Глава 25
Мост
Рама глядел на море и размышлял, каким образом им удастся пересечь его. Ванары наперебой предлагали различные способы. В конце концов поднялся Вибхишана и обратился к Раме со словами: "Господин! Истоки происхождения Океана восходят к твоим праотцам - Сагаре и его сыновьям. Океан - семейный "наставник" твоего рода. Как только ты выразишь волю пересечь его, ванары с легкостью справятся с этой задачей."
Между тем Вибхишана заметил лазутчика, посланного Раваной; ванары связали его и привели к своему хозяину, Сугриве. Сугрива приказал отрубить ему нос и уши. Когда ванары уже приготовились привести приказ в исполнение, ракшаса, пытаясь вырваться, отчаянно завопил: "О ванары! Заклинаю вас Рамой! Не лишайте меня ушей и носа!" Его пронзительный крик услышал Лакшмана; он попросил привести к нему ракшасу и приветливо заговорил с ним. Лакшмана осудил ванаров за проявленную жестокость к гонцу Раваны. Он написал письмо и вручил его ракшасе со словами: "Отнеси это послание Раване и в точности повтори ему слова, которые я сейчас произнесу: "О разрушитель судеб своего собственного народа! Очисти свое сердце хотя бы сегодня и припади к ногам Рамы! Рама простит тебя. Не допускай полного истребления ракшасов только ради потакания своим собственным прихотям. Знай, что у тебя нет иного способа избежать смерти, которая в противном случае для тебя неизбежна." С этим суровым и решительным напутствием ракшаса был отправлен к своему хозяину. Прислужник Раваны был вне себя от счастья, что ему удалось уйти живым; он воскликнул: "Слава владыке Рамачандре!" и прежде, чем пуститься в обратный путь, пал к ногам Рамы.
Во дворце у Раваны он рассказал обо всех происшедших с ним событиях и с нескрываемым восторгом принялся описывать волшебную красоту Рамы. Он передал Раване письмо, доверенное ему Лакшманой. Равана осведомился о том, удалось ли Вибхишане прижиться в лагере врага. "Будь он проклят! - выкрикнул Равана,- дни его сочтены. Очень скоро он станет добычей смерти. Он паразит, вскормленный на наших хлебах! Он сбежал с Ланки и присоединился к стану моего противника! Напасти будут преследовать его до самой смерти!" Он повернулся к гонцу-ракшасе и сказал: "Под этим предлогом ты пробрался во вражеский лагерь. Рассказал ли ты им о мощи нашего воинства и его несокрушимом напоре в сражении? Теперь поведай мне, что удалось тебе узнать об их силах и возможностях." Посланец-ракшаса, Шука, стоя перед троном со сложенными на груди руками, ответил: "Повелитель! Я прошу тебя проявить немного милости и выслушать мои слова со спокойствием и терпением. В тот самый момент, когда твой брат заключил узы дружбы с Рамой, он был произведен Им в царственные правители Ланки. Узнав о том, что я приблизился к их лагерю как твой посланец, ванары схватили меня и подвергли постыдным мучениям и издевательствам. Я заклинал их именем Рамы прекратить эту пытку и взывал к Раме, умоляя спасти меня. Только это помогло мне избежать увечья и сохранить свой нос и уши. Будь у меня тысяча языков, я не смог бы описать могущество обезьяньего воинства. Это целый сонм героических бойцов! В их лагере - несметные толпы ванаров всех мастей, всех возрастов и племен, и все обладают могучей статью и силой. При виде их любой затрясется от ужаса; впрочем, достаточно лишь представить их или помыслить о них, чтобы застыть от страха и трепета. Вспомни, как могуч был тот одинединственный из ванаров, который убил твоего сына и сжег столицу дотла! И это результат того, что сила ванаров - отражение непревзойденного могущества самого Рамы. Даже самый хилый юнец превращается, благодаря Раме, в устрашающее чудовище. Там множество знаменитых воинов-обезьян, и каждый из них наделен силой огромного стада диких слонов. Имена их предводителей: Двивида, Майнда, Нила, Нала, Ангада, Виката, Дадимука, Кешари, Кумуда, Даджа, Гавакша, Джамбавантха. Любой из них по мощи и мастерству не уступает обезьяньему вождю Сугриве. И с ними могут сравниться сотни тысяч других грозных воинов! Их несметные полчища не поддаются исчислению. Их ярость и свирепость способны сокрушить три мира - небо, землю и преисподню - и пустить их по ветру, как пучки соломы! О царь! Я слышал, что численность их воинства - восемнадцать Падм. И во главе каждой Падмы стоит доблестный вождь! И все до одного ванары, от мала до велика, не имеют и тени сомнения насчет своей победы, так же, как не испытывают ни малейшего беспокойства накануне ратного похода. Все они сжимают кулаки и напрягают мускулы, готовые наброситься на город, ожидая лишь знака Рамы. Но до сих пор он не дал им этот знак.
"Они полны решимости, независимо от того, удастся ли им подчинить океан, построив мост из огромных камней, и преуспеть таким образом в своей задаче. Обезьяны скалят зубы и хищно скрежещут ими, рыча, что раздавят Равану и превратят его в мокрое место. Никто не может сдержать страх, когда они издают свой ликующий рев или разражаются воинственным кличем. Стоит им заслышать имя "Равана", они приходят в такую ярость, что вырывают с корнями из земли огромные деревья и в бешенстве принимаются размахивать ими, демонстрируя свою ненависть. Они снуют и прыгают как безумные, поют и кричат, раскачиваясь на ветвях, горя от нетерпения уничтожить город. Вместе с ними - множество могучих медведей. И в довершение всего, этим воинством правит Рама, способный побороть миллионы "богов смертей". Сотням тысяч Адишеш с дарованными им тысячами голов и языков не удастся, не погрешив перед истиной, правдиво описать героизм и ратное искусство Рамы. Он способен осушить океан с помощью единственной стрелы, выпущенной из своего лука."
В ответ на сообщение гонца-лазутчика Равана разразился издевательским хохотом. Он сказал: "Позор тебе! Ты развесил уши, слушая пустую болтовню обезьян, которыми Рама окружил себя, и хитрого труса, Вибхишаны, и теперь восхваляешь его на все лады. Это чистая бессмыслица - превозносить героизм и силу обыкновенных обезьян. Довольно! Закрой свой рот! Разве могут обезьяны быть сильными? В свое время я уже был достаточно наслышан о власти и могуществе их нынешнего вождя, Сугривы. Но что можно ожидать от этого труса Вибхишаны, сделавшегося теперь его министром? Разве может он способствовать победе, процветанию и могуществу Рамы?"
Гонцу-ракшасе ничего не оставалось, как горько сокрушаться про себя и втайне оплакивать недостаток ума и неразумное поведение Раваны. Он приложил руки к груди и покорно опустил голову. Равана тем временем распечатал послание Лакшманы и, пробежав его глазами, вручил одному из министров. Он сказал: "Вы все похожи на птиц титхири, дрожащих от страха, что небо упадет на их неоперившихся птенцов. Бедные создания! Они прикрывают своих отпрысков головой, как капюшоном! Может ли небо упасть и придавить птицу? Могут ли эти отшельники-одиночки, эти монахи, погрязшие в ритуалах, пытающиеся запугать меня потоками пустых слов, достичь когда-либо успеха?" Шука, внимавший некоторое время бахвальству Раваны, решился прервать его словами: "Господин! Все, что я сказал тебе - чистая правда. Прочитай вдумчиво и внимательно письмо Лакшманы, отбрось гордость и обиду и сделай верный шаг. Послушай меня! Избавься от вражды и неприязни, разросшихся в твоем сердце. У Рамы нежное сердце, полное сострадания. Он - владыка над тремя мирами. Стоит тебе приблизиться к нему, и он возьмет тебя под свою защиту и оградит от зла. Он простит все твои грехи. Верни ему Ситу со смирением. Не пренебрегай моим советом." Слуга Раваны от всей души умолял своего господина не рваться навстречу неминуемой гибели.
Ракшаса изливал перед Раваной свои мольбы, и глаза царя наливались кровью от стыда и гнева. В конце концов он негодующе взревел: "Что я слышу? Или ты считаешь меня преступником? Ты вообразил, глупец, что я послал тебя к врагу для того, чтобы ты падал к ногам этих детей джунглей, шутов и пустобрехов?" Он вскочил с трона и грубым пинком вышвырнул своего подданного вон из зала. Ракшаса Шука устремился к лагерю Рамы, надеясь обрести там убежище. Ванары, заметившие его вторичное появление, жаждали расправы, однако, они сдержали свои эмоции, ожидая приказа Рамы. Сугрива отвел Шуку к Раме. Тот простерся у его ног и подробно рассказал свою историю и постигшую его судьбу. Он молил Раму принять его, как был принят Вибхишана, и оставить под своей защитой. Рама, будучи живым воплощением милосердия, призвал к себе вождей племени ванарое и велел им приветствовать своего нового брата, Шуку. Преисполненный благодарности, Шука провозгласил, что достиг в своей жизни заветной цели.
После этого Рама приказал Лакшмане принести ему лук и стрелы и, когда это было сделано, произнес: "Надменные особы не заслуживают доброты; жестокие и злонамеренные существа не достойны ласки и нежности; скупца бесполезно учить высокой морали; самовлюбленные эгоисты не заслуживают доброго совета; погрязших в жадности нет смысла призывать к самоотречению; существа, сжигаемые гневом, не заслуживают призыва к покою и миру; безумцы, отдавшиеся во власть вожделения, не достойны духовного знания; бессмысленно бросать зерно в почву, насыщенную солью. Так же и этот Океан, оставшийся глухим к дружеской просьбе, не заслуживает прощения." С этими словами Рама наложил стрелу на тетиву своего лука; увидев это, Лакшмана испугался, какими последствиями этот выстрел может грозить Океану. Сам Океан вскипел от ужаса, стоило Раме поднять к плечу свой лук и прицелиться. Жители глубин затрепетали от непереносимой муки. Жалобно застонали и завыли волны, словно пораженные ужасом. Одна за другой катились они к берегу, на котором стоял Рама, нежно лаская его ноги, словно моля о пощаде. Вдруг раздался голос, будто бы идущий с небес:
"Господин! В твоем лагере есть два вождя, Нала и Нила, ставшие жертвой проклятья, навлеченного мудрецом. Это проклятье может теперь обернуться благословением. Настало время поведать эту историю." И сам Океан рассказал Раме подробности печального происшествия.
"В давние времена на берегу реки стояли приюты отшельников. Когда оба брата, Нала и Нила, были еще совсем молоды, они усвоили себе неразумную привычку прокрадываться тайком к обители в то время, когда мудрецы были погружены в глубокую медитацию. Они хватали святые иконы, называемые салиграмы, и швыряли их в быстрые воды реки! Мудрецы, разгневанные таким богохульством, навлекли на дерзких юнцов проклятье. Они провозгласили: "Слушайте, подростки! Да будет отныне так, что все предметы, которые вы бросаете в воду, никогда не пойдут ко дну; они останутся на поверхности и будут всегда находиться в том месте, куда вы бросите их, как бы бурно и стремительно не было течение реки." Поэтому, согласно предсказанию, любая скала, брошенная в море их руками, никогда не утонет и не сдвинется с места; начертай свое Имя на горах и каменных плитах - твое Имя легче ветра, оно не обладает тяжестью. Тогда огромные горы и скалы, погруженные в мои воды, останутся на поверхности и образуют мост. С моей стороны я обещаю вам помощь и поддержку, ибо, если усилия направлены к поиску истины, природа должна служить тем, кто следует этим путем." Услышав слова Океана, Рама решил не выпускать в его воды свою стрелу; однако всякая стрела, уже наложенная на тетиву, должна найти свою цель; Рама повернулся и выстрелил в сторону далеких джунглей, которые обратились потом в сухую пустыню.
Рама призвал к себе вождей обезьяньих племен и предводителей воинства и повелел им приступить к сооружению Моста через Океан. Хануман проговорил: "Господин! Твое Имя - самый надежный мост, переправляющий человека через Океан жизни; может ли быть мост крепче и надежнее?" Джамбаван, старый вождь, сказал: "Господин! Твоя доблесть, как жаркое пламя, может осушить этот бездонный океан; но нет сомнений в том, что он вновь наполнится до краев слезами овдовевших женщин Ланки, которые прольются в грядущей битве с Раваной и его демоническим воинством."
Рама улыбнулся, услышав эти искренние слова своих подданных, полных верности и мужества. Джамбаван напомнил Нале и Ниле о вещих словах, произнесенных таинственным голосом - а то был голос самого Океана - о той пользе, которую могло сейчас принести проклятье, тяготевшее над ними с юных лет. Он велел им приступить к своей задаче - сбрасывать в море горы и холмы, валуны и скалы, утвердив в своем сердце Имя Рамы. Герои-ванары бросились в разные стороны, чтобы возвратиться назад, неся на плечах и головах, словно игрушечные мячи, горы и скалы. Воины выстроились в одну длинную линию и передавали друг другу, перенося с плеча на плечо, свой тяжелый груз, громко и неустанно повторяя при этом Имя Рамы. Время от времени они выдирали из земли огромные деревья и по цепочке переправляли их к берегу моря, где Нала и Нила, стоящие наготове, погружали их в море.
Так они трудились с утра до ночи, забыв об отдыхе и пище. За один день была построена первая часть моста длиною в четырнадцать йоджанов. Взбодренные крепким ночным сном, они поднялись до рассвета, когда пробил час Брахма мухурта, и вновь принялись за работу. Встретив утро ликующими возгласами: "Джей Шри Рамачандре, нашему владыке", обезьяны помчались в разные стороны света в поисках новых гор и холмов. Они доставляли их на берег и складывали к тому месту, где стояли Нала и Нила.
К концу второго дня мост удлинился на двадцать йоджанов; в течение третьего дня им удалось построить еще двадцать один йоджан; к закату четвертого дня мост простирался в море на семьдесят семь йоджанов; а в последний, пятый день единым мощным совместным усилием, соорудив оставшиеся двадцать три йоджана, обезьяны завершили строительство моста через океан длиною в сто йоджанов.
Нала и Нила, вдохновленные успешным исполнением задания, порученного Рамой, и не чувствуя оттого ни усталости, ни потребности в отдыхе, поспешили возвестить всем в Присутствии Рамы, что мост уже готов, ибо Его Имя и Образ ни на миг не покидали тех, кто трудился над его созданием.
Через Сугриву Раме сообщили, что согласно его воле мост через океан длиною в сто йоджанов построен и может быть использован по назначению. Рама и Лакшмана были тронуты преданностью ванаров и их чувством долга, позволившим им так быстро и безупречно совершить эту работу. Рама велел Сугриве, обезьяньему царю, послать весть вдоль длинной цепочки ванаров о том, чтобы те, кто еще продолжал передавать друг другу холмы и каменные глыбы, вернули их на прежние места, а потом отдохнули немного, прежде чем возвращаться в лагерь. В тот самый момент Хануман взгромоздил на плечо огромный холм, принесенный с далекого севера. Услышав приказ Рамы, Хануман опустил холм на землю близ Бриндавана и был весьма удивлен, услышав громкий стон, исходивший от упавшего холма. "Увы! - сокрушалась гора, - Я упустила возможность оказать услугу Раме." Она не могла прийти в себя от горя и была глуха к словам утешения. Когда Хануман рассказал об этом случае Раме, тот добродушно улыбнулся: "О! Даже горы жаждут принять участие в этом действе!" Он развеселился, узнав о таком энтузиазме. Он сказал Хануману: "Ступай быстрее. Утешь, как сможешь, эту гору. Скажи ей, что у нее нет причин для печали. Во время грядущей Двапара Юги я буду держать эту гору на своей ладони целых семь дней и ночей. Гора будет счастлива, услышав это известие." С тех пор гора получила название пик Говардхана, которую Бог, как и обещал в Трета Юге, поднял своею рукой.
Рама спустился к берегу моря и пришел в восторг при виде огромного моста. Он воскликнул: "О, ванары! Ваша преданность и мастерство в служении выше всех похвал. Своей самоотверженностью вы покорили мое сердце." Тут к нему приблизился Вибхишана и проговорил:
"Господин! Завтра мы должны вступить на Ланку. Поэтому я пришел к тебе с просьбой, которую хотел бы выразить сегодня." Рама откликнулся: "Говори! О чем ты хочешь просить меня?" Вибхишана продолжал:
"Равана - страстный почитатель Шивы. Он чувствует непреодолимую привязанность к этой ипостаси Всевышнего. Несмотря на это, он обречен на смерть от твоей руки. Я прошу, чтобы ты, прежде чем выступать в поход на Ланку и взойти на этот мост, увековечил его преданность Шиве и поставил здесь Шивалингам, с тем, чтобы грядущие поколения на своем пути на Ланку, поклоняясь Шивалингаму, смогли вызвать в памяти события прошлого. Они будут счастливы иметь такую возможность. Люди будут превозносить Лингам как Раму Лингешвару - изваяние, водруженное руками самого Рамы. И даже когда со временем мост истлеет и разрушится, народы будущего навсегда запомнят это священное место, поклоняясь вечному Символу." Рама с радостью откликнулся на предложение Вибхишаны. Он сказал: "Я исполню твою просьбу. Ты - будущий правитель Ланки, и, чтобы доставить тебе удовольствие, я готов исполнить любое твое желание." Сугрива тотчас же распорядился, чтобы ванары подготовили все необходимое для водружения Лингама; он послал Ханумана, и тот нашел и принес камень, совершенный по размеру и форме. Рама совершил ритуальную церемонию окропления Лингама морской водой и вселил в него жизненную силу и божественную благодать. Слова Рамы имели действие мантры - священной формулы; этого было достаточно, чтобы навеки освятить Лингам. Ванары пропели гимны, и воздух зазвенел от их ликующих возгласов. Под торжествующие крики "Джей, Джей", издаваемых тысячными толпами обезьян, Лакшмана и Сугрива помогли Раме укрепить Лингам на его основании и завершить церемонию освящения.
После этого ванары с именем Рамы на устах и с Его образом, бережно хранимым в сердце, в строгом боевом порядке вступили на мост. Это было непередаваемо величественное и возвышенное зрелище! Рама и Лакшмана, стоя на мосту, глядели на море, волнующееся у их ног. Океан воспрял духом в Присутствии Рамы, Океана Милосердия. Волны подымались, чтобы взглянуть на Раму, морские существа выпрыгивали из воды и резвились от восторга и радости при виде Рамы. Позабыв о том, кто они такие, они скапливались на поверхности воды и не сводили взгляда с Рамы, жадно вбирая глазами его Божественную Форму. Передовые отряды ванаров уже разбили лагерь на Ланке, невдалеке от моста, и когда последние группы обезьяньего воинства переправились на другой берег, весь остров уже знал о происшедшем событии. Вскоре у главных ворот крепости Ланки появились Рама, Лакшмана, Сугрива и Вибхишана, которые неспешной поступью пересекли по мосту Океан. Выполняя приказы Рамы, ванары валили огромные деревья и, возбужденно скача от восторга, наедались фруктами, а затем швыряли стволы и ветки внутрь города, перебрасывая их через зубчатые стены крепости. Они взгромождали на стены огромные камни и толкали их вниз на улицы столицы. Они высматривали отдельных ракшасов, оказавшихся снаружи крепости, и нещадно дразнили и мучили их, угрожая свернуть им шею. Будучи обезьянами по своей природе, они не могли отказать себе в подобных проделках.
Вскоре весть о враге, подступившем к воротам города, достигла ушей Раваны. Несмотря на то, что у Раваны было десять глоток, при разговоре с другими он использовал лишь одну из них. Однако теперь, от гнева и ненависти, он взревел всеми десятью глотками сразу! Он позабыл о том, что его десятиголосая речь - грозная и дурная примета. Древнее пророчество гласило, что звук, исторгнутый одновременно его десятью ртами, означает близкую и неминуемую смерть. Он яростно рычал несколько секунд, пока, застыв от внезапно охватившего его ужаса, не вспомнил о проклятии. Но как ни старался он укротить свой рев, его голос продолжал звучать, издаваемый всеми десятью глотками! Ракшасы, наблюдавшие это невиданное доселе явление, поняли, что теперь, когда Рама и его обезьянье воинство подступили к Ланке, крушение неизбежно. Они поспешили в свои жилища и сидели в кругу жен и детей, жалобно сетуя, что им осталось жить не больше двух дней. Они решили использовать это короткое отпущенное им время для того, чтобы всем вместе предаться удовольствиям и безудержному веселью, ибо, как гласит народная мудрость, перед смертью все равны.
Даже зная о том, что все древние пророчества сбываются, Равана пренебрег всеми предостережениями и уверил себя, что с ним не случится ничего дурного. Он направился в покои царицы, так как боялся, что министры прочитают по его унылому лицу, что ему известна суть проклятья. Равану терзали тоска и беспокойство. "Ждет ли меня та же участь, что и мою сестру, попавшую к ним в руки, и я лишусь носов и ушей своих десяти голов, или они предпочтут отрубить разом все мои головы?" Эти страхи не давали ему покоя.
В женской половине дворца он нашел царицу Мандодари. От ее внимательных глаз не укрылось, как удручен Равана. Она взяла его руки в свои и тихим, нежным и приветливым голосом сказала ему: "О Господин! Умоляю, выслушай меня! Оставь свой гнев, не отвергай мой совет. Отнесись к нему со вниманием. Тех, кого можно завоевать только поклонением и преданностью, невозможно одолеть при помощи ненависти и вражды. В этой критической ситуации мы должны прислушаться к доводам разума и логики. Враждебный вызов, брошенный таким святым существам, не приведет тебя к добру. Ты не одержишь победу в сражении с Рамой. Огонек светлячка не может затмить свет солнца. Послушай меня! Не откладывая ни минуты, ступай и приведи Ситу к Раме, после чего покаянно пади к его ногам, умоляя даровать прощение. Не губи свою жизнь, не разрушай Ланку, не приноси в жертву жизни ее женщин и детей. Твое упрямое стремление вступить с ним в бой не соответствует пути преданности и приверженности Богу, следуя которому, ты обрел всемирную славу. Если ты склонишься к этому безумному решению, даже Шива, которого ты ублажал долгие годы, отвернется от тебя. Только божественными деяниями можешь снискать ты Милость Бога. Как можешь ты рассчитывать на благосклонность и награду Бога, творя грех и святотатство?"
Мандодари долго увещевала Равану, пытаясь наставить его на путь истинный и спасти от гибели. "Повелитель! Ты дорог мне, как моя собственная жизнь! Одумайся! Рама - не просто Наследный принц Династии Рагху. Тот, кто уничтожил Мадху и Кайтабху, снова пришел на землю! Это Он убил Хираньякшу и Хираньякашипу. Он - Бог, поправший ногою поверженную голову Вали. Он усмирил гордыню тысячерукого Картавирьарджуны. К чему же кичиться своими двадцатью? Ему поклоняется весь мир. Его облик - вершина Благодати. Давным-давно ты сам рассказывал мне о пророчестве Брахмы, о том, что Бог в образе Рамы придет в мир, чтобы избавить землю от бремени зла и жестокости. Или ты уже забыл об этом? Зная обо всем, как до сих пор не осознал ты истину и не свернул с пути зла? Верни Раме эту Вершину Целомудрия, Венец Добродетели, Несравненную Жемчужину Красоты - Ситу. Передай своему сыну царскую корону правителя державы, и мы проведем остаток дней в покое и нескончаемой радости, наслаждаясь близостью Рамы. О! Какое счастье выпало твоему брату! Он пребывает под упоительной сенью Милости Рамы. Еще не поздно! Поспеши к Раме, который уже приблизился к воротам города и, не теряя ни одной секунды, пади к Его ногам, моля о пощаде."
Мандодари, обливаясь слезами, каталась по полу у ног своего господина, продолжая призывать его опомниться, пока не поздно, и немедленно действовать, чтобы спасти себя и свое царство, свой народ и свою славу. Равана поднял ее с пола и вытер слезы с ее лица. Он сказал:
"Дорогая моя! Отчего ты так взволнована? Откуда в тебе этот страх, это отсутствие мужества? В этом мире нет никого могущественнее меня. Правители восьми стран света безропотно покорились мне, сраженные мощью моей длани. Смерть не посмеет прикоснуться ко мне! Не поддавайся страху и отчаянию. Ты превозносишь этого слабосильного Раму в моем присутствии, как будто ты позабыла о моем несокрушимом и всеобъемлющем могуществе." С этими словами он покинул царицу, проследовал в тронный зал и величаво утвердился на троне. Мандодари следила за его движениями и уловила ход его мыслей. Она подумала:
"Какой глупец! Такая судьба неизбежна для тех, кто не может избавиться от ложной гордыни. Их ум остается глухим к доброму совету. Сладкая конфета покажется горькой страдающему лихорадкой! Его разъедает ядовитая лихорадка гордыни, и он отвергает совет, подобный спасительному сладкому нектару, принимая его за смертельный яд. Чем еще могу я помочь ему?" Она представляла себе страшные картины бедствий и людского горя, надвигающихся на Ланку. Ей пришла в голову мысль, что лучше самой расстаться с жизнью, чем быть свидетельницей и участницей всеобщего страдания и скорби. С тяжелым сердцем и неотступными думами о Раме она побрела в свою спальню и в тоске повалилась на ложе.
Между тем Равана собрал всех своих министров и отдал приказ о приготовлении к неминуемой битве. Он обратился к ним с торжественной речью: "Ракшасы! Все эти ванары, джамбавантхи и люди, которые собираются пойти на нас в атаку - жалкие крохи для нашей утробы! Не теряйте мужества, не сомневайтесь и не спорьте! Смело бросайтесь в атаку. Будьте готовы к бою", - громогласно выкрикивал он. Но тут Прахаста поднялся со своего места, молитвенно сложив руки и произнес: "Ракшасы! Не отклоняйтесь от праведного пути! Повелитель! Твои министры произносят льстивые речи, потакая твоим желаниям. Но это не приведет тебя к успеху! Одна-единственная обезьяна смогла перелететь океан и, проникнув в город, сотворила немало чудес. Ни твои министры, ни твоя армия не смогли пресечь ее разрушительные проделки. Ты сказал, что обезьяны - не более, чем сухие крошки для наших утроб. Прекрасно! Где же находились эти ненасытные утробы, когда обезьяна буйствовала в городе? Или тогда они не ощущали голода? Когда она превратила город в горсть пепла, твои министры страдали явным отсутствием аппетита, не торопясь проглотить ее. Господин! Слова, исходящие из уст этих министров, приятно ласкают твой слух, но со временем они обернутся тягчайшим бедствием. Успокой свой ум и поразмысли над этим. Рама уже разбил свой лагерь на склоне горы Сувела; он пересек этот океан по мосту, который обезьяны построили для него; за ним стоит армия из несметных полчищ ванаров. Может ли быть такое существо обычным человеком? Если ты считаешь, что это так, расстанься со своим заблуждением. Не уподобляйся тем, кто болтает попусту, не контролируя свой язык. Не впускай в свои уши пустые разглагольствования своих министров и не считай меня трусом, который боится выйти на поле боя. Поверь, что мой совет уместен и требует безотлагательных действий. Ступай к Сите немедленно и сам приведи ее к Раме, умоляя простить тебя. Этот поступок спасет тебя и Ланку. Тогда мы сможем провозгласить, что предотвратили истребление рода ракшасов. Это будет триумф, которого еще не поздно достичь! В противном случае готовься к позорному поражению и краху. Действуй прямо сейчас, и тогда твоя слава будет сиять так же долго, как Солнце и Луна на небосклоне. Не обретай имя, позор с которого ты не смоешь, пока Солнце и Луна сияют на небосклоне."
Однако в ответе Раваны звучали лишь страшный гнев и пустая бравада. Он сотрясался от ярости, что сын посмел дать ему столь дерзкий и непочтительный совет, поправший его гордыню. Возвысив голос до звериного рыка, он обрушил на Прахасту поток ругани и оскорблений. "Дурак! Кто научил тебя этому хитрому вранью? Где набрался ты этой премудрости? Говорят, что искра возгорается в сухих бамбуковых зарослях. Ты рожден в моем клане!" Равана зловеще заскрежетал зубами; он выкрикивал грубые и резкие проклятья и, в конце концов, вышвырнул Прахасту вон из зала. Но прежде, чем удалиться, Прахаста, выпрямившись, ясно и твердо сказал свое последнее слово. Он сурово осудил отца за его всепоглощающую гордыню, ослепившую его. "Равана выступит в роли разрушителя нашей династии." Он успокаивал себя лишь тем, что тот, кому нанесена смертельная рана, кто стоит лицом к лицу со смертью, не нуждается ни в каких целительных снадобьях. "Поэтому мой совет и показался отцу бессмысленным," - так рассуждал он сам с собою. Он направился прямо в покои своей матери и поведал ей о случившемся. Оба они пришли к выводу, что не в силах помочь Раване ни словом, ни делом. Они сидели вдвоем, погрузившись в размышления о Раме и его величии.
Ванары раскинули походный лагерь для Рамы и Лакшманы на горе Сувела. Они приготовили для них мягкие ложа из охапок шелковистой травы и цветов, придав им форму удобных постелей. Рама появился, как только они завершили свой труд, и прилег отдохнуть, чтобы доставить удовольствие обезьянам. Вскоре он склонил голову на колени Сугривы и погрузился в сон. Лук и стрелы лежали по обе стороны его душистой постели. У ванаров, словно в приступе отчаянной чесотки, зудели руки от нетерпения - когда же они смогут напасть на Равану и уничтожить его. Они сдерживались только потому, что не получили на то приказа Рамы. Хануман, счастливец, и коронованный принц Ангада благоговейно растирали ноги Рамы. Лакшмана неподвижно застыл в ногах ложа, держа наготове лук и стрелы, не сводя пристального и внимательного взгляда с лица Рамы. В этот момент Рама открыл глаза и взглянул на Восток. Его взор остановился на Луне, встающей над горизонтом. "Друзья мои, - сказал он, - посмотрите на Луну. Я вижу на ней темное пятнышко. Вы заметили его?" Обезьяны воззрились на Луну, и каждая из них принялась описывать пятнышко на светиле так, как оно представлялось ее воображению. Один лишь Хануман признался: "Господин! Я не вижу никакого темного пятна на Луне. Для меня ночное светило - отражение твоего Лика. Поэтому я не замечаю темного пятнышка, о котором ты говоришь, и поверхность Луны видится мне чистой и незамутненной."
Эту ночь до самого рассвета Рама провел в дружеской компании ванаров, ведя с ними упоительную беседу. С предрассветными лучами он окунулся в морские волны и сотворил на берегу предписанные утренние ритуалы. Потом он призвал к себе всех министров Сугривы и других вождей обезьяньего воинства и отдал распоряжения по поводу грядущего наступления. Чуть позже на всеобщем совете они пришли к единодушному решению, что прежде, чем осаждать Ланку, к Раване следует отправить посланца - принца Ангаду, сына Вали, престолонаследника царства ванаров. Рама попросил Ангаду выйти вперед и сказал ему:
"Сын мой! Ты силен и добродетелен. Я доверяю тебе миссию посредника между Рамой и Раваной с тем, чтобы ты совершил последнюю попытку убедить его, используя разумные, мягкие и осторожные доводы, не возбуждая в нем еще большего гнева и ярости." Рама дал Ангаде подробные указания о содержании и тоне его будущей беседы с Раваной. Ангада удалился, простершись перед этим у ног Рамы. Уходя, он сказал:
"Учитель! Умоляю благословить меня лишь одним милостивым взглядом. Я поистине счастлив, что мне доверена эта задача. Что бы ни случилось со мною во время ее исполнения, я всегда готов пожертвовать ради тебя своей жизнью." Сердце Рамы, полное сострадания, растаяло, когда он услышал эти слова Ангады. Он подошел к принцу, прижал его к своей груди, и, положив руку на его голову, одарил своим благословением.
Ангада, наполнив Рамой ум и сердце, направился к воротам города. Проявляя великое мужество и самообладание, он отстранял от себя всех, кто преграждал ему дорогу и пытался остановить его. На своем пути он встретил сына Раваны. Принц-ракшаса вплотную подступил к Ангаде и осведомился: "Эй! Обезьяна! Кто ты и откуда пришел?" Ангада отвечал:
"Я Ангада, посланец Рамы." Услышав это, ракшаса занес ногу для мощного удара. Но Ангада оказался проворнее: он крепко схватил ракшасу за ногу, поднял его высоко над головой и некоторое время крутил в воздухе, после чего швырнул на землю! Наблюдавшие эту сцену ракшасы замерли от ужаса; они поняли, что эта обезьяна обладает невиданной силой, и бросились врассыпную. По Ланке пронесся слух, что вернулась обезьяна, спалившая столицу, и город охватила всеобщая паника и неудержимый страх. Ангада заметил, что отовсюду, из-за углов и окон, за ним наблюдают до смерти перепуганные ракшасы, следя за каждым его движением. Ему не требовалось просить жителей расступиться и освободить ему путь - стоило им издали увидеть его, они поспешно удирали кто куда!
Наконец, он достиг тронного зала Раваны и бесстрашно вступил на порог. Один из стражей, бросившийся к Раване при виде Ангады, успел сообщить ему новость. Равана велел слуге привести к нему посланца, поэтому Ангаду подвели прямо к царственным стопам правителя Ланки. Равана показался Ангаде огромной черной мыслящей глыбой. Его двадцать рук шевелились, словно ветви гигантского дерева. Ангада приблизился к царю демонов, не испытывая ни малейшего трепета. Но из глубин сердец присутствующих поднимался непреодолимый ужас, и они дрожали от страха, наблюдая, как Ангада вступает в зал и приближается к трону Раваны. Демоны оцепенели, словно впали в транс. Равана спросил у Ангады, кто он такой, на что получил ответ: "Я - посланник Рамы!" Равана поинтересовался, какова цель его визита. "О Равана! - начал свою речь Ангада, - вы с моим отцом были давнишними друзьями. Поэтому, заботясь о твоем благополучии и следуя воле Рамы, я пришел, чтобы сделать тебе разумное и дельное предложение." Ангада продолжал мягким, но уверенным голосом: "Ты похитил Мать Всех Миров, Дочь Джанаки, ты был неспособен преодолеть гордость, вожделение и жадность. Ну что ж, что сделано, то сделано. Но если даже сегодня, в этот самый момент, ты осознаешь, что совершил преступление и поступишь так, как я скажу тебе, Рама простит тебя. Не медли ни секунды и решайся принять мое предложение, иначе своими собственными руками ты сравняешь с землей весь свой клан и все свое царство." Стоило Ангаде замолчать, Равана вскричал: "О ничтожнейший среди ванаров! Я вижу, насколько ты глуп! Возможно, тебе неизвестно, что я - злейший враг твоего "Бога". Как твое имя? Какая может быть связь между мною и твоим отцом? Не строй иллюзий насчет возможных последствий своей болтовни."
В ответ на этот выпад Ангада рассмеялся в лицо Раване. "О монарх царства paкшacoв! Мое имя Ангада. Отца моего звали Вали. В свое время вы были добрыми друзьями." Услышав эти слова Ангады, Равана на миг остолбенел и лишился дара речи. Но он быстро овладел собой и сказал: "Ты прав, я припоминаю, что давным-давно знал некую обезьяну по имени Вали. Так ты его сын? Что же, приветствую тебя, Ангада! Похоже, тебе на роду написано сыграть роль искры, которая вспыхнет и дотла спалит твое племя!" Ангада вновь рассмеялся, услышав этот блестящий ответ Раваны. Он сказал: "Равана! Твои дни сочтены. Вскоре ты встретишься со своим другом Вали. Он расскажет тебе о последствиях вражды с Рамой. Ты слеп, несмотря на свои двадцать глаз; ты глух, несмотря на эти двадцать отростков, напоминающих уши; блуждая в темной ночи невежества и надувшись от гордости, ты объявляешь о своем величии! Племя, которое ты надеешься спасти, будет истреблено: в этом Его план. О грешник! О низкий варвар! Негодяй, ослепленный гордыней! Демон!" Когда Ангада заскрипел зубами от гнева и излил все эти оскорбления на голову Раваны, тот мгновенно вскочил со своего трона и закричал: "Ты, жалкая обезьяна, разрушитель своего племени! Поскольку я знаю законы политической морали и привык соблюдать их, я молчаливо сносил твои наглые выходки; но берегись, есть предел и моему терпению." Равана, придя в бешенство, угрожающе уставился на Ангаду. Но этот окрик не оказал ни малейшего воздействия на принца обезьяньего племени. Он выпалил: "О всевластный правитель ракшасов! Я наслышан и о твоей праведности, и о твоих добродетелях, и о твоей политической порядочности. Но поразмысли о том, какие великолепные плоды принесла тебе твоя "нравственность": ты похитил чужую жену, ты сожрал посланца твоего старшего брата, Куберы, отправленного к тебе с мирными намерениями согласно этикету - вот вершина твоей политической морали! И ты хвалишься этими "подвигами", не испытывая и тени стыда? Ты смеешь рассуждать о своих добродетелях и преданности закону! Ты поджег хвост гонца, прибывшего в твое царство, и продолжаешь бессовестно утверждать о своей приверженности правилам! В этих поступках - вся природа ракшасов! Ты не имеешь права произносить своим языком эти слова - "общественная мораль". Ты - величайший из грешников."
Пока Ангада без колебаний и запинок произносил свою речь, придворные, наводнившие тронный зал, застыли от ужаса, не в силах предугадать, что ждет их впереди. Возвысив голос, Равана произнес: "Слушай меня, обезьяна! Есть ли хоть один герой в твоем лагере, кто сможет устоять в схватке со мной? Твой "бог" сражен скорбью и печалью от разлуки с женой. С каждым днем он все больше чахнет от тоски. А его брат совсем ослаб, удрученный горем своего Господина. А Сугрива? Он ненавидит тебя, как злейшего врага, так как ты мечтаешь захватить его место на троне. Как два петуха, дерущихся на краю крутого берега, рано или поздно вы свалитесь в бушующий поток. Вы оба нацелили свой глаз на одно и то же царство. Разве сможете вы быть истинными соратниками в бою и добиться успеха? Мой брат, на которого вы, похоже, возлагаете большие надежды, просто трус. Другой из ваших вождей, Джамбавантха, слишком дряхл, чтобы принести пользу. Нала и Нила - простые работяги, не имеющие представления, как держать в руках меч."
Ангада прервал эту тираду, чтобы резко возразить Раване. "Равана! Крошечная обезьяна проникла в твой город и спалила его дотла. Мог ли даже слабоумный поверить, что такое возможно? А теперь ты, прекрасно зная, что это правда, упорно отрицаешь, что эта обезьяна - доблестный и могучий воитель. Я не испытываю ни капли гнева, когда ты заявляешь, что среди наших воинов нет равных тебе в сражении. Древние кодексы морали провозглашают, что как дружба, так и вражда возможны только с равными тебе. Будет ли кто-нибудь превозносить льва, сожравшего лягушку? Вступить в единоборство с тобой недостойно величия и мощи Рамы. Убить такого ничтожного и презренного врага - действие, оскверняющее его славу. Древние правила, гласящие о поведении и качествах воинов касты Кшатриев, к которой принадлежит Рама, высоки и благородны. Ты же - грубый, порочный и низкий грешник - должен принять смерть от рук обыкновенных обезьян."
Равану одолел безудержный хохот. "Грязная обезьяна! Ты пляшешь, как безумный, и бесстыдно скачешь туда-сюда, словно по команде хозяина, дергающего привязанную к тебе веревку. Ты запомнил трюки, которым он выучил тебя, и повторяешь их по его приказу, зарабатывая для него несколько монет, брошенных зеваками." Ангада не смог примириться с этими издевательскими нападками. Он выкрикнул: "Похоже, ты знаком лишь с повадками зверей, но не имеешь понятия о Всевышнем, о Боге, о Судьбе и Предназначении. Неужели ты так ничему и не научился от обезьян? Они разорили твои парки, они убили твоего сына, они превратили твою столицу в горсть пепла. Но это еще не все! Они приготовили для тебя еще один трюк - а именно, наказание, которого ты заслуживаешь. Мы предоставили тебе последнюю возможность избежать злого рока. Я надеялся, что правда и разумный совет исцелят твое сердце. Но увы! Тебе неведомо чувство стыда. Тебе недоступно чувство раскаяния. В тебе не осталось и следа нравственности, у тебя нет привычки к самоусовершенствованию. Что ж, очень жаль! Ты до сих пор злобно точишь зубы на Вибхишану, заклеймив его, как труса и предателя. Ты отягощаешь землю грузом своего тела; чем скорее оно исчезнет, тем лучше. Ты хуже собак, кишащих на улицах твоего города. Они не обладают столь гнусными пороками, которые разъедают тебя. Очень скоро ты осознаешь, что их жизнь достойнее твоей."
Забыв о приличиях и уставе "мирных" переговоров, Ангада засыпал Равану оскорблениями. Равана не желал выслушивать столь свирепые и беспардонные нападки. "Ангада! - взревел он, - знай, что я - герой, несокрушимая твердыня; знай, что моя доблесть и мощь таковы, что я поднял саму гору Кайлас; знай, что этот Равана приносил в жертву к ногам Шивы не цветы, а свои собственные головы, собственноручно отсеченные от тела; этот Равана - преданный, чья мощь признана самим Шивой; это воитель, чье имя заставляет дрожать от страха храбрейшего из храбрых, чей вид вызывает панику; прекрати наконец своим детским лепетом восхвалять себя и своих покровителей." Но Ангада и не подумал замолчать. Он продолжал свою обличительную тираду. "Безнадежный глупец! Хватит болтать попусту! Прибереги свое дыхание для другого звука! Спой песню во славу Рамы! Предайся Ему. А иначе стрела Рамы одним махом снесет все твои головы, и они покатятся с плеч, словно игрушечные мячи. А ванары придут в восторг от того, что смогут пинать их ногами, затеяв веселую игру! Случилось так, что меня направил к тебе Сугрива, вождь нашего племени. К сожалению, я не получил прямых наказов от Рамы. У меня нет желания действовать против Его воли, иначе я, в мгновение ока, расправился бы с тобой и швырнул в океан твои кости."
Произнося эти слова угрозы, Ангада вдруг превратился в свирепое чудовище. Как лев, взрыл он землю лапами, и сила ударов была такова, что десять корон, венчавших головы Раваны, задрожали и покатились по полу. Равана не удержался и свалился с трона, но тут же вскочил, восстановив равновесие. Ангада схватил четыре из десяти корон, размахнулся и швырнул их с такой могучей силой и меткостью, что они долетели до лагеря Рамы и упали у его ног. Ванары застыли от изумления при виде странных предметов и восхищались, разглядывая драгоценные жемчужины и блестящие диковинные камни. Рама знал, чьи короны приземлились у его ног; он сказал, что во время полета они затмили солнце, словно Раху и Кету.
А Равана, тем временем, отдал приказ: "Свяжите эту обезьяну. Не позволяйте ей уйти; проглотите ее живьем!" - и устремился во внутренние покои дворца. "Стыдись! - выкрикнул ему вдогонку Ангада, - к чему привела твоя пустая похвальба о силе и доблести? Беги, бросайся в море и задержи дыхание, пока не умрешь! Похититель женщин! Чурбан, оседланный похотью! Глупец! На поле битвы я вырву язык из твоей пасти и выкину его на растерзание воронам! Берегись!" Равана обернулся и воззвал к ракшасам, оставшимся в зале: "Схватите его за ноги, бросьте на пол, пусть его голова расколется, как шар." Меганада тут же вскочил и, схватив ноги Ангады, толкнул его с огромной силой, пытаясь повалить на пол. Другие ракшасы кинулись ему на помощь, но вся эта толпа демонов, навалившаяся на Ангаду, не смогла ни на йоту сдвинуть с места его ноги. Они беспомощно ползали по полу, сгорая от унижения, не зная, что делать дальше. Тогда к ним присоединился Девакантака, но и его мощные усилия оторвать от земли ноги Ангады потерпели позорное поражение. Сам Равана уцепился за его лодыжки, намереваясь поднять обезьяну и что есть сил бросить оземь. Ангада только смеялся над глупостью Раваны. Он сказал: "Равана! Нет, это не те ноги, за которые тебе следует держаться. Возложи свои руки на Стопы Рамы в искреннем порыве смирения, только это освободит тебя от страха и плена."
С этими словами Ангада стряхнул со своих ног повисших на нем ракшасов; это движение оказалось столь мощным и неожиданным, что Равана рухнул на пол и лишился чувств; вместе с его телом рухнули и разбились вдребезги его слава и великолепие. Выражение стыда и унижения проступило на всех его десяти лицах, и он выглядел, как Луна, бледная и тусклая при ярком солнечном свете. Ангада, видя его состояние, почувствовал, что бессмысленно продолжать беседу с этим трусом. Он помнил, что Рама поручил ему лишь сделать последнее мирное предупреждение Раване. "Этот демон не воспримет добрый совет, он не осознает свою ошибку и не попытается исправить ее. Его порочная натура одержала над ним верх. Единственный выход - вступить с ним в открытый бой." Окончательно убедившись в этом, Ангада покинул дворец, чтобы вновь приблизиться к святым Стопам Рамы. Возвратившись в лагерь, он подробно доложил о результатах своей миссии.
Равана, мучимый стыдом и страхом, укрылся в женских покоях. Мандодари увидела своего господина, сломленного и потускневшего, и сказала ему: "Расстанься хотя бы сейчас со своим глупым упрямством. Разросшаяся в твоем сердце вражда к Раме приведет к полному крушению всей державы. Ты не смог решиться переступить линию, начертанную Лакшманой; откуда же в тебе надежда победить его в сражении? Твоя сила и мощь для него все равно, что высохшие листья. Твои преданные слуги не могли справиться с его гонцами; есть ли у тебя хоть малейший шанс сокрушить их в бою, когда их многомиллионное воинство ворвется на наши земли? Ты не смог ни на волос стронуть с места ноги Ангады, но продолжаешь упрямо утверждать, что захватишь в плен и свяжешь несметные полчища ванаров! Мне больно и горько сознавать, что, несмотря на то, что тебе уже пришлось испытать и увидеть, ты упрямо цепляешься за свое безумное решение. Наш сын уже мертв. Твой город превращен в груду пепла. Твои сады и парки разорены, множество твоих подданных, сраженных ударами посланцев Рамы, замертво попадали на землю. Где таились тогда твоя сила и твое магическое мастерство? Пустые хвастливые речи не принесут никакого ущерба этим ванарам."
"О повелитель! - продолжала молить Мандодари,- прости мне мои слова. Ты совершаешь роковую ошибку, принимая Раму за простого смертного. Он - Властелин Вселенной; он - непобедимый Герой. И ты ведь уже давно знаешь о мере его доблести и мощи. Спокойно и трезво восстанови в уме все факты, упомянутые Ангадой. Вспомни и о другом: о том, как ты сидел в окружении высокого сборища царей в зале дворца Джанаки, чтобы померяться в силе и ловкости, но так и не смог поднять Лук Шивы. Рама сделал это играючи и, нечаянно сломав его, отбросил, как сухой прутик. Ты видел собственными глазами это доказательство его могущества. И если ты продолжаешь упорствовать, скованный глупой спесью, это указывает лишь на то, что твой крах неизбежен. Что ты смог сделать, когда он отсек нос и уши твоей сестре, Шурпанакхе? Как не стыдно тебе после всего, что случилось, хвастливо заявлять о своей несокрушимой власти и героизме? Вали был сражен одной-единственной стрелой Рамы. А ведь Вали был для тебя отнюдь не заурядным противником. Теперь Рама подступил к твоей крепости с полчищами ванаров и разбил лагерь на горе Сувела. Рама - живое воплощение Праведности и Нравственного Закона. Поэтому он и послал к тебе гонца, предоставив тебе последнюю возможность спасения. Его слуга честно пытался изменить образ твоих мыслей и склонить тебя к примирению с Рамой; ты не понимаешь, каковы достоинства, сияющие в душе этого существа, наделенного Высочайшей Святостью, который послал к тебе своего гонца! И этим ты предрекаешь полное крушение всей нашей державы. Каким образом собираешься ты сейчас вышвырнуть вон Ангаду, Его слугу, явившегося к твоему трону? В их боевом лагере тысячи, нет, целые лакхи ванаров, обладающих гораздо большей мощью и разрушительной силой, чем этот наследный принц, сын Вали. Внемли, наконец, моей мольбе; погаси свою демоническую страсть; ступай и покаянно предай себя Раме." Слова Мандодари, всколыхнувшие в памяти Раваны неприятные события прошлого, вонзались в его сердце, как острые стрелы.
Наступил рассвет нового дня. Равана, надувшись от спеси и непреодолимой гордыни, прошествовал во дворец и уселся на троне. Но как частые и грозные удары, гремели в его голове слова Ангады и царицы Мандодари. Страхи, подозрения, планы мщения и возможных уловок и козней беспорядочно крутились в его мозгу, вращаясь и колеблясь, как земля и небо. Однако мысли обрывались и таяли, не обретая законченной формы, ибо все ближе подступал час гибели демонического клана ракшасов.
Наконец, Равана велел послать за ракшасой по имени Видьютжива и сказал ему: "Слушай меня! Примени свою магическую силу и принеси мне "голову" Рамы, а также его "лук и стрелы". Увидев их. Сита должна поверить, что они настоящие. Она сойдет с ума от горя!" Видьютжива мгновенно вскочил и вышел из зала. Он произвел точную копию лука и стрел Рамы, а также его головы. Равана остался доволен совершенной формой магических творений. Он схватил их и собственной персоной направился в Ашокавану, где сидела плененная Сита. Положив перед нею "голову Рамы" и его "оружие", он сказал: "О Сита! Посмотри! Это лук и стрелы, а это голова того самого человека, по которому ты чахнешь и тоскуешь и которого превозносишь день и ночь. Я истребил несметные орды ванаров. Лакшмане удалось спастись, ускользнув с поля боя. С целью убедить тебя, что все это на самом деле произошло, я решил показать тебе голову, а также знакомые тебе лук и стрелы. Посмотри на них внимательно!" И он положил голову Рамы прямо у ног Ситы! Лишь на долю секунды Ситу пронзила боль; она тут же опомнилась, ибо знала, что во всех четырнадцати мирах нет существа, способного снести с плеч Его голову; она поняла, что это очередной искусный трюк ракшасов, пытающихся запугать ее - и все ее страхи улетучились. Она проговорила: "Равана! Теперь я не сомневаюсь, что твой конец близок. Поэтому и приходят тебе в голову столь гнусные мысли. У тебя не хватает мужества даже приблизиться к Раме; разве можешь ты надеяться, что тебе удастся сразить Его? Твоя надежда не сбудется даже во сне! Ты опускаешься до грязных магических трюков, пытаясь обмануть меня." С величайшим презрением Сита осудила Равану. В этот момент отовсюду послышались громкие ликующие возгласы "Джей, Джей Раме! Джей, Джей, Джей Раме!" То была армия ванаров, со всех сторон окружившая город. Равана поспешно покинул Ситу и устремился в тронный зал дворца.
К Сите подошла добрая женщина-ракшаси, Сарама - жена Вибхишаны, чтобы утешить и успокоить ее. Она сказала: "Мать! Равана - обманщик и хитрец, и все его поступки - лишь злые и коварные козни. Никому не дано причинить вред Раме; именно сейчас во главе воинства ванаров он подступил к столице Ланки. Стены крепости рухнут только от одного оглушительного крика обезьян."
Глава 26
Осада
Когда Рама узнал от Ангады обо всем, что случилось на Ланке и убедился в упорстве и несговорчивости врага, он созвал предводителей воинства и поручил им разработать наилучший способ осады четырех ворот города. После этого собрался совет трех вождей - царя обезьян, Сугривы, царя медведей, Джамбавана и правителя ракшасов, Вибхишаны. Они постановили разделить всю армию на четыре воинства, каждое со своими вожаками и командирами. Пав к ногам Рамы и воодушевленные его благословением, вожди отдали приказ идти в атаку.
С Рамой в сердце ринулись вперед наводящие ужас орды ванаров, вооруженные каменными глыбами и огромными стволами-таранами. Ланка издревле славилась своей неприступностью, но милость Рамы помогла обезьянам ворваться внутрь города. Восточные ворота штурмовались войсками под предводительством Налы; Южные ворота рухнули под натиском миллионных полчищ, ведомых Ангадой. Западные ворота пали под напором армии во главе с Хануманом. На страже Северных ворот стоял сам Равана, и Рама вступил с ним в единоборство. У ванаров не было ни боевых барабанов, ни труб. Но оглушительный боевой клич "Рам-Рам", издаваемый ими со всей силой преданности, как гром, сотрясал небеса. Весь город был охвачен смятением и паникой. Равана же был ослеплен безумной гордыней. Он торжествовал в надежде на быструю расправу над вражескими силами и предвкушал рассвет нового дня над землею ракшасов, который возвестит миру о великом празднестве победы.
Ракшасы, словно тучи над горой Меру, облепили стены крепости, заняв все позиции на башнях и бастионах. Они били в барабаны и трубили в боевые трубы. Их мощные крики: "Победа Раване!" - перекликались с уверенными и преданными возгласами: "Победа Раме, Всемогущему Владыке!" Ванары, атаковавшие стены, ловили огромные валуны, градом летящие на их головы и швыряли их вверх, расплющивая ракшасов, толпящихся на стенах. С самого начала битвы преимущество оказалось на стороне ванаров. Они беспощадно расправлялись со всеми ракшасами, попадавшими в их руки. Как несутся в разные стороны тучи, в клочья разорванные океанским штормом, так и ракшасы, насмерть перепуганные сокрушительным натиском ванаров, разбегались кто куда, и город потемнел, окутанный пеленой отчаяния.
Отовсюду слышался гневный ропот женщин-ракшаси, стариков, детей, обвинявших Равану в том, что он навлек на их головы это страшное бедствие. Многие воины уже бежали с поля битвы и, захватив с собою жен и детей, спасались от неминуемой гибели. Скрежеща зубами от злобы, Равана выкрикивал им вслед: "Жалкие трусы, удирающие в разгаре сражения! Я разрублю вас на куски своим Алмазным мечом!" Испуганные этой угрозой, некоторые из воинов вновь бросались в драку. Между тем, героическая армия ванаров прорвалась сквозь боевые ряды противника и, вдохновленная мыслями о Раме, вторглась во внутреннюю крепость города, в которой находился дворец Раваны. Полчищам обезьян удалось сокрушить ее стены! Повалив золотую колонну и размахивая ею как орудием, обезьяны затеяли повальную оргию разрушения. Они беспощадно избивали каждого ракшасу, встречавшегося на их пути, сносили с их плеч головы и бросали их с такой силой и меткостью, что они катились прямо к ногам Раваны. Когда на землю спустилась тьма, ванары, продемонстрировав свой героизм и превосходство над силами врага, предстали перед Рамой.
Ракшасы - существа, ведущие ночную жизнь, и при наступлении сумерек их активность и ярость в бою во много раз возрастает. Их громогласный клич "Победа Раване!" отдавался в ушах ванаров, как львиный рык. Обезьяны вновь бросились в атаку. Вожди воинов-ракшасов, Акампа и Атикайя, используя свое магическое искусство, заволокли все пространство кромешной тьмой и под покровом мрака обрушили на вражескую армию сплошной ливень из липкой грязи, камней и потоков крови. В пылу битвы ванары не могли отличить друга от врага и поэтому боялись сражаться в полную силу. Чтобы набраться мужества и дать противнику достойный отпор, они громко взывали: "Рама! Рама!", и Рама услышал этот вопль о помощи. Он призвал Ангаду и Ханумана и сказал им, что смятение ванаров вызвано магическими трюками демонов. Услышав, что враг применяет столь вероломную тактику, оба пришли в бешенство. Но Рама спокойно достал из своего колчана Агниастру. Огненную стрелу, и пустил ее в самую гущу мрака. Ослепительное сияние стрелы рассеяло тьму, озарив землю и небо ярчайшим волшебным светом. Обезьяны и медведи с удвоенной силой и рвением бросились в бой, сокрушая противника и яростно тесня его ряды. Услышав торжествующий клич Ангады и Ханумана, ракшасы отступили и бросились наутек. Однако, немногим из них удалось спастись - обезьяны хватали их за ноги и швыряли далеко в море! В середине ночи ракшасы вынуждены были укрыться в своем лагере, ибо исчерпали силы для продолжения схватки. Ванары вернулись к Раме. Когда Его взор коснулся их, утомление и усталость исчезли, и они ощутили прилив бодрости и свежих сил.
В это время Равана держал совет со своими министрами. Он обратился к ним с такими словами: "В этот день многие ракшасы сложили свои головы в битве с ванарами. Нам необходимо выработать дальнейшую стратегию, каким образом расправиться с врагом." Тут поднялся старый Мальявантха, министр, служивший еще при дворе отца Раваны и приходящийся отцом матери Раваны. Его советы и назидания всегда были направлены на выбор правильного и честного пути. "Равана! - проникновенно начал он свою речь, - постарайся спокойно выслушать мои слова. Прости мне мою прямоту и откровенность. С тех пор, как ты привез сюда Ситу, нас преследуют дурные знамения. Сейчас нет возможности описывать их в деталях. Даже Веды бессильны оценить в полной мере и достойно воспеть славу Рамы, Всевышнего. Бросая вызов самой Вселенской Сущности, самому Вират Пуруше, ты не добьешься ни милости, ни добра, ни славы. Тебе необходимо поразмыслить над этим в спокойствии. Рама - герой, сокрушивший демонов Хираньякашипу и Хираньякшу. Он - вместилище всех добродетелей. Не расти в своем сердце ненависть к Нему. О Правитель! Умоляю тебя, спаси Ланку! Верни Ситу Раме. Не медли и не упорствуй! Сдаться Раме, не теряя ни единой минуты - твое единственное спасение." Произнеся свою речь, Мальявантха склонил голову в знак почтения и послушания правителю. Но его слова рассердили Равану. Он вновь пришел в бешенство и накинулся на Мальявантху: "Похоже, тебе вскоре суждено исчезнуть в пасти смерти. Только уважение к твоим сединам вынуждает меня простить тебя, а иначе я немедленно разрубил бы тебя на куски. Берегись! Встань и скройся с моих глаз." Равана шипел, как разозленная змея. Мальявантха сильно опечалился, ибо понял, как близок конец Раваны. Он горько усмехнулся про себя, видя, какие непреодолимые упрямство и невежество ослепили Равану. Он с грустью осознал, что только приговор судьбы, определивший конец земного пути Раваны, заставляет его действовать столь глупо и неразумно и принимать губительные решения, отбрасывая все советы, призывающие его спасти себя и свою державу.
Стоило старому министру удалиться, поднялся Меганада и сказал: "Отец! Не поддавайся сомнениям. Завтра утром ты станешь свидетелем моей ратной доблести. Ты убедишься, что на деле я способен на большее, чем на словах." Его уверенность несколько успокоила Равану и усмирила его гнев. Он снова ощутил радостную надежду, и мужество вернулось к нему. Он обнял и приласкал сына, нежно прижав его к своей груди. Он гладил его по голове и перед всеми присутствующими восхвалял героизм и храбрость Меганады. Равана распустил совет около полуночи. Участники поспешили в свои жилища, но никому из них не удалось сомкнуть глаз в эту ночь, и никто из них не притронулся к пище. Их снедали ужас и тревога от предчувствия бедствия, которое в любой момент могло обрушиться на них. В таком плачевном состоянии и застал их рассвет, забрезживший на востоке. Город со всех сторон был окружен медведями и обезьянами. Их рев, как гром, сотрясал небо над столицей, порождая всеобщее смятение и панику. Воинам-ракшасам ничего не оставалось, как вновь схватиться за оружие, чтобы дать отпор врагу. Град каменных глыб, огромных скал и холмов обрушился на город со стен крепости, захваченной ванарами, и миллионы ракшасов яростно отбивались от них потоком стрел и других орудий. Их дикие вопли, боевые кличи и завывания раскалывали небо на куски, словно настал судный день. Но летевшие сверху обломки скал и вершины холмов превращали орды ракшасов в бесформенное месиво.
Разъяренный вестью о вторжении ванаров в город, Меганада вооружился до зубов и бросился в атаку. Ведомые им полчища демонов выбивали барабанную дробь и трубили в боевые рога и трубы. Меганада был знаменит своим другим именем - Индраджит, так как однажды он одержал победу над самим Индрой, Повелителем богов. Он был главным предводителем вождей воинства ракшасов и слыл грозным бойцом. Ряды ванаров дрогнули, когда появилась его колесница. Заметив смятение в стане недругов, Меганада издал ликующий вопль и, натянув тетиву своего могучего лука, обрушил ливень стрел в гущу ванаров. Натягивая тетиву до самого уха, одну за другой выпускал он стрелы, быстрые и яростные, как крылатые змеи. Стрелы тучами неслись во все стороны, и ванары со страхом почувствовали, что сопротивляться бесполезно. Утратив боевой пыл, они отступали. Многие были насмерть сражены стрелами; многие, раненные и бесчувственные, падали на землю. Видя, что обезьяны беспомощны перед бешеным натиском Меганады, Хануман затрясся от ярости; могучий и грозный, как сам бог Смерти, ринулся он навстречу врагу. На пути он выхватил из земли огромную гору и метнул ею в вожака демонов. Заметив глыбу, несущуюся прямо на него как посланник Смерти, Меганада применил магические чары и в последний момент успел взмыть вверх, высоко в небо. Но его колесница вместе с возничим и лошадьми была расплющена горой Ханумана, попавшей прямо в цель. Меганада изощрялся, выдумывая новые козни и уловки, однако его попытки запугать Ханумана были столь же бессмысленны, как попытка крошечной змеи нагнать ужас на царя орлов, Гаруду. Меганада метал с неба огонь, обрушивал потоки кровавого ливня, и ясный день сменился темной ночью. Тьма была столь непроглядна и густа, что ванары не видели собственной протянутой руки. От этих темных и таинственных козней обезьяны растерялись и пали духом. Им показалось, что конец их близок.
Рама понимал, что лишь отчаяние и страх поражения заставляют ракшасов, уповая на магические силы, прибегать к столь нечестивой тактике в бою; Он смеялся про себя над их беспомощностью, но заметил, что ванары утратили храбрость и мужество. Поэтому Он прицелился и выпустил одну-единственную стрелу в самый центр дерущихся полчищ. Магия ракшасов утратила силу, и волшебные чары бесследно рассеялись. Свет засиял над землею, как будто яркое солнце вышло из-за тучи. Вновь обретя уверенность и боевой пыл, ванары пошли в наступление, тесня ряды демонов. Они ощущали на себе полный милосердия взгляд Рамы, питающий их тела свежими силами. Обезьянья рать взревела в один голос: "Джей, Джей, Рама!" и сплошной могучей толпой, забыв о боевом порядке, ринулась вперед. Ничто не могло их удержать; никто не мог препятствовать их напору. Чтобы придать им еще больше мужества и превратить наступление в молниеносную атаку, к Хануману присоединился Лакшмана со своим луком и стрелами и вызвал Меганаду на поединок. Узнав, что Лакшмана ринулся в бой, Равана поспешил послать мощное подкрепление, чтобы защитить своего сына. Ванары, вооруженные острыми скалами и стволами деревьев, самоотверженно сражались, не позволяя себе и секунды передышки. На поле битвы разгорелось яростное и свирепое сражение, и обе стороны бились не на жизнь, а на смерть. Большинство сильных воинов и вождей вступало в единоборство с противником, и вокруг них вспыхивали новые очаги сражения. Ванары, пуская в ход свои крепко сжатые кулаки и острые зубы, насмерть сразили множество ракшасов; впиваясь длинными когтями в шеи демонов, они сносили их головы с плеч; они выдергивали и швыряли прочь их уродливые руки. Победный клич, которым ванары возвестили о своем триумфе, прокатился по всем девяти островам. Обезглавленные тела ракшасов продолжали удирать в том же направлении, куда неслись в пылу схватки, еще имея голову на плечах; наблюдая эту жуткую картину, возбужденные обезьяны разражались издевательским хохотом. Дороги Ланки, пересекавшие обширное пространство, где разыгрывалось сражение, превратились в кровавые реки. Лакшмана и Меганада сцепились в смертельной схватке. Казалось, они не уступали друг другу в силе и ловкости. Но Индраджит предпочел прибегнуть к подчинявшимся ему темным силам, нежели продолжать честный поединок. Однако и в этом он потерпел поражение, и его уловка не удалась. В приступе неистовой ярости Лакшмана уничтожил его магическую колесницу и убил колесничего. Устрашась надвигающейся гибели, Меганада выхватил Шакти - орудие, подаренное Брахмой, таящее высшую Божественную мощь, и, нацелив его в самое сердце Лакшманы, метнул в своего врага. Точный удар Шакти, нанесенный рукою Меганады, пронзил сердце Лакшманы. В "смертельной" агонии Лакшмана рухнул на землю. Меганада, вырвавшийся из когтей страха, приблизился к поверженному герою и попытался поднять тело, чтобы унести его в свой лагерь. Хотя в бою их силы были равными, Меганада не смог сдвинуть с места "мертвого" Лакшману. Ему на подмогу ринулись толпы демонов, но их усилия оказались напрасными. Лакшмана был не кем иным, как явившимся на землю в человеческом обличье Изначальным Змеем, Адишешей, на тысяче капюшонов которого покоится вся Вселенная. Как смог бы поднять его один сколь угодно могучий и сильный борец или тысячи ему подобных? Только тот, кто удостоился Милости Шри Рамы, был способен сдвинуть с места Лакшману!
Между тем, на земле сгущались вечерние тени. Оба противоборствующих воинства разошлись по своим боевым лагерям. Шри Рама видел, как возвращаются ванары, но не заметил среди них Лакшманы. Он спросил: "Где Лакшмана?" В этот момент вперед выступил Хануман, неся на плече недвижимое тело Лакшманы. Хануман лишь жалобно воскликнул: "Рама, Рама!" Рама сделал вид, что крайне расстроен и взволнован случившимся, однако, быстро овладел собою. Он положил к себе на колени тело Лакшманы и долго и внимательно всматривался в его лицо. Наблюдавший эту сцену Джамбаван воскликнул, не выдержав: "О Господин! Нам не следует терять время. Не будем раздумывать и откладывать необходимое лечение. Лучше всего, как можно скорее, вызвать сюда Сушену, целителя из Ланки. Он знает, какое требуется лекарство." В ту же секунду Хануман принял форму крошечного человечка и проник во внутреннюю крепость Ланки. Все то время, что он мчался по улицам, его мучила тревога, откликнется ли Сушена на его просьбу, согласится ли посетить лагерь Рамы. Поэтому он решился на хитрость. Он осторожно поднял дом вместе со спящим внутри Сушеной и по воздуху перенес его через вражескую территорию, опустив в лагере ванаров. Когда Сушена вышел на порог, он обнаружил, что находится в Присутствии Рамы! Он пал к Его ногам и назвал имя горы, на склонах которой растет целебная трава, способная спасти Лакшману. Пока шло обсуждение, кого послать за драгоценным снадобьем, Хануман простерся у Лотосных Стоп Господина и попросил возложить на него эту миссию. Рама доверил ему эту задачу.
Тем временем один из доносчиков Раваны сообщил хозяину, что придворный целитель Ланки, Сушена, находится в стане врага. Равана решил посоветоваться с ракшасой Каланеми, какими последствиями чревато это событие. Каланеми уклончиво ответил: "Равана! Этот Хануман - непостижимое существо. Разве не сжег он Ланку в твоем присутствии? Откуда у меня особая сила и ловкость, чтобы поймать и одолеть его? Но еще не поздно вступить на правильный путь. Расстанься с нелепой идеей, что ты способен одержать победу над Рамой. Ступай и найди приют у Его ног. Судьба сразу станет благосклонной к тебе. Побори свое упрямство и гордыню." Каланеми давал Раване дельный совет, но в то же время преследовал и иную цель. Равана, естественно, сурово осудил его и закричал, сотрясаясь от гнева: "Готов ли ты во всем подчиняться мне? Если это не так, лучше готовься к смерти." Каланеми рассудил, что гораздо большую пользу его душе принесет смерть от руки Рамы, нежели бесславная погибель в лагере демонов. Поэтому, не теряя времени, он скрылся с глаз Раваны и переместился в лагерь Рамы. Он нашел озеро в центре чудесного парка и, пустив в ход свои магические чары, принял обличье риши и уселся на берегу, погрузившись в глубокую медитацию. Хануман на своем пути к горному хребту, где росла целебная трава, почувствовал сильную усталость, ибо не успел восстановить силы после столкновения с Меганадой. Он подумал, что несколько минут отдыха и глоток прохладной озерной воды принесут только пользу и во много раз ускорят его дальнейший путь. Хануман пал к ногам мудреца, повторяющего имя Рамы и поющего хвалу Его подвигам и добродетелям. Он очень обрадовался и тоже запел: "Рама! Рама!" Преображенный Каланеми продолжал: "О ванара! Идет великое сражение между Рамой и Раваной! Каждый день я наблюдаю отсюда его ход. Нет сомнения, что очень скоро Рама одержит полную победу." Хануман был счастлив слышать такие слова; он признался мудрецу, что его мучает жажда. Старец предложил ему испить холодной воды из кувшина, стоявшего рядом. Но Хануман ответил: "Учитель! Такое малое количество воды не сможет утолить мою жажду." Тогда риши указал ему на озеро и посоветовал Хануману окунуться в его прозрачные бодрящие воды, а заодно и напиться вволю. Хануман согласился и направился к берегу озера. Он вступил в воду по щиколотку, но внезапно на поверхности появилась голова крокодила, вынырнувшего из глубины, и свирепые челюсти впились в ногу Ханумана. Разумеется, чудовище не могло нанести серьезного вреда герою. Могучая обезьяна просто стряхнула крокодила со своей ноги и нанесла ему смертельный удар. Как только крокодильей жизни пришел конец, перед Хануманом предстало существо, блистающее небесной красотой. Хануман был сильно удивлен. Он спросил у явившегося из воды незнакомца: "Кто ты?", и получил ответ:
"О слуга Рамы! Как только судьба подарила мне встречу с тобой и ты дотронулся до меня, пал тяжкий груз моих грехов. Мы оба - Каланеми и я - были небесными музыкантами, гандхарвами, при дворе царя богов, Индры. Однажды к Индре пожаловал мудрец Дурваса, известный своим гневливым и вспыльчивым нравом. Его свирепый и дикий вид рассмешил нас, и мы не смогли удержаться от хохота. Старец заклеймил проклятьем обоих, провозгласив, что мы родимся на земле как ракшасы. Мы умоляли пощадить нас, обнимая его ноги и проливая слезы раскаяния; его сердце немного смягчилось, и он сказал: "Хорошо! Вы родитесь на острове Ланка; в последней четверти Трета Юги Бог воплотится на земле в образе Рамы, и великая битва разыграется между Рамой и правителем Ланки; во время этой битвы Лакшмана, брат Рамы, будет тяжело ранен оружием, называемым Шакти, и Хануман, преданный слуга Рамы, отправится в путь к горе Сандживи, заросшей кустами и целебными травами; встретившись с ним, вы освободитесь от демонического обличья. О ванара! Риши, живущий неподалеку и пославший тебя сюда, на самом деле вовсе не риши. Он ракшаса, изменивший свой вид, его зовут Каланеми."
Хануман приблизился к Каланеми и крикнул ему прямо в ухо:
"Уважаемый наставник! Прими подношение, приготовленное мною для тебя в благодарность за помощь, которую ты оказал мне; ты мой гуру и я обязан оплатить твой труд." Каланеми был несколько удивлен и озадачен тем фактом, что Хануману потребовалось так много времени, чтобы утолить свою жажду; демон заподозрил, что его истинная сущность и история уже известны Хануману от его брата-крокодила, живущего в озере. Поэтому Каланеми прикинулся, будто погружен в глубочайшую медитацию и не узнает подошедшего и окликнувшего его Ханумана. Поскольку Хануман знал, кто прячется под фальшивой личиной святого риши, он схватил Каланеми за шею и крутил его голову до тех пор, пока тот не испустил дух, повторяя перед смертью святое Имя Рамы.
Отбросив недвижимое тело, Хануман поспешил к горному хребту Дрона и, найдя холм Сандживи, принялся разыскивать целебную траву, за которой был послан. Но он не мог распознать ее среди буйной растительности, сплошным ковром покрывавшей холм. Между тем, время шло; он и так значительно задержался в дороге, а приказ Рамы требовал незамедлительного выполнения. Поэтому Хануман предпочел действовать наверняка: он оторвал от земли весь холм Сандживи и взмыл в небо, держа его на ладони.
В ночные часы его путь на Ланку пролегал над городом Айодхья. Бхарата в это время тосковал в одиночестве, не смыкая глаз и беспокоясь о брате и его жизни в изгнании. Неожиданно лунный свет померк, заслоненный тенью - силуэтом Ханумана с огромным холмом на спине. Бхарата решил, что обезьяна-гора - не иначе как ракшаса, изменивший форму для осуществления какого-либо гнусного плана. Он задумал уничтожить "демона" прежде, чем тот успеет сотворить зло. Схватив лук, Бхарата наложил на него стрелу и тщательно прицелился, натянув тетиву до самого уха. Когда стрела впилась в тело Ханумана, тот издал пронзительный крик "Рама! Рама!"
Услышав это имя, Бхарата на миг остолбенел, а затем бросился к рухнувшей на землю обезьяне. Хануман, не вдаваясь в подробности, поведал принцу о важности своей миссии. Бхарата пришел в отчаяние; он обнял Ханумана и умолял простить свою глупую оплошность. Он разразился рыданиями и истово взмолился: "Если правда то, что я предан Раме мыслью, словом и делом и никогда не сворачивал с этого пути, пусть исцелится этот ванара и обретет свои прежние силы."
Жалобная молитва Бхараты, исторгнутая из глубин сердца, его клятвенное заверение в вечной преданности Раме избавили Ханумана от боли; он поднялся, здоровый и полный сил. Внезапно в его мозгу возникла идея: убедиться в полной искренности Бхараты. Он провозгласил: "Победа царю династии Рагху!" Мучительная тоска захлестнула при этих словах сердце Бхараты. Он воскликнул: "О вождь обезьян! Скажи мне, как чувствуют себя Сита, Рама и Лакшмана? Весела ли и счастлива Мать Сита?" Бхарата обливался слезами, вспоминая о братьях и Сите. Тогда Хануман рассказал обо всем, что случилось. Слушая Ханумана, Бхарата не мог сдержать скорбь; узнав, что Лакшмана, сраженный стрелой врага, пал на поле боя, он лишился чувств и повалился на землю. Придя в себя, он приподнялся и проговорил: "Хануман! Прости мне мой глупый поступок. Я не имею права задерживать тебя. Спеши! Доставь поскорее Раме этот холм Сандживи вместе с драгоценным лекарством, которое исцелит Лакшману! Не медли больше!"
Хануман пал к ногам Бхараты и поднял холм, захватив его ладонью. Он взлетел в небо и устремился в сторону юга. Бхарата, не смея моргнуть глазом, следил за ним, пока его фигура не скрылась за горизонтом. Он был счастлив, что получил наконец какие-то вести о Раме, но, вместе с тем, мучился, узнав о несчастьях, постигших Ситу и Лакшману. С тяжелым сердцем он направился во дворец и поведал обо всем матерям.
Сумитра, мать Лакшманы, в первый момент сильно встревожилась, но быстро обрела прежнюю силу духа, напомнив себе, что рядом с Лакшманой находится Рама. Она говорила себе: "Этот сын, рожденный из моего чрева, посвятил свою жизнь служению Раме! Для меня это достаточное утешение. Это приносит мне глубокое удовлетворение. Я чувствую, что цель моей жизни достигнута. Меня беспокоит лишь то, что Рама, должно быть, сильно удручен бедой, постигшей Лакшману; эта "потеря сознания" наверняка огорчает его. Разлука с братом может быть причиной горя Рамы. Сын! Шатругна! - воскликнула она, - ступай туда, где находится Рама. Ты должен быть рядом с Ним." Шатругна вскочил, готовый в ту же минуту тронуться в путь. Он сказал: "Разве может выпасть на мою долю более великое счастье?" Но Бхарата остановил его словами: "Не получив на то приказа Рамы, я не могу позволить тебе уйти и присоединиться к Нему." Бхарата утешал Шатругну, убеждая его, что Рама не одобрит этот шаг и что самое лучшее и полезное, что они могут делать - это подчиняться Его воле.
Между тем на Ланке Рама охранял Лакшману, ни на шаг не отходя от него. День сменился сумерками, вечерняя тьма сгустилась, и наступила полночь. Ванары, скорчившись от тоски, столпились вокруг Рамы. Рама, действуя как обыкновенный смертный, выражал беспокойство по поводу задержки Ханумана. "Полночь уже миновала, а Хануман все не показывается! Не мог ли он сбиться с пути? Тяжело раненный брат Лакшмана так и не пришел в сознание!" Рама бережно повернул к себе голову Лакшманы и, еле сдерживая слезы, нежно погладил его по лицу. "Брат! - говорил он, - открой глаза и посмотри на меня! Еще никогда в своей жизни ты не проводил столь долгие часы, не устремив свой взор на меня. Все эти годы ты не спускал с меня широко раскрытых глаз, боясь взмахнуть ресницами! Как мне вытерпеть твое молчание? Со вчерашнего дня некому утешить меня ласковыми словами." Как простой человек, Рама горевал и плакал над недвижимым телом Лакшманы. "Брат! Ради меня ты оставил родителей и жену. Ты ушел вместе со мною в изгнание и предпочел жизнь в лесу, хотя и не обязан был делать это. Ты не замечал трудностей, с которыми тебе приходилось сталкиваться. Твоя натура проста, бесхитростна и нежна, и ради меня ты с радостью приветствовал жаркое солнце, промокал под дождем, дрожал от холода. Ты позабыл, что существуют часы, предназначенные для еды; ты мог целыми днями обходиться без пищи, отдавая мне все, что тебе удавалось собрать в лесу. Лакшмана! Я знаю, как часто ты ложился спать на голую землю, не имея за целый день и крошки во рту! Брат! Вот уже целых двенадцать часов, как я лишен твоей любви и заботы, неужели ты не чувствуешь этого? Лакшмана! Открой глаза хоть на миг и взгляни на меня хоть один разочек; это то, в чем я больше всего нуждаюсь сейчас." Рама поддерживал подбородок Лакшманы своей любящей ладонью и слезно и трогательно умолял его подарить ему хотя бы один взгляд. Ванары громко рыдали при виде горя и скорби Рамы. Целыми стаями залезали они на деревья, растущие на вершинах холмов, и всматривались вдаль, надеясь заметить приближающегося Ханумана.
И вскоре Хануман в самом деле появился, держа гору Сандживи на поднятой ладони! Фигура Ханумана сияла пред их очами, как воплощенная доблесть, озаренная чудесным светом сострадания. Он коснулся ногами земли и сразу очутился среди толпы ванаров. Обезьяны выкрикивали: "Ура! Ура! Ты спас и прославил все наше племя! Если бы ты не вернулся до рассвета, мы все вместе бросились бы в океан и распрощались с жизнью, ибо как могли бы мы пережить смерть Лакшманы и остаться после этого среди живых? Разве смогли бы мы существовать без него? Ты спас жизнь всем нам." Когда Рама увидел Ханумана вместе с целой горою, полной целебных трав, его счастью не было границ. Сушена немедленно собрал травы, которые требовались для приготовления снадобья - Висальякарини, Самадханакарини, Суварнакарини и Самдживакарини - и приготовил лекарство Лакшмане. И Лакшмана сел, мгновенно очнувшись! Рама был вне себя от радости; он прижал к себе брата, нежно лаская его. Он воскликнул: "Брат! Брат! Где ты был все эти часы?" Из глаз Рамы лились слезы восторга и благодарности. Он погрузился в высший экстаз, сравнимый лишь с блаженством Брахмы. А между тем волшебные ароматы, исходившие от трав холма Сандживи, очутившегося посреди лагеря ванаров, оказали свое живительное действие, и лежавшие на земле обезьяны, насмерть сраженные во время жестокой битвы, ожили и сели, а вскоре обрели прежние бодрость и силу! Радость ванаров была неописуема. Они ликующе скакали и плясали, сжимая в объятиях своих оживших родичей и соратников. Рама одарил Сушену щедрым благословением; он заверил целителя с Ланки, что защитит его от любых злобных и мстительных нападок Раваны. После этого Рама велел Хануману переправить Сушену вместе с его домом назад, на Ланку, а драгоценный холм Сандживи поставить на землю рядом с домом лекаря в память о служении Лакшмане и ванарам. Хануман превозносил Сушену за неоценимую помощь и благодарил его за спасение жизни хозяина, а также своих друзей и сородичей-обезьян. Он поднял ладонью цветущий холм и дом вместе с Сушеной и осторожно перенес их на землю Ланки.
Наступил рассвет. Из лагеря ракшасов послышался бой барабанов. Ванары, черпавшие невиданные силы в Имени Рамы, своего вождя и защитника, пришли в неистовое возбуждение. Каждый из них чувствовал в себе мощь множества слонов. Они подпрыгивали и сновали туда-сюда в нетерпении, готовые броситься в драку. В тот день предводителем вражеского воинства был назначен Дхумракша. Он отчаянно сражался, но на второй же день был убит Хануманом. Тогда во главе демонических полчищ стал Акампа, отважный и свирепый воин. Против него выступил отряд обезьян, ведомый Ангадой, и в тот же день Акампа был убит Ангадой в яростном поединке. Услышав, что Акампа сражен рукою врага, в бой ринулся Прахаста; круша все на своем пути, он прорвался сквозь ряды противника, но Нила настиг его и, ни на миг не расставаясь с мыслью о Раме, вступил с ним в жестокую схватку. Он обрушился на Прахасту со всей своей мощью и свирепостью и одолел могучего вождя демонов. Вслед за ним встретил свою смерть Маходара. С оглушительным ревом прыгнул ему на спину Хануман и, пустив в ход клыки и когти, разорвал его на куски.
В течение последующих пяти дней, казавшимися долгими как вечность, новые полчища ракшасов под предводительством Кумбы и Никумбы, сыновей Кумбакарны, продолжали жестокую битву с ванарами. На шестой день сражения оба брата отправились в небесную обитель - туда, куда возносятся души всех воинов, героически павших в ратном бою. Грозные вести о поражениях, которые одно за другим терпела доселе несокрушимая армия ракшасов, посеяли всеобщую панику как среди воинов, так и среди мирных жителей Ланки. Стремясь сохранить свою жизнь, демоны сломя голову спасались бегством, ища безопасные убежища. Многие сдавались и открыто уходили в лагерь ванаров в надежде обрести там защиту и сочувствие. Народ Ланки проклинал Равану, сурово осуждая его за предательство. Ракшасы взывали к царице Мандодари, умоляя ее остановить лавину несчастий. Она глубоко страдала оттого, что Равана поддался порыву безумия и пыталась уговорить его остановить войну.
Но война продолжалась! Со стороны демонов ее возглавлял Макаракша, несравненный доблестный воин. Однако его противником оказался Лакшмана, и после короткого поединка вождь недругов был убит. В восторге от такой внушительной и молниеносной победы ванары прыгали и кричали что есть мочи: "Джей! Джей!" Равана же, видя, как непобедимые вожди его воинства один за другим складывают головы в ратном бою, стенал и рычал от отчаяния. Он бросился к дому брата Кумбакарны, где тот лежал, погруженный, как обычно, в глубокий сон, с намерением разбудить его любыми, самыми решительными и бесцеремонными способами. Толпам ракшасов было велено выбивать оглушительную барабанную дробь у самых ушей Кумбакарны. Сотни могучих борцов, пригнанных Раваной, колотили его своими железными кулаками; сотни демонов чем попало избивали спящего; вооруженные тяжелыми булавами прислужники Раваны обрушивали шквал ударов на ляжки Кумбакарны. В конце концов демон открыл глаза и огляделся. Равана тут же поведал ему о своем отчаянии и о гибели Кумбы и Никумбы. Кумбакарна побагровел от вспыхнувшей в нем жажды мести и стал страшен, как само воплощение Времени, разрушителя Вселенной. Он закричал на Равану: "Глупец! Как можешь ты рассчитывать на победу? Ты бесстыдно затоптал в грязь свое имя, сотворив страшное зло: ты похитил и разлучил с Рамой Ситу, Мать всех миров. Этот подлый грех никогда не простится тебе. Твоя порочность приведет к гибели всю Ланку. Беги к Раме, сдавайся ему прямо сейчас, отшвырни наконец свою глупую спесь и гордыню! Может ли истинный правитель, обремененный высоким долгом сохранения праведности и борьбы с беззаконием в своем царстве, пренебречь всеми понятиями о чести и тайно похитить чужую жену? Укрепляет ли он этим моральный закон? Способствует ли духовному продвижению подданных? Волей-неволей тебе придется пожинать плоды своих действий. Равана! Рама - не простой смертный. У Шурпанакхи, нашей сестры, помутился рассудок от вожделения; она задумала во что бы то ни стало удовлетворить свое похотливое желание и жестоко поплатилась за свою порочность. Она разожгла и твои низменные страсти, чем вынудила тебя совершить варварское злодеяние. Поддавшись науськиваньям этой гнусной женщины, ты утратил способность отличать добро от зла и своими собственными нечистыми руками навлек на свою голову эти бедствия." Кумбакарна проклинал старшего брата и осыпал его жестокими упреками. Но Раване было не до обид и гнева. Он взмолился: "Не бросай меня в беде. Спаси мою жизнь. Встань и приготовься вести в атаку все воинство ракшасов."
Не видя иного выхода и преисполненный жалости к брату, Кумбакарна подчинился. Для подкрепления сил ему немедленно принесли завтрак, состоящий из горы мяса и огромных чанов с пальмовым пуншем. Проглотив все это в мгновение ока, он устремился прямо на поле битвы. Заметив Кумбакарну, готового ринуться в драку, Вибхишана, его младший брат, выбежал из лагеря Рамы и в глубоком почтении пал к ногам могучего воина. Поднявшись, он назвал свое имя. Кумбакарна засиял от радости и с любовью и нежностью прижал брата к груди. Вибхишана заговорил первым. Он сказал: "Брат! Равана грубо оскорбил меня в присутствии всего царского двора и вышвырнул вон из тронного зала. Понимая опасность сложившейся ситуации, я давал ему всевозможные советы. Он отмел мои предостережения, отдав предпочтение льстивым речам неразумных министров; без всякого стеснения он облил меня грязной руганью на общем собрании приближенных. Я не мог вынести этого позора. Я предал себя в руки Рамы. Увидев, что я беспомощен и невиновен, Он принял меня и взял под свою защиту." Услышав это, Кумбакарна проговорил: "Брат! Тень смерти уже легла на Равану. Разве способен он сейчас внять доброму совету? Не сомневайся, ты сделал верный шаг на пути к своей жизненной цели; теперь ты уже не Вибхишана, а Вибхушана - сияющая жемчужина, прекрасный самоцвет, украшающий клан ракшасов! Ты облагородил и очистил наше племя, отдавшись пылкому служению Океану счастья, Венцу династии Рагху, Раме! Ступай и усердно продолжай свое служение. Брат! Я вынужден ринуться в бой независимо от того, какая судьба ожидает меня. Я чувствую, что моя смерть тоже совсем рядом. Равана знает, что мое сердце не принадлежит ему. Я советую тебе отречься от дум, на чьей ты стороне, и оставаться верным и преданным слугою Рамы." Выслушав это напутствие старшего брата и получив его благословение, Вибхишана вернулся в лагерь Рамы. Он сказал Ему: "Господин! Вершина мощи ракшасов - Кумбакарна. Он самый свирепый и доблестный боец. Он пришел, чтобы сразиться с тобой."
Услышав эту весть, разъяренные ванары, чей боевой пыл вспыхнул с новой силой, под предводительством Ханумана бросились в атаку на врага. Они швыряли в Кумбакарну гигантские деревья и валуны, но могучий демон стоял не шелохнувшись, словно скала. Натиск ванаров был для него как ресничка, упавшая на взбесившегося слона. Кипящий гневом Хануман обрушил на Кумбакарну страшный удар своего твердого как камень кулака, и демон на миг пошатнулся. Однако его ответный удар был так силен, что Хануман, как подкошенный, рухнул на землю. В борьбу вступили Нала и Нила, но и они не смогли устоять перед несокрушимой мощью Кумбакарны. Волна страха прокатилась по обезьяньему воинству. Силу ударов Кумбакарны испытали на себе и Ангада, и Сугрива: они покатились по земле, не выдержав натиска. Улучив момент, Кумбакарна схватил Сугриву и, зажав его под мышкой, помчался вон с поля боя. Он был уверен, что, похитив вожака обезьян, он обезглавил армию ванаров и, тем самым, обеспечил победу.
Между тем Хануман, поднявшись, обрел способность воспринимать окружающее. Он обнаружил, что Сугрива исчез с поля боя и в сильной тревоге бросился на его поиски. В это время к Сугриве, стиснутому мощной дланью Кумбакарны, вернулось сознание и он напряг все свои силы, чтобы вырваться на свободу. В этот момент отчаянной борьбы их заметил Хануман и поспешил на помощь обезьяньему царю. Однако Сугриве самому удалось освободиться из железных объятий врага, и между ними вспыхнула жестокая схватка. Сугрива отсек нос и уши Кумбакарне, и чудовищный безносый демон с трудом заглатывал воздух, чтобы поддержать дыхание. Подоспевшие полчища ванаров окружили Кумбакарну и с криками: "Победа Раме! Победа нашему Повелителю!" - забросали его огромными камнями, деревьями и скалами. Разъяренный демон ринулся в гущу ванаров и, хватая всех подряд, кого могли достать его гигантские руки, кидал в свою раскрытую пасть, с хрустом разгрызал кости и заглатывал живьем. Множество ванаров были уничтожены и раздавлены. Обезьянье воинство дрогнуло и в панике бросилось врассыпную.
Видя, что происходит, Рама объявил Лакшмане и всем, кто был рядом, что наступил его черед вступить в сражение: откладывать его вмешательство недопустимо. Он сказал: "Лакшмана! Принеси сюда "неиссякаемый" колчан со стрелами." Лакшмана, приняв приказ Рамы как драгоценный груз, немедленно принес колчан и протянул его Раме. Вооруженный луком Коданда, Рама выступил на поле битвы как лев, подстерегший свою жертву. За ним следовали Лакшмана, Сугрива, Хануман и Джамбаван. Стрелы, выпущенные из лука Рамы, понеслись прямо на врага со скоростью крылатых змей. Они мчались во все стороны и проникали повсюду. Они насмерть сражали миллионы героев ракшасов, рассеивая ряды противника. Демоны в ужасе разбегались, бессильные противостоять смертоносному ливню. Поток стрел не иссякал, и каждая стрела, вонзившись в цель, возвращалась в колчан. Осознав, что Рама способен в считаные минуты истребить все племя ракшасов, Кумбакарна пришел в страшную ярость. Он взревел как раненный лев и двинулся к Раме. Обезьян охватило смятение: Кумбакарна внушал им непреодолимый ужас. Рама, понимая, что у него нет другого выхода, прицелился, и его стрела, вонзившись в Кумбакарну, разом отсекла обе его руки. Все тело чудовища вдруг ослепительно вспыхнуло, как гора Мандара, когда царь богов Индра отрубил ей крылья. Пронзительно визжа, демон бросился на Раму. До предела натянув тетиву, Рама разом метнул целый вихрь стрел, которые впились в лицо Кумбакарны. От этого удара могучий герой покачнулся, но устоял на ногах. Тогда Рама выстрелил еще раз, и голова демона слетела с плеч и покатилась по земле. Обезглавленное тело не упало, а продолжало бежать, устремившись к Раме. Чтобы окончательно расправиться с чудовищем, последней выпущенной стрелой Рама рассек бегущее тело надвое.
Внезапно от мертвого тела отделилась сверкающая великолепием фигура и, приблизившись к Раме, соединилась с Ним. Грозный ракшаса достиг освобождения, не утруждая себя ни садханой, ни джапой (повторением Имени), ни тапой (аскезой с целью контроля над чувствами и мыслями). Еще будучи живым, он воссиял в ратном бою как несравненный герой; после смерти он достиг высочайшей цели - слияния с Божеством. Рама стоял неподвижно на поле битвы, и его прекрасное, как лотос, лицо было влажным и нежным от слез; на его груди сверкали несколько капель крови Кумбакарны, брызнувшей из смертельных ран, полученных в бою. Наступил час сумерек; для обеих армий то был день горячей и яростной схватки, и враждующие стороны разошлись по своим лагерям. Ванары воспряли духом, восхищенные Великой Милостью, ниспосланой Рамой. Как костер от сухой травы, разгорелся их боевой пыл.
Мужество ракшасов, наоборот, убывало с каждым днем. Равана безутешно рыдал, словно кобра, лишившаяся своего драгоценного самоцвета. (Согласно древнему преданию, драгоценные камни рождались в головах у змей, и змея, лишившаяся украшения, ощущала сильное беспокойство.) Он громко стенал и плакал навзрыд, прижимая к груди мертвую голову брата. Меганада, сын Раваны, всеми возможными способами пытался облегчить горе отца. Он клялся: "Завтра ты сможешь убедиться в моей героической мощи. Я в мгновение ока сотру с лица земли эти обезьяньи орды. Я подарю тебе счастье, которое затмит своим величием горе, терзающее тебя сегодня." Вскоре забрезжил рассвет. Раване не замедлили доложить, что медведи и обезьяны уже подступили к стенам города. Это известие заставило неукротимых воинов-ракшасов приготовиться к новому сражению. Они выстроились и боевым маршем двинулись на врага. Каждый боец сражался с недругом, используя все свои силы и возможности. В тот день битва была особенно свирепой и беспощадной. Меганада взошел на волшебную колесницу и взмыл на ней в небо. Его воинственный рев прогремел, как гром, в черных грозовых тучах. От этого грохота ванары попадали на землю, словно от мощного взрыва. Земля содрогалась от раскатов пронесшегося эха. Пустив в ход темные магические силы, Меганада в доли секунды сотворил копию Ситы, и, усадив ее в колесницу, приземлился в самом центре поля битвы! Хануман первым заметил его появление, и Меганада, обращаясь к нему, закричал: "Слушай меня, Хануман! Сейчас я убью ту самую Ситу, ради которой вы ввязались в эту войну. Смотри! Как только она умрет, войне придет конец!" - и, выхватив меч, он разрубил "ложную" Ситу на куски и разметал их по полю. Хануманом овладела неистовая ярость; он бросил клич ванарам: продолжать борьбу не на жизнь, а на смерть, и истребить все отродье ракшасов. Ванары набросились на демонов с такой свирепостью, что ракшасы поспешили укрыться в городе.
Хануман приблизился к Раме и сообщил ему о злодеянии, совершенном Меганадой. Услышав страшную весть. Рама сделал вид, что сражен горем; он прекрасно знал, что "убита" не настоящая Сита, а существооборотень, порожденное магическим искусством ракшасов; тем не менее, он действовал, как "человек среди людей". Лакшмана, казалось, был тоже раздавлен отчаянием, он горевал об утрате Матери всех миров и сидел, отдавшись скорбным мыслям о бесполезности пребывания в этом мире. Услышав весть о случившемся, Вибхишана бросился к Раме и воскликнул: "Учитель! Тебе известна правда. Все, что произошло - просто наглый трюк. Сита жива и невредима, и ее безопасность охраняется с величайшей заботой. Один лишь Равана может беспрепятственно приблизиться к месту, где стражи бдительно следят за тем, чтобы никто не причинил ей вреда. Меганада лишь создал магический образ Ситы и "убил" ее с целью повергнуть нас в отчаяние. Это обычная уловка ракшасов, я знаю, насколько они преуспели в подобной нечестивой стратегии." Рама и Лакшмана просияли от счастья, услышав сказанное Вибхишаной; они полностью доверились его словам о тайных кознях ракшасов. Чтобы окончательно убедиться в правоте Вибхишаны и самому обрести полный покой, Хануман изменил свой облик и, незамеченным проникнув в город, отправился в Ашокавану, где содержалась под стражей плененная Сита. Вернувшись, он заверил ванаров, что причин для беспокойства нет, чем вдохновил их на продолжение упорной и яростной схватки.
Меганада, тем временем, вновь появился на поле битвы. На этот раз на ванаров обрушился шквал всевозможных орудий - острых стрел, пик, дротиков, палиц, тяжелых топоров; в их головы летели булавы и огромные камни. Отовсюду слышались наводящие ужас вопли и громогласные приказы: "Руби! Убивай! Хватай!", но обезьяны не видели тех, кто выполняет команды, кто гонится за ними, нанося удары и страшные раны! Это жуткое наваждение порождало смятение и страх! Беспомощные ванары не могли определить, откуда исходит опасность и с какой стороны ожидать нападения, чтобы отразить его! Даже такие несравненные герои, как Нала, Нила, Ангада и Хануман дрогнули, исполнившись ужаса. Вихрь метких стрел летел из лука Меганады и они пронзали тела Лакшманы, Сугривы и Вибхишаны. Несмотря на это, они продолжали яростно и отважно сражаться с врагом. И вот настал момент, когда Меганада бросил вызов самому Раме! Из лука Индраджита понеслись стрелы, шипящие, как змеи! В его руках было знаменитое оружие Дракона, Сарпастра. И Рама, величайший из Актеров, пришедший в мир в человеческой роли, непобедимый герой, сокрушивший Кхару, Душану и их несметное воинство, позволил себе поддаться действию этого могущественного оружия, Сарпастры! Чтобы выразить должное уважение к Божественному Дракону и продемонстрировать миру его мощь, он позволил стреле вонзиться в свое тело! Это может показаться странным, но такова История Рамы, со всеми ее неотъемлемыми деталями, законами и бесценным скрытым смыслом. Существа, обладающие ограниченными возможностями мысли, слова и действия, не способны распознать эту скрытую Истину. Поэтому ванары были чрезвычайно удручены и встревожены тем, что Раму настигла стрела, выпущенная из лука Дракона. Меганада же торжествовал победу. Он мчался сквозь толпу обезьян, изрыгая грубые проклятья.
Джамбаван, завидев его, закричал: "Остановись, ничтожный червь!" Сын Раваны, оттолкнув его в сторону, ответил с издевательской усмешкой: "Не навлекай на себя позор! Я не замечал тебя до сих пор, ибо ты слишком стар, чтобы быть достойным моего внимания. Какое мне дело до твоей болтовни? Поди прочь!" Он метнул трезубец в Джамбавана, но тот ловко поймал его на лету и нанес ответный удар Меганаде! Трезубец был нацелен на врага с такой меткостью и брошен с такой силой, что поразил Меганаду прямо в сердце; раненый демон бешено завертелся на месте и рухнул на землю. Джамбаван устремился к поверженному врагу; он схватил его за ноги и, подняв над головой, закрутил его тело в воздухе, а затем с размаху швырнул оземь. "Теперь ты можешь определить, насколько я стар! Рассуди сам, обладаю ли я силой молодости, или слабостью дряхлого старца!" Джамбаван призывал Меганаду к продолжению поединка. Могучий ракшаса не погиб от нанесенной раны. Не приняв вызова, он с трудом поднялся на ноги и побрел прочь.Он не выполнил хвастливого обещания, данного отцу, и ему было стыдно предстать перед его очами. Покинув поле битвы, он направился прямо к саду Никумбала, где в былые времена множество ракшасов предавались покаянию, соблюдая строгие обеты аскетизма.
Четверо приближенных Вибхишаны, тайно следивших за действиями вражеских предводителей, сообщили ему о пути и намерениях Меганады. Вибхишана поспешил к Раме и проговорил: "Учитель! До моих ушей только что долетела недобрая весть: Меганада готовится совершить вредоносную яджну с целью умилостивить темные силы. Если ему удастся до конца провести церемонию, следуя магическому ритуалу, нам будет очень трудно одолеть его. Необходимо воспрепятствовать его злобному плану." Рама был благодарен Вибхишане и одобрил его предложение. Он позвал Ханумана и Ангаду и сказал им: "Братья! Ступайте! Помешайте Меганаде сотворить задуманную яджну и сорвите все его приготовления." Затем он обратился к Лакшмане со словами:
"Лакшмана! Ты должен сразиться с этим негодяем и уничтожить его. Не забывай, что боги сильно обеспокоены его бессовестными кознями." Стоило прозвучать словам приказа, как трое вождей - Вибхишана, Сугрива и Хануман - собрали огромное воинство ванаров и выступили вслед за Лакшманой, чтобы поддержать его в бою. Лакшмана, вооружившись луком и "неиссякаемым" колчаном, полным острых стрел, простерся перед Рамой и, запечатлев Его образ в сердце, покинул лагерь. За Хануманом следовали Ангада, Нала, Нила и другие доблестные воины.
Когда они достигли парка Никумбала, жертвенная церемония Меганады уже началась; на огненный алтарь темных сил возлагались дары - свежая кровь и мясо зарезанных буйволов. Обезьяны, не теряя времени, попытались сорвать ритуал и нарушить ход вредоносной яджны. Меганада, однако, не сдавался; тогда обезьяны принялись передразнивать жрецов, нарочито искажая и коверкая слова гимнов, воспеваемых для ублажения темных сил, но и этим не смогли заставить браминов прервать ход ритуала. Тогда взбешенные ванары всей толпой бросились внутрь помещения, где находился жертвенный алтарь, схватили Меганаду за волосы и, повалив на землю, принялись колотить что есть мочи. Меганада вырвал из своего тела трезубец и накинулся на них. В схватку вступили Ангада и Хануман, но Меганаде удалось пронзить их обоих ударом трезубца, и, тяжело раненные, они покатились по земле. Им на помощь поспешил Лакшмана; он сломал пополам страшное оружие, и Ангада и Хануман, быстро оправившись от нанесенных ран, вновь напали на Меганаду. Но демон не отступал; мощные удары обезьяньих вождей, казалось, не причиняли ему никакого вреда. Тогда в схватку вступил Лакшмана. Грозный, как сам бог Смерти, он обрушил на Меганаду ливень своих смертоносных стрел. Каждая из них разила ракшасу, как удар грома. Тогда демон, призвав на помощь магические силы, сделался невидимым. Он то появлялся, то исчезал, меняя обличья, в надежде скрыться от Лакшманы. Лакшмана, наконец, потерял терпение; он выхватил из колчана священную стрелу, настигающую жертву в любом месте, где бы она ни находилась, и, вселив в нее величие и могущество Рамы, прицелился в Меганаду. Стрела пронзила демона в самое сердце, и он мгновенно испустил дух. Поскольку в последние минуты жизни в нем жили образы Рамы и Лакшманы, Ангада, Хануман и Вибхишана воспели хвалу его воинской доблести и благородной смерти, которой он был удостоен. Хануман с легкостью поднял на плечи тело мертвого ракшасы и, подойдя к главным воротам Ланки, бережно опустил на землю. После этого он вернулся в лагерь. Лакшмана приблизился к Раме и простерся у Его ног. Рама был рад успеху похода; он внимательно выслушал подробный рассказ о разыгравшихся в парке Никумбала событиях. С великой любовью Он прижал брата к груди.http://www.samvel.net/text/spiritual/ramayan.htm
Мост
Рама глядел на море и размышлял, каким образом им удастся пересечь его. Ванары наперебой предлагали различные способы. В конце концов поднялся Вибхишана и обратился к Раме со словами: "Господин! Истоки происхождения Океана восходят к твоим праотцам - Сагаре и его сыновьям. Океан - семейный "наставник" твоего рода. Как только ты выразишь волю пересечь его, ванары с легкостью справятся с этой задачей."
Между тем Вибхишана заметил лазутчика, посланного Раваной; ванары связали его и привели к своему хозяину, Сугриве. Сугрива приказал отрубить ему нос и уши. Когда ванары уже приготовились привести приказ в исполнение, ракшаса, пытаясь вырваться, отчаянно завопил: "О ванары! Заклинаю вас Рамой! Не лишайте меня ушей и носа!" Его пронзительный крик услышал Лакшмана; он попросил привести к нему ракшасу и приветливо заговорил с ним. Лакшмана осудил ванаров за проявленную жестокость к гонцу Раваны. Он написал письмо и вручил его ракшасе со словами: "Отнеси это послание Раване и в точности повтори ему слова, которые я сейчас произнесу: "О разрушитель судеб своего собственного народа! Очисти свое сердце хотя бы сегодня и припади к ногам Рамы! Рама простит тебя. Не допускай полного истребления ракшасов только ради потакания своим собственным прихотям. Знай, что у тебя нет иного способа избежать смерти, которая в противном случае для тебя неизбежна." С этим суровым и решительным напутствием ракшаса был отправлен к своему хозяину. Прислужник Раваны был вне себя от счастья, что ему удалось уйти живым; он воскликнул: "Слава владыке Рамачандре!" и прежде, чем пуститься в обратный путь, пал к ногам Рамы.
Во дворце у Раваны он рассказал обо всех происшедших с ним событиях и с нескрываемым восторгом принялся описывать волшебную красоту Рамы. Он передал Раване письмо, доверенное ему Лакшманой. Равана осведомился о том, удалось ли Вибхишане прижиться в лагере врага. "Будь он проклят! - выкрикнул Равана,- дни его сочтены. Очень скоро он станет добычей смерти. Он паразит, вскормленный на наших хлебах! Он сбежал с Ланки и присоединился к стану моего противника! Напасти будут преследовать его до самой смерти!" Он повернулся к гонцу-ракшасе и сказал: "Под этим предлогом ты пробрался во вражеский лагерь. Рассказал ли ты им о мощи нашего воинства и его несокрушимом напоре в сражении? Теперь поведай мне, что удалось тебе узнать об их силах и возможностях." Посланец-ракшаса, Шука, стоя перед троном со сложенными на груди руками, ответил: "Повелитель! Я прошу тебя проявить немного милости и выслушать мои слова со спокойствием и терпением. В тот самый момент, когда твой брат заключил узы дружбы с Рамой, он был произведен Им в царственные правители Ланки. Узнав о том, что я приблизился к их лагерю как твой посланец, ванары схватили меня и подвергли постыдным мучениям и издевательствам. Я заклинал их именем Рамы прекратить эту пытку и взывал к Раме, умоляя спасти меня. Только это помогло мне избежать увечья и сохранить свой нос и уши. Будь у меня тысяча языков, я не смог бы описать могущество обезьяньего воинства. Это целый сонм героических бойцов! В их лагере - несметные толпы ванаров всех мастей, всех возрастов и племен, и все обладают могучей статью и силой. При виде их любой затрясется от ужаса; впрочем, достаточно лишь представить их или помыслить о них, чтобы застыть от страха и трепета. Вспомни, как могуч был тот одинединственный из ванаров, который убил твоего сына и сжег столицу дотла! И это результат того, что сила ванаров - отражение непревзойденного могущества самого Рамы. Даже самый хилый юнец превращается, благодаря Раме, в устрашающее чудовище. Там множество знаменитых воинов-обезьян, и каждый из них наделен силой огромного стада диких слонов. Имена их предводителей: Двивида, Майнда, Нила, Нала, Ангада, Виката, Дадимука, Кешари, Кумуда, Даджа, Гавакша, Джамбавантха. Любой из них по мощи и мастерству не уступает обезьяньему вождю Сугриве. И с ними могут сравниться сотни тысяч других грозных воинов! Их несметные полчища не поддаются исчислению. Их ярость и свирепость способны сокрушить три мира - небо, землю и преисподню - и пустить их по ветру, как пучки соломы! О царь! Я слышал, что численность их воинства - восемнадцать Падм. И во главе каждой Падмы стоит доблестный вождь! И все до одного ванары, от мала до велика, не имеют и тени сомнения насчет своей победы, так же, как не испытывают ни малейшего беспокойства накануне ратного похода. Все они сжимают кулаки и напрягают мускулы, готовые наброситься на город, ожидая лишь знака Рамы. Но до сих пор он не дал им этот знак.
"Они полны решимости, независимо от того, удастся ли им подчинить океан, построив мост из огромных камней, и преуспеть таким образом в своей задаче. Обезьяны скалят зубы и хищно скрежещут ими, рыча, что раздавят Равану и превратят его в мокрое место. Никто не может сдержать страх, когда они издают свой ликующий рев или разражаются воинственным кличем. Стоит им заслышать имя "Равана", они приходят в такую ярость, что вырывают с корнями из земли огромные деревья и в бешенстве принимаются размахивать ими, демонстрируя свою ненависть. Они снуют и прыгают как безумные, поют и кричат, раскачиваясь на ветвях, горя от нетерпения уничтожить город. Вместе с ними - множество могучих медведей. И в довершение всего, этим воинством правит Рама, способный побороть миллионы "богов смертей". Сотням тысяч Адишеш с дарованными им тысячами голов и языков не удастся, не погрешив перед истиной, правдиво описать героизм и ратное искусство Рамы. Он способен осушить океан с помощью единственной стрелы, выпущенной из своего лука."
В ответ на сообщение гонца-лазутчика Равана разразился издевательским хохотом. Он сказал: "Позор тебе! Ты развесил уши, слушая пустую болтовню обезьян, которыми Рама окружил себя, и хитрого труса, Вибхишаны, и теперь восхваляешь его на все лады. Это чистая бессмыслица - превозносить героизм и силу обыкновенных обезьян. Довольно! Закрой свой рот! Разве могут обезьяны быть сильными? В свое время я уже был достаточно наслышан о власти и могуществе их нынешнего вождя, Сугривы. Но что можно ожидать от этого труса Вибхишаны, сделавшегося теперь его министром? Разве может он способствовать победе, процветанию и могуществу Рамы?"
Гонцу-ракшасе ничего не оставалось, как горько сокрушаться про себя и втайне оплакивать недостаток ума и неразумное поведение Раваны. Он приложил руки к груди и покорно опустил голову. Равана тем временем распечатал послание Лакшманы и, пробежав его глазами, вручил одному из министров. Он сказал: "Вы все похожи на птиц титхири, дрожащих от страха, что небо упадет на их неоперившихся птенцов. Бедные создания! Они прикрывают своих отпрысков головой, как капюшоном! Может ли небо упасть и придавить птицу? Могут ли эти отшельники-одиночки, эти монахи, погрязшие в ритуалах, пытающиеся запугать меня потоками пустых слов, достичь когда-либо успеха?" Шука, внимавший некоторое время бахвальству Раваны, решился прервать его словами: "Господин! Все, что я сказал тебе - чистая правда. Прочитай вдумчиво и внимательно письмо Лакшманы, отбрось гордость и обиду и сделай верный шаг. Послушай меня! Избавься от вражды и неприязни, разросшихся в твоем сердце. У Рамы нежное сердце, полное сострадания. Он - владыка над тремя мирами. Стоит тебе приблизиться к нему, и он возьмет тебя под свою защиту и оградит от зла. Он простит все твои грехи. Верни ему Ситу со смирением. Не пренебрегай моим советом." Слуга Раваны от всей души умолял своего господина не рваться навстречу неминуемой гибели.
Ракшаса изливал перед Раваной свои мольбы, и глаза царя наливались кровью от стыда и гнева. В конце концов он негодующе взревел: "Что я слышу? Или ты считаешь меня преступником? Ты вообразил, глупец, что я послал тебя к врагу для того, чтобы ты падал к ногам этих детей джунглей, шутов и пустобрехов?" Он вскочил с трона и грубым пинком вышвырнул своего подданного вон из зала. Ракшаса Шука устремился к лагерю Рамы, надеясь обрести там убежище. Ванары, заметившие его вторичное появление, жаждали расправы, однако, они сдержали свои эмоции, ожидая приказа Рамы. Сугрива отвел Шуку к Раме. Тот простерся у его ног и подробно рассказал свою историю и постигшую его судьбу. Он молил Раму принять его, как был принят Вибхишана, и оставить под своей защитой. Рама, будучи живым воплощением милосердия, призвал к себе вождей племени ванарое и велел им приветствовать своего нового брата, Шуку. Преисполненный благодарности, Шука провозгласил, что достиг в своей жизни заветной цели.
После этого Рама приказал Лакшмане принести ему лук и стрелы и, когда это было сделано, произнес: "Надменные особы не заслуживают доброты; жестокие и злонамеренные существа не достойны ласки и нежности; скупца бесполезно учить высокой морали; самовлюбленные эгоисты не заслуживают доброго совета; погрязших в жадности нет смысла призывать к самоотречению; существа, сжигаемые гневом, не заслуживают призыва к покою и миру; безумцы, отдавшиеся во власть вожделения, не достойны духовного знания; бессмысленно бросать зерно в почву, насыщенную солью. Так же и этот Океан, оставшийся глухим к дружеской просьбе, не заслуживает прощения." С этими словами Рама наложил стрелу на тетиву своего лука; увидев это, Лакшмана испугался, какими последствиями этот выстрел может грозить Океану. Сам Океан вскипел от ужаса, стоило Раме поднять к плечу свой лук и прицелиться. Жители глубин затрепетали от непереносимой муки. Жалобно застонали и завыли волны, словно пораженные ужасом. Одна за другой катились они к берегу, на котором стоял Рама, нежно лаская его ноги, словно моля о пощаде. Вдруг раздался голос, будто бы идущий с небес:
"Господин! В твоем лагере есть два вождя, Нала и Нила, ставшие жертвой проклятья, навлеченного мудрецом. Это проклятье может теперь обернуться благословением. Настало время поведать эту историю." И сам Океан рассказал Раме подробности печального происшествия.
"В давние времена на берегу реки стояли приюты отшельников. Когда оба брата, Нала и Нила, были еще совсем молоды, они усвоили себе неразумную привычку прокрадываться тайком к обители в то время, когда мудрецы были погружены в глубокую медитацию. Они хватали святые иконы, называемые салиграмы, и швыряли их в быстрые воды реки! Мудрецы, разгневанные таким богохульством, навлекли на дерзких юнцов проклятье. Они провозгласили: "Слушайте, подростки! Да будет отныне так, что все предметы, которые вы бросаете в воду, никогда не пойдут ко дну; они останутся на поверхности и будут всегда находиться в том месте, куда вы бросите их, как бы бурно и стремительно не было течение реки." Поэтому, согласно предсказанию, любая скала, брошенная в море их руками, никогда не утонет и не сдвинется с места; начертай свое Имя на горах и каменных плитах - твое Имя легче ветра, оно не обладает тяжестью. Тогда огромные горы и скалы, погруженные в мои воды, останутся на поверхности и образуют мост. С моей стороны я обещаю вам помощь и поддержку, ибо, если усилия направлены к поиску истины, природа должна служить тем, кто следует этим путем." Услышав слова Океана, Рама решил не выпускать в его воды свою стрелу; однако всякая стрела, уже наложенная на тетиву, должна найти свою цель; Рама повернулся и выстрелил в сторону далеких джунглей, которые обратились потом в сухую пустыню.
Рама призвал к себе вождей обезьяньих племен и предводителей воинства и повелел им приступить к сооружению Моста через Океан. Хануман проговорил: "Господин! Твое Имя - самый надежный мост, переправляющий человека через Океан жизни; может ли быть мост крепче и надежнее?" Джамбаван, старый вождь, сказал: "Господин! Твоя доблесть, как жаркое пламя, может осушить этот бездонный океан; но нет сомнений в том, что он вновь наполнится до краев слезами овдовевших женщин Ланки, которые прольются в грядущей битве с Раваной и его демоническим воинством."
Рама улыбнулся, услышав эти искренние слова своих подданных, полных верности и мужества. Джамбаван напомнил Нале и Ниле о вещих словах, произнесенных таинственным голосом - а то был голос самого Океана - о той пользе, которую могло сейчас принести проклятье, тяготевшее над ними с юных лет. Он велел им приступить к своей задаче - сбрасывать в море горы и холмы, валуны и скалы, утвердив в своем сердце Имя Рамы. Герои-ванары бросились в разные стороны, чтобы возвратиться назад, неся на плечах и головах, словно игрушечные мячи, горы и скалы. Воины выстроились в одну длинную линию и передавали друг другу, перенося с плеча на плечо, свой тяжелый груз, громко и неустанно повторяя при этом Имя Рамы. Время от времени они выдирали из земли огромные деревья и по цепочке переправляли их к берегу моря, где Нала и Нила, стоящие наготове, погружали их в море.
Так они трудились с утра до ночи, забыв об отдыхе и пище. За один день была построена первая часть моста длиною в четырнадцать йоджанов. Взбодренные крепким ночным сном, они поднялись до рассвета, когда пробил час Брахма мухурта, и вновь принялись за работу. Встретив утро ликующими возгласами: "Джей Шри Рамачандре, нашему владыке", обезьяны помчались в разные стороны света в поисках новых гор и холмов. Они доставляли их на берег и складывали к тому месту, где стояли Нала и Нила.
К концу второго дня мост удлинился на двадцать йоджанов; в течение третьего дня им удалось построить еще двадцать один йоджан; к закату четвертого дня мост простирался в море на семьдесят семь йоджанов; а в последний, пятый день единым мощным совместным усилием, соорудив оставшиеся двадцать три йоджана, обезьяны завершили строительство моста через океан длиною в сто йоджанов.
Нала и Нила, вдохновленные успешным исполнением задания, порученного Рамой, и не чувствуя оттого ни усталости, ни потребности в отдыхе, поспешили возвестить всем в Присутствии Рамы, что мост уже готов, ибо Его Имя и Образ ни на миг не покидали тех, кто трудился над его созданием.
Через Сугриву Раме сообщили, что согласно его воле мост через океан длиною в сто йоджанов построен и может быть использован по назначению. Рама и Лакшмана были тронуты преданностью ванаров и их чувством долга, позволившим им так быстро и безупречно совершить эту работу. Рама велел Сугриве, обезьяньему царю, послать весть вдоль длинной цепочки ванаров о том, чтобы те, кто еще продолжал передавать друг другу холмы и каменные глыбы, вернули их на прежние места, а потом отдохнули немного, прежде чем возвращаться в лагерь. В тот самый момент Хануман взгромоздил на плечо огромный холм, принесенный с далекого севера. Услышав приказ Рамы, Хануман опустил холм на землю близ Бриндавана и был весьма удивлен, услышав громкий стон, исходивший от упавшего холма. "Увы! - сокрушалась гора, - Я упустила возможность оказать услугу Раме." Она не могла прийти в себя от горя и была глуха к словам утешения. Когда Хануман рассказал об этом случае Раме, тот добродушно улыбнулся: "О! Даже горы жаждут принять участие в этом действе!" Он развеселился, узнав о таком энтузиазме. Он сказал Хануману: "Ступай быстрее. Утешь, как сможешь, эту гору. Скажи ей, что у нее нет причин для печали. Во время грядущей Двапара Юги я буду держать эту гору на своей ладони целых семь дней и ночей. Гора будет счастлива, услышав это известие." С тех пор гора получила название пик Говардхана, которую Бог, как и обещал в Трета Юге, поднял своею рукой.
Рама спустился к берегу моря и пришел в восторг при виде огромного моста. Он воскликнул: "О, ванары! Ваша преданность и мастерство в служении выше всех похвал. Своей самоотверженностью вы покорили мое сердце." Тут к нему приблизился Вибхишана и проговорил:
"Господин! Завтра мы должны вступить на Ланку. Поэтому я пришел к тебе с просьбой, которую хотел бы выразить сегодня." Рама откликнулся: "Говори! О чем ты хочешь просить меня?" Вибхишана продолжал:
"Равана - страстный почитатель Шивы. Он чувствует непреодолимую привязанность к этой ипостаси Всевышнего. Несмотря на это, он обречен на смерть от твоей руки. Я прошу, чтобы ты, прежде чем выступать в поход на Ланку и взойти на этот мост, увековечил его преданность Шиве и поставил здесь Шивалингам, с тем, чтобы грядущие поколения на своем пути на Ланку, поклоняясь Шивалингаму, смогли вызвать в памяти события прошлого. Они будут счастливы иметь такую возможность. Люди будут превозносить Лингам как Раму Лингешвару - изваяние, водруженное руками самого Рамы. И даже когда со временем мост истлеет и разрушится, народы будущего навсегда запомнят это священное место, поклоняясь вечному Символу." Рама с радостью откликнулся на предложение Вибхишаны. Он сказал: "Я исполню твою просьбу. Ты - будущий правитель Ланки, и, чтобы доставить тебе удовольствие, я готов исполнить любое твое желание." Сугрива тотчас же распорядился, чтобы ванары подготовили все необходимое для водружения Лингама; он послал Ханумана, и тот нашел и принес камень, совершенный по размеру и форме. Рама совершил ритуальную церемонию окропления Лингама морской водой и вселил в него жизненную силу и божественную благодать. Слова Рамы имели действие мантры - священной формулы; этого было достаточно, чтобы навеки освятить Лингам. Ванары пропели гимны, и воздух зазвенел от их ликующих возгласов. Под торжествующие крики "Джей, Джей", издаваемых тысячными толпами обезьян, Лакшмана и Сугрива помогли Раме укрепить Лингам на его основании и завершить церемонию освящения.
После этого ванары с именем Рамы на устах и с Его образом, бережно хранимым в сердце, в строгом боевом порядке вступили на мост. Это было непередаваемо величественное и возвышенное зрелище! Рама и Лакшмана, стоя на мосту, глядели на море, волнующееся у их ног. Океан воспрял духом в Присутствии Рамы, Океана Милосердия. Волны подымались, чтобы взглянуть на Раму, морские существа выпрыгивали из воды и резвились от восторга и радости при виде Рамы. Позабыв о том, кто они такие, они скапливались на поверхности воды и не сводили взгляда с Рамы, жадно вбирая глазами его Божественную Форму. Передовые отряды ванаров уже разбили лагерь на Ланке, невдалеке от моста, и когда последние группы обезьяньего воинства переправились на другой берег, весь остров уже знал о происшедшем событии. Вскоре у главных ворот крепости Ланки появились Рама, Лакшмана, Сугрива и Вибхишана, которые неспешной поступью пересекли по мосту Океан. Выполняя приказы Рамы, ванары валили огромные деревья и, возбужденно скача от восторга, наедались фруктами, а затем швыряли стволы и ветки внутрь города, перебрасывая их через зубчатые стены крепости. Они взгромождали на стены огромные камни и толкали их вниз на улицы столицы. Они высматривали отдельных ракшасов, оказавшихся снаружи крепости, и нещадно дразнили и мучили их, угрожая свернуть им шею. Будучи обезьянами по своей природе, они не могли отказать себе в подобных проделках.
Вскоре весть о враге, подступившем к воротам города, достигла ушей Раваны. Несмотря на то, что у Раваны было десять глоток, при разговоре с другими он использовал лишь одну из них. Однако теперь, от гнева и ненависти, он взревел всеми десятью глотками сразу! Он позабыл о том, что его десятиголосая речь - грозная и дурная примета. Древнее пророчество гласило, что звук, исторгнутый одновременно его десятью ртами, означает близкую и неминуемую смерть. Он яростно рычал несколько секунд, пока, застыв от внезапно охватившего его ужаса, не вспомнил о проклятии. Но как ни старался он укротить свой рев, его голос продолжал звучать, издаваемый всеми десятью глотками! Ракшасы, наблюдавшие это невиданное доселе явление, поняли, что теперь, когда Рама и его обезьянье воинство подступили к Ланке, крушение неизбежно. Они поспешили в свои жилища и сидели в кругу жен и детей, жалобно сетуя, что им осталось жить не больше двух дней. Они решили использовать это короткое отпущенное им время для того, чтобы всем вместе предаться удовольствиям и безудержному веселью, ибо, как гласит народная мудрость, перед смертью все равны.
Даже зная о том, что все древние пророчества сбываются, Равана пренебрег всеми предостережениями и уверил себя, что с ним не случится ничего дурного. Он направился в покои царицы, так как боялся, что министры прочитают по его унылому лицу, что ему известна суть проклятья. Равану терзали тоска и беспокойство. "Ждет ли меня та же участь, что и мою сестру, попавшую к ним в руки, и я лишусь носов и ушей своих десяти голов, или они предпочтут отрубить разом все мои головы?" Эти страхи не давали ему покоя.
В женской половине дворца он нашел царицу Мандодари. От ее внимательных глаз не укрылось, как удручен Равана. Она взяла его руки в свои и тихим, нежным и приветливым голосом сказала ему: "О Господин! Умоляю, выслушай меня! Оставь свой гнев, не отвергай мой совет. Отнесись к нему со вниманием. Тех, кого можно завоевать только поклонением и преданностью, невозможно одолеть при помощи ненависти и вражды. В этой критической ситуации мы должны прислушаться к доводам разума и логики. Враждебный вызов, брошенный таким святым существам, не приведет тебя к добру. Ты не одержишь победу в сражении с Рамой. Огонек светлячка не может затмить свет солнца. Послушай меня! Не откладывая ни минуты, ступай и приведи Ситу к Раме, после чего покаянно пади к его ногам, умоляя даровать прощение. Не губи свою жизнь, не разрушай Ланку, не приноси в жертву жизни ее женщин и детей. Твое упрямое стремление вступить с ним в бой не соответствует пути преданности и приверженности Богу, следуя которому, ты обрел всемирную славу. Если ты склонишься к этому безумному решению, даже Шива, которого ты ублажал долгие годы, отвернется от тебя. Только божественными деяниями можешь снискать ты Милость Бога. Как можешь ты рассчитывать на благосклонность и награду Бога, творя грех и святотатство?"
Мандодари долго увещевала Равану, пытаясь наставить его на путь истинный и спасти от гибели. "Повелитель! Ты дорог мне, как моя собственная жизнь! Одумайся! Рама - не просто Наследный принц Династии Рагху. Тот, кто уничтожил Мадху и Кайтабху, снова пришел на землю! Это Он убил Хираньякшу и Хираньякашипу. Он - Бог, поправший ногою поверженную голову Вали. Он усмирил гордыню тысячерукого Картавирьарджуны. К чему же кичиться своими двадцатью? Ему поклоняется весь мир. Его облик - вершина Благодати. Давным-давно ты сам рассказывал мне о пророчестве Брахмы, о том, что Бог в образе Рамы придет в мир, чтобы избавить землю от бремени зла и жестокости. Или ты уже забыл об этом? Зная обо всем, как до сих пор не осознал ты истину и не свернул с пути зла? Верни Раме эту Вершину Целомудрия, Венец Добродетели, Несравненную Жемчужину Красоты - Ситу. Передай своему сыну царскую корону правителя державы, и мы проведем остаток дней в покое и нескончаемой радости, наслаждаясь близостью Рамы. О! Какое счастье выпало твоему брату! Он пребывает под упоительной сенью Милости Рамы. Еще не поздно! Поспеши к Раме, который уже приблизился к воротам города и, не теряя ни одной секунды, пади к Его ногам, моля о пощаде."
Мандодари, обливаясь слезами, каталась по полу у ног своего господина, продолжая призывать его опомниться, пока не поздно, и немедленно действовать, чтобы спасти себя и свое царство, свой народ и свою славу. Равана поднял ее с пола и вытер слезы с ее лица. Он сказал:
"Дорогая моя! Отчего ты так взволнована? Откуда в тебе этот страх, это отсутствие мужества? В этом мире нет никого могущественнее меня. Правители восьми стран света безропотно покорились мне, сраженные мощью моей длани. Смерть не посмеет прикоснуться ко мне! Не поддавайся страху и отчаянию. Ты превозносишь этого слабосильного Раму в моем присутствии, как будто ты позабыла о моем несокрушимом и всеобъемлющем могуществе." С этими словами он покинул царицу, проследовал в тронный зал и величаво утвердился на троне. Мандодари следила за его движениями и уловила ход его мыслей. Она подумала:
"Какой глупец! Такая судьба неизбежна для тех, кто не может избавиться от ложной гордыни. Их ум остается глухим к доброму совету. Сладкая конфета покажется горькой страдающему лихорадкой! Его разъедает ядовитая лихорадка гордыни, и он отвергает совет, подобный спасительному сладкому нектару, принимая его за смертельный яд. Чем еще могу я помочь ему?" Она представляла себе страшные картины бедствий и людского горя, надвигающихся на Ланку. Ей пришла в голову мысль, что лучше самой расстаться с жизнью, чем быть свидетельницей и участницей всеобщего страдания и скорби. С тяжелым сердцем и неотступными думами о Раме она побрела в свою спальню и в тоске повалилась на ложе.
Между тем Равана собрал всех своих министров и отдал приказ о приготовлении к неминуемой битве. Он обратился к ним с торжественной речью: "Ракшасы! Все эти ванары, джамбавантхи и люди, которые собираются пойти на нас в атаку - жалкие крохи для нашей утробы! Не теряйте мужества, не сомневайтесь и не спорьте! Смело бросайтесь в атаку. Будьте готовы к бою", - громогласно выкрикивал он. Но тут Прахаста поднялся со своего места, молитвенно сложив руки и произнес: "Ракшасы! Не отклоняйтесь от праведного пути! Повелитель! Твои министры произносят льстивые речи, потакая твоим желаниям. Но это не приведет тебя к успеху! Одна-единственная обезьяна смогла перелететь океан и, проникнув в город, сотворила немало чудес. Ни твои министры, ни твоя армия не смогли пресечь ее разрушительные проделки. Ты сказал, что обезьяны - не более, чем сухие крошки для наших утроб. Прекрасно! Где же находились эти ненасытные утробы, когда обезьяна буйствовала в городе? Или тогда они не ощущали голода? Когда она превратила город в горсть пепла, твои министры страдали явным отсутствием аппетита, не торопясь проглотить ее. Господин! Слова, исходящие из уст этих министров, приятно ласкают твой слух, но со временем они обернутся тягчайшим бедствием. Успокой свой ум и поразмысли над этим. Рама уже разбил свой лагерь на склоне горы Сувела; он пересек этот океан по мосту, который обезьяны построили для него; за ним стоит армия из несметных полчищ ванаров. Может ли быть такое существо обычным человеком? Если ты считаешь, что это так, расстанься со своим заблуждением. Не уподобляйся тем, кто болтает попусту, не контролируя свой язык. Не впускай в свои уши пустые разглагольствования своих министров и не считай меня трусом, который боится выйти на поле боя. Поверь, что мой совет уместен и требует безотлагательных действий. Ступай к Сите немедленно и сам приведи ее к Раме, умоляя простить тебя. Этот поступок спасет тебя и Ланку. Тогда мы сможем провозгласить, что предотвратили истребление рода ракшасов. Это будет триумф, которого еще не поздно достичь! В противном случае готовься к позорному поражению и краху. Действуй прямо сейчас, и тогда твоя слава будет сиять так же долго, как Солнце и Луна на небосклоне. Не обретай имя, позор с которого ты не смоешь, пока Солнце и Луна сияют на небосклоне."
Однако в ответе Раваны звучали лишь страшный гнев и пустая бравада. Он сотрясался от ярости, что сын посмел дать ему столь дерзкий и непочтительный совет, поправший его гордыню. Возвысив голос до звериного рыка, он обрушил на Прахасту поток ругани и оскорблений. "Дурак! Кто научил тебя этому хитрому вранью? Где набрался ты этой премудрости? Говорят, что искра возгорается в сухих бамбуковых зарослях. Ты рожден в моем клане!" Равана зловеще заскрежетал зубами; он выкрикивал грубые и резкие проклятья и, в конце концов, вышвырнул Прахасту вон из зала. Но прежде, чем удалиться, Прахаста, выпрямившись, ясно и твердо сказал свое последнее слово. Он сурово осудил отца за его всепоглощающую гордыню, ослепившую его. "Равана выступит в роли разрушителя нашей династии." Он успокаивал себя лишь тем, что тот, кому нанесена смертельная рана, кто стоит лицом к лицу со смертью, не нуждается ни в каких целительных снадобьях. "Поэтому мой совет и показался отцу бессмысленным," - так рассуждал он сам с собою. Он направился прямо в покои своей матери и поведал ей о случившемся. Оба они пришли к выводу, что не в силах помочь Раване ни словом, ни делом. Они сидели вдвоем, погрузившись в размышления о Раме и его величии.
Ванары раскинули походный лагерь для Рамы и Лакшманы на горе Сувела. Они приготовили для них мягкие ложа из охапок шелковистой травы и цветов, придав им форму удобных постелей. Рама появился, как только они завершили свой труд, и прилег отдохнуть, чтобы доставить удовольствие обезьянам. Вскоре он склонил голову на колени Сугривы и погрузился в сон. Лук и стрелы лежали по обе стороны его душистой постели. У ванаров, словно в приступе отчаянной чесотки, зудели руки от нетерпения - когда же они смогут напасть на Равану и уничтожить его. Они сдерживались только потому, что не получили на то приказа Рамы. Хануман, счастливец, и коронованный принц Ангада благоговейно растирали ноги Рамы. Лакшмана неподвижно застыл в ногах ложа, держа наготове лук и стрелы, не сводя пристального и внимательного взгляда с лица Рамы. В этот момент Рама открыл глаза и взглянул на Восток. Его взор остановился на Луне, встающей над горизонтом. "Друзья мои, - сказал он, - посмотрите на Луну. Я вижу на ней темное пятнышко. Вы заметили его?" Обезьяны воззрились на Луну, и каждая из них принялась описывать пятнышко на светиле так, как оно представлялось ее воображению. Один лишь Хануман признался: "Господин! Я не вижу никакого темного пятна на Луне. Для меня ночное светило - отражение твоего Лика. Поэтому я не замечаю темного пятнышка, о котором ты говоришь, и поверхность Луны видится мне чистой и незамутненной."
Эту ночь до самого рассвета Рама провел в дружеской компании ванаров, ведя с ними упоительную беседу. С предрассветными лучами он окунулся в морские волны и сотворил на берегу предписанные утренние ритуалы. Потом он призвал к себе всех министров Сугривы и других вождей обезьяньего воинства и отдал распоряжения по поводу грядущего наступления. Чуть позже на всеобщем совете они пришли к единодушному решению, что прежде, чем осаждать Ланку, к Раване следует отправить посланца - принца Ангаду, сына Вали, престолонаследника царства ванаров. Рама попросил Ангаду выйти вперед и сказал ему:
"Сын мой! Ты силен и добродетелен. Я доверяю тебе миссию посредника между Рамой и Раваной с тем, чтобы ты совершил последнюю попытку убедить его, используя разумные, мягкие и осторожные доводы, не возбуждая в нем еще большего гнева и ярости." Рама дал Ангаде подробные указания о содержании и тоне его будущей беседы с Раваной. Ангада удалился, простершись перед этим у ног Рамы. Уходя, он сказал:
"Учитель! Умоляю благословить меня лишь одним милостивым взглядом. Я поистине счастлив, что мне доверена эта задача. Что бы ни случилось со мною во время ее исполнения, я всегда готов пожертвовать ради тебя своей жизнью." Сердце Рамы, полное сострадания, растаяло, когда он услышал эти слова Ангады. Он подошел к принцу, прижал его к своей груди, и, положив руку на его голову, одарил своим благословением.
Ангада, наполнив Рамой ум и сердце, направился к воротам города. Проявляя великое мужество и самообладание, он отстранял от себя всех, кто преграждал ему дорогу и пытался остановить его. На своем пути он встретил сына Раваны. Принц-ракшаса вплотную подступил к Ангаде и осведомился: "Эй! Обезьяна! Кто ты и откуда пришел?" Ангада отвечал:
"Я Ангада, посланец Рамы." Услышав это, ракшаса занес ногу для мощного удара. Но Ангада оказался проворнее: он крепко схватил ракшасу за ногу, поднял его высоко над головой и некоторое время крутил в воздухе, после чего швырнул на землю! Наблюдавшие эту сцену ракшасы замерли от ужаса; они поняли, что эта обезьяна обладает невиданной силой, и бросились врассыпную. По Ланке пронесся слух, что вернулась обезьяна, спалившая столицу, и город охватила всеобщая паника и неудержимый страх. Ангада заметил, что отовсюду, из-за углов и окон, за ним наблюдают до смерти перепуганные ракшасы, следя за каждым его движением. Ему не требовалось просить жителей расступиться и освободить ему путь - стоило им издали увидеть его, они поспешно удирали кто куда!
Наконец, он достиг тронного зала Раваны и бесстрашно вступил на порог. Один из стражей, бросившийся к Раване при виде Ангады, успел сообщить ему новость. Равана велел слуге привести к нему посланца, поэтому Ангаду подвели прямо к царственным стопам правителя Ланки. Равана показался Ангаде огромной черной мыслящей глыбой. Его двадцать рук шевелились, словно ветви гигантского дерева. Ангада приблизился к царю демонов, не испытывая ни малейшего трепета. Но из глубин сердец присутствующих поднимался непреодолимый ужас, и они дрожали от страха, наблюдая, как Ангада вступает в зал и приближается к трону Раваны. Демоны оцепенели, словно впали в транс. Равана спросил у Ангады, кто он такой, на что получил ответ: "Я - посланник Рамы!" Равана поинтересовался, какова цель его визита. "О Равана! - начал свою речь Ангада, - вы с моим отцом были давнишними друзьями. Поэтому, заботясь о твоем благополучии и следуя воле Рамы, я пришел, чтобы сделать тебе разумное и дельное предложение." Ангада продолжал мягким, но уверенным голосом: "Ты похитил Мать Всех Миров, Дочь Джанаки, ты был неспособен преодолеть гордость, вожделение и жадность. Ну что ж, что сделано, то сделано. Но если даже сегодня, в этот самый момент, ты осознаешь, что совершил преступление и поступишь так, как я скажу тебе, Рама простит тебя. Не медли ни секунды и решайся принять мое предложение, иначе своими собственными руками ты сравняешь с землей весь свой клан и все свое царство." Стоило Ангаде замолчать, Равана вскричал: "О ничтожнейший среди ванаров! Я вижу, насколько ты глуп! Возможно, тебе неизвестно, что я - злейший враг твоего "Бога". Как твое имя? Какая может быть связь между мною и твоим отцом? Не строй иллюзий насчет возможных последствий своей болтовни."
В ответ на этот выпад Ангада рассмеялся в лицо Раване. "О монарх царства paкшacoв! Мое имя Ангада. Отца моего звали Вали. В свое время вы были добрыми друзьями." Услышав эти слова Ангады, Равана на миг остолбенел и лишился дара речи. Но он быстро овладел собой и сказал: "Ты прав, я припоминаю, что давным-давно знал некую обезьяну по имени Вали. Так ты его сын? Что же, приветствую тебя, Ангада! Похоже, тебе на роду написано сыграть роль искры, которая вспыхнет и дотла спалит твое племя!" Ангада вновь рассмеялся, услышав этот блестящий ответ Раваны. Он сказал: "Равана! Твои дни сочтены. Вскоре ты встретишься со своим другом Вали. Он расскажет тебе о последствиях вражды с Рамой. Ты слеп, несмотря на свои двадцать глаз; ты глух, несмотря на эти двадцать отростков, напоминающих уши; блуждая в темной ночи невежества и надувшись от гордости, ты объявляешь о своем величии! Племя, которое ты надеешься спасти, будет истреблено: в этом Его план. О грешник! О низкий варвар! Негодяй, ослепленный гордыней! Демон!" Когда Ангада заскрипел зубами от гнева и излил все эти оскорбления на голову Раваны, тот мгновенно вскочил со своего трона и закричал: "Ты, жалкая обезьяна, разрушитель своего племени! Поскольку я знаю законы политической морали и привык соблюдать их, я молчаливо сносил твои наглые выходки; но берегись, есть предел и моему терпению." Равана, придя в бешенство, угрожающе уставился на Ангаду. Но этот окрик не оказал ни малейшего воздействия на принца обезьяньего племени. Он выпалил: "О всевластный правитель ракшасов! Я наслышан и о твоей праведности, и о твоих добродетелях, и о твоей политической порядочности. Но поразмысли о том, какие великолепные плоды принесла тебе твоя "нравственность": ты похитил чужую жену, ты сожрал посланца твоего старшего брата, Куберы, отправленного к тебе с мирными намерениями согласно этикету - вот вершина твоей политической морали! И ты хвалишься этими "подвигами", не испытывая и тени стыда? Ты смеешь рассуждать о своих добродетелях и преданности закону! Ты поджег хвост гонца, прибывшего в твое царство, и продолжаешь бессовестно утверждать о своей приверженности правилам! В этих поступках - вся природа ракшасов! Ты не имеешь права произносить своим языком эти слова - "общественная мораль". Ты - величайший из грешников."
Пока Ангада без колебаний и запинок произносил свою речь, придворные, наводнившие тронный зал, застыли от ужаса, не в силах предугадать, что ждет их впереди. Возвысив голос, Равана произнес: "Слушай меня, обезьяна! Есть ли хоть один герой в твоем лагере, кто сможет устоять в схватке со мной? Твой "бог" сражен скорбью и печалью от разлуки с женой. С каждым днем он все больше чахнет от тоски. А его брат совсем ослаб, удрученный горем своего Господина. А Сугрива? Он ненавидит тебя, как злейшего врага, так как ты мечтаешь захватить его место на троне. Как два петуха, дерущихся на краю крутого берега, рано или поздно вы свалитесь в бушующий поток. Вы оба нацелили свой глаз на одно и то же царство. Разве сможете вы быть истинными соратниками в бою и добиться успеха? Мой брат, на которого вы, похоже, возлагаете большие надежды, просто трус. Другой из ваших вождей, Джамбавантха, слишком дряхл, чтобы принести пользу. Нала и Нила - простые работяги, не имеющие представления, как держать в руках меч."
Ангада прервал эту тираду, чтобы резко возразить Раване. "Равана! Крошечная обезьяна проникла в твой город и спалила его дотла. Мог ли даже слабоумный поверить, что такое возможно? А теперь ты, прекрасно зная, что это правда, упорно отрицаешь, что эта обезьяна - доблестный и могучий воитель. Я не испытываю ни капли гнева, когда ты заявляешь, что среди наших воинов нет равных тебе в сражении. Древние кодексы морали провозглашают, что как дружба, так и вражда возможны только с равными тебе. Будет ли кто-нибудь превозносить льва, сожравшего лягушку? Вступить в единоборство с тобой недостойно величия и мощи Рамы. Убить такого ничтожного и презренного врага - действие, оскверняющее его славу. Древние правила, гласящие о поведении и качествах воинов касты Кшатриев, к которой принадлежит Рама, высоки и благородны. Ты же - грубый, порочный и низкий грешник - должен принять смерть от рук обыкновенных обезьян."
Равану одолел безудержный хохот. "Грязная обезьяна! Ты пляшешь, как безумный, и бесстыдно скачешь туда-сюда, словно по команде хозяина, дергающего привязанную к тебе веревку. Ты запомнил трюки, которым он выучил тебя, и повторяешь их по его приказу, зарабатывая для него несколько монет, брошенных зеваками." Ангада не смог примириться с этими издевательскими нападками. Он выкрикнул: "Похоже, ты знаком лишь с повадками зверей, но не имеешь понятия о Всевышнем, о Боге, о Судьбе и Предназначении. Неужели ты так ничему и не научился от обезьян? Они разорили твои парки, они убили твоего сына, они превратили твою столицу в горсть пепла. Но это еще не все! Они приготовили для тебя еще один трюк - а именно, наказание, которого ты заслуживаешь. Мы предоставили тебе последнюю возможность избежать злого рока. Я надеялся, что правда и разумный совет исцелят твое сердце. Но увы! Тебе неведомо чувство стыда. Тебе недоступно чувство раскаяния. В тебе не осталось и следа нравственности, у тебя нет привычки к самоусовершенствованию. Что ж, очень жаль! Ты до сих пор злобно точишь зубы на Вибхишану, заклеймив его, как труса и предателя. Ты отягощаешь землю грузом своего тела; чем скорее оно исчезнет, тем лучше. Ты хуже собак, кишащих на улицах твоего города. Они не обладают столь гнусными пороками, которые разъедают тебя. Очень скоро ты осознаешь, что их жизнь достойнее твоей."
Забыв о приличиях и уставе "мирных" переговоров, Ангада засыпал Равану оскорблениями. Равана не желал выслушивать столь свирепые и беспардонные нападки. "Ангада! - взревел он, - знай, что я - герой, несокрушимая твердыня; знай, что моя доблесть и мощь таковы, что я поднял саму гору Кайлас; знай, что этот Равана приносил в жертву к ногам Шивы не цветы, а свои собственные головы, собственноручно отсеченные от тела; этот Равана - преданный, чья мощь признана самим Шивой; это воитель, чье имя заставляет дрожать от страха храбрейшего из храбрых, чей вид вызывает панику; прекрати наконец своим детским лепетом восхвалять себя и своих покровителей." Но Ангада и не подумал замолчать. Он продолжал свою обличительную тираду. "Безнадежный глупец! Хватит болтать попусту! Прибереги свое дыхание для другого звука! Спой песню во славу Рамы! Предайся Ему. А иначе стрела Рамы одним махом снесет все твои головы, и они покатятся с плеч, словно игрушечные мячи. А ванары придут в восторг от того, что смогут пинать их ногами, затеяв веселую игру! Случилось так, что меня направил к тебе Сугрива, вождь нашего племени. К сожалению, я не получил прямых наказов от Рамы. У меня нет желания действовать против Его воли, иначе я, в мгновение ока, расправился бы с тобой и швырнул в океан твои кости."
Произнося эти слова угрозы, Ангада вдруг превратился в свирепое чудовище. Как лев, взрыл он землю лапами, и сила ударов была такова, что десять корон, венчавших головы Раваны, задрожали и покатились по полу. Равана не удержался и свалился с трона, но тут же вскочил, восстановив равновесие. Ангада схватил четыре из десяти корон, размахнулся и швырнул их с такой могучей силой и меткостью, что они долетели до лагеря Рамы и упали у его ног. Ванары застыли от изумления при виде странных предметов и восхищались, разглядывая драгоценные жемчужины и блестящие диковинные камни. Рама знал, чьи короны приземлились у его ног; он сказал, что во время полета они затмили солнце, словно Раху и Кету.
А Равана, тем временем, отдал приказ: "Свяжите эту обезьяну. Не позволяйте ей уйти; проглотите ее живьем!" - и устремился во внутренние покои дворца. "Стыдись! - выкрикнул ему вдогонку Ангада, - к чему привела твоя пустая похвальба о силе и доблести? Беги, бросайся в море и задержи дыхание, пока не умрешь! Похититель женщин! Чурбан, оседланный похотью! Глупец! На поле битвы я вырву язык из твоей пасти и выкину его на растерзание воронам! Берегись!" Равана обернулся и воззвал к ракшасам, оставшимся в зале: "Схватите его за ноги, бросьте на пол, пусть его голова расколется, как шар." Меганада тут же вскочил и, схватив ноги Ангады, толкнул его с огромной силой, пытаясь повалить на пол. Другие ракшасы кинулись ему на помощь, но вся эта толпа демонов, навалившаяся на Ангаду, не смогла ни на йоту сдвинуть с места его ноги. Они беспомощно ползали по полу, сгорая от унижения, не зная, что делать дальше. Тогда к ним присоединился Девакантака, но и его мощные усилия оторвать от земли ноги Ангады потерпели позорное поражение. Сам Равана уцепился за его лодыжки, намереваясь поднять обезьяну и что есть сил бросить оземь. Ангада только смеялся над глупостью Раваны. Он сказал: "Равана! Нет, это не те ноги, за которые тебе следует держаться. Возложи свои руки на Стопы Рамы в искреннем порыве смирения, только это освободит тебя от страха и плена."
С этими словами Ангада стряхнул со своих ног повисших на нем ракшасов; это движение оказалось столь мощным и неожиданным, что Равана рухнул на пол и лишился чувств; вместе с его телом рухнули и разбились вдребезги его слава и великолепие. Выражение стыда и унижения проступило на всех его десяти лицах, и он выглядел, как Луна, бледная и тусклая при ярком солнечном свете. Ангада, видя его состояние, почувствовал, что бессмысленно продолжать беседу с этим трусом. Он помнил, что Рама поручил ему лишь сделать последнее мирное предупреждение Раване. "Этот демон не воспримет добрый совет, он не осознает свою ошибку и не попытается исправить ее. Его порочная натура одержала над ним верх. Единственный выход - вступить с ним в открытый бой." Окончательно убедившись в этом, Ангада покинул дворец, чтобы вновь приблизиться к святым Стопам Рамы. Возвратившись в лагерь, он подробно доложил о результатах своей миссии.
Равана, мучимый стыдом и страхом, укрылся в женских покоях. Мандодари увидела своего господина, сломленного и потускневшего, и сказала ему: "Расстанься хотя бы сейчас со своим глупым упрямством. Разросшаяся в твоем сердце вражда к Раме приведет к полному крушению всей державы. Ты не смог решиться переступить линию, начертанную Лакшманой; откуда же в тебе надежда победить его в сражении? Твоя сила и мощь для него все равно, что высохшие листья. Твои преданные слуги не могли справиться с его гонцами; есть ли у тебя хоть малейший шанс сокрушить их в бою, когда их многомиллионное воинство ворвется на наши земли? Ты не смог ни на волос стронуть с места ноги Ангады, но продолжаешь упрямо утверждать, что захватишь в плен и свяжешь несметные полчища ванаров! Мне больно и горько сознавать, что, несмотря на то, что тебе уже пришлось испытать и увидеть, ты упрямо цепляешься за свое безумное решение. Наш сын уже мертв. Твой город превращен в груду пепла. Твои сады и парки разорены, множество твоих подданных, сраженных ударами посланцев Рамы, замертво попадали на землю. Где таились тогда твоя сила и твое магическое мастерство? Пустые хвастливые речи не принесут никакого ущерба этим ванарам."
"О повелитель! - продолжала молить Мандодари,- прости мне мои слова. Ты совершаешь роковую ошибку, принимая Раму за простого смертного. Он - Властелин Вселенной; он - непобедимый Герой. И ты ведь уже давно знаешь о мере его доблести и мощи. Спокойно и трезво восстанови в уме все факты, упомянутые Ангадой. Вспомни и о другом: о том, как ты сидел в окружении высокого сборища царей в зале дворца Джанаки, чтобы померяться в силе и ловкости, но так и не смог поднять Лук Шивы. Рама сделал это играючи и, нечаянно сломав его, отбросил, как сухой прутик. Ты видел собственными глазами это доказательство его могущества. И если ты продолжаешь упорствовать, скованный глупой спесью, это указывает лишь на то, что твой крах неизбежен. Что ты смог сделать, когда он отсек нос и уши твоей сестре, Шурпанакхе? Как не стыдно тебе после всего, что случилось, хвастливо заявлять о своей несокрушимой власти и героизме? Вали был сражен одной-единственной стрелой Рамы. А ведь Вали был для тебя отнюдь не заурядным противником. Теперь Рама подступил к твоей крепости с полчищами ванаров и разбил лагерь на горе Сувела. Рама - живое воплощение Праведности и Нравственного Закона. Поэтому он и послал к тебе гонца, предоставив тебе последнюю возможность спасения. Его слуга честно пытался изменить образ твоих мыслей и склонить тебя к примирению с Рамой; ты не понимаешь, каковы достоинства, сияющие в душе этого существа, наделенного Высочайшей Святостью, который послал к тебе своего гонца! И этим ты предрекаешь полное крушение всей нашей державы. Каким образом собираешься ты сейчас вышвырнуть вон Ангаду, Его слугу, явившегося к твоему трону? В их боевом лагере тысячи, нет, целые лакхи ванаров, обладающих гораздо большей мощью и разрушительной силой, чем этот наследный принц, сын Вали. Внемли, наконец, моей мольбе; погаси свою демоническую страсть; ступай и покаянно предай себя Раме." Слова Мандодари, всколыхнувшие в памяти Раваны неприятные события прошлого, вонзались в его сердце, как острые стрелы.
Наступил рассвет нового дня. Равана, надувшись от спеси и непреодолимой гордыни, прошествовал во дворец и уселся на троне. Но как частые и грозные удары, гремели в его голове слова Ангады и царицы Мандодари. Страхи, подозрения, планы мщения и возможных уловок и козней беспорядочно крутились в его мозгу, вращаясь и колеблясь, как земля и небо. Однако мысли обрывались и таяли, не обретая законченной формы, ибо все ближе подступал час гибели демонического клана ракшасов.
Наконец, Равана велел послать за ракшасой по имени Видьютжива и сказал ему: "Слушай меня! Примени свою магическую силу и принеси мне "голову" Рамы, а также его "лук и стрелы". Увидев их. Сита должна поверить, что они настоящие. Она сойдет с ума от горя!" Видьютжива мгновенно вскочил и вышел из зала. Он произвел точную копию лука и стрел Рамы, а также его головы. Равана остался доволен совершенной формой магических творений. Он схватил их и собственной персоной направился в Ашокавану, где сидела плененная Сита. Положив перед нею "голову Рамы" и его "оружие", он сказал: "О Сита! Посмотри! Это лук и стрелы, а это голова того самого человека, по которому ты чахнешь и тоскуешь и которого превозносишь день и ночь. Я истребил несметные орды ванаров. Лакшмане удалось спастись, ускользнув с поля боя. С целью убедить тебя, что все это на самом деле произошло, я решил показать тебе голову, а также знакомые тебе лук и стрелы. Посмотри на них внимательно!" И он положил голову Рамы прямо у ног Ситы! Лишь на долю секунды Ситу пронзила боль; она тут же опомнилась, ибо знала, что во всех четырнадцати мирах нет существа, способного снести с плеч Его голову; она поняла, что это очередной искусный трюк ракшасов, пытающихся запугать ее - и все ее страхи улетучились. Она проговорила: "Равана! Теперь я не сомневаюсь, что твой конец близок. Поэтому и приходят тебе в голову столь гнусные мысли. У тебя не хватает мужества даже приблизиться к Раме; разве можешь ты надеяться, что тебе удастся сразить Его? Твоя надежда не сбудется даже во сне! Ты опускаешься до грязных магических трюков, пытаясь обмануть меня." С величайшим презрением Сита осудила Равану. В этот момент отовсюду послышались громкие ликующие возгласы "Джей, Джей Раме! Джей, Джей, Джей Раме!" То была армия ванаров, со всех сторон окружившая город. Равана поспешно покинул Ситу и устремился в тронный зал дворца.
К Сите подошла добрая женщина-ракшаси, Сарама - жена Вибхишаны, чтобы утешить и успокоить ее. Она сказала: "Мать! Равана - обманщик и хитрец, и все его поступки - лишь злые и коварные козни. Никому не дано причинить вред Раме; именно сейчас во главе воинства ванаров он подступил к столице Ланки. Стены крепости рухнут только от одного оглушительного крика обезьян."
Глава 26
Осада
Когда Рама узнал от Ангады обо всем, что случилось на Ланке и убедился в упорстве и несговорчивости врага, он созвал предводителей воинства и поручил им разработать наилучший способ осады четырех ворот города. После этого собрался совет трех вождей - царя обезьян, Сугривы, царя медведей, Джамбавана и правителя ракшасов, Вибхишаны. Они постановили разделить всю армию на четыре воинства, каждое со своими вожаками и командирами. Пав к ногам Рамы и воодушевленные его благословением, вожди отдали приказ идти в атаку.
С Рамой в сердце ринулись вперед наводящие ужас орды ванаров, вооруженные каменными глыбами и огромными стволами-таранами. Ланка издревле славилась своей неприступностью, но милость Рамы помогла обезьянам ворваться внутрь города. Восточные ворота штурмовались войсками под предводительством Налы; Южные ворота рухнули под натиском миллионных полчищ, ведомых Ангадой. Западные ворота пали под напором армии во главе с Хануманом. На страже Северных ворот стоял сам Равана, и Рама вступил с ним в единоборство. У ванаров не было ни боевых барабанов, ни труб. Но оглушительный боевой клич "Рам-Рам", издаваемый ими со всей силой преданности, как гром, сотрясал небеса. Весь город был охвачен смятением и паникой. Равана же был ослеплен безумной гордыней. Он торжествовал в надежде на быструю расправу над вражескими силами и предвкушал рассвет нового дня над землею ракшасов, который возвестит миру о великом празднестве победы.
Ракшасы, словно тучи над горой Меру, облепили стены крепости, заняв все позиции на башнях и бастионах. Они били в барабаны и трубили в боевые трубы. Их мощные крики: "Победа Раване!" - перекликались с уверенными и преданными возгласами: "Победа Раме, Всемогущему Владыке!" Ванары, атаковавшие стены, ловили огромные валуны, градом летящие на их головы и швыряли их вверх, расплющивая ракшасов, толпящихся на стенах. С самого начала битвы преимущество оказалось на стороне ванаров. Они беспощадно расправлялись со всеми ракшасами, попадавшими в их руки. Как несутся в разные стороны тучи, в клочья разорванные океанским штормом, так и ракшасы, насмерть перепуганные сокрушительным натиском ванаров, разбегались кто куда, и город потемнел, окутанный пеленой отчаяния.
Отовсюду слышался гневный ропот женщин-ракшаси, стариков, детей, обвинявших Равану в том, что он навлек на их головы это страшное бедствие. Многие воины уже бежали с поля битвы и, захватив с собою жен и детей, спасались от неминуемой гибели. Скрежеща зубами от злобы, Равана выкрикивал им вслед: "Жалкие трусы, удирающие в разгаре сражения! Я разрублю вас на куски своим Алмазным мечом!" Испуганные этой угрозой, некоторые из воинов вновь бросались в драку. Между тем, героическая армия ванаров прорвалась сквозь боевые ряды противника и, вдохновленная мыслями о Раме, вторглась во внутреннюю крепость города, в которой находился дворец Раваны. Полчищам обезьян удалось сокрушить ее стены! Повалив золотую колонну и размахивая ею как орудием, обезьяны затеяли повальную оргию разрушения. Они беспощадно избивали каждого ракшасу, встречавшегося на их пути, сносили с их плеч головы и бросали их с такой силой и меткостью, что они катились прямо к ногам Раваны. Когда на землю спустилась тьма, ванары, продемонстрировав свой героизм и превосходство над силами врага, предстали перед Рамой.
Ракшасы - существа, ведущие ночную жизнь, и при наступлении сумерек их активность и ярость в бою во много раз возрастает. Их громогласный клич "Победа Раване!" отдавался в ушах ванаров, как львиный рык. Обезьяны вновь бросились в атаку. Вожди воинов-ракшасов, Акампа и Атикайя, используя свое магическое искусство, заволокли все пространство кромешной тьмой и под покровом мрака обрушили на вражескую армию сплошной ливень из липкой грязи, камней и потоков крови. В пылу битвы ванары не могли отличить друга от врага и поэтому боялись сражаться в полную силу. Чтобы набраться мужества и дать противнику достойный отпор, они громко взывали: "Рама! Рама!", и Рама услышал этот вопль о помощи. Он призвал Ангаду и Ханумана и сказал им, что смятение ванаров вызвано магическими трюками демонов. Услышав, что враг применяет столь вероломную тактику, оба пришли в бешенство. Но Рама спокойно достал из своего колчана Агниастру. Огненную стрелу, и пустил ее в самую гущу мрака. Ослепительное сияние стрелы рассеяло тьму, озарив землю и небо ярчайшим волшебным светом. Обезьяны и медведи с удвоенной силой и рвением бросились в бой, сокрушая противника и яростно тесня его ряды. Услышав торжествующий клич Ангады и Ханумана, ракшасы отступили и бросились наутек. Однако, немногим из них удалось спастись - обезьяны хватали их за ноги и швыряли далеко в море! В середине ночи ракшасы вынуждены были укрыться в своем лагере, ибо исчерпали силы для продолжения схватки. Ванары вернулись к Раме. Когда Его взор коснулся их, утомление и усталость исчезли, и они ощутили прилив бодрости и свежих сил.
В это время Равана держал совет со своими министрами. Он обратился к ним с такими словами: "В этот день многие ракшасы сложили свои головы в битве с ванарами. Нам необходимо выработать дальнейшую стратегию, каким образом расправиться с врагом." Тут поднялся старый Мальявантха, министр, служивший еще при дворе отца Раваны и приходящийся отцом матери Раваны. Его советы и назидания всегда были направлены на выбор правильного и честного пути. "Равана! - проникновенно начал он свою речь, - постарайся спокойно выслушать мои слова. Прости мне мою прямоту и откровенность. С тех пор, как ты привез сюда Ситу, нас преследуют дурные знамения. Сейчас нет возможности описывать их в деталях. Даже Веды бессильны оценить в полной мере и достойно воспеть славу Рамы, Всевышнего. Бросая вызов самой Вселенской Сущности, самому Вират Пуруше, ты не добьешься ни милости, ни добра, ни славы. Тебе необходимо поразмыслить над этим в спокойствии. Рама - герой, сокрушивший демонов Хираньякашипу и Хираньякшу. Он - вместилище всех добродетелей. Не расти в своем сердце ненависть к Нему. О Правитель! Умоляю тебя, спаси Ланку! Верни Ситу Раме. Не медли и не упорствуй! Сдаться Раме, не теряя ни единой минуты - твое единственное спасение." Произнеся свою речь, Мальявантха склонил голову в знак почтения и послушания правителю. Но его слова рассердили Равану. Он вновь пришел в бешенство и накинулся на Мальявантху: "Похоже, тебе вскоре суждено исчезнуть в пасти смерти. Только уважение к твоим сединам вынуждает меня простить тебя, а иначе я немедленно разрубил бы тебя на куски. Берегись! Встань и скройся с моих глаз." Равана шипел, как разозленная змея. Мальявантха сильно опечалился, ибо понял, как близок конец Раваны. Он горько усмехнулся про себя, видя, какие непреодолимые упрямство и невежество ослепили Равану. Он с грустью осознал, что только приговор судьбы, определивший конец земного пути Раваны, заставляет его действовать столь глупо и неразумно и принимать губительные решения, отбрасывая все советы, призывающие его спасти себя и свою державу.
Стоило старому министру удалиться, поднялся Меганада и сказал: "Отец! Не поддавайся сомнениям. Завтра утром ты станешь свидетелем моей ратной доблести. Ты убедишься, что на деле я способен на большее, чем на словах." Его уверенность несколько успокоила Равану и усмирила его гнев. Он снова ощутил радостную надежду, и мужество вернулось к нему. Он обнял и приласкал сына, нежно прижав его к своей груди. Он гладил его по голове и перед всеми присутствующими восхвалял героизм и храбрость Меганады. Равана распустил совет около полуночи. Участники поспешили в свои жилища, но никому из них не удалось сомкнуть глаз в эту ночь, и никто из них не притронулся к пище. Их снедали ужас и тревога от предчувствия бедствия, которое в любой момент могло обрушиться на них. В таком плачевном состоянии и застал их рассвет, забрезживший на востоке. Город со всех сторон был окружен медведями и обезьянами. Их рев, как гром, сотрясал небо над столицей, порождая всеобщее смятение и панику. Воинам-ракшасам ничего не оставалось, как вновь схватиться за оружие, чтобы дать отпор врагу. Град каменных глыб, огромных скал и холмов обрушился на город со стен крепости, захваченной ванарами, и миллионы ракшасов яростно отбивались от них потоком стрел и других орудий. Их дикие вопли, боевые кличи и завывания раскалывали небо на куски, словно настал судный день. Но летевшие сверху обломки скал и вершины холмов превращали орды ракшасов в бесформенное месиво.
Разъяренный вестью о вторжении ванаров в город, Меганада вооружился до зубов и бросился в атаку. Ведомые им полчища демонов выбивали барабанную дробь и трубили в боевые рога и трубы. Меганада был знаменит своим другим именем - Индраджит, так как однажды он одержал победу над самим Индрой, Повелителем богов. Он был главным предводителем вождей воинства ракшасов и слыл грозным бойцом. Ряды ванаров дрогнули, когда появилась его колесница. Заметив смятение в стане недругов, Меганада издал ликующий вопль и, натянув тетиву своего могучего лука, обрушил ливень стрел в гущу ванаров. Натягивая тетиву до самого уха, одну за другой выпускал он стрелы, быстрые и яростные, как крылатые змеи. Стрелы тучами неслись во все стороны, и ванары со страхом почувствовали, что сопротивляться бесполезно. Утратив боевой пыл, они отступали. Многие были насмерть сражены стрелами; многие, раненные и бесчувственные, падали на землю. Видя, что обезьяны беспомощны перед бешеным натиском Меганады, Хануман затрясся от ярости; могучий и грозный, как сам бог Смерти, ринулся он навстречу врагу. На пути он выхватил из земли огромную гору и метнул ею в вожака демонов. Заметив глыбу, несущуюся прямо на него как посланник Смерти, Меганада применил магические чары и в последний момент успел взмыть вверх, высоко в небо. Но его колесница вместе с возничим и лошадьми была расплющена горой Ханумана, попавшей прямо в цель. Меганада изощрялся, выдумывая новые козни и уловки, однако его попытки запугать Ханумана были столь же бессмысленны, как попытка крошечной змеи нагнать ужас на царя орлов, Гаруду. Меганада метал с неба огонь, обрушивал потоки кровавого ливня, и ясный день сменился темной ночью. Тьма была столь непроглядна и густа, что ванары не видели собственной протянутой руки. От этих темных и таинственных козней обезьяны растерялись и пали духом. Им показалось, что конец их близок.
Рама понимал, что лишь отчаяние и страх поражения заставляют ракшасов, уповая на магические силы, прибегать к столь нечестивой тактике в бою; Он смеялся про себя над их беспомощностью, но заметил, что ванары утратили храбрость и мужество. Поэтому Он прицелился и выпустил одну-единственную стрелу в самый центр дерущихся полчищ. Магия ракшасов утратила силу, и волшебные чары бесследно рассеялись. Свет засиял над землею, как будто яркое солнце вышло из-за тучи. Вновь обретя уверенность и боевой пыл, ванары пошли в наступление, тесня ряды демонов. Они ощущали на себе полный милосердия взгляд Рамы, питающий их тела свежими силами. Обезьянья рать взревела в один голос: "Джей, Джей, Рама!" и сплошной могучей толпой, забыв о боевом порядке, ринулась вперед. Ничто не могло их удержать; никто не мог препятствовать их напору. Чтобы придать им еще больше мужества и превратить наступление в молниеносную атаку, к Хануману присоединился Лакшмана со своим луком и стрелами и вызвал Меганаду на поединок. Узнав, что Лакшмана ринулся в бой, Равана поспешил послать мощное подкрепление, чтобы защитить своего сына. Ванары, вооруженные острыми скалами и стволами деревьев, самоотверженно сражались, не позволяя себе и секунды передышки. На поле битвы разгорелось яростное и свирепое сражение, и обе стороны бились не на жизнь, а на смерть. Большинство сильных воинов и вождей вступало в единоборство с противником, и вокруг них вспыхивали новые очаги сражения. Ванары, пуская в ход свои крепко сжатые кулаки и острые зубы, насмерть сразили множество ракшасов; впиваясь длинными когтями в шеи демонов, они сносили их головы с плеч; они выдергивали и швыряли прочь их уродливые руки. Победный клич, которым ванары возвестили о своем триумфе, прокатился по всем девяти островам. Обезглавленные тела ракшасов продолжали удирать в том же направлении, куда неслись в пылу схватки, еще имея голову на плечах; наблюдая эту жуткую картину, возбужденные обезьяны разражались издевательским хохотом. Дороги Ланки, пересекавшие обширное пространство, где разыгрывалось сражение, превратились в кровавые реки. Лакшмана и Меганада сцепились в смертельной схватке. Казалось, они не уступали друг другу в силе и ловкости. Но Индраджит предпочел прибегнуть к подчинявшимся ему темным силам, нежели продолжать честный поединок. Однако и в этом он потерпел поражение, и его уловка не удалась. В приступе неистовой ярости Лакшмана уничтожил его магическую колесницу и убил колесничего. Устрашась надвигающейся гибели, Меганада выхватил Шакти - орудие, подаренное Брахмой, таящее высшую Божественную мощь, и, нацелив его в самое сердце Лакшманы, метнул в своего врага. Точный удар Шакти, нанесенный рукою Меганады, пронзил сердце Лакшманы. В "смертельной" агонии Лакшмана рухнул на землю. Меганада, вырвавшийся из когтей страха, приблизился к поверженному герою и попытался поднять тело, чтобы унести его в свой лагерь. Хотя в бою их силы были равными, Меганада не смог сдвинуть с места "мертвого" Лакшману. Ему на подмогу ринулись толпы демонов, но их усилия оказались напрасными. Лакшмана был не кем иным, как явившимся на землю в человеческом обличье Изначальным Змеем, Адишешей, на тысяче капюшонов которого покоится вся Вселенная. Как смог бы поднять его один сколь угодно могучий и сильный борец или тысячи ему подобных? Только тот, кто удостоился Милости Шри Рамы, был способен сдвинуть с места Лакшману!
Между тем, на земле сгущались вечерние тени. Оба противоборствующих воинства разошлись по своим боевым лагерям. Шри Рама видел, как возвращаются ванары, но не заметил среди них Лакшманы. Он спросил: "Где Лакшмана?" В этот момент вперед выступил Хануман, неся на плече недвижимое тело Лакшманы. Хануман лишь жалобно воскликнул: "Рама, Рама!" Рама сделал вид, что крайне расстроен и взволнован случившимся, однако, быстро овладел собою. Он положил к себе на колени тело Лакшманы и долго и внимательно всматривался в его лицо. Наблюдавший эту сцену Джамбаван воскликнул, не выдержав: "О Господин! Нам не следует терять время. Не будем раздумывать и откладывать необходимое лечение. Лучше всего, как можно скорее, вызвать сюда Сушену, целителя из Ланки. Он знает, какое требуется лекарство." В ту же секунду Хануман принял форму крошечного человечка и проник во внутреннюю крепость Ланки. Все то время, что он мчался по улицам, его мучила тревога, откликнется ли Сушена на его просьбу, согласится ли посетить лагерь Рамы. Поэтому он решился на хитрость. Он осторожно поднял дом вместе со спящим внутри Сушеной и по воздуху перенес его через вражескую территорию, опустив в лагере ванаров. Когда Сушена вышел на порог, он обнаружил, что находится в Присутствии Рамы! Он пал к Его ногам и назвал имя горы, на склонах которой растет целебная трава, способная спасти Лакшману. Пока шло обсуждение, кого послать за драгоценным снадобьем, Хануман простерся у Лотосных Стоп Господина и попросил возложить на него эту миссию. Рама доверил ему эту задачу.
Тем временем один из доносчиков Раваны сообщил хозяину, что придворный целитель Ланки, Сушена, находится в стане врага. Равана решил посоветоваться с ракшасой Каланеми, какими последствиями чревато это событие. Каланеми уклончиво ответил: "Равана! Этот Хануман - непостижимое существо. Разве не сжег он Ланку в твоем присутствии? Откуда у меня особая сила и ловкость, чтобы поймать и одолеть его? Но еще не поздно вступить на правильный путь. Расстанься с нелепой идеей, что ты способен одержать победу над Рамой. Ступай и найди приют у Его ног. Судьба сразу станет благосклонной к тебе. Побори свое упрямство и гордыню." Каланеми давал Раване дельный совет, но в то же время преследовал и иную цель. Равана, естественно, сурово осудил его и закричал, сотрясаясь от гнева: "Готов ли ты во всем подчиняться мне? Если это не так, лучше готовься к смерти." Каланеми рассудил, что гораздо большую пользу его душе принесет смерть от руки Рамы, нежели бесславная погибель в лагере демонов. Поэтому, не теряя времени, он скрылся с глаз Раваны и переместился в лагерь Рамы. Он нашел озеро в центре чудесного парка и, пустив в ход свои магические чары, принял обличье риши и уселся на берегу, погрузившись в глубокую медитацию. Хануман на своем пути к горному хребту, где росла целебная трава, почувствовал сильную усталость, ибо не успел восстановить силы после столкновения с Меганадой. Он подумал, что несколько минут отдыха и глоток прохладной озерной воды принесут только пользу и во много раз ускорят его дальнейший путь. Хануман пал к ногам мудреца, повторяющего имя Рамы и поющего хвалу Его подвигам и добродетелям. Он очень обрадовался и тоже запел: "Рама! Рама!" Преображенный Каланеми продолжал: "О ванара! Идет великое сражение между Рамой и Раваной! Каждый день я наблюдаю отсюда его ход. Нет сомнения, что очень скоро Рама одержит полную победу." Хануман был счастлив слышать такие слова; он признался мудрецу, что его мучает жажда. Старец предложил ему испить холодной воды из кувшина, стоявшего рядом. Но Хануман ответил: "Учитель! Такое малое количество воды не сможет утолить мою жажду." Тогда риши указал ему на озеро и посоветовал Хануману окунуться в его прозрачные бодрящие воды, а заодно и напиться вволю. Хануман согласился и направился к берегу озера. Он вступил в воду по щиколотку, но внезапно на поверхности появилась голова крокодила, вынырнувшего из глубины, и свирепые челюсти впились в ногу Ханумана. Разумеется, чудовище не могло нанести серьезного вреда герою. Могучая обезьяна просто стряхнула крокодила со своей ноги и нанесла ему смертельный удар. Как только крокодильей жизни пришел конец, перед Хануманом предстало существо, блистающее небесной красотой. Хануман был сильно удивлен. Он спросил у явившегося из воды незнакомца: "Кто ты?", и получил ответ:
"О слуга Рамы! Как только судьба подарила мне встречу с тобой и ты дотронулся до меня, пал тяжкий груз моих грехов. Мы оба - Каланеми и я - были небесными музыкантами, гандхарвами, при дворе царя богов, Индры. Однажды к Индре пожаловал мудрец Дурваса, известный своим гневливым и вспыльчивым нравом. Его свирепый и дикий вид рассмешил нас, и мы не смогли удержаться от хохота. Старец заклеймил проклятьем обоих, провозгласив, что мы родимся на земле как ракшасы. Мы умоляли пощадить нас, обнимая его ноги и проливая слезы раскаяния; его сердце немного смягчилось, и он сказал: "Хорошо! Вы родитесь на острове Ланка; в последней четверти Трета Юги Бог воплотится на земле в образе Рамы, и великая битва разыграется между Рамой и правителем Ланки; во время этой битвы Лакшмана, брат Рамы, будет тяжело ранен оружием, называемым Шакти, и Хануман, преданный слуга Рамы, отправится в путь к горе Сандживи, заросшей кустами и целебными травами; встретившись с ним, вы освободитесь от демонического обличья. О ванара! Риши, живущий неподалеку и пославший тебя сюда, на самом деле вовсе не риши. Он ракшаса, изменивший свой вид, его зовут Каланеми."
Хануман приблизился к Каланеми и крикнул ему прямо в ухо:
"Уважаемый наставник! Прими подношение, приготовленное мною для тебя в благодарность за помощь, которую ты оказал мне; ты мой гуру и я обязан оплатить твой труд." Каланеми был несколько удивлен и озадачен тем фактом, что Хануману потребовалось так много времени, чтобы утолить свою жажду; демон заподозрил, что его истинная сущность и история уже известны Хануману от его брата-крокодила, живущего в озере. Поэтому Каланеми прикинулся, будто погружен в глубочайшую медитацию и не узнает подошедшего и окликнувшего его Ханумана. Поскольку Хануман знал, кто прячется под фальшивой личиной святого риши, он схватил Каланеми за шею и крутил его голову до тех пор, пока тот не испустил дух, повторяя перед смертью святое Имя Рамы.
Отбросив недвижимое тело, Хануман поспешил к горному хребту Дрона и, найдя холм Сандживи, принялся разыскивать целебную траву, за которой был послан. Но он не мог распознать ее среди буйной растительности, сплошным ковром покрывавшей холм. Между тем, время шло; он и так значительно задержался в дороге, а приказ Рамы требовал незамедлительного выполнения. Поэтому Хануман предпочел действовать наверняка: он оторвал от земли весь холм Сандживи и взмыл в небо, держа его на ладони.
В ночные часы его путь на Ланку пролегал над городом Айодхья. Бхарата в это время тосковал в одиночестве, не смыкая глаз и беспокоясь о брате и его жизни в изгнании. Неожиданно лунный свет померк, заслоненный тенью - силуэтом Ханумана с огромным холмом на спине. Бхарата решил, что обезьяна-гора - не иначе как ракшаса, изменивший форму для осуществления какого-либо гнусного плана. Он задумал уничтожить "демона" прежде, чем тот успеет сотворить зло. Схватив лук, Бхарата наложил на него стрелу и тщательно прицелился, натянув тетиву до самого уха. Когда стрела впилась в тело Ханумана, тот издал пронзительный крик "Рама! Рама!"
Услышав это имя, Бхарата на миг остолбенел, а затем бросился к рухнувшей на землю обезьяне. Хануман, не вдаваясь в подробности, поведал принцу о важности своей миссии. Бхарата пришел в отчаяние; он обнял Ханумана и умолял простить свою глупую оплошность. Он разразился рыданиями и истово взмолился: "Если правда то, что я предан Раме мыслью, словом и делом и никогда не сворачивал с этого пути, пусть исцелится этот ванара и обретет свои прежние силы."
Жалобная молитва Бхараты, исторгнутая из глубин сердца, его клятвенное заверение в вечной преданности Раме избавили Ханумана от боли; он поднялся, здоровый и полный сил. Внезапно в его мозгу возникла идея: убедиться в полной искренности Бхараты. Он провозгласил: "Победа царю династии Рагху!" Мучительная тоска захлестнула при этих словах сердце Бхараты. Он воскликнул: "О вождь обезьян! Скажи мне, как чувствуют себя Сита, Рама и Лакшмана? Весела ли и счастлива Мать Сита?" Бхарата обливался слезами, вспоминая о братьях и Сите. Тогда Хануман рассказал обо всем, что случилось. Слушая Ханумана, Бхарата не мог сдержать скорбь; узнав, что Лакшмана, сраженный стрелой врага, пал на поле боя, он лишился чувств и повалился на землю. Придя в себя, он приподнялся и проговорил: "Хануман! Прости мне мой глупый поступок. Я не имею права задерживать тебя. Спеши! Доставь поскорее Раме этот холм Сандживи вместе с драгоценным лекарством, которое исцелит Лакшману! Не медли больше!"
Хануман пал к ногам Бхараты и поднял холм, захватив его ладонью. Он взлетел в небо и устремился в сторону юга. Бхарата, не смея моргнуть глазом, следил за ним, пока его фигура не скрылась за горизонтом. Он был счастлив, что получил наконец какие-то вести о Раме, но, вместе с тем, мучился, узнав о несчастьях, постигших Ситу и Лакшману. С тяжелым сердцем он направился во дворец и поведал обо всем матерям.
Сумитра, мать Лакшманы, в первый момент сильно встревожилась, но быстро обрела прежнюю силу духа, напомнив себе, что рядом с Лакшманой находится Рама. Она говорила себе: "Этот сын, рожденный из моего чрева, посвятил свою жизнь служению Раме! Для меня это достаточное утешение. Это приносит мне глубокое удовлетворение. Я чувствую, что цель моей жизни достигнута. Меня беспокоит лишь то, что Рама, должно быть, сильно удручен бедой, постигшей Лакшману; эта "потеря сознания" наверняка огорчает его. Разлука с братом может быть причиной горя Рамы. Сын! Шатругна! - воскликнула она, - ступай туда, где находится Рама. Ты должен быть рядом с Ним." Шатругна вскочил, готовый в ту же минуту тронуться в путь. Он сказал: "Разве может выпасть на мою долю более великое счастье?" Но Бхарата остановил его словами: "Не получив на то приказа Рамы, я не могу позволить тебе уйти и присоединиться к Нему." Бхарата утешал Шатругну, убеждая его, что Рама не одобрит этот шаг и что самое лучшее и полезное, что они могут делать - это подчиняться Его воле.
Между тем на Ланке Рама охранял Лакшману, ни на шаг не отходя от него. День сменился сумерками, вечерняя тьма сгустилась, и наступила полночь. Ванары, скорчившись от тоски, столпились вокруг Рамы. Рама, действуя как обыкновенный смертный, выражал беспокойство по поводу задержки Ханумана. "Полночь уже миновала, а Хануман все не показывается! Не мог ли он сбиться с пути? Тяжело раненный брат Лакшмана так и не пришел в сознание!" Рама бережно повернул к себе голову Лакшманы и, еле сдерживая слезы, нежно погладил его по лицу. "Брат! - говорил он, - открой глаза и посмотри на меня! Еще никогда в своей жизни ты не проводил столь долгие часы, не устремив свой взор на меня. Все эти годы ты не спускал с меня широко раскрытых глаз, боясь взмахнуть ресницами! Как мне вытерпеть твое молчание? Со вчерашнего дня некому утешить меня ласковыми словами." Как простой человек, Рама горевал и плакал над недвижимым телом Лакшманы. "Брат! Ради меня ты оставил родителей и жену. Ты ушел вместе со мною в изгнание и предпочел жизнь в лесу, хотя и не обязан был делать это. Ты не замечал трудностей, с которыми тебе приходилось сталкиваться. Твоя натура проста, бесхитростна и нежна, и ради меня ты с радостью приветствовал жаркое солнце, промокал под дождем, дрожал от холода. Ты позабыл, что существуют часы, предназначенные для еды; ты мог целыми днями обходиться без пищи, отдавая мне все, что тебе удавалось собрать в лесу. Лакшмана! Я знаю, как часто ты ложился спать на голую землю, не имея за целый день и крошки во рту! Брат! Вот уже целых двенадцать часов, как я лишен твоей любви и заботы, неужели ты не чувствуешь этого? Лакшмана! Открой глаза хоть на миг и взгляни на меня хоть один разочек; это то, в чем я больше всего нуждаюсь сейчас." Рама поддерживал подбородок Лакшманы своей любящей ладонью и слезно и трогательно умолял его подарить ему хотя бы один взгляд. Ванары громко рыдали при виде горя и скорби Рамы. Целыми стаями залезали они на деревья, растущие на вершинах холмов, и всматривались вдаль, надеясь заметить приближающегося Ханумана.
И вскоре Хануман в самом деле появился, держа гору Сандживи на поднятой ладони! Фигура Ханумана сияла пред их очами, как воплощенная доблесть, озаренная чудесным светом сострадания. Он коснулся ногами земли и сразу очутился среди толпы ванаров. Обезьяны выкрикивали: "Ура! Ура! Ты спас и прославил все наше племя! Если бы ты не вернулся до рассвета, мы все вместе бросились бы в океан и распрощались с жизнью, ибо как могли бы мы пережить смерть Лакшманы и остаться после этого среди живых? Разве смогли бы мы существовать без него? Ты спас жизнь всем нам." Когда Рама увидел Ханумана вместе с целой горою, полной целебных трав, его счастью не было границ. Сушена немедленно собрал травы, которые требовались для приготовления снадобья - Висальякарини, Самадханакарини, Суварнакарини и Самдживакарини - и приготовил лекарство Лакшмане. И Лакшмана сел, мгновенно очнувшись! Рама был вне себя от радости; он прижал к себе брата, нежно лаская его. Он воскликнул: "Брат! Брат! Где ты был все эти часы?" Из глаз Рамы лились слезы восторга и благодарности. Он погрузился в высший экстаз, сравнимый лишь с блаженством Брахмы. А между тем волшебные ароматы, исходившие от трав холма Сандживи, очутившегося посреди лагеря ванаров, оказали свое живительное действие, и лежавшие на земле обезьяны, насмерть сраженные во время жестокой битвы, ожили и сели, а вскоре обрели прежние бодрость и силу! Радость ванаров была неописуема. Они ликующе скакали и плясали, сжимая в объятиях своих оживших родичей и соратников. Рама одарил Сушену щедрым благословением; он заверил целителя с Ланки, что защитит его от любых злобных и мстительных нападок Раваны. После этого Рама велел Хануману переправить Сушену вместе с его домом назад, на Ланку, а драгоценный холм Сандживи поставить на землю рядом с домом лекаря в память о служении Лакшмане и ванарам. Хануман превозносил Сушену за неоценимую помощь и благодарил его за спасение жизни хозяина, а также своих друзей и сородичей-обезьян. Он поднял ладонью цветущий холм и дом вместе с Сушеной и осторожно перенес их на землю Ланки.
Наступил рассвет. Из лагеря ракшасов послышался бой барабанов. Ванары, черпавшие невиданные силы в Имени Рамы, своего вождя и защитника, пришли в неистовое возбуждение. Каждый из них чувствовал в себе мощь множества слонов. Они подпрыгивали и сновали туда-сюда в нетерпении, готовые броситься в драку. В тот день предводителем вражеского воинства был назначен Дхумракша. Он отчаянно сражался, но на второй же день был убит Хануманом. Тогда во главе демонических полчищ стал Акампа, отважный и свирепый воин. Против него выступил отряд обезьян, ведомый Ангадой, и в тот же день Акампа был убит Ангадой в яростном поединке. Услышав, что Акампа сражен рукою врага, в бой ринулся Прахаста; круша все на своем пути, он прорвался сквозь ряды противника, но Нила настиг его и, ни на миг не расставаясь с мыслью о Раме, вступил с ним в жестокую схватку. Он обрушился на Прахасту со всей своей мощью и свирепостью и одолел могучего вождя демонов. Вслед за ним встретил свою смерть Маходара. С оглушительным ревом прыгнул ему на спину Хануман и, пустив в ход клыки и когти, разорвал его на куски.
В течение последующих пяти дней, казавшимися долгими как вечность, новые полчища ракшасов под предводительством Кумбы и Никумбы, сыновей Кумбакарны, продолжали жестокую битву с ванарами. На шестой день сражения оба брата отправились в небесную обитель - туда, куда возносятся души всех воинов, героически павших в ратном бою. Грозные вести о поражениях, которые одно за другим терпела доселе несокрушимая армия ракшасов, посеяли всеобщую панику как среди воинов, так и среди мирных жителей Ланки. Стремясь сохранить свою жизнь, демоны сломя голову спасались бегством, ища безопасные убежища. Многие сдавались и открыто уходили в лагерь ванаров в надежде обрести там защиту и сочувствие. Народ Ланки проклинал Равану, сурово осуждая его за предательство. Ракшасы взывали к царице Мандодари, умоляя ее остановить лавину несчастий. Она глубоко страдала оттого, что Равана поддался порыву безумия и пыталась уговорить его остановить войну.
Но война продолжалась! Со стороны демонов ее возглавлял Макаракша, несравненный доблестный воин. Однако его противником оказался Лакшмана, и после короткого поединка вождь недругов был убит. В восторге от такой внушительной и молниеносной победы ванары прыгали и кричали что есть мочи: "Джей! Джей!" Равана же, видя, как непобедимые вожди его воинства один за другим складывают головы в ратном бою, стенал и рычал от отчаяния. Он бросился к дому брата Кумбакарны, где тот лежал, погруженный, как обычно, в глубокий сон, с намерением разбудить его любыми, самыми решительными и бесцеремонными способами. Толпам ракшасов было велено выбивать оглушительную барабанную дробь у самых ушей Кумбакарны. Сотни могучих борцов, пригнанных Раваной, колотили его своими железными кулаками; сотни демонов чем попало избивали спящего; вооруженные тяжелыми булавами прислужники Раваны обрушивали шквал ударов на ляжки Кумбакарны. В конце концов демон открыл глаза и огляделся. Равана тут же поведал ему о своем отчаянии и о гибели Кумбы и Никумбы. Кумбакарна побагровел от вспыхнувшей в нем жажды мести и стал страшен, как само воплощение Времени, разрушителя Вселенной. Он закричал на Равану: "Глупец! Как можешь ты рассчитывать на победу? Ты бесстыдно затоптал в грязь свое имя, сотворив страшное зло: ты похитил и разлучил с Рамой Ситу, Мать всех миров. Этот подлый грех никогда не простится тебе. Твоя порочность приведет к гибели всю Ланку. Беги к Раме, сдавайся ему прямо сейчас, отшвырни наконец свою глупую спесь и гордыню! Может ли истинный правитель, обремененный высоким долгом сохранения праведности и борьбы с беззаконием в своем царстве, пренебречь всеми понятиями о чести и тайно похитить чужую жену? Укрепляет ли он этим моральный закон? Способствует ли духовному продвижению подданных? Волей-неволей тебе придется пожинать плоды своих действий. Равана! Рама - не простой смертный. У Шурпанакхи, нашей сестры, помутился рассудок от вожделения; она задумала во что бы то ни стало удовлетворить свое похотливое желание и жестоко поплатилась за свою порочность. Она разожгла и твои низменные страсти, чем вынудила тебя совершить варварское злодеяние. Поддавшись науськиваньям этой гнусной женщины, ты утратил способность отличать добро от зла и своими собственными нечистыми руками навлек на свою голову эти бедствия." Кумбакарна проклинал старшего брата и осыпал его жестокими упреками. Но Раване было не до обид и гнева. Он взмолился: "Не бросай меня в беде. Спаси мою жизнь. Встань и приготовься вести в атаку все воинство ракшасов."
Не видя иного выхода и преисполненный жалости к брату, Кумбакарна подчинился. Для подкрепления сил ему немедленно принесли завтрак, состоящий из горы мяса и огромных чанов с пальмовым пуншем. Проглотив все это в мгновение ока, он устремился прямо на поле битвы. Заметив Кумбакарну, готового ринуться в драку, Вибхишана, его младший брат, выбежал из лагеря Рамы и в глубоком почтении пал к ногам могучего воина. Поднявшись, он назвал свое имя. Кумбакарна засиял от радости и с любовью и нежностью прижал брата к груди. Вибхишана заговорил первым. Он сказал: "Брат! Равана грубо оскорбил меня в присутствии всего царского двора и вышвырнул вон из тронного зала. Понимая опасность сложившейся ситуации, я давал ему всевозможные советы. Он отмел мои предостережения, отдав предпочтение льстивым речам неразумных министров; без всякого стеснения он облил меня грязной руганью на общем собрании приближенных. Я не мог вынести этого позора. Я предал себя в руки Рамы. Увидев, что я беспомощен и невиновен, Он принял меня и взял под свою защиту." Услышав это, Кумбакарна проговорил: "Брат! Тень смерти уже легла на Равану. Разве способен он сейчас внять доброму совету? Не сомневайся, ты сделал верный шаг на пути к своей жизненной цели; теперь ты уже не Вибхишана, а Вибхушана - сияющая жемчужина, прекрасный самоцвет, украшающий клан ракшасов! Ты облагородил и очистил наше племя, отдавшись пылкому служению Океану счастья, Венцу династии Рагху, Раме! Ступай и усердно продолжай свое служение. Брат! Я вынужден ринуться в бой независимо от того, какая судьба ожидает меня. Я чувствую, что моя смерть тоже совсем рядом. Равана знает, что мое сердце не принадлежит ему. Я советую тебе отречься от дум, на чьей ты стороне, и оставаться верным и преданным слугою Рамы." Выслушав это напутствие старшего брата и получив его благословение, Вибхишана вернулся в лагерь Рамы. Он сказал Ему: "Господин! Вершина мощи ракшасов - Кумбакарна. Он самый свирепый и доблестный боец. Он пришел, чтобы сразиться с тобой."
Услышав эту весть, разъяренные ванары, чей боевой пыл вспыхнул с новой силой, под предводительством Ханумана бросились в атаку на врага. Они швыряли в Кумбакарну гигантские деревья и валуны, но могучий демон стоял не шелохнувшись, словно скала. Натиск ванаров был для него как ресничка, упавшая на взбесившегося слона. Кипящий гневом Хануман обрушил на Кумбакарну страшный удар своего твердого как камень кулака, и демон на миг пошатнулся. Однако его ответный удар был так силен, что Хануман, как подкошенный, рухнул на землю. В борьбу вступили Нала и Нила, но и они не смогли устоять перед несокрушимой мощью Кумбакарны. Волна страха прокатилась по обезьяньему воинству. Силу ударов Кумбакарны испытали на себе и Ангада, и Сугрива: они покатились по земле, не выдержав натиска. Улучив момент, Кумбакарна схватил Сугриву и, зажав его под мышкой, помчался вон с поля боя. Он был уверен, что, похитив вожака обезьян, он обезглавил армию ванаров и, тем самым, обеспечил победу.
Между тем Хануман, поднявшись, обрел способность воспринимать окружающее. Он обнаружил, что Сугрива исчез с поля боя и в сильной тревоге бросился на его поиски. В это время к Сугриве, стиснутому мощной дланью Кумбакарны, вернулось сознание и он напряг все свои силы, чтобы вырваться на свободу. В этот момент отчаянной борьбы их заметил Хануман и поспешил на помощь обезьяньему царю. Однако Сугриве самому удалось освободиться из железных объятий врага, и между ними вспыхнула жестокая схватка. Сугрива отсек нос и уши Кумбакарне, и чудовищный безносый демон с трудом заглатывал воздух, чтобы поддержать дыхание. Подоспевшие полчища ванаров окружили Кумбакарну и с криками: "Победа Раме! Победа нашему Повелителю!" - забросали его огромными камнями, деревьями и скалами. Разъяренный демон ринулся в гущу ванаров и, хватая всех подряд, кого могли достать его гигантские руки, кидал в свою раскрытую пасть, с хрустом разгрызал кости и заглатывал живьем. Множество ванаров были уничтожены и раздавлены. Обезьянье воинство дрогнуло и в панике бросилось врассыпную.
Видя, что происходит, Рама объявил Лакшмане и всем, кто был рядом, что наступил его черед вступить в сражение: откладывать его вмешательство недопустимо. Он сказал: "Лакшмана! Принеси сюда "неиссякаемый" колчан со стрелами." Лакшмана, приняв приказ Рамы как драгоценный груз, немедленно принес колчан и протянул его Раме. Вооруженный луком Коданда, Рама выступил на поле битвы как лев, подстерегший свою жертву. За ним следовали Лакшмана, Сугрива, Хануман и Джамбаван. Стрелы, выпущенные из лука Рамы, понеслись прямо на врага со скоростью крылатых змей. Они мчались во все стороны и проникали повсюду. Они насмерть сражали миллионы героев ракшасов, рассеивая ряды противника. Демоны в ужасе разбегались, бессильные противостоять смертоносному ливню. Поток стрел не иссякал, и каждая стрела, вонзившись в цель, возвращалась в колчан. Осознав, что Рама способен в считаные минуты истребить все племя ракшасов, Кумбакарна пришел в страшную ярость. Он взревел как раненный лев и двинулся к Раме. Обезьян охватило смятение: Кумбакарна внушал им непреодолимый ужас. Рама, понимая, что у него нет другого выхода, прицелился, и его стрела, вонзившись в Кумбакарну, разом отсекла обе его руки. Все тело чудовища вдруг ослепительно вспыхнуло, как гора Мандара, когда царь богов Индра отрубил ей крылья. Пронзительно визжа, демон бросился на Раму. До предела натянув тетиву, Рама разом метнул целый вихрь стрел, которые впились в лицо Кумбакарны. От этого удара могучий герой покачнулся, но устоял на ногах. Тогда Рама выстрелил еще раз, и голова демона слетела с плеч и покатилась по земле. Обезглавленное тело не упало, а продолжало бежать, устремившись к Раме. Чтобы окончательно расправиться с чудовищем, последней выпущенной стрелой Рама рассек бегущее тело надвое.
Внезапно от мертвого тела отделилась сверкающая великолепием фигура и, приблизившись к Раме, соединилась с Ним. Грозный ракшаса достиг освобождения, не утруждая себя ни садханой, ни джапой (повторением Имени), ни тапой (аскезой с целью контроля над чувствами и мыслями). Еще будучи живым, он воссиял в ратном бою как несравненный герой; после смерти он достиг высочайшей цели - слияния с Божеством. Рама стоял неподвижно на поле битвы, и его прекрасное, как лотос, лицо было влажным и нежным от слез; на его груди сверкали несколько капель крови Кумбакарны, брызнувшей из смертельных ран, полученных в бою. Наступил час сумерек; для обеих армий то был день горячей и яростной схватки, и враждующие стороны разошлись по своим лагерям. Ванары воспряли духом, восхищенные Великой Милостью, ниспосланой Рамой. Как костер от сухой травы, разгорелся их боевой пыл.
Мужество ракшасов, наоборот, убывало с каждым днем. Равана безутешно рыдал, словно кобра, лишившаяся своего драгоценного самоцвета. (Согласно древнему преданию, драгоценные камни рождались в головах у змей, и змея, лишившаяся украшения, ощущала сильное беспокойство.) Он громко стенал и плакал навзрыд, прижимая к груди мертвую голову брата. Меганада, сын Раваны, всеми возможными способами пытался облегчить горе отца. Он клялся: "Завтра ты сможешь убедиться в моей героической мощи. Я в мгновение ока сотру с лица земли эти обезьяньи орды. Я подарю тебе счастье, которое затмит своим величием горе, терзающее тебя сегодня." Вскоре забрезжил рассвет. Раване не замедлили доложить, что медведи и обезьяны уже подступили к стенам города. Это известие заставило неукротимых воинов-ракшасов приготовиться к новому сражению. Они выстроились и боевым маршем двинулись на врага. Каждый боец сражался с недругом, используя все свои силы и возможности. В тот день битва была особенно свирепой и беспощадной. Меганада взошел на волшебную колесницу и взмыл на ней в небо. Его воинственный рев прогремел, как гром, в черных грозовых тучах. От этого грохота ванары попадали на землю, словно от мощного взрыва. Земля содрогалась от раскатов пронесшегося эха. Пустив в ход темные магические силы, Меганада в доли секунды сотворил копию Ситы, и, усадив ее в колесницу, приземлился в самом центре поля битвы! Хануман первым заметил его появление, и Меганада, обращаясь к нему, закричал: "Слушай меня, Хануман! Сейчас я убью ту самую Ситу, ради которой вы ввязались в эту войну. Смотри! Как только она умрет, войне придет конец!" - и, выхватив меч, он разрубил "ложную" Ситу на куски и разметал их по полю. Хануманом овладела неистовая ярость; он бросил клич ванарам: продолжать борьбу не на жизнь, а на смерть, и истребить все отродье ракшасов. Ванары набросились на демонов с такой свирепостью, что ракшасы поспешили укрыться в городе.
Хануман приблизился к Раме и сообщил ему о злодеянии, совершенном Меганадой. Услышав страшную весть. Рама сделал вид, что сражен горем; он прекрасно знал, что "убита" не настоящая Сита, а существооборотень, порожденное магическим искусством ракшасов; тем не менее, он действовал, как "человек среди людей". Лакшмана, казалось, был тоже раздавлен отчаянием, он горевал об утрате Матери всех миров и сидел, отдавшись скорбным мыслям о бесполезности пребывания в этом мире. Услышав весть о случившемся, Вибхишана бросился к Раме и воскликнул: "Учитель! Тебе известна правда. Все, что произошло - просто наглый трюк. Сита жива и невредима, и ее безопасность охраняется с величайшей заботой. Один лишь Равана может беспрепятственно приблизиться к месту, где стражи бдительно следят за тем, чтобы никто не причинил ей вреда. Меганада лишь создал магический образ Ситы и "убил" ее с целью повергнуть нас в отчаяние. Это обычная уловка ракшасов, я знаю, насколько они преуспели в подобной нечестивой стратегии." Рама и Лакшмана просияли от счастья, услышав сказанное Вибхишаной; они полностью доверились его словам о тайных кознях ракшасов. Чтобы окончательно убедиться в правоте Вибхишаны и самому обрести полный покой, Хануман изменил свой облик и, незамеченным проникнув в город, отправился в Ашокавану, где содержалась под стражей плененная Сита. Вернувшись, он заверил ванаров, что причин для беспокойства нет, чем вдохновил их на продолжение упорной и яростной схватки.
Меганада, тем временем, вновь появился на поле битвы. На этот раз на ванаров обрушился шквал всевозможных орудий - острых стрел, пик, дротиков, палиц, тяжелых топоров; в их головы летели булавы и огромные камни. Отовсюду слышались наводящие ужас вопли и громогласные приказы: "Руби! Убивай! Хватай!", но обезьяны не видели тех, кто выполняет команды, кто гонится за ними, нанося удары и страшные раны! Это жуткое наваждение порождало смятение и страх! Беспомощные ванары не могли определить, откуда исходит опасность и с какой стороны ожидать нападения, чтобы отразить его! Даже такие несравненные герои, как Нала, Нила, Ангада и Хануман дрогнули, исполнившись ужаса. Вихрь метких стрел летел из лука Меганады и они пронзали тела Лакшманы, Сугривы и Вибхишаны. Несмотря на это, они продолжали яростно и отважно сражаться с врагом. И вот настал момент, когда Меганада бросил вызов самому Раме! Из лука Индраджита понеслись стрелы, шипящие, как змеи! В его руках было знаменитое оружие Дракона, Сарпастра. И Рама, величайший из Актеров, пришедший в мир в человеческой роли, непобедимый герой, сокрушивший Кхару, Душану и их несметное воинство, позволил себе поддаться действию этого могущественного оружия, Сарпастры! Чтобы выразить должное уважение к Божественному Дракону и продемонстрировать миру его мощь, он позволил стреле вонзиться в свое тело! Это может показаться странным, но такова История Рамы, со всеми ее неотъемлемыми деталями, законами и бесценным скрытым смыслом. Существа, обладающие ограниченными возможностями мысли, слова и действия, не способны распознать эту скрытую Истину. Поэтому ванары были чрезвычайно удручены и встревожены тем, что Раму настигла стрела, выпущенная из лука Дракона. Меганада же торжествовал победу. Он мчался сквозь толпу обезьян, изрыгая грубые проклятья.
Джамбаван, завидев его, закричал: "Остановись, ничтожный червь!" Сын Раваны, оттолкнув его в сторону, ответил с издевательской усмешкой: "Не навлекай на себя позор! Я не замечал тебя до сих пор, ибо ты слишком стар, чтобы быть достойным моего внимания. Какое мне дело до твоей болтовни? Поди прочь!" Он метнул трезубец в Джамбавана, но тот ловко поймал его на лету и нанес ответный удар Меганаде! Трезубец был нацелен на врага с такой меткостью и брошен с такой силой, что поразил Меганаду прямо в сердце; раненый демон бешено завертелся на месте и рухнул на землю. Джамбаван устремился к поверженному врагу; он схватил его за ноги и, подняв над головой, закрутил его тело в воздухе, а затем с размаху швырнул оземь. "Теперь ты можешь определить, насколько я стар! Рассуди сам, обладаю ли я силой молодости, или слабостью дряхлого старца!" Джамбаван призывал Меганаду к продолжению поединка. Могучий ракшаса не погиб от нанесенной раны. Не приняв вызова, он с трудом поднялся на ноги и побрел прочь.Он не выполнил хвастливого обещания, данного отцу, и ему было стыдно предстать перед его очами. Покинув поле битвы, он направился прямо к саду Никумбала, где в былые времена множество ракшасов предавались покаянию, соблюдая строгие обеты аскетизма.
Четверо приближенных Вибхишаны, тайно следивших за действиями вражеских предводителей, сообщили ему о пути и намерениях Меганады. Вибхишана поспешил к Раме и проговорил: "Учитель! До моих ушей только что долетела недобрая весть: Меганада готовится совершить вредоносную яджну с целью умилостивить темные силы. Если ему удастся до конца провести церемонию, следуя магическому ритуалу, нам будет очень трудно одолеть его. Необходимо воспрепятствовать его злобному плану." Рама был благодарен Вибхишане и одобрил его предложение. Он позвал Ханумана и Ангаду и сказал им: "Братья! Ступайте! Помешайте Меганаде сотворить задуманную яджну и сорвите все его приготовления." Затем он обратился к Лакшмане со словами:
"Лакшмана! Ты должен сразиться с этим негодяем и уничтожить его. Не забывай, что боги сильно обеспокоены его бессовестными кознями." Стоило прозвучать словам приказа, как трое вождей - Вибхишана, Сугрива и Хануман - собрали огромное воинство ванаров и выступили вслед за Лакшманой, чтобы поддержать его в бою. Лакшмана, вооружившись луком и "неиссякаемым" колчаном, полным острых стрел, простерся перед Рамой и, запечатлев Его образ в сердце, покинул лагерь. За Хануманом следовали Ангада, Нала, Нила и другие доблестные воины.
Когда они достигли парка Никумбала, жертвенная церемония Меганады уже началась; на огненный алтарь темных сил возлагались дары - свежая кровь и мясо зарезанных буйволов. Обезьяны, не теряя времени, попытались сорвать ритуал и нарушить ход вредоносной яджны. Меганада, однако, не сдавался; тогда обезьяны принялись передразнивать жрецов, нарочито искажая и коверкая слова гимнов, воспеваемых для ублажения темных сил, но и этим не смогли заставить браминов прервать ход ритуала. Тогда взбешенные ванары всей толпой бросились внутрь помещения, где находился жертвенный алтарь, схватили Меганаду за волосы и, повалив на землю, принялись колотить что есть мочи. Меганада вырвал из своего тела трезубец и накинулся на них. В схватку вступили Ангада и Хануман, но Меганаде удалось пронзить их обоих ударом трезубца, и, тяжело раненные, они покатились по земле. Им на помощь поспешил Лакшмана; он сломал пополам страшное оружие, и Ангада и Хануман, быстро оправившись от нанесенных ран, вновь напали на Меганаду. Но демон не отступал; мощные удары обезьяньих вождей, казалось, не причиняли ему никакого вреда. Тогда в схватку вступил Лакшмана. Грозный, как сам бог Смерти, он обрушил на Меганаду ливень своих смертоносных стрел. Каждая из них разила ракшасу, как удар грома. Тогда демон, призвав на помощь магические силы, сделался невидимым. Он то появлялся, то исчезал, меняя обличья, в надежде скрыться от Лакшманы. Лакшмана, наконец, потерял терпение; он выхватил из колчана священную стрелу, настигающую жертву в любом месте, где бы она ни находилась, и, вселив в нее величие и могущество Рамы, прицелился в Меганаду. Стрела пронзила демона в самое сердце, и он мгновенно испустил дух. Поскольку в последние минуты жизни в нем жили образы Рамы и Лакшманы, Ангада, Хануман и Вибхишана воспели хвалу его воинской доблести и благородной смерти, которой он был удостоен. Хануман с легкостью поднял на плечи тело мертвого ракшасы и, подойдя к главным воротам Ланки, бережно опустил на землю. После этого он вернулся в лагерь. Лакшмана приблизился к Раме и простерся у Его ног. Рама был рад успеху похода; он внимательно выслушал подробный рассказ о разыгравшихся в парке Никумбала событиях. С великой любовью Он прижал брата к груди.http://www.samvel.net/text/spiritual/ramayan.htm
Комментариев нет:
Отправить комментарий