалось добраться сюда через лес, в котором обитают свирепые львы и бродят стада диких слонов. Тем более, что вместе с вами - хрупкая дева, воплощение прелести и неземной красоты. Неужели у вас нет родных и близких, преданных друзей, желающих вам добра? Если они есть, как могли они позволить вам пуститься в столь опасное путешествие?" Любопытный горожанин засыпал Раму вопросами, пытаясь выяснить причину и цель их скитаний.
Поскольку Рама молчал, то от толпы отделилась одна из женщин и обратилась к нему с такими словами: "О Принц! Умоляю тебя, выслушай мою смиренную просьбу. Я женщина, и поэтому с трудом решилась высказать ее, боясь показаться излишне назойливой. Прошу, не гневайся на меня! Мы простые люди и не умеем произносить замысловатые речи. Ваш облик, прекрасный и пленительный, озарен изнутри волшебным светом, напоминающим блеск изумрудов и чистого золота. Один из вас имеет цвет лица, как у облака, готового разразиться ливнем, другой же сияет ослепительной белизной. В вашей красоте словно слилось очарование миллионов богов любви, вселившихся в человеческие тела! Кроме того, мы жаждем узнать, какие узы связывают вас с этой нежной девой? Своей изысканной прелестью она похожа на Богиню любви, Радхи Деви. Она так скромна и смиренна, что, глядя на нее, мы, обыкновенные женщины, чувствуем себя пристыженными. Милостиво просим вас, скажите, кто вы такие и что привело вас сюда?"
Собравшийся народ сгорал от любопытства, и, слушая их настойчивые и горячие мольбы, Рама и Лакшмана пришли в веселое расположение духа и тихонько посмеивались. Тогда, обращаясь к женщинам, заговорила Сита: "Сестры! Этого юного героя с золотистой кожей, прямодушного и честного, зовут Лакшмана. Он младший брат моего Господина. А Тот, чей темно-голубой Лик озарен изумрудным блеском, чьи глаза, похожие на лепестки лотоса, способны покорить и околдовать весь мир, чьи руки, держащие лук, крепки и длинны, - тут она повернулась к Раме, - Он и есть мой Повелитель, дыхание моей жизни." Произнеся эти слова. Сита наклонила голову и в смущении опустила взор. Какая-то молоденькая девушка воскликнула: "Госпожа! Ты забыла назвать нам свое имя!" Сита ответила без малейшего колебания: "Мое имя - Сита. Мой отец - Джанака, поэтому иногда меня называют Джанаки." Женщины изумленно переглядывались, с сочувствием и уважением глядя на Ситу. Они окружили ее, в один голос выражая пожелания счастливого и доброго пути и осыпая щедрыми благословениями. Они говорили ей: "Будьте так же счастливы, как Бог Шива и Богиня Парвати, живите так же долго, как Солнце и Луна, и, пока Мир покоится на священном капюшоне спящего змея Адишеши, пусть ничто не омрачает ваше счастье и любовь!"
Рама также завел беседу с мужчинами, сообщив им, что они странствуют с целью приобщиться к величию и красоте лесной природы и что путешествие приносит им огромную пользу и удовольствие, поэтому они не испытывают усталости и не страдают от отсутствия необходимых удобств.
После этого, с почтением попросив позволения продолжать путь, все трое направились в сторону леса. Опечаленным горожанам ничего не оставалось, как разбрестись по домам. Сита, Рама и Лакшмана шли по лесной тропе, негромко переговариваясь о прекрасном городе и его обитателях, с улыбкой вспоминая их вопросы и простодушную речь, их искреннее сочувствие и доброжелательность, любовь и радость, которыми светились их глаза. Взглянув на Ситу, Рама заметил на ее лице признаки утомления и предложил отдохнуть в тени большого дерева. От шумящего неподалеку горного потока веяло прохладой. Лакшмана скрылся в джунглях, чтобы собрать фруктов и выкопать съедобные коренья, и все трое, усталые и проголодавшиеся, отведали их с большим удовольствием. Они провели там ночь, крепко уснув на душистых ложах из листьев и травы.
На рассвете, после купания и утренней молитвы, они снова тронулись в путь. Местность становилась все глуше и мрачнее, казалось, они попали в самое сердце диких непроходимых джунглей. Вздымавшиеся вверх крутые скалистые склоны, сомкнувшаяся вокруг сплошная темная стена гигантских деревьев и густых зарослей, оглушительный рокот бурных потоков рождали ощущение смутного страха и затаившейся угрозы.
Внезапно в просвете между деревьев их взору открылся цветущий сад, с любовью и заботой взращенный на крошечном клочке ухоженной земли. Посреди сада возвышалось небольшое каменное здание, поражающее глаз совершенством своих очертаний. Это был святой ашрам мудреца Вальмики. Своей задней стеною монастырь прижался к высокой скале, а боковая стена нависала над пропастью, на дне которой, в глубоком ущелье, рокотала горная стремнина. Ашрам был сказочно красив и издали напоминал жемчужину, сияющую на зеленом ковре. Картина была настолько умиротворяющей, что Сита сразу успокоилась, почувствовав огромное облегчение.
Услышав от учеников, что к ним пожаловали трое гостей, Вальмики поспешил к дверям и появился на пороге обители. Сита, Рама и Лакшмана в благоговении пали к ногам великого святого. Мудрец, раскрыв нежные объятия, приветствовал их столь тепло и радушно, словно знал всю жизнь. Он пригласил их во внутренние покои обители и велел приготовить удобное сидение для Рамы, которого боготворил и ценил, как собственное дыхание, а также для Ситы и Лакшманы. Он послал учеников за фруктами, ягодами и кореньями и разложил угощение перед гостями. Отдавая дань уважения старцу, они отведали яства и выразили свою признательность. Мудрец сел напротив, не сводя глаз с Рамы, утоляя жажду своего сердца, мучившую его столь долгие годы. Он трепетал от восторга и упоения, переполнявших его.
Рама, между тем, обратился к Вальмики со словами, в которых звучало глубочайшее смирение: "О достойнейший среди мудрецов! Ты сведущ в тайнах прошлого, настоящего и будущего всех трех миров, поэтому ты должен видеть причину моего пребывания в лесу так же отчетливо, как эту ягоду, лежащую на моей ладони. Несмотря на это, я чувствую, что было бы неправильным уклоняться от обычая и пренебрегать своим долгом, поэтому я расскажу тебе, почему я оказался здесь вместе с женой и братом." И Он поведал о том, как царица Кайкейи, памятуя о давнишних обещаниях Дашаратхи, потребовала коронования Бхараты как наследника престола и изгнания Рамы в леса.
Мудрец слушал эту грустную историю, но его лицо то и дело озарялось радостной улыбкой. Он сказал: "Рама! Как недавно ты выполнил их желания, так сейчас ты осуществил и мою заветную мечту! Не напрасно предавался я суровому покаянию, не напрасно истязал свою плоть, соблюдая строжайшие посты, стремясь к постижению высот духа. Я хотел бы выразить сердечную признательность Кайкейи и поделиться с нею тем блаженством, которое испытываю сейчас."
Вальмики закрыл глаза и погрузился в молчание, пытаясь овладеть своими чувствами и унять восторженные эмоции, бушующие в его сердце. Его глаза наполнились слезами - то были слезы Ананды, и из-под опущенных ресниц они скатывались по его щекам большими сверкающими каплями.
Рама нарушил тишину и сказал: "Мы хотели спросить у тебя совета, в каком месте нам лучше всего поселиться. Укажи нам такое место, где мы могли бы жить, никому не мешая и не тревожа лесных отшельников и монахов в их уединенных обителях. Мы построим там хижину из бамбука и листьев и проведем в ней некоторое время."
Эти искренние слова, сказанные от чистого сердца, глубоко взволновали мудреца. Он ответил: "О Рама! Сегодня на меня снизошло благословение! Ты - победное знамя, символ вечной славы династии Рагху. Зачем же ты говоришь мне такие слова? В Тебе заключена сила Великого Стража, охраняющего путь, указанный Ведами. Ты - Единственный, кто способен уберечь его от разрушения и зла. Сита - Твоя Майя, неотъемлемая часть твоего существа, заставляющая людей верить в реальность Творения. Согласно Твоей Воле, она создает, хранит и разрушает сменяющие друг друга видимые миры. Лакшмана же - основа основ материального мира, живого и неживого, "тысячеглавый змей", изначальный Шеша-Наг, поддерживающий Вселенную. Выполняя просьбу богов, вы воплотились в человеческих телах и явились на Землю, чтобы восстановить Справедливость и Истину. Я знаю, что очень скоро вы сокрушите все демонические силы и избавите Мир от зла. Вы защитите добро и милосердие. Рама! Ты - вечный свидетель драмы под названием "Видимый Мир". Вселенная - сцена, а Ты - Зритель спектакля. Даже боги не способны постичь Твою сущность и Твое величие. Может ли Твоя тайна открыться простому смертному? Даже те, кто Твоей милостью "познали" высшую мудрость, способны лишь смутно догадываться об истине и могуществе, скрытых в Тебе. Вы приняли человеческий облик, чтобы обеспечить мир и безопасность богам и праведникам; по этой причине Вы говорите и ведете себя как простые смертные. Но только слепец сможет поверить, что Вы - обычные люди среди толп себе подобных! Мы - всего лишь куклы-марионетки, привязанные к нитям, которые Ты держишь в своих руках. Кто мы такие, чтобы указывать Тебе, как поступать, чтобы советовать, какое место в лесу тебе следует выбрать? Рама! Не надеешься ли Ты нас, умудренных аскетов, ввести в заблуждение своими речами? О, Ты - Непревзойденный Актер! Ты безупречно играешь свою роль! Но разве я не знаю, что Ты - Режиссер Вселенской Мистерии? Я не понимаю, почему Ты предлагаешь мне выбрать место для твоего лесного жилища? Какое право я имею указывать Тебе, в какую сторону идти и где остановиться? Есть ли такой уголок во всей Вселенной, где бы Ты не находился всегда? Сначала ответь на этот вопрос, а потом уж я скажу Тебе, куда идти и где строить бамбуковую хижину." Вальмики говорил, ни на миг не отрывая глаз от прекрасного лица Рамы; он пребывал на вершине блаженства, и поток слез, льющийся прямо из сердца, таял у него на губах.
Рама молча слушал почтенного мудреца, и в Его душе царили покой и добродушное веселье. Вальмики снова заговорил, тихо и проникновенно, со светлой улыбкой, озарявшей его счастливое лицо: "По своему опыту я знаю, что Ты живешь в сердцах своих преданных. И я укажу Тебе то лучшее место, где Ты можешь поселиться, приняв этот неуловимый облик. Слушай! Ты можешь взять туда с собою и Ситу, и Лакшману. Выбирай тех, чьи уши, словно океан, благодарно вбирают струящиеся потоки сказаний о Твоих подвигах и всегда счастливы слышать рассказы о Твоих Божественных словах и деяниях; тех, чьи языки не устают повторять Твое имя и наслаждаются его упоительной сладостью; тех, чьи губы без устали возносят Тебе хвалу и шепчут слова, произнесенные Тобой, ощущая их нежность и очистительный аромат; тех, чей взгляд, словно птица Чатака, вспархивающая навстречу первому солнечному лучу, стремится к Твоему Лику цвета изумрудно-лилового облака; выбирай тех, кто посвятил свою жизнь ожиданию встречи с Тобой, кто ищет Тебя повсюду, а найдя, впадает в высшее блаженство от Твоего присутствия. Рама! Оставайся здесь с Ситой и Лакшманой!
Рама! если ты не возражаешь, я могу продолжить. Послушай меня! Пребудь навеки в сердце человека, умеющего прощать грехи других и любить людей за все хорошее, что в них есть, который пробирается по пути жизни, сохраняя нравственность и честность, не отступает от законов праведного поведения и доказывает мыслью, словом и делом, как тверда его вера в то, что Вселенная - Твое Творение, и в Твоем теле заключен весь видимый и осязаемый мир.
Но поскольку сейчас Ты временно принял человеческую форму и явился сюда якобы затем, чтобы исполнить волю родителей, Твои вопросы соответствуют Твоей роли, и, соблюдая правила игры, я отважусь ответить Тебе. Ты можешь поселиться на горе Читракута. Это самое благоприятное и удобное место изо всех, что мне известны. Оно издавна считается святым, а окружающая природа чарующе прекрасна. Все пространство словно пронизано любовью и покоем. Вокруг мирно бродят львы и слоны, позабыв о своей вражде и свирепости. Огибая подножье горы, несет свои воды знаменитая река Мандакини, воспетая в Ведах. Неподалеку находятся ашрамы таких почтенных мудрецов, как Атри, и, посетив их, ты сможешь превратить их обители в вечные святыни. Пусть падет Твое благословение на этот волшебный край и на дорогую моему сердцу божественную реку."
Рама без колебаний внял совету мудреца. Как только Вальмики указал им путь к пику Читракута, все трое, испросив, согласно традиции, позволения удалиться, покинули горный ашрам. Идти пришлось недолго: вскоре они оказались на берегу Мандакини и с наслаждением окунулись в священные воды, совершив ритуальные церемонии, предписанные Ведами. Они немного отдохнули в тени дерева, съели несколько фруктов, а потом долго бродили по густой мягкой траве, восхищаясь ее пышной зеленью и любуясь красотой окружающего пейзажа.
Затем Рама сказал Лакшмане: "Лакшмана! Я затрудняюсь выбрать точное место, где мы могли бы построить бамбуковую хижину, крытую соломой. Я не могу с уверенностью сказать, какое именно место окажется наиболее удобным и подходящим для будущего жилища. Сделай милость, возьми на себя этот труд."
Стоило Раме произнести эти обыкновенные слова, как Лакшмана рухнул на землю у ног Рамы, будто его внезапно пронзила острая боль. Он с тоскою вскричал: "Какое зло я сотворил, что ты так обращаешься со мной? За какой грех ты так сурово наказываешь меня? Или ты испытываешь меня, желая лишний раз убедиться в моей преданности? Или, может быть, ты решил подшутить надо мною и выставить на посмешище?" Сникший от скорби, он стоял перед Рамой, горестно склонив голову, дрожа от волнения и страха.
Рама был очень удивлен его поведением. Он привлек к себе брата и нежно прижал к своей груди Он сказал: "Лакшмана! Я не понимаю, отчего ты так расстроился? Я не могу догадаться о причине, которая могла вызвать такое отчаяние. Прошу тебя, расскажи скорее, что случилось, не усугубляй мою тревогу и недоумение."
Лакшмана не замедлил с ответом. Он сказал: "Брат! Я сложил к Твоим ногам все, что имел. У меня нет больше личного мнения о том, что - хорошо, а что - плохо. Если что-то по душе Тебе, то, значит, это по душе и мне. И Ты знаешь, что это чистая правда! Но несмотря на это. Ты только что предложил мне выбрать любое место, какое мне понравится, чтобы построить для Тебя хижину! Мое сердце чуть не разорвалось от боли, когда я услышал Твой приказ поступать как мне вздумается. Укажи мне, где должно быть Твое жилище, и я в точности исполню твою волю. Прояви милосердие и не говори больше со мною в таком тоне; благослови меня, приняв мою жертву; все, что я считал своим, отныне принадлежит Тебе - моя воля, мой разум, мой ум, мои чувства, мое тело - все это я возложил к Твоим стопам, предавшись Тебе целиком, без остатка. Я верный раб, неотступно следующий за Тобой в надежде услужить и оказаться полезным. Командуй и приказывай, не сомневаясь в моей покорности и повиновении, и любое Твое желание будет исполнено."
Рама пытался утешить и успокоить брата, столь жалобно взывающего к милосердию и сочувствию. Он говорил ему: "Лакшмана! К чему так сильно волноваться из-за такого пустяка? Не принимай это так близко к сердцу. Поверь мне, я глубоко ценю твою преданность и не предполагал, что столь обычная просьба вызовет такую бурю эмоций. Я высказал ее случайно, не подумав, и у меня и в мыслях не было обидеть тебя! Не грусти! Оставим это! Пойдем со мной, и я сам найду место, где будет стоять наша хижина." Позвав Ситу, Рама вместе с нею двинулся вперед по лесной тропе, а за ними последовал Лакшмана. Вскоре все трое вышли на поляну, откуда открывался вид на северный берег Мандакини, песчаный и светлый. Русло реки, спускаясь вниз по склону горы, изгибалось дугой словно гигантский лук, и казалось, что его держит сам пик Читракута, похожий на несокрушимого героя-великана, а стрелы - это Власть над чувствами. Обуздание ума, Милосердие, Самоотречение и т.д., мишень же, в которую они нацелены - это темные орды грехов. Так Рама разъяснил своим спутникам тайный смысл величественного зрелища, после чего добавил : "Этот герой никогда не сдастся врагу!" Он сказал, что хижина должна быть построена в том месте, откуда лучше всего видна волшебная картина.
Лакшмана предложил Раме и Сите отдохнуть под деревом, а сам, не мешкая, принялся за работу. Он подыскивал стволы и жерди, связывал стебли лиан и скручивал длинные древесные волокна, чтобы сплести веревки. Он хотел, чтобы хижина получилась достаточно просторной и крепкой и, наметив ее размеры, выкопал ямы в земле и прочно укрепил в них угловые столбы. Он работал быстро и уверенно, желая как можно скорее соорудить достойное пристанище для своих Хозяев. Когда Рама и Сита, отдохнув, пришли посмотреть, как идут дела, они обнаружили, что их будущий дом растет на глазах и являет собой настоящий шедевр гармонии и красоты, обещая превратиться в уютное и удобное жилище.
Рама захотел хоть в чем-то помочь Лакшмане, который, сидя на крыше, связывал толстые пучки соломы. Он подавал ему наверх куски заранее приготовленной самодельной веревки, и Лакшмана закреплял на плотном соломенном настиле связки сухой травы, затыкая щели и делая крышу более прочной и непроницаемой. Сита также пожелала принять участие в работе: она отрывала длинные широкие листья от веток, принесенных Лакшманой, и целыми охапками складывала их в руки Рамы, а тот подавал их брату.
Солнце еще не зашло, а дом был уже готов к приему жильцов. Рама не мог оторвать глаз от творения Лакшманы: маленький домик выглядел на редкость уютным и привлекательным. Он без устали расхваливал Лакшману, превознося перед Ситой его мастерство и преданность. Сита была в восторге от нового жилища, объявив, что никогда в жизни не видела более чудесной хижины и что давно мечтала жить именно в такой обители! Она сказала Раме, что исполнилось ее заветное желание, которое она лелеяла с самого детства.
Тем временем Лакшмана спустился с крыши и обошел вокруг дома, желая убедиться, все ли в порядке и можно ли считать работу завершенной. После этого, с позволения Рамы, он удалился к берегу Мандакини, чтобы искупаться. Вскоре к реке отправились и Рама с Ситой. Возвратившись в хижину, все трое с удовольствием отведали фруктов, собранных Лакшманой утром и крепко уснули на полу своего нового дома.
Не прошло и дня, как весть о том, что Сита, Рама и Лакшмана поселились на горе Читракута, распространилась среди обитающих в этих краях лесных отшельников, и целые процессии паломников - монахов, их друзей и учеников, устремились к заветной хижине, чтобы, насладившись святым Даршаном, вновь удалиться в свои приюты. Рама беседовал с гостями, спрашивая об их здоровье, об успехах на их духовном поприще, а также заботливо осведомлялся, нет ли у них каких-либо трудностей. Рама заверил их, что если сможет быть им чем-нибудь полезен, то всегда вместе с братом готов прийти на помощь.
Однако отшельники в один голос отвечали Раме, что теперь ничто не омрачает их жизнь и они ни в чем не испытывают нужды. Они говорили ему: "Рама! Одного взгляда на Тебя достаточно, чтобы избавиться от всех тревог и неприятностей. У нас больше нет трудностей и отныне их не будет никогда! Твоей милостью мы надежно защищены от невзгод." Они не отрывали взора от Рамы, зачарованные его неземным обаянием. Рама, в свою очередь, с радостью принимал гостей и был ласков и приветлив с лесными аскетами. Их сердца, годами томимые духовной жаждой, наполнялись долгожданным покоем и умиротворением. Упиваясь лучезарным Ликом, наслаждаясь Божественным Присутствием, они ощущали, как на них нисходят мир и благодать.
Рама - сама Всеобъемлющая Любовь! С Его приходом все обитатели леса почувствовали себя счастливыми. Он часами беседовал с ними, и на душе у них теплело, таяли их иссушенные сердца, истосковавшиеся по Любви. Ко всем, кто приходил к Нему - будь то охотники, аскеты или странники - Он был одинаково внимателен и заботлив и всем давал советы, соответствующие их возможностям и устремлениям. Уходя от Него, люди чувствовали себя духовно обогащенными, и их отношение к жизни менялось, поднимаясь на более высокий уровень. Возвращаясь в свои дома и лесные обители, они не уставали благодарить судьбу, восхищаясь добродетелями Рамы, превознося Его доброту и милосердие. Вся природа откликнулась на прибытие Рамы, и лес, в котором Он поселился, засиял радостью и волшебной красотой. Воздух был насыщен успокоительной прохладой; все кругом радовало глаз, наполняя душу восторгом. Члены монашеских общин, рассеянных по лесу, позабыли о том, что такое страх и тревога, в их садах росли и распускались цветы Ананды. Даже беспощадные охотничьи племена, обитающие в диких джунглях, приобщились под влиянием Рамы к нравственному закону, став впоследствии гордостью и украшением человеческой расы. Горные громады Виндхьянского хребта были опечалены тем, что их обошла счастливая судьба. Почему Рама поселился не на их склонах, а выбрал гору Читракута? И не только Виндхьянский хребет - все окружающие горы чувствовали себя обездоленными оттого, что Рама не удостоил их своим пребыванием.
Осуществилась заветная мечта Лакшманы - постоянно созерцать Лотосные Стопы Ситы и Рамы, упиваясь любовью, которой они щедро одаривали его. Он позабыл обо всем, что связывало его с прошлой жизнью и погрузился в наивысший духовный экстаз, Сат-Чит-Ананду. Его отречение было настолько глубоким, что никто из его родных и близких - ни мать, Сумитра Деви, ни жена Урмила - не возникал перед его внутренним взором ни во сне, ни наяву. Сита, как и Лакшмана, никогда не вспоминала о своих родных и о городах Митхила и Айодхья. Ее память не воскрешала их образы даже на долю секунды. Ее взор и ее внимание были сосредоточены на Лотосных Стопах Шри Рамачандры. Это был истинный праздник для ее очей; она с благоговением наблюдала, как неиссякаемый поток мудрецов стремится к Раме за советом и помощью. Время для нее летело незаметно, и она потеряла счет дням. Как птица Чакора, наслаждаясь лунным светом, самозабвенно купается и трепещет в его прохладных лучах, так и Сита, трепеща от восторга, не сводила глаз с обожаемого Лика Рамы. Настолько притягательна была для нее маленькая хижина из бамбука и листьев, что она позабыла и о дворце в Митхиле, где провела детство и девичество, и о дворце в Айодхье, где жила как царская невестка. Скромный лесной домик казался ей самой роскошной и уютной обителью, какую она когда-либо видела в своей жизни.
Время от времени Рама услаждал их слух рассказами о древних героях, воспетых в пуранических легендах и о подвигах великих подвижников, познавших тайны духа на пути сурового покаяния и аскетизма. Сита и Лакшмана жадно внимали Его речам, ловя каждое слово. В истории Рамы нередко вплетались воспоминания о покинутых родителях, страдающих от боли разлуки. В такие минуты глаза Ситы наполнялись слезами; при мысли о Каушалье и Дашаратхе она горько плакала, представляя себе безутешную от горя царицу-мать. Но рядом с нею был ее Рама, Лев среди людей, и при взгляде на Него слезы мгновенно высыхали и печаль исчезала бесследно. Тревоге и грусти не было места здесь, в лесу, где находился Рама, ибо она понимала, что все, происходящее в мире - не более как Лила (Вселенская Игра) ее Господина. Ничто не могло омрачить ее безоблачного счастья. Рама и Лакшмана берегли ее, как зеницу ока, бдительно охраняя ее покой и следя за тем, чтобы ни малейшее волнение или страх не взбудоражили ее душу. Все трое были спокойны и радостны, забыв о тоске и печали. Их жизнь на горе Читракута текла счастливо и безмятежно.
Глава 16
Мрак над Айодхьей
Тем временем правитель Нишады, сопровождавший Раму на пути в лес, возвращался в свое царство. На берегу Ганги он увидел колесницу, в которой сидел министр Сумантра. Невдалеке паслись лошади, поводьями привязанные к стволу тенистого дерева. Сумантра сидел совсем один, он безутешно плакал и стенал. Сам Гуха не мог более сдерживать свою скорбь. Он воскликнул: "Рама!" и, бросившись к Сумантре, обнял старика, и они оба зарыдали, будучи не в состоянии выразить свою муку словами. Прижавшись друг к другу, они прислонились к дереву, но не смогли удержаться на ногах и упали наземь, как будто сами были деревьями, срубленными топором. Они оплакивали судьбу Ситы, Рамы и Лакшманы и посылали проклятья Кайкейи - виновнице всех бедствий.
Лошади перестали щипать траву и отказались пить воду. Слезы текли у них из глаз. Как только они услышали, что Сумантра и Гуха произносят имена Ситы, Рамы и Лакшманы, они подняли головы и стали всматриваться вдаль в надежде хотя бы на мгновение увидеть тех, кого они любили с такой силой, с какою любят только близкие люди, разлученные друг с другом. Сумантра видел горе, терзающее животных, и от этого его боль становилась еще сильнее.
Прошло, наверное, несколько часов в этих разрывающих сердце страданиях. Гуха, понимая, что дальше так продолжаться не может, собрал все свое мужество и попытался взять себя в руки. Он обратился к Сумантре с такими словами: "О министр! Ты обладаешь глубоким умом, твердыми моральными устоями, ты - тот, кто видит подлинную сущность вещей за их внешними, преходящими очертаниями. Судьба играет порой в странные игры, и нужно приучить себя мириться с этим. Поднимись! Возвращайся в Айодхью! Передай вести Каушалье и Сумитре, которые жаждут увидеть тебя и услышать твой рассказ." Он насильно поднял Сумантру с земли, усадил его в колесницу и запряг в нее лошадей, отвязав их от дерева.
Сумантра осознавал, что то, на чем настаивает Гуха - правильно. Движимый порывом слепой отваги, он взнуздал лошадей, заставляя их тронуться с места, но его тело утратило силу из-за горестных переживаний, вызванных разлукой с Рамой. Поэтому, несмотря на все старания, ему не удавалось управлять колесницей, как прежде. Его качало из стороны в сторону, и он не мог удержаться на месте, то и дело соскальзывая вниз и вновь карабкаясь на сиденье. А лошади? Они не желали двигаться вперед! Они все время пытались повернуть обратно и вытягивали шеи, чтобы увидеть дорогу, ведущую назад.
Сумантра клял себя и свою судьбу. "Горе мне! - повторял он, - пусть закончится на этом моя несчастная жизнь. Мое тело все равно должно когда-то обратиться в прах, а чем умирать от болезни или от стихийного бедствия, гораздо лучше, если смерть придет от невыносимой боли из-за разлуки с Рамой. Это придало бы смысл всей прожитой мною жизни; это сделало бы мою славу вечной, а завоевание посмертной славы - достаточная награда за все жизненные невзгоды. Нет, Сумантра, - сказал он сам себе, - будь у тебя счастливый удел, ты бы не расстался с Рамой; а поскольку тебя преследуют неудачи, что тебе еще остается, как не смириться и продолжать жить? Что пользы изнурять и корить себя?" Сумантра продолжал нещадно осыпать себя упреками.
Он снова завел разговор с самим собой. "Какими глазами посмотрю я на жителей Айодхьи? Когда они спросят меня, где Рама, что я им отвечу? Когда они спросят меня: "Как ты мог уехать, оставив Раму в джунглях?" - что я смогу сказать им? Разве не буду я охвачен стыдом и скорбью? О, мое сердце превратилось в камень! И почему оно не разорвалось на части от всего, что я пережил?" Ему была отвратительна собственная низость, и он заламывал руки в отчаянии. Он решил, что не должен въезжать в город при свете дня, когда улицы заполнены людьми. Ему казалось, что будет менее унизительно въехать в город ночью, когда все разойдутся по домам и улягутся спать.
Но внутренний голос возразил ему: "О чем ты думаешь? Могут ли жители Айодхьи спать? Нет, нет, конечно, не могут. Только из-за своей глупости и невежества мог я вообразить, что они спят по ночам. Они все время бодрствуют, ожидая возвращения Рамы или хотя бы любых вестей о нем! Поэтому мне все равно не избежать унижения, появлюсь ли я в городе ночью или днем. Для меня, который оказался недостойным милости Рамы, эта злосчастная судьба - заслуженная кара. Лучшее, что я могу сделать - пройти через все унижения и принять бремя позора." Итак, Сумантра продолжал свой путь - медленно, с остановками, все время задавая самому себе вопросы и пытаясь ответить на них.
Но вот он достиг берега реки Тамасы. Здесь он решил провести несколько часов, чтобы отпустить лошадей пощипать траву, а самому подготовиться к въезду в город после наступления ночи, когда люди не будут уже ходить по улицам, а будут лежать в своих постелях. Наконец колесница, миновав главные ворота, тихо и медленно двинулась по главной улице города.
Сумантра принял все меры предосторожности, чтобы колеса и копыта не издавали шума; колесница двигалась, как улитка. Но кто мог сдержать нетерпение лошадей? Кто мог заставить их замолчать? Они узнали улицы, по которым они везли Раму, они громко жаловались на свою участь: ведь их дорогой Рама был далеко, очень-очень далеко.
Жители города услышали это жалостное ржание, их слух был настроен на то, чтобы воспринять этот горестный крик, они передавали друг другу, что Сумантра вернулся с пустой колесницей; они выбежали из домов и встали по обе стороны дороги, чтобы увидеть печальное зрелище.
Сумантра низко опустил голову, когда заметил, что на улицах собрались толпы людей. Они же, глядя на его плачевный вид, догадались, что Рама не вернулся. И они падали в обморок там же, где стояли. Многие плакали навзрыд. Во дворцах цариц услышали душераздирающее ржание лошадей и тут же послали служанок узнать, что случилось; те поспешили к Сумантре и засыпали его вопросами. Он же сидел, подавленный и павший духом, как немой, который не способен ответить ни на какие вопросы. Он сидел неподвижно, как сломанная колонна, словно он был глухой, который и не мог слышать, о чем его с таким нетерпением спрашивали.
По его поведению служанки поняли, что Рама отверг все просьбы и мольбы о возвращении. Они жалобно причитали: "О министр! Ты вернулся один и оставил Ситу в этом ужасном лесу?" - и из их груди вырывались горестные стоны.
Одна служанка оказалась смелее других. Она сказала Сумантре, что Каушалья приказала ему сразу же проследовать во дворец, где она ждет его.
Во дворце Сумантра нашел царя, распростертого на полу, истощенного бессонницей и голодом, в измятой и грязной одежде. Сумантра подавил волну своей собственной скорби и, проговорив слова "Джей, джей", которые по традиции полагалось произносить первыми при встрече с царем, встал рядом с ним, трясясь с головы до ног. Узнав его голос, Дашаратха быстро приподнялся и плачущим голосом спросил:
"Сумантра! Где мой Рама?"
Сумантра обнял царя, и тот уцепился за него, как утопающий, который хватается за соломинку. Видя, как они оба рыдают от невыносимого горя, Каушалья пришла в отчаяние, она едва могла дышать, она с трудом хватала воздух губами и мучительно задыхалась от душевной боли. Служанки, видя это, громко заголосили, оплакивая тяжелую участь, которая постигла всех, и делали все возможное, чтобы успокоить царицу и восстановить ее силы.
В это время Дашаратха немного оправился, он велел Сумантре сесть перед ним и спросил его: "Сумантра! Расскажи мне о Сите и Раме, расскажи мне все. Как Лакшмана? Увы, нежная Сита, должно быть, очень устала и измучилась. Где они теперь? Говори же!" Увидев, что Сумантра медлит с ответом, он потряс его за плечи и стал молить еще жалостнее.
Сумантре было очень стыдно посмотреть в глаза царю, он уперся взглядом в пол и, продолжая проливать слезы, не мог сказать ни слова. Дашаратха, горько рыдая, воскликнул: "О Рама! Дыхание жизни все еще теплится в этом дряхлом теле, несмотря на то, что такой сын, как ты, покинул меня! В мире нет грешника отвратительнее меня. Сумантра! Где же теперь Сита, Рама и Лакшмана? Отвези меня сейчас же к тому месту, где ты их оставил. Сделай это для меня, выполни мое желание! Не увидев их, я не смогу больше жить ни минуты!"
И как человек вконец отчаявшийся и ослепленный горем, он закричал: "Рама! О Рама! Позволь мне увидеть тебя хотя бы еще раз! Неужели ты отнимешь у меня возможность видеть тебя?"
Служанки, толпившиеся у дверей зала, где он лежал, не спали и не ели несколько дней - так они страдали, видя муки царя. Сумантра сказал: "О державный правитель! Раджадхираджа! Ты - очень мудр, ты сотворен из крепкого материала, ты - несокрушимый герой, твои познания глубоки, твое происхождение - божественное. Ты всегда служил аскетам и святым. Ты знаешь, что, подобно тому, как ночь сменяется днем, а день - ночью, так и богатство и нищета, счастье и несчастье, близость и разлука следуют друг за другом с неотвратимой неизбежностью. Только глупцы не чуют ног под собой от радости, когда счастье улыбается им, только невежды сразу приходят в уныние и падают духом, когда их настигает беда. Такие умные и ученые люди, как ты, не должны поддаваться воздействию ни того, ни другого. Они должны быть полны невозмутимости и самообладания, что бы ни случилось. У меня нет права советовать тебе принять случившееся мужественно и смело, ибо ты, как никто другой, знаешь цену мужеству и храбрости. О благодетель мира! Внемли моим мольбам. Не горюй так сильно. Сейчас я опишу тебе подробности моего путешествия с ними. Очень прошу: выслушай спокойно." Каушалья при этих словах попыталась подняться с помощью служанок, она оперлась на них и приготовилась слушать рассказ Сумантры.
Сумантра заговорил: "О господин! В первый день мы проделали путь до реки Тамасы. Сита, Рама и Лакшмана выкупались в реке и, испив воды, отдохнули под тенистым деревом. На следующий день мы достигли реки Ганги. Отовсюду уже надвигалась темнота. Я остановил колесницу по приказу Рамы. Все трое окунулись в священные воды и уснули на песчаном берегу. Когда наступил рассвет. Рама попросил Лакшману принести ему млечный сок баньяна, и когда тот вернулся с чашей из листьев в руках, Рама смочил соком свои волосы, и они превратились в копну из спутанных прядей. К этому времени друг Рамы, правитель Нишады, велел пригнать к берегу лодку. Сита первой вошла в нее, за ней - Рама, а вслед за ними, выполняя наказ Рамы, сел в лодку Лакшмана - с луком и стрелами. До того, как войти в лодку, Лакшмана подошел ко мне и попросил передать родителям, что он шлет им низкие поклоны, выражает свое почтение и просит их благословения. Он также наказал мне просить тебя держаться разумно и храбро."
Сумантра продолжал свой рассказ. Теперь он поведал о том, что просил передать Рама в Айодхью. "Господин, - обратился Сумантра к Дашаратхе, - Рама сказал: "Передай мое почтение наставнику. Убеди моего отца не страдать из-за случившегося." После этого Рама попросил меня приблизиться к нему и обязал меня сделать следующее: "Собери всех: министров, жителей Айодхьи, членов царской семьи и объяви им мой главный завет: только те из них дороги мне, кто сделает жизнь моего отца счастливой." Рама сказал: "По прибытии Бхараты передай ему мои благословения и убеди его взять на себя бремя правления царством, не отступая от справедливости, сохраняя единство и обеспечивая благосостояние народа с помощью таких методов, в которых проявляется чистота помыслов, слов и деяний. Скажи Бхарате, что я желаю ему служить родителям с такой любовью, чтобы они забыли свое горе от разлуки со мной."
Пока Рама излагал свои пожелания, подошла Сита и попросила меня передать тебе, что, находясь рядом с Рамой, она чувствует себя счастливой и ничего другого ей не нужно. Она хотела, чтобы я передал тебе и царице Каушалье, что она склоняется перед вами ниц, просит не тревожиться о ней и уверяет вас, что она безмерно счастлива со своим Повелителем и мечтает, чтобы вы всегда посылали ей свои благословения. Она также просила передать вам пожелания здоровья и благополучия.
В это время лодочник, поняв, что Рама не желает больше медлить с отплытием, взялся за весла. И лодка с Рамой, Ситой и Лакшманой отчалила от берега. Я смотрел на удаляющуюся лодку и сердце мое словно окаменело. Я, должно быть, долго простоял на берегу реки. Но волейневолей мне пришлось возвращаться сюда, в Айодхью, чтобы принести вам весточку от Рамы. По правде говоря, я хотел бы лучше утонуть в Ганге. Я почувствовал себя очень несчастным. Однако я должен был продолжать жить ради того, чтобы передать вам послание Рамы. Нынешняя Айодхья, в которой нет больше Рамы, кажется мне заброшенной, покинутой и полной страхов, как будто это не столица, а дикие джунгли."
Слушая слова Сумантры и нежные, любящие послания от Рамы и Ситы, Дашаратха не мог преодолеть волнения. Он не мог забыть всего того, что случилось. Он упал без чувств.
Дыхание царя стало прерывистым, словно у рыбы, изо всех сил пытающейся выскочить из липкой грязи, в которую она упала. Видя этот приступ удушья, царицы издали душераздирающие вопли. Слова бессильны описать эту сцену отчаяния и горя. При виде такой скорби даже сама скорбь не могла бы сдержать себя. Муки цариц, предсмертная агония царя, горе придворных и слуг вызвали смятение и ужас во всем городе. Жители столицы метались, как птицы в лесу, напуганные внезапным ударом грома в полночь.
Подобно тому, как цветок лотоса, сорванный и вынутый из воды, быстро увядает, так и душа царя быстро покидала свою телесную оболочку. Слова уже больше не срывались с его губ, язык стал сухим, чувства и реакции притупились. Каушалья не спускала с него глаз, понимая, что близится закат светила Солнечной династии.
Она собралась с силами и, придвинувшись к нему, положила голову своего господина к себе на колени. Она старалась, чтобы он услышал слова, которые могли утешить и успокоить его. Она сказала:
"Повелитель! Сита, Рама и Лакшмана скоро вернутся и увидятся с тобой. Прислушайся к моим словам, не падай духом, наберись мужества!" Когда она с глубоким состраданием прошептала ему на ухо эти слова, Дашаратха открыл глаза и отчетливо и внятно проговорил: "Каушалья! Где мой Рама? Покажи мне, покажи мне, где он? Отведи меня к нему. Моей нежной и ласковой невестки нет со мной? А Лакшмана, где он? Я не вижу его здесь."
Дашаратха уронил голову набок, более не в силах держать ее прямо. Груз горя был слишком тяжел. Спустя несколько минут царь вспомнил о проклятии, которое навлек на него слепой отшельник, отец Шраваны. Царь с трудом приподнялся и слабым голосом стал рассказывать Каушалье эту давнюю историю.
"Каушалья! Как-то раз мне случилось отправиться в лес на охоту. Множество воинов и охотников следовали за мной. За весь день мы не смогли встретить ни одного дикого зверя, но я знал, что нельзя возвращаться в Айодхью с пустыми руками, безо всякой добычи. Мы вошли в лес ночью и стали ждать удачи. Рассвет уже готов был пробиться через окутавший нас мрак на берегу большого озера, как вдруг я заметил какое-то движение у кромки воды и услышал, как кто-то шуршит в прибрежных кустах.
Мне стало ясно, что это - крупный лесной зверь и что если я, воспользовавшись своим умением стрелять в направлении звука, пущу стрелу, то непременно убью его. Я так и сделал - натянул лук и выпустил острую и меткую стрелу прямо в цель. Ее полет был стремительным и яростным, и она поразила зверя на бегу. Но тут же я услышал крики боли "А-а", несущиеся с того места, где зверь упал. Я вместе с воинами бросился туда и - о ужас! - я обнаружил, что убил не зверя. Это был юный сын отшельника. Я наклонился к нему и умолял его простить мне эту трагическую ошибку. Сын отшельника сказал мне: "Царь! Не предавайся скорби! Исполни просьбу, которую я сейчас выскажу тебе. Ее исполнение будет достаточной платой за грех, совершенный тобой. Мое имя - Шравана. Мои отец и мать - оба слепые. Я проводил все мои дни в служении им, и это служение давало мне полное счастье. Боги вознаградили меня - они ниспослали мне мудрость и я познал Высшую Реальность. Мои родители сейчас страдают от мучительной жажды. Я пришел к озеру, чтобы набрать для них воды. Ты выстрелил в меня, приняв меня за лесного зверя. Кто может избежать велений судьбы? Теперь я нахожусь в таком состоянии, что не смогу отнести воду моим родителям. Поэтому возьми этот кувшин с водой и отнеси его им. Иди к северу, пока не подойдешь к одинокой тростниковой хижине, и после того как родители утолят жажду, скажи им о том, что случилось со мной. Не говори им ничего обо мне до того, как они напьются воды." Произнеся эти слова, он дал мне в руки кувшин и умер.
Каушалья! О, как глубоко волновала этого юношу судьба родителей! Его нисколько не трогала его собственная жизнь, которая так быстро покидала его. Он не сказал мне ни одного грубого слова; те нежные, ласковые и любящие слова, которые он произносил, до сих пор эхом отдаются в моих ушах. При последнем дыхании он повторил священный звук, Пранаву - Ом, Ом, Ом - ясно, отчетливо, три раза. Видя это и наблюдая его спокойную, мужественную смерть, я решил, что должен немедленно, во искупление моего греха, исполнить его последнюю волю. Я поспешил к хижине, которую он мне описал, и отдал кувшин в руки его родителей, не произнеся при этом ни единого слова. Но они стали задавать вопросы: "Сын! Почему ты так долго отсутствовал? Что тебя задержало?" Они протягивали вперед руки и размахивали ими, чтобы дотронуться до него и ощутить его присутствие. Я немного отступил назад. Тогда они, эти старые слепые супруги, тревожно воскликнули:
"Сын! Отчего ты сегодня не разговариваешь с нами? Мы не прикоснемся к воде, которую ты принес, пока ты не заговоришь с нами и не ответишь на наши вопросы!" Я распорядился, чтобы воины шли вслед за мной и несли тело Шраваны к хижине. Как раз в это время они пришли с его трупом. Я положил тело так, чтобы до него могла дотронуться мать. Она горько зарыдала над ним. Спустя некоторое время, сдержав свою скорбь, она сказала: "Царь! Теперь, когда наш сын оставил нас, нам незачем продолжать наше существование. Мы уже старые; кто будет служить нам и охранять нас? Убей нас так же, как ты убил его. Или возведи погребальный костер, чтобы мы могли принести себя в жертву вместе с нашим сыном." Я опустил голову, соглашаясь исполнить их волю. Я собрал сухих дров и возвел костер. На него положили тело Шраваны. Слепые родители прислонились к нему и, применив магическую силу йоги, сотворили огонь внутри своих тел и совершили самосожжение.
До того как принести себя в жертву, они обратились ко мне, чтобы произнести несколько слов. Их святое пророчество сегодня сбылось." Здесь Дашаратха прервал свой рассказ, чтобы передохнуть и унять охватившее его волнение. Каушалья утешала его, стремилась принести успокоение его разгоряченному уму. Она спросила: "Господин! Что же сказали слепые родители? Скажи мне! Я должна знать!" Дашаратха некоторое время молчал, а потом ответил: "Каушалья! Что могу я сказать? Как могу я повторить эти слова? Эти старые люди, муж и жена, так мне сказали: "Ты окончишь свою жизнь так же, как мы кончаем свою - из-за невыносимой боли от разлуки с твоим сыном." И они испустили дух, охваченные пламенем.
В то время у меня еще не было сына, и я не представлял, как может осуществиться это предсказание. Я думал про себя, может ли в их словах заключаться правда? Но я также знал, что слова, исходящие от старого мудреца, не могут оказаться неправдой. И это означало, что у меня будет сын, с которым мне придется расстаться. Ты помнишь, как мы с тобой горевали, что у нас не было детей. Я чувствовал, что это проклятье несло в себе и благословение. Я молился, чтобы оно подтвердилось, и даже если мне суждено будет расстаться с сыновьями, я должен их иметь. Я не мог раскрыть тебе эту тайну раньше. Теперь я понимаю, что слова святого отшельника заключали в себе истинную правду. Мучительная боль от разлуки с Рамой привела меня к смерти. Я воскресил в памяти трагедию Шраваны. Мои силы и мое мужество исчерпаны. Больше мне их не восстановить."
Дашаратха уходил в иной мир, и перед его внутренним взором проносились события прошедшей жизни. Он трижды воскликнул: "Рама! Рама! Рама!", - и откинулся назад, упав на колени Каушальи. Каушалья, заметив резкую перемену, которая с ним произошла, пронзительно закричала. Придворные и служанки столпились вокруг. Они увидели, что царь больше не дышит. Город превратился в долину слез, в озеро, переполненное скорбью. Толпы людей потекли во дворец. Улицы представляли собой быстро движущийся поток рыдающего народа. Люди посылали проклятия Кайкейи, ибо они знали, что город лишился своих "Глаз" из-за ее коварных интриг.
Васиштха, царский наставник, вошел в зал, где лежало тело царя. Он дал необходимые советы и постарался смягчить скорбь цариц. Он успокаивал Каушалью и Сумитру, напоминая им об их ушедших предках, которые также не могли избежать смерти, несмотря на все свое могущество и величие. Поскольку в городе не было никого, кто мог бы взять на себя главные обязанности при погребальном обряде, тело царя, по распоряжению Васиштхи, было погружено в масло, чтобы предохранить его от разложения. Васиштха призвал гонца и сказал ему: "Спеши! Быстрее поезжай к Бхарате; не говори ему ни слова о смерти царя, но скажи ему только одно: наставник просит, чтобы он и его брат немедленно вернулись в столицу." Гонец припал к ногам наставника и попрощался с министром, после чего пустился в долгий путь на быстроходной колеснице.
С тех пор, как Айодхья погрузилась в скорбь, Бхарату стали одолевать различные предчувствия, проявлявшиеся в виде зловещих снов. Он пробуждался от этих снов среди ночи, полный ужаса и смятения. Много ночей Бхарата и вовсе не мог сомкнуть глаз. Он сидел на постели, словно ожидая, что вот-вот разразится страшное несчастье. Он боялся, что недобрые вести уже мчатся к нему навстречу. Он выходил еще до рассвета и после раннего омовения совершал различные обряды и церемонии для того, чтобы умилостивить богов и отвести ожидаемое бедствие. Он подолгу сидел в храмовых покоях, молясь об облегчении души. Но несмотря на все это, его преследовал необъяснимый тайный страх.
Сны настойчиво посещали его в течение четырнадцати дней. Они истощили его силы, и его вера и мужество были на исходе. Между тем гонец из Айодхьи на пятнадцатый день своего долгого пути достиг, наконец, столицы Кекайи, где находился Бхарата. Когда Бхарату известили о его появлении у главного входа во дворец, он приказал немедленно привести гонца к нему, чтобы узнать, с какими вестями он прибыл.
Гонец простерся ниц перед Бхаратой и сообщил, что он и его брат без малейшего промедления должны отправиться в Айодхью по распоряжению наставника. Бхарата осведомился о благополучии народа Айодхьи и забросал гонца многими вопросами. Тот ответил, что не имеет полномочий докладывать о чем-то особом, кроме того, что наставник просит его вернуться как можно скорее. Именно это он обязан им сообщить и ничего другого сказать не может.
Бхарата знал, что перед членами царской семьи гонцы произносят обычно лишь несколько слов, а царственные особы, в свою очередь, не должны вести с ними долгих разговоров. Этикет требовал, чтобы подобная беседа продолжалась не более, чем несколько минут. Гонец знал это правило дисциплины, поэтому он быстро поднялся и покинул зал.
Бхарата в ту же минуту прошел во внутренние покои и попрощался со своим дядей; вместе с братом Шатругной он вскочил в ожидавшую их колесницу и велел вознице мчаться вперед как можно быстрее. Как стрела, выпущенная из мощного лука, неслась колесница по горным тропам, холмам и лесным дорогам. С той же быстротой, с какой мчалась колесница, хлынули волны скорби, переполнявшие сердце Бхараты. Он не мог объяснить, откуда она исходит. Какая-то необъяснимая тоска охватила его. Бхарата не желал останавливаться в пути ни на одну минуту - даже для того, чтобы утолить жажду глотком воды.
Шатругна видел, что брата снедают чувства тревоги и беспокойства; он несколько раз просил его сделать остановку, чтобы подкрепиться едой и питьем, но Бхарата не обращал на это никакого внимания и упорно молчал. К тому же на пути они столкнулись с дурными предзнаменованиями. Стаи черных ворон преследовали колесницу, кружа над нею и хрипло каркая, предвещая несчастье. Заунывно и зловеще выли собаки. Эти знаки беды нарушили спокойствие, которое так долго поддерживал в себе Шатругна.Когда они подъехали к воротам города Айодхьи и взглянули вверх, их страх усилился. Гирлянды манговых листьев не обновлялись уже много дней; засохшие листья висели над жалобно скрипящими воротами, они бились на ветру, как будто кто-то скрежетал зубами от злобы и тоски. Отчего свежие зеленые листья не обрамляют, как всегда, ворота столицы? Что случилось с городом? Почему всюду царит запустение, этот верный признак беды? Братья поняли, что на столицу обрушилось несчастье.
Они миновали ворота и двинулись дальше. У въезда в город находились царские конюшни и стойла для слонов. Когда Бхарата взглянул на них, его сердце дрогнуло, и он потерял самообладание. Он увидел, что животные застыли в полной неподвижности, опустив головы, а глаза их полны слез. А конюхи и погонщики слонов склонились под таким тяжким грузом горя, что не могут поднять головы. Когда братья поехали дальше по городу, они заметили, что двери домов по обе стороны улицы заперты, словно их обитатели сговорились никого к себе не пускать. Дороги были не подметены и грязны. Несколько горожан, появившихся на улице, отвели взгляд, заметив колесницу. Узнав Бхарату, они заплакали.
Знаменитый алмазный базар был закрыт, так же как и все лавки вокруг него. Бхарата, от ужаса потерявший дар речи, не мог спросить у редких прохожих, отчего пелена мрака окутала город. Его ошеломили столь неожиданные для него признаки бедствия. Колесница подъехала к царскому дворцу. Стражники встретили их молча, без всяких проявлений радости, без традиционных криков "Джей, джей"; они стояли согнувшись и производили впечатление немых; они не могли поднять глаз, залитых слезами. Братья теперь уже были убеждены, что невиданные несчастья обрушились на город. Они сошли с колесницы и побежали во дворец.
Кайкейи увидела, что приехал ее сын; она вышла навстречу и приветствовала его с великой радостью. Служанки же, которые последовали за ней, горестно вздыхали. Бхарата посмотрел на их лица и остановился, словно прикованный к месту, не в силах произнести ни слова. Но Кайкейи сама начала разговор. Она сказала: "Сын! Как чувствует себя твой дядя?" Бхарата в ответ произнес какие-то невнятные слова и бросился к матери, спеша задать мучившие его вопросы: "Как отец? Как мой старший брат? Как мой другой брат? Как мои тетушки-царицы?"
Тут Кайкейи словно онемела. Глаза служанок, которые стояли рядом, наполнились слезами. Бхарата понял, что от него скрывают какоето страшное известие. Он спросил: "Мать! Где мой отец?" При этих словах служанки разразились рыданиями. Посмотрев на них, Кайкейи почувствовала, что дольше медлить нельзя; она тоже заплакала, сыграв роль женщины, сраженной горем. Бхарата никак не мог сам разгадать тайну. Он стал молить мать объяснить ему, что произошло и почему все кругом так сильно горюют. Кайкейи на это ответила: "Сын! Что мне сказать? Я была счастлива, что с помощью Мантары смогла достигнуть всего, о чем мечтала. Но с самых первых шагов мои усилия пошли прахом. Мой замысел, как видно, показался неугодным богам. Царь, твой горячо любимый отец, ушел на Небеса." Кайкейи громко заплакала. Как только эти слова дошли до слуха Бхараты, он упал и покатился по полу, как слониха, услышавшая рык льва. Падая, он вскричал: "Увы, отец!" Подобно тому как молния, попав в дерево, валит его наземь, так и Шатругна, сраженный, упал на пол. Их горе нельзя описать, оно было беспредельно. Бхарата сел, сжав голову обеими руками и заплакал навзрыд. Он закричал: "Отец! Мы не стояли над твоим смертным ложем и не слышали твоего последнего дыхания. О, мы - великие грешники! Из четырех сыновей только двое удостоились чести попрощаться с тобой! Бхарата и Шатругна - худшие и самые несчастные из твоих сыновей. В последние минуты ты поговорил бы с нами, сказал бы нам ласковые, добрые слова. Ты дал бы нам свои бесценные благословения и жизненные напутствия. Мы должны быть благодарны Раме за то, что он был с тобой. Ты ведь сказал ему все, что хотел передать нам. Брат! Поднимись! Иди со мной! Мы пойдем к Раме и узнаем, какое послание передал нам отец. Мать! Скажи нам, где сейчас Рама." Бхарата уже готов был идти, он лишь ждал ответа матери.
Кайкейи сказала: "Сын! Если бы Рама был здесь, твой отец не умер бы, разве ты этого не понимаешь? Разве ты не знаешь, что Рамы нет в городе?" Эти слова были как жгучий яд, пролитый на открытую рану. Этот новый удар поразил Бхарату. Он спросил: "Мать! Рама - мое дыхание. Куда же он ушел?" Бхарата был на грани беспамятства, и ответ последовал очень быстро. Кайкейи сказала: "Куда ушел? Ты спрашиваешь, куда он удалился? Хорошо, я скажу. В лес." "Если и так, - прервал ее Бхарата, - то почему же Рама, уйдя в лес, до сих пор не вернулся?"
Кайкейи спокойно проговорила, тщательно взвешивая каждое слово: "Сын! Это долгая история, и у нас сейчас нет времени обсуждать ее. Неотложная твоя обязанность - заняться приготовлениями к погребальному обряду." Бхарата понял, что мать пытается скрыть от него какуюто тягостную и неприятную тайну. Он спросил, где находятся Сита и Лакшмана. Мать ответила: "Они оба последовали за Рамой в лес. Они вернутся в столицу только по истечении четырнадцати лет. Таково было решение твоего отца." Кайкейи объявила это твердым и невозмутимым тоном.
Она увидела, что эта новость привела Бхарату в состояние крайней сокрушенности и отчаяния. Поэтому она подозвала сына к себе и, гладя его по голове, стала утешать. Она сказала: "Сын! Не надо так горевать об отце. Он при жизни отдавал себя целиком похвальным и праведным деяниям и оттого его душа достигла Небес. Твой долг сына - следовать идеалам, которые он внушал тебе, завоевать такую же славу благородными делами и счастливо управлять царством. Приумножь его славу и известность путем мудрого и справедливого правления и поддержи величие его династии." Кайкейи продолжала в том же духе, пытаясь успокоить боль, терзающую сердце сына.
Однако ее слова пронзали сердце Бхараты, словно острые кинжалы. Каждое из них отдавалось в его мозгу, как удар тяжелого молота. Слушая ее, Шатругна почувствовал, что его тело горит, как в огне. Но он не издал ни звука, сохраняя внешнее спокойствие. Бхарата же внезапно вскочил, движимый стремлением узнать правду, ибо понял, что мать обманывает его, пытаясь скрыть истину, таящуюся за ее туманными и непонятными речами. Он схватил за руку Шатругну и выбежал вон из комнаты. Через несколько секунд он стоял на пороге покоев Каушальи, старшей царицы, матери Рамы.
И какая ужасная картина открылась его взору! Каушалья, распростертая на полу в измятых и запыленных одеждах, громко стенала: "О мой повелитель! Мой господин! О Рама! Рама!" Вокруг нее толпились, обезумевшие от горя и страха служанки, пытаясь успокоить ее и облегчить ее страдания. Бхарата, не в силах вынести этого зрелища, воскликнул: "Мать! Мать!" - и упал к ногам Каушальи. Здесь же, вместе со старшей царицей, была и Сумитра. При виде Бхараты и Шатругны обе они, вскрикнув, внезапно лишились чувств. Придя в себя, они прижались друг к другу, будто скованные единой мучительной болью и громко зарыдали; эта сцена была способна растопить даже каменное сердце! Оба брата склонились к их ногам под тяжестью невыносимой скорби.
Бхарата обхватил ноги Каушальи и жалобно взмолился: "Мать! Отведи меня к телу отца, скажи, почему он покинул нас. Объясни, зачем ушли в лес Рама и Лакшмана, взяв с собою Ситу? Все это для меня остается тайной; спаси меня от мучений, скажи мне правду." Каушалья нежно обняла его и ответила: "Сын мой! Твое возвращение облегчило мою боль. Увидев тебя, я почувствовала, что меньше страдаю от разлуки с любимым Рамой. Ты так же дорог мне, как Рама; я всегда любила тебя так же, как его." Но проговорив эти слова, она не смогла сдержать стонов и рыданий и горестно возопила: "О Рама! Как смогу я прожить без тебя четырнадцать лет, зная, что ты находишься в изгнании, в дремучем лесу? Или ты решил и меня повергнуть во прах, как своего отца, обрекая на гибель от невыносимых страданий? О горе мне! За что эти несчастья обрушились на меня?" Ее горькие слова еще больше растревожили Бхарату. Его воображение рисовало ему самые страшные трагедии и беды, разразившиеся в его отсутствие, ибо он до сил пор не ведал правды. Он снова взмолился: "Мать! Не скрывай от меня того, что случилось! Скажи мне, почему Рама ушел в леса и что было причиной смерти отца; открой мне правду, освободи меня от мрака неведения."
Каушалья по своей природе была честна и прямодушна, и сердце ее было добрым и полным милосердия. Она искренне обрадовалась Бхарате, как будто бы к ней вернулся сам Рама! Она нежно прижала его к груди, вытерла слезы и сказала: "Сын! Бхарата! Будь мужественным! Не горюй о прошлом, это бессмысленно. Бывают времена, когда Судьба неблагосклонна к нам, и тогда происходят события, кажущиеся странными и невероятными. Бесполезно обвинять кого-то в злых умыслах и взваливать на его плечи все бремя ответственности. В том, что случилось, нет ничьей вины! Такова отныне моя судьба: нести этот тяжкий груз скорби. Это моя доля, и мне ее не избежать. Но ты еще так молод! Ты похож на восходящее солнце в час рассвета. Не забывай об этом!
Мой горячо любимый Рама, повинуясь воле отца, надел одежды из древесной коры, собрал спутанные волосы в пучок и теперь скитается по диким джунглям. Сита, которая не может жить без него ни минуты, теперь с ним, в платье из такой же грубой коры. Лакшмана пытался помешать Раме уйти в лес, но его усилия были бесполезны. Тогда он заявил, что для него Айодхья без Рамы - все равно что джунгли, и последовал за Рамой в лес. Все это произошло на моих глазах. О! Какая же у меня грешная душа, что я все еще живу на свете!
Я не могла пойти с ними, и вот теперь они далеко, а жизнь все еще не покинула меня! Как мне описать мое жалкое состояние? Мое сердце, видно, высечено из твердого камня! О Рама! У тебя такое нежное сердце! Ты, должно быть, так страдаешь, что рожден мною! И почему же ты должен страдать? Увы, Рама! Сколько еще мучений тебе предстоит перенести, питаясь одними дикими плодами и кореньями, пробираясь сквозь глухие, наводящие ужас заросли джунглей!" Она громко застонала и упала на пол в беспамятстве.
Бхарата все видел и слышал все слова, произнесенные Каушальей, но загадка все так же оставалась неразгаданной. Он метался в страхе и смятении, но так и не мог проникнуть в тайну. В это время министр Сумантра известил Бхарату о том, что царский наставник, мудрец Васиштха, просит его прийти к нему. Сумантра залился слезами, когда увидел братьев. Он прижал Бхарату к груди, и братья тоже не могли совладать со своим горем. Бхарата надеялся, что Сумантра, наконец, прольет свет на тайну, нависшую над трагическими событиями в столице. Он всяческими способами пытался навести Сумантру на разговор о случившемся, но Сумантра не был расположен говорить об этом. Он был уверен, что царицы уже рассказали Бхарате и Шатругне о том, что произошло, до того, как он пришел во дворец.
Все вместе они отправились к Васиштхе. Бхарата и Шатругна упали к ногам наставника и громко и безутешно зарыдали. Он поднял их с любовью и состраданием и, утешая их, преподал им нравственные и философские уроки, стремясь к тому, чтобы они не падали духом. "Мы слишком долго ждали, больше откладывать уже невозможно," - сказал он и обязал Бхарату приготовиться к совершению погребального обряда. Бхарата, пребывая в замешательстве, долго не мог собраться с мыслями и, наконец, обратился к Васиштхе с мольбой: "Учитель! Ведь это долг, который должен выполнить старший сын, а из нас четверых старший - Рама. Ты же предлагаешь мне совершить этот ритуал. Разве ты считаешь, что это справедливо? Ты считаешь, что это правильно? Ты сохранял тело в течение многих дней, сохрани его еще два или три дня. Мы, Шатругна и я, последуем туда, где сейчас находится Рама, и привезем его в Айодхью. Просим тебя дать нам разрешение сделать это."
Васиштха ответил: "Сын! Ты очень наивен! Рама не захочет вернуться раньше установленного срока. Он верен однажды данному слову. Как бы ты его ни умолял, Рама вступит в Айодхью только через четырнадцать лет. Поэтому оставь свой план, соверши погребение своего отца, после чего ты сможешь делать все, что пожелаешь." Васиштха еще долго говорил в том же духе, чтобы убедить Бхарату в бесплодности и тщетности его намерений.
Бхарата понял, что ему придется повиноваться наставнику. И он согласился. Тело отца обмыли, и предписанные Ведами ритуалы, которые предшествовали кремации, были совершены. После этого Бхарата, побуждаемый внезапно охватившей его непреодолимой острой тоской, бросился к царицам в их покои и, упав к ногам Каушальи и Сумитры, взмолился: "Матери! Нет! Нет! Вы должны отказаться от принесения себя в жертву на погребальном костре отца. Если вы попытаетесь сделать это, я откажусь совершать над его телом последние поминальные обряды."
Ему удалось получить от них обещание, что они не сделают этого. Обе они были очень растроганы его любовью и вниманием. И им ничего не оставалось, как уступить его просьбам. Они сказали: "Сын! Мы будем поступать согласно твоим желаниям."
Тело подняли и положили на погребальный костер из сандала, сложенный на берегу реки Сарайю. Бхарата сотворил последний обряд с исключительной тщательностью и точностью, проявив такое глубокое знание Вед, которое в тысячу раз превосходило то, что мог предвидеть и ожидать Васиштха. Как того требовали законы Вед, он раздал, во славу Имени отца, шестнадцать видов щедрых даров. Он одарил людей коровами, землей, золотом, монетами, домами, одеждой, пищей, лошадьми, слонами и другими ценностями. Получившие их повсюду превозносили его великодушие, щедрость и верность сыновнему долгу.
Но правители, подвластные царю, пандиты, придворные жрецы да и простой народ не могли примириться с отсутствием Рамы. Скорбь терзала их сердца и беспрерывно вызывала приступы боли. Они знали, что были беспомощны, что у них не было надежды. Рама никогда не нарушит данного им слова. Он не вернется назад, какие бы блага ни сулило ему возвращение. Он не появится в Айодхье до того, как пройдет долгих четырнадцать лет. Они должны были принять это как неизбежность. И они пытались закалять свои сердца, чтобы переносить страдания и продолжать жить, ожидая его возвращения и надеясь обрести радость, когда подойдет к концу срок изгнания.
Тем временем Васиштха, царский наставник, пригласил на большой совет подвластных правителей, подчиненных царей, министров, старейшин и монахов, мудрых и ученых людей царства и вождей общин и сословий. Прежде всего он призвал их следовать Дхармашастре - Кодексу нравственных законов, относящихся к обязанностям и долгу правителей. Затем он подробно изложил весь ход событий, начиная от козней, которые плела Кайкейи, и кончая тем днем, когда Рама удалился в леса. После этого Васиштха остановился на высоких достоинствах покойного царя - его преданности Истине, его приверженности высшим нормам поведения, силе его духа, его царском величии и его неизменном следовании ведийским предписаниям, которое сделало его столь щедрым покровителем множества грандиозных яджн и других жертвенных и церемониальных обрядов. Васиштха продолжал свою речь, поведав собравшимся о желании царя отпраздновать коронацию Рамы и о препятствиях, которые встали на его пути и которые привели к изгнанию Рамы и к смерти царя, не перенесшего разлуки с горячо любимым сыном.
Бхарату и Шатругну, которые до сих пор не знали о том, как развивались в столице эти трагические события, только что описанные Васиштхой, теперь переполняли и гнев, и скорбь, и чувство стыда. Они опустили головы, их сердца затопило раскаяние. Потоки слез потекли по их щекам. Люди, собравшиеся вокруг них, едва решались взглянуть в их сторону. Даже Васиштха вытирал глаза, которые все время наполнялись слезами. Зал погрузился во мрак и уныние. Молчание воцарилось на большом совете, все сидели, как каменные истуканы.
Бхарата и Шатругна больше не в силах были слушать рассказ Васиштхи, их охватило чувство негодования из-за низкого и бесчестного поведения Кайкейи. Бхарата проклинал себя за то, что был рожден такой матерью; он так стыдился последствий своих собственных злых дел, совершенных в предыдущих жизнях, что не мог поднять головы и встретиться с кем-нибудь взглядом. Братьям хотелось как можно быстрее покинуть зал и уйти куда глаза глядят.
Васиштха понимал их состояние, он подошел к Бхарате со словами утешения и совета. "Сын, - сказал он, - нет никакой пользы оплакивать прошлое. Что случилось, то случилось. Сейчас мы должны думать о том, что нам предстоит сделать. Твоему отцу во всем сопутствовала удача. Зачем же так скорбеть о нем? Послушай меня и склони голову перед его последним заветом. Он доверил тебе право управлять царством. Тебе нужно оправдать его доверие и уважить его волю. Твой отец согласился разлучиться с Рамой, поскольку он не мог принудить себя нарушить данное им слово. Он расстался с жизнью из-за безмерной привязанности и любви к Раме. Он умер, чтобы сдержать свое обещание - в этом нет сомнения. Он знал, что исполнение обещания есть ценность большая, чем сама жизнь. Вот почему он готов был скорее встретить Смерть лицом к лицу, чем взять назад свое слово. И - пойми! - Рама ушел в изгнание в леса вместе с Ситой во имя того, чтобы отец остался верен своему слову.
Слава царского рода Икшваку заключена в том, что каждый, кто к нему принадлежит, пожертвует всем ради верности однажды данной клятве. Это величие, к которому причастен и ты. И тебе следует ныне действовать в согласии с решением отца и принять на себя всю ответственность в управлении государством. Пусть все благоприятствует твоим начинаниям. Пусть успех будет сопутствовать тебе во всех твоих делах. Я рискнул дать тебе совет только потому, что люблю тебя и сочувствую тебе, а иначе я не взвалил бы на твои плечи такую тяжелую ношу. Я знаю, что ты сможешь поддержать славу доброго имени твоего отца. У тебя есть способность управлять, есть искусство и мужество, необходимые для того, чтоб нести этот груз. Без колебаний и сомнений прими бремя царствования."
Васиштха погладил Бхарату по плечу и благословил его. Бхарата выслушал его мудрые и добрые советы и, когда наставник завершил свою речь, быстро встал со своего места и припал к его ногам. Ему трудно было говорить, так как он пребывал в безутешном горе, его губы дрожали, в горле пересохло. Слова едва слетали у него с языка. Он сказал: "Учитель! И ты говоришь, что проявляешь ко мне любовь и сочувствие? Нет! На самом деле ты не чувствуешь ко мне ни сострадания, ни любви. Если бы ты сочувствовал мне, ты никогда бы не согласился возложить на меня это бремя. Ты приговорил меня к этому наказанию без малейшего сожаления. Страну, которая отправила в джунгли святейшего и чистейшего из людей; страну, которая обрекла все население на многие годы нескончаемых слез; страну, которая потеряла законного и наиболее достойного правителя; страну, которая навлекла великое бесчестье на всю правящую династию - род Икшваку; страну, которая довела до мук вдовства матерей Каушалью и Сумитру; страну, которая дошла до полного упадка - эту страну ты доверяешь сейчас мне!
Увы! Это - следствие грехов, которые я совершил, это - следствие того, что я - несчастнейшее существо, вышедшее из чрева Кайкейи - этого воплощения жестокости и ненависти! Вместо того, чтобы выносить мне этот суровый приговор, прикажи мне отправиться к Раме и приумножь тем самым свои святые заслуги. Только расчищая путь перед ними, чтобы их ногам было мягче ступать по земле, только посвятив себя этому служению, смогу я сделать свою жизнь достойной и спасти себя. Я не могу больше оставаться здесь ни единой минуты."
Бхарата упал к ногам Васиштхи, прося разрешения уйти в лес вслед за Рамой. Тогда поднялись министры державы и, молитвенно сложив руки, сказали: "Повелитель! Подобное состояние дел не может больше продолжаться: в стране нет правителя. И ты не можешь уклониться от ответственности, которую наставник возлагает на тебя. После возвращения Рамы ты волен будешь действовать по своему усмотрению, но сейчас мы просим тебя внять нашим мольбам. Защити царство и обеспечь благополучие народа. Возьми бразды правления в свои руки."
Бхарата ничего не ответил на эти настойчивые просьбы. Ему хотелось сейчас только одного - пойти к Каушалье и побыть с ней хотя бы недолго. Васиштха с готовностью дал на это согласие. Бхарата и Шатругна вышли из зала совета и направились прямо ко дворцу Каушальи. Они упали к ее ногам, и Бхарата сказал ей: "Мать! Умоляю тебя простить несчастного Бхарату, который стал причиной всех бедствий, поскольку рожден из чрева злобной и порочной женщины - Кайкейи. Этот проклятый Бхарата - источник всех несчастий нашего царства. Дай мне позволение удалиться в лес. Я не могу ходить по этому городу и оставаться в нем в то время, как мой Господин и Учитель - Рама покинул его из-за меня. Это царство принадлежит по праву старшему сыну, а я, это ничтожнейшее из существ, не имею на него никаких прав. Мне не нужно это бремя, я не смогу нести его. Благослови меня, чтобы я смог уйти тотчас же." Бхарата, полный отчаяния, стоял и ждал.
Каушалья собралась с силами и начала утешать Бхарату. Она сказала: "Бхарата! Прими во внимание обстоятельства и умерь свое горе. Сейчас не время для колебаний. Рама сейчас далеко, он в самом сердце диких джунглей, твой отец - на Небесах. Твои матери, твои родные и близкие, твои друзья и доброжелатели, твои подданные - все погружены в глубокую печаль. Все сейчас смотрят на тебя с надеждой, как на свою единственную поддержку и защиту. Пойми! Все эти события произошли потому, что наступили неблагоприятные времена, и потому люди стали совершать нечестные, извращенные и страшные поступки; обрети мужество и прими правильное решение. Повинуйся воле Гуру Васиштхи, отнесись внимательно к прошениям народа. Сделай то, о чем просят тебя министры."
Каушалья ласково держала его руки в своих, пока пыталась убедить его взять на себя обязанности правителя царства. Ее слова тронули Бхарату своей удивительной мягкостью и нежностью, как будто к его пылающему сердцу приложили прохладную сандаловую пасту. Они обволакивали его уши, лаская и услаждая слух, ибо Каушалья не произнесла ни одного слова, которое бы осуждало его мать, вызвавшую эту роковую череду бедствий; у нее не было и тени сомнения в верности и преданности Бхараты. Бхарата был счастлив слышать ее слова и почувствовал огромное облегчение. Он был восхищен безграничной широтой ее души, ее искренней любовью к нему. Даже в сказочном сне он не мог представить себе, что Каушалья будет относиться к нему подобным образом, щедро одаривая его любовью и нежностью, к нему, сыну другой царицы, младшей жены ее супруга, в то время как ее собственный сын изгнан в леса на четырнадцать лет! "Какая бездонная пропасть разделяет этих двух женщин, - думал Бхарата, - Каушалью и его родную мать, Кайкейи! Ее глубина не поддается никакому измерению." Он понял, что в Каушалье воплотилась та высшая и совершенная Форма Любви, которая способна наполнять сердца людей подлинным счастьем.
Он молитвенно сложил руки на груди и осмелился возразить ей: "Мать! Твои слова, полные любви и нежности, исцеляют мое сердце, изнывающее от тоски, словно ласковый дождь из прохладной розовой воды! Но может быть, ты принимаешь меня за Раму? Увы, я не похож на Раму, безгрешного и чистого. Я Бхарата, порожденный Кайкейи, а значит, порочен по своей природе, унаследованной от нее. Я ничтожество, которому неведом стыд. Я - враг Рамы. Ты по ошибке перепутала нас и поэтому так добра и ласкова со мной. Твое сердце так истомилось по Раме, что ты обращаешься с другими так, как будто перед тобою - сам Рама. Я говорю правду, мать! Послушай меня и отнесись к моим словам серьезно.
Мать! Только тот, кто безупречен в своей праведности, имеет право властвовать над людьми. Если же власть будет отдана в руки таким, как я, бесчестным и хитрым, обладающим сомнительными наклонностями и извращенным умом, земля превратится в подобие преисподней! Недалекие авантюристы, тщеславные и самоуверенные, алчные хищники, жаждущие пышной славы и роскоши, стремящиеся к удовлетворению личных потребностей, ничтожества, пораженные врожденным недугом зависти, не заслуживают права распоряжаться судьбами людей. Они наносят вред интересам народа, которым они управляют. Они подрывают основы праведности. Они ведут страну к упадку. Лишь тот, кто избирает путь добродетели и истины, заслуживает право управлять другими людьми. Я знаю только одного такого человека, это - Рама. Никто другой не достоин этого. Поэтому я уйду тотчас же, я обниму колени Рамы и буду умолять его вернуться со мной в Айодхью. Прошу твоего разрешения, благослови меня как можно скорее." Бхарата простерся перед Каушальей и ждал ответа.
Слова Бхараты до слез растрогали Каушалью. Она сказала: "Сын! Как похож ты на Раму своими чувствами и движениями души! Глядя на тебя, мне легче переносить боль от разлуки с ним. Но если ты тоже уйдешь в лес, что же будет с нами? Если ты считаешь свой уход неизбежным, возьми и меня с собой. С кем же мне коротать мои дни в Айодхье? Потеряв мужа, разлучившись с сыном, несмотря на страдания от этих утрат, вдова все еще не может расстаться с жизнью. Пойди, получи разрешение от Гуру Васиштхи и мы удалимся в лес, чтобы провести хотя бы еще немного времени с Ситой, Рамой и Лакшманой. Тогда я смогу умереть спокойно." Пока она это говорила, Бхарата почувствовал, что его душа обретает некоторое утешение и покой. Он пал к ногам Каушальи и Сумитры, а, поднявшись, отправился ко дворцу Кайкейи.
Бхарата шел первым, за ним - Шатругна. Их переполняли горечь и негодование, оттого что Кайкейи, слепо доверившись Мантаре, стала виновницей всеобщей великой смуты. Они изо всех сил старались подавить гнев, который клокотал у них внутри. Наконец они вошли во дворец. У самого входа они увидели Мантару, празднично разодетую и увешанную драгоценностями, которая поджидала их. Шатругна не мог вытерпеть этого зрелища. Он схватил ее за волосы, пригнул к полу и стал наносить ей удар за ударом! Горбунья отчаянно закричала: "Ай! Ай!" Когда ее вопли достигли ушей Кайкейи, та бросилась на помощь и принялась грубо бранить Шатругну за его поступок.
При виде этой сцены Бхарата, не в силах более сдерживать свое возмущение, дал волю своим чувствам и закричал на Кайкейи: "Стыд и позор! Ты самая страшная из грешниц! Ты поверила словам этой гнусной женщины и совершила презренный поступок! Когда ее мерзкие науськивания дошли до твоего сердца, как оно не разорвалось на куски? Как мог твой язык выговорить эти ядовитые просьбы? Как он не сгорел, не превратился в пепел, когда высказывал эти губительные желания? Как смеешь ты жить в этом дворце и смотреть людям в глаза? Разве тебе не стыдно расхаживать по этим покоям? Увы! Как мог царь поверить словам такого злобного существа, как ты? Ослепленный страстью и вожделением, он согласился променять сына на жену! Тайный план, который ты вынашивала, был низок и чреват напастями. Ты осквернила чистое сердце царя, ты опалила царство огнем, ты разрушила династию и ее славу, ты принесла вечное бесчестье царскому роду Рагху. Твое порочное и полное яда сердце способствовало всему этому развалу. Признать тебя матерью было бы ужасным грехом. Как могла ты подумать, что, когда ты причинишь вред другим, твой сын может достичь благоденствия и успеха? Разве дети других родителей не так же дороги им, как твои - тебе? Женщины, которые плетут злые козни против чужих детей, навлекают тем самым зло на своих собственных отпрысков. Как же ты смогла пренебречь этой великой истиной? Это, должно быть, связано с грехами, совершенными тобой в предыдущих жизнях. Нет. Все это связано со мной. А иначе почему же чистый, верный, незапятнанный Рама, мой возлюбленный брат, и его Божественная супруга Сита, венец целомудрия и доброты, должны скитаться по страшным лесам? О, какая жестокость! Как это ужасно! Будь ты проклята! Уже одно то, что мне приходится разговаривать с такой подлой грешницей, свидетельствует о грехах, совершенных мною в прошлых жизнях. О, мне хотелось бы знать, какое чудовищное зло я совершил, если заслужил это наказание, этот позор - появиться на свет из твоего чрева! Все грешники тянутся к себе подобным! Всех их связывает единая нить. Что может быть у них общего с добрыми людьми, занятыми полезными и богоугодными делами?
Эта Солнечная династия так же свята и чиста, как Божественный Лебедь, на котором нет ни единого пятнышка. Надо сказать правду - ты подобна своей матери; она убила своего мужа, чтобы удовлетворить свое тщеславие. Ты также убила своего мужа, чтобы исполнить свои эгоистические желания. Возможно ли, чтобы младший сын стал править государством, обойдя старшего сына, в полном противоречии с установленным законом древнего царского рода?
У тебя не сейчас родилась эта роковая мысль, она с самого начала, как сорняк, таилась и прорастала в тебе, иначе как могла она внезапно превратиться в огромное древо зла? Наделенная такой низменной натурой, ты бы лучше задушила меня насмерть при рождении и тем самым спасла бы меня и все это царство от великих бедствий. Но какой смысл теперь оплакивать прошлое? Увы! Твоего ума хватило на то, чтоб срубить ствол, а после поливать водой безжизненные ветви. Твои жалкие мыслительные способности побудили тебя спасать жизнь рыб, бросив их в высохший пруд! И теперь я даже не знаю - плакать мне или смеяться над твоей примитивной глупостью.
Вместо того, чтобы тратить время на разговоры с тобой, я предпочитаю тотчас же устремиться вслед за Рамой и, пав перед ним ниц, умолять его вернуться в Айодхью вместе со мною. Если же он отвергнет мою просьбу, я намерен остаться с ним, как это сделал Лакшмана, и обрести свое счастье в преданном служении. Я не желаю больше смотреть на твое лицо."
Произнеся эти слова, Бхарата повернулся к ней спиной и вместе с Шатругной покинул покои Кайкейи. Царица предалась мучительным раздумьям о совершенной ею роковой ошибке. Она оплакивала вызванный ею горестный ход событий; она поняла, что любые замыслы, бесчестные и порочные по своей природе, могут принести только временную радость и неизбежно прокладывают путь ко всеобщему краху. Она почувствовала, что ей нет спасения; у нее не было слов, чтобы выразить свою скорбь и раскаяние; лишившись дара речи, она окаменела, застыв от ужаса.
Кайкейи ощутила непреодолимое отвращение к Мантаре и с восхищением и гордостью думала о благородстве и праведности Рамы. Она склонила голову от стыда за совершенный ею грех
http://www.samvel.net/text/spiritual/ramayan.htm