Глава 27
Подземный мир
Рама обнял Вибхишану, Ханумана, Налу, Нилу и других воинов, и они затрепетали от блаженства Божественного Прикосновения; терзающая их боль мгновенно утихла, зажили раны, полученные в бою. Ванары были в восторге, созерцая счастливое лицо Рамы; на них был устремлен Его взгляд, полный сострадания.
В это время Сулочана, жена Меганады, узнала о смерти мужа от своих служанок, прибежавших к ней сообщить трагическую весть. Равана с горечью произнес: "До сих пор я был уверен, что такая несложная задача будет с легкостью выполнена либо Кумбакарной, либо Меганадой. Теперь же мне самому довелось быть свидетелем краха этих доблестных воинов! Мне стыдно, что Меганада пал жертвой стаи обезьян! Разве может зваться героем тот, кто был убит простой обезьяной?" Равана пытался успокоить Сулочану. "Досточтимая мать! Не горюй так сильно! Я не из числа таких "героев". Не пройдет и часа, как я принесу тебе утешение. Я сверну шеи тем, кто погубил твоего мужа и положу к твоим ногам их головы. Я сделаю это, не сомневайся!" Так, предавшись бредовым мечтам, восхвалял себя Равана перед Сулочаной. Вся его сущность была сожжена пламенем гнева, и он не помнил себя от ярости.
Слушая его слова, мудрая и добродетельная Сулочана ответила ему:
"О Десятиголовый! Неужели в твоем сердце еще теплится надежда на победу? Ты глубоко погряз во мраке иллюзии. Я так долго таила в себе обиду и разочарование, ибо знала, что было бы неправильным противоречить отцу своего супруга, к тому же мне казалось, что переубедить тебя в данном случае невозможно. Твой гнев - основная причина уничтожения всего рода ракшасов на этом острове. Позволь же сейчас сказать тебе правду - тебе не удастся выиграть эту войну. Это истина, это неоспоримая истина!" Сулочана поднялась и, горько рыдая, направилась в покои Мандодари, царицы, матери Меганады. Она пала к ногам свекрови и произнесла: "Только твой муж и никто другой виновен в постигшем меня несчастье. Но знай, что и тебя ожидает подобная участь, и не пройдет и нескольких дней, как беда обрушится на тебя." Эти беспощадные и резкие слова были исторгнуты из ее израненного сердца. Мандодари испытывала мучительную боль от неотвязных раздумий о порочных помыслах своего мужа; она заплакала, осознавая жестокую правду слов Сулочаны. Обе женщины долго сидели молча, а позже заговорили о Раме, восхищаясь его достоинствами и великолепием, а также о терпении и целомудрии Ситы. Они говорили друг другу, что если бы им выпало счастье хоть раз взглянуть на это Божественное существо, им не пришлось бы жалеть о напрасно прожитой жизни.
Равана не мог оставаться спокойным, видя, как страдает его невестка, овдовевшая Сулочана. Ее слова, как железные шипы, впивались в его сердце. А горе от потери столь прекрасного, доблестного и любящего сына было так тяжко, что он упал на пол и стал в отчаянии биться об него головой. Поднявшись, он излил свою тоску перед статуей Шивы в своем излюбленном храме. Там и нашли его министры и придворные. Они сказали ему: "О царь! Почему предаешься ты напрасной скорби? Жены, сыновья и другие "близкие" - все те, на кого мы щедро расточаем свою любовь - лишь вспышки молний, на миг озаряющих темную тучу; их сияние мимолетно. Жизнь - лишь искра, гаснущая на глазах. Тебе, обладающему глубоким знанием этих истин, не пристало погрязать в невежестве и оплакивать утраты. Сейчас мы должны думать только о будущем! Нам необходим срочный план, каким образом одолеть врага, подступившего к нашим дверям." Министры хотели облегчить страдание Раваны и долго утешали и вразумляли его, напоминая о неотложности их задачи. В конце концов Равана молитвенно сложил все свои двадцать рук и, упав к ногам Шивы, воззвал к нему в смиренной и преданной молитве.
В то время, как все эти события разворачивались в мире надземном, Ахиравана, обитатель иного, подземного мира, почувствовал, что Равана охвачен великой скорбью. Он подумал: "Как могло такое случиться? Он правил миром и властвовал над всеми живущими! Никто не мог победить его." Ахиравана поклонялся одной-единственной богине - Деви Камаде. Он тотчас же погрузился в медитацию на образе богини, и она поведала своему почитателю о местонахождении Раваны. Поэтому Ахиравана не замедлил явиться перед Раваной прямо в храме Шивы. Он упал на колени, назвав при этом свое имя. Ахиравана был не кто иной, как один из сыновей Раваны. Он осведомился о причине, вызвавшей столь сильные душевные страдания Раваны. Равана поведал сыну обо всем, что случилось с той поры, как братья наказали Шурпанакху, отрубив ей нос и уши. Ахиравана сильно огорчился, выслушав всю повесть от начала до конца. Он сказал: "Каждое существо в этом мире преклоняется перед праведниками, идущими путем истины. Но в сердце каждого, кто сворачивает с этого пути и погрязает в бесчестии, вселяется страх. Вместо того, чтобы мудрым взглядом охватить прошлое и будущее и дать реальную оценку настоящему, ты ввязался в эту глупую и губительную войну. В результате ты почти полностью истребил свой клан и свою династию. Ты не знаешь, какой героизм и какая мощь таятся, до поры скрытые, в "человеке"! Ты отнесся к величайшему среди них, как к ничтожнейшему из ничтожных. Несмотря на все это, слушай, что я скажу тебе. Я захвачу в плен Раму и Лакшману и заберу их с собой в подземное царство. Я принесу их в жертву моей богине Камаде Деви. Таким образом весь род ракшасов обретет невиданную славу." С этими словами он простерся у ног Раваны и, воздав ритуальные почести Камаде Деви, направился к лагерю Рамы. Используя сверхъестественные силы, он призвал Духа Тьмы, который густым черным покрывалом окутал ванаров. Повсюду царил непроглядный мрак, черный, как деготь, и никто не видел своей собственной протянутой руки! Однако бдительность обезьян обострилась с такой исключительной силой, что сама Смерть не рискнула бы заглянуть в лагерь! Хануман, главный защитник ванаров, удлинил свой хвост до таких размеров, что он множество раз обвился вокруг лагеря, пока его кольца, ложащиеся одно на другое, не образовали высокую стену, крепкую и толстую, как гора. Сам Хануман, завершив свой труд, уселся на страже единственных оставшихся ворот, закрывая своим телом вход в неприступную крепость.
Ахиравана содрогнулся от ужаса, приблизившись к этой мощной живой преграде. От растерянности он не мог измыслить никакого плана для преодоления этого препятствия. Внезапно его осенила идея, и он изменил свой облик, превратившись в точную копию Вибхишаны. Подойдя к "воротам", он окликнул Ханумана: "Друг мой, я должен предстать перед Рамой. С Его позволения я отлучился из лагеря, чтобы сотворить вечерние молитвы и ритуалы. Я только что завершил обряд на берегу и, если вернусь с опозданием, навлеку на себя грех неповиновения Его Воле. Поэтому, позволь мне войти в лагерь." Хануман не заподозрил обмана и поверил словам "Вибхишаны", которого воочию видел перед собой. Он разрешил ему войти в ворота лагеря. Ахиравана заметил Налу и Сугриву, крепко спящих после изнурительного дневного сражения. Рама, как ему показалось, был также погружен в глубокий сон; Его рука сжимала руку лежащего рядом Лакшманы. На самом деле Рама наблюдал за крадущимся к нему лже-Вибхишаной. Он воплотился на земле, взяв на себя человеческую роль в задуманной им Драме, с единственной целью - уничтожить все племя ракшасов и искоренить зло, посеянное ими в мире. Его задача была бы выполнена не до конца, если хоть один потомок Раваны остался бы живым в любом из трех миров и продолжал плодить себе подобных. Поэтому он искусно играл свою роль, делая вид, что не подозревает о коварном замысле Ахираваны. Простым людям не дано узреть Божественных Путей! Только Он один знает, где, когда и каким образом суждено погибнуть тому или иному существу. Он ведет свою игру по своим, неведомым другим, законам.
Ракшаса прочитал Мохана Мантру, и под ее воздействием героиванары впали в бессознательное состояние, и их сон стал еще более глубок и беспробуден. Тогда Ахиравана связал Раму и Лакшману и уволок их в подземную бездну, в иной мир, называемый Патала.
Через некоторое время ванары проснулись и до смерти перепугались, обнаружив, что ни Рамы, ни Лакшманы нет среди них. Место, где они так долго спали, превратилось в огромную черную яму. Весь лагерь вскоре наполнился горестными криками и стенаниями. Ванары чувствовали себя такими же несчастными и обездоленными, как цветущий лотос, выдернутый из воды. Они беспомощно сновали повсюду, пытаясь найти братьев; стаи обезьян метались по берегу моря; другие обшаривали все тайные закоулки лагеря. Никто не обнаружил никаких следов. Ванары утратили надежду и мужество, на смену которым пришли скорбь и отчаяние. "Все могучие вожди демонов уже уничтожены! Один лишь Равана остался в живых; казалось, что дни его сочтены. И в этот час, столь близкий к победе, нас постигло несчастье!" Так ванары оплакивали свою судьбу. Сам Сугрива, царь ванаров, упал на землю, лишившись чувств. Вибхишана ничего не слышал о происшедшем. В еще непросохших после утренних ритуалов и омовений одеждах он возвращался с берега моря. Ванары бросились ему навстречу, спеша сообщить о том, что Рама и Лакшмана исчезли из лагеря. Эта страшная весть лишь на мгновение поразила Вибхишану; поскольку ему были хорошо знакомы все трюки и уловки ракшасов, доступные им с помощью подвластных им потусторонних сил, он сразу сделал правильные выводы. "Не тревожьтесь," - сказал он ванарам и предложил им всем вернуться в лагерь. Его слова немного успокоили растерявшихся обезьян. Когда у ворот он заговорил с Хануманом, тот был сильно удивлен и озадачен. Хануман воскликнул: "Ты уже проходил через эти ворота несколько часов назад; ты сам просил меня впустить тебя."
Теперь у Вибхишаны не осталось никаких сомнений. В его уме сложилась ясная картина случившегося. Он обратился к ванарам: "Ванары! У нас нет причин для тревоги. Ахиравана, сын Раваны, - мастер в подобных темных кознях. Он обитает в Патале - подземном мире. Судя по тому, как глубока эта яма, я уверен, что именно он похитил Раму и Лакшману и унес их в свои подземные владения. Я не сомневаюсь в этом еще и потому, что никто, кроме него, не способен принять мой облик. Не отчаивайтесь! Нужно срочно решить, кто из нас обладает достаточной силой, чтобы проникнуть в глубокие подземные недра." Вибхишана огляделся и, увидев Ханумана, сказал: "Хануман! Твоя физическая мощь и острый ум известны всему миру. Немедленно отправляйся в Паталу и освободи Раму и Лакшману, эти Океаны Милосердия." Вибхишана указал Хануману путь, ведущий в Паталу, где находилась обитель Ахираваны. Сугрива, Ангада и Джамбавантха сжали Ханумана в объятиях, проливая слезы радости. Хануман уже собрался в дорогу, испросив позволения у своего повелителя, Сугривы. Перед уходом он сказал ванарам: "Не бойтесь. Не тревожьтесь ни о чем. Кто бы он ни был, я уничтожу его, даже если потребуется отдать свою жизнь. Очень скоро я буду стоять перед вами вместе с Рамой и Лакшманой. Не сомневайтесь в этом." С этими словами и с возгласом: "Джей Рама! Джей Рама!" Хануман скрылся. Достигнув пределов царства Паталы, он присел под деревом немного отдохнуть. До него донеслось громкое чириканье двух птиц, сидящих на ветке. Хануман понимал язык птиц, поэтому он навострил уши, чтобы узнать, о чем они толкуют. "Подружка, - говорила одна из них, - Ахиравана привел сегодня с собою двух братьев. Раму и Лакшману, и уже сделал все необходимые приготовления, чтобы принести их в жертву богине Камаде. После завершения обряда он выбросит прочь священные тела, и мы сможем насладиться их вкусом, устроив настоящий пир! Этот день станет для нас незабываемым праздником!" Хануман резко вскочил со своего места; он зашипел от ярости, как кобра, которую дернули за хвост, и метнулся вперед, как вспыхнувшее пламя. "Увы! - стенал и сокрушался Хануман,- я боюсь, что с моим Повелителем уже случилось непоправимое!"
В мгновение ока он очутился у стен города Ахираваны; на страже ворот стоял Макарадваджа, которого Хануману предстояло одолеть в поединке. Но охранник также был обезьяной, и Хануман завел с ним беседу, расспрашивая о его собственной судьбе и истории рода; ему удалось войти в доверие к сородичу и получить от него тайные сведения о Раме и Лакшмане и их участи. Он узнал от Макарадваджи, что на рассвете братьев должны отвести в храм богини Камады для совершения человеческого жертвоприношения.
Хануман спросил Макарадваджу, обезьяну, стерегущую Паталу, в каком месте держит братьев беспощадный владыка подземного мира. И на этот вопрос он получил подробный ответ. Однако Макарадваджа явно не собирался впускать Ханумана внутрь города, ибо был обязан подчиняться хозяину, сохранять ему верность и блюсти его интересы. "Через какие бы испытания мне ни пришлось пройти, я не позволю тебе проникнуть в город, - заявил Макарадваджа.- Если я сделаю для тебя исключение как для представителя обезьяньего племени, то тем самым запятнаю весь свой род, и о нем пойдет дурная слава как о неблагодарных и недостойных доверия существах. Мой господин, Ахиравана, так же почитаем мною, как почитаем тобою твой Господин, Рама. Поэтому, какую бы симпатию я ни чувствовал к тебе, я останусь тверд и непоколебим; я обязан исполнять свой долг и следовать приказам своего хозяина. Ты сможешь войти внутрь только в том случае, если одолеешь меня в честном поединке." Так заявил Макарадваджа, бросая вызов Хануману. Хануман оценил его чувства и верность долгу. Ему понравилось, что Макарадваджа придерживается безупречной линии поведения. Он принял его вызов и вступил в поединок со стражем подземного мира. Некоторое время они свирепо боролись друг с другом, после чего Хануман почувствовал, что дальнейшее промедление недопустимо; поэтому, крепко стиснув хвостом тело Макарадваджы, он отбросил его далеко прочь, после чего беспрепятственно вошел в город. Он заметил садовника, несущего огромную гирлянду прекрасных ароматных цветов. Решив, что более удобного случая достичь желаемого места ему не представится, он принял форму молекулы и проник внутрь гирлянды. От этого гирлянда ничуть не стала тяжелее, она осталась такой же легкой, как прежде. Садовник не подозревал о том, что произошло. Для него ничего не изменилось. Он преподнес гирлянду самому Ахираване. Ракшаса осторожно взял ее обеими руками и повесил на шею статуи Камады, стоящей в храме. Он также предложил богине множество изысканных угощений в качестве освященной пищи. Сидя в своем надежном укрытии среди душистых цветов, Хануман незаметно съедал все угощения по мере того, как они подносились богине. Ракшасы видели, как пища исчезает у них на глазах, и были в восторге от того, что богиня снизошла до их даров и оценила их преданность. Ахиравана сиял от счастья, так как был уверен, что его молитвы наконец услышаны и сокровенные желания осуществились.
В эту минуту в храм ввели Раму и Лакшману, разукрашенных по всем правилам, каких требуют жертвоприношение животных. Могучие воины-ракшасы крепко держали их за руки с обеих сторон. Хануман видел, как братьев поставили рядом с жертвенным алтарем. Притаившись внутри гирлянды, он клялся в вечной верности Раме и не переставая превозносил в душе своего Господина. Стражи подтолкнули братьев прямо к идолу и приставили к их шеям острые мечи. Ахиравана провозгласил, что жертвоприношение жизней двух братьев должно произойти сразу же после того, как вспыхнет священный огонь, и велел жрецам приготовиться выполнить свою задачу, не допустив и секунды промедления. Рама и Лакшмана, Божественные существа, играющие человеческие роли, уже знали о том, что подношения Ахираваны, предназначенные Божеству, были съедены Хануманом, и эта забавная новость побудила их относиться ко всем грядущим событиям как к веселой игре. Видя их безмятежные и улыбающиеся лица, Ахиравана страшно рассвирепел. Однако, сдержав свой гнев, он сказал: "Что ж, я не против того, что вы так радуетесь тем нескольким оставшимся мгновениям жизни, которые вам дарованы; веселитесь, пока вы на это способны. Чуть позже вы сможете посмеяться вволю в царстве Ямы, бога мертвых." Безо всякого стеснения он продолжал расписывать грозящие им ужасы, стараясь запугать и ранить их резкими и жестокими словами. Тут поднялся один из жрецов и, выразив почтение повелителю, напомнил ему, что предписанные правила требуют, чтобы жертвам, по их желанию, разрешили помолиться охраняющему их Божеству и испросить покоя после смерти. Вождь ракшасов поднялся с трона и провозгласил: "Принцы! Если у вас есть высшие покровители, самое время выразить им свое почтение и признательность, ибо истекают последние минуты вашей жизни." При этих словах Рама и Лакшмана лишь вновь улыбнулись друг другу, переглянувшись.
Внезапно Хануман издал оглушительный рев! Услышав его, ракшасы вообразили, что таким образом их богиня проявляет себя, выражая нетерпение и гнев. Хануман выпрыгнул из гирлянды, мгновенно приняв свой устрашающий воинственный облик, выхватил меч из рук статуи богини, повалил Ахиравану на землю и, нанося мощные удары, рассек его тело на мелкие куски. Но тело Ахираваны обладало твердостью алмаза и было наделено таинственной силой восстановления, позволяющей соединяться воедино всем его частям, отделенным друг от друга. В конце концов Хануман, сосредоточив все свои помыслы на Раме и громко выкрикнув "Джей, Рама", схватил одной рукой голову демона, а другой, держащей меч, снес ее с плеч долой. Прежде, чем две части успели соединиться, он швырнул голову в пылающий огонь жертвенного алтаря, воздвигнутого перед идолом.
В этот момент Макарадвадже, стражу-обезьяне, удалось добраться до храма богини. Увидев его, Хануман сдернул золотую корону с горящей головы Ахираваны и, водрузив ее на голову Макарадваджи, провозгласил его Правителем Паталы, наказав при этом быть благодарным братьям и навеки стать их верным и преданным слугой. Затем он посадил Раму и Лакшману себе на плечи, и, оттолкнувшись от земли, выпрыгнул из недр Паталы, приземлившись среди густой толпы миллионов ванаров. Обезьяны высмотрели все глаза, страстно ожидая их появления. Вибхишана и другие вожди не могли скрыть ликования и радости, увидев братьев целыми и невредимыми. Они упали к ногам Рамы и Лакшманы; они сжимали в объятьях Ханумана и проливали слезы благодарности. Ванары превозносили доблесть Ханумана, распевая в его честь хвалебные гимны. Они качали его и подбрасывали в воздух, гладили и ласкали, потчевали сластями. Они окружили его, изливая на него свою любовь. Вибхишана, встав перед Рамой, сказал: "Господин! Что могу я знать о твоей Лиле, о твоей чудесной игре? Лишь ты один можешь раскрыть нам смысл своих действий и поступков. Ты принял решение истребить всех демонов, даже тех, кто населяет иной, подземный мир. Я знаю, что только что разыгранный акт Драмы ведет к исполнению твоего замысла."
Равана получил известие, что Хануман освободил Раму и Лакшману, вернув их из царства Ахираваны. Он услышал также трагическую весть о смерти сына. В глазах у него потемнело, и он рухнул на землю. Царь громко стонал и рыдал, оплакивая свои потери, слезы потоками лились у него из глаз. Царица Мандодари подошла к нему и, пытаясь облегчить страдания мужа, утешала и успокаивала его от всего сердца. Но он не желал слушать ее слова; от ее нежных и заботливых уговоров он приходил в еще большую ярость. Равана собрал остатки мужества и неожиданно вскочил, завидев одного из министров, появившегося на пороге. Вошедшего звали Синдхураната; он был уважаемым старцем, прожившим долгую жизнь. Он обладал большой мудростью и был близок и дружен с Вибхишаной в те времена, когда тот жил на Ланке. Синдхураната пытался напомнить Раване о законах морали и добродетели, говорил о бренности тела и всего сущего. Но Равана не пожелал слушать и его слова: они внушали ему явное отвращение. Старый министр был огорчен, увидев, в каком состоянии находится Равана. Он подумал с грустью: "Когда нас постигает беда, разум искажается и приходит в упадок. Равана мчится навстречу гибели и поэтому даже полезный совет принимает за горький упрек." Понимая эти очевидные истины, мудрый старец, полный сострадания, не оставил своих попыток вразумить Равану добрыми и приветливыми словами.
Равана же предавался тяжким думам: "Погиб весь мой род, уничтожены все мои сыновья и братья; никого не осталось в живых." Тогда Синдхураната напомнил ему: "Почему ты говоришь так? У тебя есть еще один сын, Нарантака, и он возглавляет воинство из семидесяти двух кроров ракшасов. Обратись к нему за помощью; немедленно пошли к нему гонца. Он сокрушит врага, не сомневайся в этом." Равана почувствовал облегчение от этих слов. Он послал гонца Дхумакету, повелев ему привести с собою умного и хитрого Нарантаку. Посланец описал сыну Раваны все страшные бедствия, обрушившиеся на Ланку, а также передал просьбу отца о немедленной помощи. Нарантака выступил в поход, ведя за собою несметное воинство и, достигнув поля боя, ринулся в атаку на ванаров. Хануман заметил врага еще издали и выступил вперед, чтобы сразиться с ним. Увидев Ханумана, принявшего свой самый устрашающий облик, Нарантака содрогнулся от ужаса. Он спросил Дхумакету, как зовут этого грозного воина, и получил ответ, что это Хануман, непобедимый герой, убивший всех остальных братьев. Услышав это, Нарантака рассвирепел и, нацелив на Ханумана свой лук, выпустил прямо в него целый вихрь стрел; но Хануман ловил каждую стрелу рукой и ломал на куски. Одним прыжком он очутился рядом с Нарантакой и нанес ему своим стиснутым кулаком один-единственный удар в грудь, от чего тот повалился наземь. Хануман, подняв демона над головой и закрутив с бешеной скоростью, забросил его в глубокие недра Подземного царства, называемого Расатала. Миллионы воинов ракшасов исчезли в волнах океана. Хануман разбил вдребезги все боевые колесницы армии Нарантаки, и вместе с колесничими они навеки исчезли с лица земли.
Глава 28
Головы - с плеч долой
Когда Равана услышал о поражении Нарантаки, он вскричал: "Кто мог подумать, что так закончится эта война? Кто мог предположить, что она обернется столь разрушительной трагедией?" Известие о смерти Нарантаки породило леденящий ужас среди всего населения Ланки. Мудрые и просвещенные мужи явились к Раване, отцу, лишившемуся всех своих сыновей, стремясь принести ему утешение и успокоить его ум.
Но все их усилия были лишь напрасной тратой времени; разумные и добрые слова не проникали ни в одну из голов Раваны. Когда он очнулся от приступа скорби, до его ушей донеслись жалобные стоны жены Нарантаки, но эти звуки еще больше распалили его злобу. Пламя ярости и жажды мести пожирало царя демонов изнутри, уничтожая его природу. Равана не заметил, как пролетела ночь и наступил рассвет. Полчища ванаров, как всегда, подступили ко всем четырем воротам города и приготовились к штурму. Тогда Равана собрал оставшихся воиновракшасов и обратился к ним с такими словами: "Солдаты-ракшасы! Тем из вас, кто уже дрожит от страха перед грядущим сражением, лучше сейчас покинуть боевой строй. Знайте, что если вы в панике побежите с поля боя, когда битва уже начнется, я уничтожу вас собственными руками." Равана угрожал своим воинам, понимая, что они будут биться до конца. Он приказал запрячь для себя самую быструю колесницу. Он велел музыкантам ударить в барабаны и затрубить в боевые трубы; как горные пики, зловеще-темные в сумрачном свете, грозными рядами выступили ракшасы навстречу врагу. Их неотступно преследовали дурные знамения, но Равана, упрямо полагаясь на свою физическую мощь, не обращал на них внимания. Само собою выскальзывало оружие, крепко зажатое в его руках; колесничий Раваны, взбираясь на сиденье, споткнулся и упал, не удержавшись на ногах. Жалобно заржали кони и горестно затрубили боевые слоны. Со всех сторон слышался заунывный вой собак и лисиц; глухо кричали и ухали совы, словно оповещая о злой судьбе, нависшей над Ланкой.
Армия ракшасов - конница, пехота и боевые слоны - маршировала по улицам города навстречу врагу, подступившему к его стенам. Тяжело сотрясаясь, прогибалась земля под ее мощной слаженной поступью. Воинство демонов во главе с Раваной поражало роскошью и великолепием, словно сияющая армия бога Весны, с музыкой и ликующими песнями выступающая каждый год навстречу Солнцу. Барабанная дробь, звуки труб, флейт, боевых рогов и горнов сливались в единую величественную мелодию героизма и торжества. У ворот города обезьяны и медведи ринулись в атаку и обрушились на ракшасов с яростью огромных гор, чьи крылья были снесены неведомой волшебной стрелой. Они напали на ракшасов, как слуги бога Смерти. Их главным и самым опасным оружием были когти и зубы. Они швыряли в гущу вражеских полчищ холмы и гигантские деревья. Своим угрожающим львиным рыком: "Победа нашему Повелителю, победа Шри Раме!" - они заставили содрогнуться в смертельном ужасе стойкие и храбрые, как у слонов, сердца ракшасов. Вскоре неистовая схватка превратилась в череду поединков между отдельными героями-недругами. Клич "Победа Раме" перекликался с кличем "Победа Раване". Ракшасы дрались, как посланцы Смерти; многие ванары истекали кровью от страшных ран. Они яростно колотили врага крепкими, как камень, кулаками, раздирали демонов на части острыми клыками, валили солдат Раваны на землю, и под тяжелыми медвежьими лапами хрустели их ребра; они хватали их на бегу и разрывали пополам их тела, душили демонов их собственными выдернутыми из животов потрохами. Равана в смятении наблюдал, как истребляется его армия. Он вздернул к плечу свой лук и обрушил ливень стрел на солдат своего же воинства, пытавшихся спастись бегством с поля боя. Ванары торжествовали, увидев, что Равана, обезумев от гнева, убивает своих сородичей. С пронзительными ликующими воплями они бросились на Равану со всех сторон, нацелив на него толстые стволы деревьев и острые пики. Но Равана, окинув грозным взглядом свое воинство, приказал солдатам сохранять мужество. Отчаянный натиск ракшасов был так силен, что ванары бросились врассыпную, не способные противостоять ему. Они взывали о помощи: "О повелитель! Сугрива! Сугрива, спаси нас, спаси!"
Земля и небо потемнели от ливня стрел, посылаемых Раваной. Ванары в страхе разбегались куда глаза глядят. В лагере воцарился хаос. Лакшмана, оценив создавшуюся ситуацию, подпоясался и вооружился луком и стрелами. Простершись перед Шри Рамой и получив Его благословение, он поднялся и направился на поле битвы.
Лакшмана окликнул Равану и произнес с усмешкой: "Слушай меня, негодяй! Что пользы тебе истреблять обезьян и медведей? Посмотри на меня, стоящего перед тобой, как сама Смерть, как Дух Времени, явившийся положить конец твоему земному пути!" Равана ответил: "О! Ты думаешь, я не знаю тебя? Ты - убийца моего сына! Уже много дней я ищу случая встретиться с тобой. Моя душа обретет покой, если сегодня я наконец уничтожу тебя." Равана яростно взревел, и из его лука одна за другой в Лакшману полетели острые стрелы. Но Лакшмана ловил их с безошибочной ловкостью и разбивал на тысячи мелких осколков; он метнул в Равану огненное копье, и колесница владыки демонов, вспыхнув, разлетелась на куски, навеки сгинув вместе с колесничим. Смертоносные пучки из сотен стрел неслись на Равану из лука Лакшманы, впиваясь в его лицо и грудь, и демон рухнул на землю, лишившись чувств от страшной боли. Вскоре он вновь вскочил и, рассвирепев от гнева, нацелил на Лакшману оружие, обладающее мощной разрушительной силой - копье, дарованное ему самим Брахмой, Первым из богов священной Триады. Сраженный ударом божественного оружия, Лакшмана упал на землю. Увидев это, Хануман бросился на помощь, выкрикивая страшные угрозы Раване. Равана кулаком нанес Хануману сокрушительный удар в грудь. Хануман пошатнулся от боли, но удержался на ногах. Его ответный удар обрушился на Равану с такой мощью и силой, что оглушил демона; теряя сознание, тот успел подумать: "Да отсохнет рука у этого выскочки! Даже в самом нелепом сне не приснится, что кулак простой обезьяны разит, как удар грома."
Между тем, Лакшмана очнулся и вскочил, готовый продолжать схватку. Однако в эту минуту подоспевшие ракшасы взгромоздили бесчувственное тело Раваны на новую колесницу, и возничий, не теряя времени, погнал лошадей к столице Ланки. Очутившись в своем дворце, Равана пришел в себя. Он приказал начать немедленные приготовления к тайному ритуалу Паталахома, обладающему разрушительной силой и обеспечивающему победу над любым врагом. Его разум окончательно помутился! Мог ли кто-нибудь одержать победу в борьбе с Рамой? Лазутчики Вибхишаны, тайно следящие за действиями ракшасов, предупредили Его об опасности, принеся весть о готовящейся Паталахоме. Вибхишана не замедлил явиться перед Рамой и, упав к его ногам, проговорил: "Господин! Равана уже приступил к свершению ритуала, который в свое время пытался сотворить Меганада. Эта церемония также должна быть вовремя прервана и осквернена обезьянами, чтобы Равана не мог добиться успеха, на который рассчитывает. В том случае, если мы не помешаем ему довести Хому до конца, будет чрезвычайно трудно одержать над ним победу."
Вскоре наступил рассвет. Повинуясь приказу Рамы, Ангада и Хануман в сопровождении внушительной толпы обезьян проникли на освященную для ритуала территорию внутри дворца Раваны. Они весело кувыркались и подпрыгивали, кривляясь и дразня Равану. "Эй ты, безбожник, задумавший великую жертву! Ты удрал с поля битвы и, укрывшись в своем логове, чинно восседаешь, предавшись медитации?" Ангада отважился подскочить совсем близко к Раване и пнул его ногой. Равана пребывал в молчании "медитации", необходимой для начала Хомы. Малейшее движение или отвлечение внимания "осквернили" бы его и лишили способности возглавлять "победоносный" ритуал, на плоды которого он возлагал столь большие надежды. Поэтому обезьяны, осмелев, дали себе волю и затеяли громкую возню вокруг Раваны. Они кусали его и дергали за волосы. Терпение Раваны иссякло! Он рассвирепел, вскочил на ноги и, схватив в охапку несколько обезьян, бешено закрутил их над головой с намерением, что есть силы, швырнуть оземь. Однако он не решался сдвинуться с места, страшась ступить за пределы магического круга, чем навлек на себя целый шквал издевательских насмешек.
Равана не снес позора, и между ним и ванарами завязалась буйная потасовка. Ритуальная церемония, задуманная Раваной, была сорвана. Царем демонов овладело отчаяние.
Раме тотчас же сообщили о событиях во дворце Раваны. Все ванары, а пуще всех Вибхишана, были безмерно счастливы, что их план удался. Равана же впал в мрачное уныние оттого, что не смог завершить задуманную Ягу. Однако он твердо решил не сдаваться и несмотря ни на что, продолжить сражение. Как только он покинул дворец, выехав на поле битвы, его обступили зловещие знамения. Коршуны преследовали его, норовя сесть на голову и кидаясь прямо в руки; они сбили с него царскую корону. Равана не желал замечать этих грозных предостережений. Он приказал бить в барабаны и трубить в боевые трубы. Услышав сигнал к бою, сотни тысяч ракшасов выстроились в боевом порядке, и армия двинулась вслед за вождем на смертельную схватку с врагом. Рама надел на пояс колчан со стрелами и взял свой лук. Широкоплечий и длиннорукий. Он стоял посреди ратного поля, являя собой живое воплощение красоты, великолепия и героической мощи. Боги собрались на небесах над его головой, чтобы выразить восторженное поклонение Спасителю человечества от демонических орд. Позади Рамы, собравшись в стройные ряды, замерли, готовые по мановению Его руки ринуться в атаку, несметные полчища ванаров. Как потоки воды, низвергавшиеся на землю в День Всемирного Потопа, захлестнуло обезьянье воинство армию ракшасов, полное решимости стереть противника с лица земли. С оглушительным грохотом низвергались на головы демонов скалы и горные пики. В считанные мгновения были уничтожены боевые слоны, конница и колесницы ракшасов. Тысячи тысяч воинов-демонов падали на землю. Кровь лилась рекой. Равана лишился всей своей армии. Он видел, что остался один посреди моря врагов - обезьян и медведей. Он решился прибегнуть к магическим силам, призывая их расправиться со всеми врагами, кроме Рамы. Но на то не было Воли Рамы! Его Воля была такова, что куда бы ни повернулся Равана, он видел только необъятный океан ванаров во главе с двумя могучими вождями - Рамой и Лакшманой. Равана с ужасом осознал, что его колдовской трюк не удался. Тогда Рама, обратившись к ванарам, произнес сурово и властно: "Вы измучены длительной и жестокой битвой. Теперь вы можете отдохнуть. Будьте свидетелями поединка между Рамой и Раваной."
Как только прозвучали эти слова, Равана, приняв вызов, воинственно взревел и ринулся навстречу Раме. Но Рама улыбнулся и спокойно проговорил: "Остановись, глупец! Прежде выслушай полезный урок, который я намерен тебе преподать. Три типа людей существуют в мире. Первые подобны дереву патали, которое пышно цветет, но не дает плодов. Такие люди предаются пустой болтовне, не прилагая ни малейшего усилия, чтобы их слова обратились в действие. Вторых можно сравнить с банановой пальмой - из их цветков вырастают плоды. Люди такого типа говорят и действуют, следуя на практике истинам, которые провозглашают. Но есть люди, подобные дереву джэк - это дерево вовсе не цветет, но дает обильные плоды. Лучшие из людей не тратят время на пустые слова, хвастовство и проповедь высоких истин; они лишь действуют, не похваляясь и храня молчание. Ты просто болтун. Твоя порочность погубила твой род и доверенное тебе царство."
Но Равана был не в том настроении, чтобы внимать нравоучениям. Он вскричал: "Кто ты такой, что смеешь учить меня?", и из его глотки полился поток грубой брани. Внезапно он прицелился и пустил в Раму целую гроздь тяжелых острых стрел. В ответ Рама выстрелил однойединственной Огненной Стрелой, и все стрелы Раваны, вспыхнув, обратились в горсть пепла. Равана схватился за другое оружие: он метал в Раму миллионы зазубренных дисков и заостренных трехконечных копий. Но надежды существа, чье сердце переполняла злоба, не оправдались. Рама поднял свой несокрушимый лук, и, как неотвратимые посланцы гибели, как крылатые кобры, стремящиеся вонзить в свою жертву ядовитые зубы, понесся прямо к Раване вихрь смертоносных стрел.
Рама заметил, что на месте каждой головы Раваны, отсеченной стрелой, вырастает другая. Даже перед лицом неминуемой смерти Равана не мог расстаться с гордыней; с торжеством безумия он бросал дерзкие вызовы Раме. Зрелище было поистине устрашающим: отрубленные головы катились по земле и хрипели: "Где этот Рама? Где Лакшмана? Где Сугрива?" Головы, оставшиеся на туловище, скрежетали зубами и источали грубые проклятья Вибхишане. Из их глоток раздавался крик: "Как не сгорел ты еще от стыда, ожидая вестей о смерти своего кровного брата, чтобы победно водвориться на его троне? Ты вовсе не герой, а трусливый монах! Ты опозорил весь род! Никто не пожелает смотреть тебе в лицо." Тем временем на месте утраченных голов успели вырасти новые, и Равана, проявляя невиданную отвагу, с бешеной яростью бросился в бой. Лакшмана, Сугрива и Ангада, наблюдая за Раваной, восхищались его доблестью. Наконец Рама решил, что нет смысла продлевать жизнь Раваны. С каждым днем приумножалось зло, наносимое им миру. Нала, Нила и другие герои-ванары забросали Равану валунами и скалами, нанося ему страшные раны. Однако сгустившиеся вечерние сумерки положили конец сражению, отложив на день его развязку.
Той ночью Триджата сидела рядом с Ситой, описывая ей ход поединка между Рамой и Раваной. Она рассказала о том, как на месте отсеченных стрелами Рамы голов вырастают новые. Узнав об этом, Сита побледнела; ею овладели тоска и беспокойство. Триджата удивилась, заметив, как опечалилась Сита. Она сказала: "Ты напрасно тревожишься. Сердце Раваны озарено изнутри светом твоего образа; по этой причине и появляются новые головы." Сита ощутила радость и грусть, услышав эти мудрые слова. Триджата поспешила добавить: "Сита! Не предавайся сомнениям! Конец Раваны неизбежен. Рама одержит победу. Ведь и Рама повторяет твое имя всякий раз, как стрела летит из Его Лука; и в Его сердце всегда пребывает твой образ. Смерть настигнет Равану, когда хоть на единый миг ты исчезнешь из его памяти. Это мгновение и решит его судьбу и совпадет с его последним вздохом."
На следующий день Равана наводнил поле битвы порождениями своего магического искусства. Все пространство кишело его творениями - жуткими призраками, оборотнями, злыми духами, вооруженными луками и стрелами. Духи в образе существ женского пола плясали вокруг, размахивая мечами и разбрызгивая кровь из черепов, как из кувшинов. Они пронзительно визжали: "Хватай!", "Руби!", "Убивай!" В какую бы сторону ни двинулись ванары, им преграждали путь высокие стены из языков пламени. Медведи и обезьяны метались в растерянности. Сверху на них сыпался густой дождь из тяжелого песка. Равана торжествующе ревел, наблюдая смятение врага. Лакшмана, Сугрива и другие вожди чувствовали себя беспомощными и безоружными. Воины страстно взывали к Раме с мольбой о помощи. Раму осаждало множество "Хануманов", сотворенных волшебной силой Раваны; каждый "Хануман" зажимал в руке огромную гору; все они норовили стиснуть Раму петлями своих длинных хвостов! Хвосты росли на глазах и извивались кольцами, достигая длины многих йоджан. Рама, невредимый и недоступный действию темных сил, стоял посреди всеобщей суматохи и кровавой резни, блистая, как раскрывшийся бутон синего цветка. Он знал, что перед ним - лишь бесплотные призраки, мистические творения Раваны. Он смеялся про себя над отчаянными попытками Раваны ввести его в заблуждение. Он выстрелил из лука, и его стрела рассекла волшебную завесу, созданную Раваной. Обезьяны и медведи увидели, как в мгновение ока исчезли чудовища и наводящие ужас призраки, и закричали от радости. Магический театр рассеялся, как туман под лучами Солнца, как только в него попала стрела Рамы. Ванары обрушили на Равану шквал огромных камней. Высоко подпрыгивая, они метали в него копья. Рама вынул из колчана острую стрелу и выстрелил прямо в Равану. Одна из его голов слетела с плеч, но на ее месте тотчас же выросла другая. Это повторялось снова и снова. Рама наблюдал забавное зрелище, и казалось, что оно веселит его. Оно напоминало ему явление, свойственное человеческой природе - жадность, следующую за успехом. Чем больше выигрыш, тем сильнее жадность и страсть умножить его! Он развлекался, воображая, что падающая голова - это выигрыш, а растущая - жадность!
Поединок между Рамой и Раваной был не сравним ни с какой другой схваткой по величайшему напряжению и ярости. Народная мудрость гласит, что океан похож только на океан, а небо похоже только на небо. Эти стихии невозможно описать, используя иные сравнения. Также и битва между Рамой и Раваной не имела себе равных. Она длилась ровно восемнадцать дней. Рама не испытывал ни малейшей усталости от сражения; для него это была только игра, простая забава! До конца четырнадцатилетнего срока изгнания оставалось еще несколько дней, и поэтому Рама мог позволить себе продлить удовольствие игры в войну.
Если Рама определил срок "финала", мог ли Равана отложить его и изменить решение Рамы? Время, отпущенное Раване, близилось к концу, и силы природы, словно сговорясь, являли дурные знамения: завывали собаки, скулили лисы, пронзительно кричали ослы. Голоса всех зверей и птиц слились в сплошной заунывный стон и плач. Огненный град сыпался с неба, и повсюду, внезапно вспыхивая, плясали языки пламени. Гулко и тяжко билось сердце царицы Мандодари. Из глаз идолов, стоящих в домах и храмовых покоях Ланки, ручьями струились слезы. По горам и долинам проносились разрушительные ураганы и смерчи. Боги, пристально следящие за этими предвестниками беды, поняли, что настало время гибели ракшасов; собравшись в небесах над полем битвы, они жаждали стать свидетелями торжества Справедливости и возгласами "Джей! Джей!" приветствовали грядущую победу.
Одним выстрелом Рама выпустил из своего лука тридцать одну стрелу. Они впились в тело Раваны, как разъяренные кобры. Одна из стрел пронзила "чашу с нектаром", таившуюся за пупком Раваны, остальные снесли с плеч все его руки и головы. Упавшие на землю части тела Раваны шевелились и подпрыгивали, извиваясь и дергаясь, словно в кошмарном танце, но вскоре замерли, недвижимые. Равана покинул свою земную оболочку и вознесся на небеса. Стоял четырнадцатый день новолуния месяца Чайтра.
В тот же миг с небес грянула барабанная дробь. Сияющий великолепием дух Раваны слился с Рамой. Ванары застыли, пораженные невиданным зрелищем. Они были восхищены доблестью и героизмом Рамы в битве с Раваной, длившейся восемнадцать дней. В один голос обезьяны воскликнули: "Слава Раме! Слава Раме!" Услышав о смерти Раваны, царица Мандодари без чувств упала на землю. Когда сознание вернулось к ней, она устремилась туда, где лежало мертвое тело Раваны и громко зарыдала. Убитая горем, она оплакивала трагическую судьбу, настигшую ее господина. Она бережно собрала головы Раваны и с благоговением и нежностью принялась восхвалять его былые подвиги. Она вскричала: "О мой повелитель! Ты завоевал и подчинил своей воле все творение! Владыки восьми сторон света падали к твоим ногам, моля о защите! И что принесла тебе эта слава? Какова награда за суровый аскетизм и отречение, которым предавался ты долгие годы? Тебе выпала эта ужасная доля, несмотря на завоеванное тобою могущество. Стоило тебе отвернуться от Рамы, и удар обрушился на тебя! Ты не смог победить низменный зов плоти; тот, кто становится рабом вожделения, не может избежать жестокого наказания, будь он так же всесилен, как сам бог Смерти, Кала. Ослепленный похотью, ты сам навлек на себя этот страшный конец. Непреодолимая страсть привела к тому, что ты пренебрег волей Рамы, и сам стал виновником несчастья, погубившего тебя! Равана! Рама воплотился на земле, чтобы пламенем своего гнева испепелить джунгли, кишащие демонической злобой ракшасов. Как много раз пыталась я внушить тебе эту истину! Но неумолимый рок сделал тебя глухим к моим советам. Я говорила тебе, что Он - не такой человек, как все. Ты упрямо полагался на свою физическую мощь, на свой острый ум, на свои несметные сокровища и на миллионы ракшасов, послушных твоей воле. Не умоляла ли я, обнимая твои ноги, подчиниться Раме, Океану Милосердия и спасти свое царство от уничтожения? Ты с гневом отвергал мои мольбы. Ты все больше погрязал в пороке, причиняя вред другим, и это было то единственное, что доставляло тебе удовольствие. Ты не заботился о благе своих подданных. Тобой завладели греховные помыслы, и ты претворял их в нечестивые деяния! Несмотря на это. Рама удостоил тебя благословения, и твой дух слился с Ним! Какое великое милосердие Он проявил! Ты погиб от Его руки, а лишь немногие заслужили это счастье! Но ведь Рама пришел в этот мир специально для того, чтобы уничтожить тебя! Но прямая дорога к истреблению ракшасов была вымощена самим их владыкой! Это ли величайшее достижение, которое обессмертит твое имя? Это ли высочайшее проявление твоей мощи и способности к защите? Это ли есть конечная цель, к которой ты стремился, предаваясь самоотречению? Рама! Ты ведь совершил это, чтобы доказать, что никому не избежать последствий своих поступков? Ты явил миру высочайший пример действия этого вечного закона. Бедствие, которое навлек на себя Равана, должно послужить нам всем великим уроком." Царица долго и безутешно рыдала над мертвым телом своего господина.
Наделенная мудростью, Мандодари осознала, что Рама - Сам Парабрахман, Вселенский Сверхдух, Абсолют. Боги, глядящие на нее с небесных высот, возликовали, видя, что в столь тяжкую минуту царица не утратила ясности мысли и чувства истины. Вибхишана тоже был тронут жалобными и горькими словами Мандодари. Он понимал, насколько верны ее мысли и чувства. Рама и Лакшмана подошли к Вибхишане, чтобы утешить и успокоить его. Они сказали ему, что пришла пора приступать к погребальным обрядам по случаю гибели брата. Подчиняясь приказу, Вибхишана сотворил ритуал, предписанный Ведами после смерти близкого родственника, в надлежащем месте и строго соблюдая детали церемонии. Мандодари и другие женщины приступили к омовению тела водой, освященной мантрами и кунжутным орехом. Обряд кремации, возглавляемый Вибхишаной, был проведен безупречно, в строгом соответствии с правилами. Ничто не нарушило и не осквернило торжественного хода церемонии. Рама ни на шаг не отходил от Вибхишаны, поддерживая его дух и облегчая горе. Он сказал, что Равана был убит в тот момент, когда сбылись зловещие пророчества, нависшие над ним под тяжестью его собственных грехов, и поэтому нет причин оплакивать его смерть.
Рама призвал к себе Лакшману, Сугриву, Джамбавантху, Ангаду и попросил их проследовать в столицу Ланки вместе с Налой, Нилой и другими вождями для проведения церемонии коронации Вибхишаны. Он велел им отправляться немедленно, так как до истечения срока изгнания, назначенного отцом, остался лишь один день. Но Вибхишана протестующе воззвал к Раме: "Зачем мне нужно это царство? Прошу тебя, удостой меня вечного пребывания у Твоих Лотосных Стоп," - умолял он. "С этого дня Ланка принадлежит тебе; пусть она станет для тебя частью Айодхьи,"- продолжал настаивать на своем Вибхишана. Но Рама не согласился с ним. Он напомнил Вибхишане о законах и принципах управления державой и объявил, что его решение непоколебимо. Тогда Вибхишана взмолился, чтобы сам Рама благословил обряд и своими руками вручил ему царство. Но Рама ответил: "Это невозможно. Я следовал воле отца, выполняя данный ему обет, тринадцать лет, одиннадцать месяцев и двадцать девять дней. Могу ли я нарушить его в самый последний день? Как он того пожелал, я нахожусь в изгнании, а это значит, что я не имею права войти в ворота города или любого другого мирского поселения. И тебе известно это правило." Сказав это, Рама благословил Вибхишану и велел Лакшмане отправляться в столицу, чтобы утвердить на троне Ланки нового правителя. Склонив голову в знак повиновения приказу, Лакшмана, Сугрива, Ангада, Нала, Нила и другие вожди пустились в путь и вскоре достигли царского дворца. Они водрузили корону на голову Вибхишаны и начертали на его лбу особый знак, символизирующий право властвовать. Вибхишана опустился на колени перед сборищем ванаров и, памятуя об их дружеской поддержке и помощи, обещал им достичь истинной цели своей жизни, следуя их примеру и черпая силы в их доброте и участии. "Я буду править этой землей от имени Рамы; я не считаю ее своей. Я уже посвятил всего себя Раме."
Он глубоко страдал, вспоминая о жестокости и беспощадности Раваны и его сыновей к воинству ванаров; но он утешал себя мыслью, что все, что случилось, было лишь игрой Высшей Воли - Рамы. Вскоре вся процессия вернулась к Раме и смиренно простерлась у Его ног.
Рама подозвал Ханумана и сказал ему: "О Хануман, Несравненный герой! Ступай на Ланку и исполни еще одно мое поручение: расскажи Сите обо всем, что случилось, и принеси мне подробные вести о ее самочувствии." Выслушав приказ, Хануман немедленно отправился в столицу Ланки и, найдя Ситу в Ашоковой роще, упал к ее святым стопам. Она тотчас же спросила: "Как Рама? Как Лакшмана? Невредимы ли они и их обезьянье воинство? Скажи мне, счастлив ли и здоров ли Рама - Океан Милосердия?" Хануман отвечал, почтительно сложив руки и склонив голову: "Рама здоров и поистине счастлив. Он убил Равану и назначил Вибхишану постоянным правителем этой земли." Сита была рада услышать весть о победе Рамы и крушении Раваны; ее лицо просияло от счастья; ее сердце затрепетало от восторга, и из глаз брызнули слезы. Она сказала: "О Сильнейший из ванаров! Как отблагодарить мне тебя за то, что ты принес лучшую из вестей? Что может быть драгоценнее тех утешительных слов, которые ты только что произнес?" Хануман ответил: "Мать! Блаженство, которое ты излучаешь, прекрасный цветок твоей радости - вот те бесценные дары, которые не сравнятся с сокровищами трех миров. Разве мог я мечтать о большем? Можно ли желать лучшей награды, чем стать свидетелем победы Рамы, увидеть счастливые лица обоих братьев?" С этими словами он вновь простерся у ног Ситы. Она сказала: "О Достойнейший среди ванаров! Все эти десять месяцев я страдала от боли разлуки с Рамой и не слышала и не знала, что происходит во внешнем мире. Я не ведаю, какой нынче день недели, какая половина месяца - темная или светлая, и какой по счету день наступил! Каков бы ни был этот день, он принес мне самую благую и долгожданную весть; поэтому я нарекаю его Днем Мангалы, что означает день, несущий Мангалу, то есть благодать и веселье. Пусть этот день станет священным, и пусть тебя, достойного хвалы в любой из дней, особо почитают в этот день как Вестника Победы." (То был четверг, но Сита не знала об этом). Хануман упал к ногам Ситы и замер, сложив руки в благоговении.
Тогда Сита взмолилась: "О Хануман! Подари мне счастье встречи с Воплощением Красоты и Милосердия, с моим Господином, Рамой. Ведь ты не забыл, что вся эта война, погубившая столько жизней, вспыхнула ради моего спасения, ради того, чтобы вернуть меня к моему Повелителю? Прошу, забери меня отсюда поскорее, чтобы я могла припасть к Лотосным Стопам Рамы," - жалобно молила Сита голосом, полным тоски и муки. Хануман был не в силах видеть ее страдающей, поэтому он взмыл в небо и одним прыжком очутился рядом с Рамой. Он рассказал ему обо всем, что произошло в Ашоковой роще. Рама повелел Ангаде и Вибхишане возглавить процессию на Ланку, чтобы со всеми почестями доставить к Нему Ситу. Верные слуги Рамы отправились в Ашокавану, где так долго томилась в плену Джанаки. Вибхишана распорядился, чтобы Сита совершила омовения, облачилась в роскошные шелковые одежды и украсила себя драгоценностями. Но Сита отвергла его предложение. Она возразила: "Рама - моя самая драгоценная жемчужина; я не нуждаюсь в иных украшениях. Увидеть Его - то очистительное омовение, которое доставит мне наивысшую радость. Смиренный поклон у Его Ног для меня ценнее, чем дорогие шелка. Я не желаю прикасаться к тому, что находилось во владении Раваны." Вибхишана был потрясен глубиною ее чувства. Он велел служанкам с почтением выполнять все желания Ситы, и они ответили ему, что единственное, чего жаждет Сита - это Даршан своего Господина.
Вскоре слуги принесли паланкин, куда усадили Ситу. Ванары несли его на своих плечах. Скачущие от восторга воины-обезьяны и женщиныракшаси, оставшиеся в живых, столпились вдоль улиц города, приветствуя Ситу. Они вставали на цыпочки, подпрыгивали и вытягивали шеи, стараясь придвинуться поближе, чтобы яснее увидеть ее. Но Сита не поворачивала головы и не глядела по сторонам; она склонила голову, целиком отдавшись одной-единственной мысли - о Раме. Когда паланкин был недалеко от лагеря ванаров, Сита сошла на землю, ибо чувствовала, что должна приблизиться к Господину сама, тихой и смиренной поступью. Медленно двинулась она к Раме, и, когда между ними осталось лишь несколько шагов, стоящие по обе стороны ее пути ванары пали к ее ногам, восклицая: "Джей, джей Сита Рам!" Она была уже совсем рядом с Ним, но в этот момент Рама внезапно объявил, что не может принять ее прежде, чем она пройдет Испытание Огнем!
При этих словах Рамы воцарилась мертвая тишина. Ванары остолбенели от отчаяния, но, не смея возражать Господину, угрюмо разбрелись в разные стороны, чтобы собрать сухие поленья и прутья - топливо, необходимое для поддержания огня во время Огненного Ритуала. Тем самым ванарам, которые с легкостью несли на своих плечах скалы и горы, как до начала войны, так и во время сражения, тяжким грузом казались теперь сухие прутья, ибо сердца их отяжелели от мысли, что Сите предстоит пройти через новую пытку! Конечно, Рама знал, что честь Ситы не может быть запятнана, что она - само воплощение добродетели. О том, что испытание огнем необходимо лишь для того, чтобы весь мир убедился в чистоте Ситы, знали и Вибхишана, и Ангада, и Сугрива. Скрытый же смысл обряда состоял в том, что Шакти, которой на самом деле являлась Сита, заключалась и хранилась в Огне со времени ее ухода из джунглей Дандака. Сита, томящаяся на Ланке, была всего лишь телом; Шакти, или Животворная Сущность, пребывала в Огне, оберегаемая самим Огнем. Теперь Сите предстояло пройти через Огненный Ритуал, чтобы восстать из пламени истинной Ситой - воплощенной Шакти.
Сита с радостью ожидала начала Обряда, который объявит всему миру о ее чистоте и незапятнанной чести. Она была счастлива, наблюдая, как разгорается пламя костра. Лакшмана, однако, не мог пересилить свою скорбь, ибо ему самому было поручено возглавлять церемонию. Сита ласково утешала и вразумляла его: "Лакшмана! В день моей свадьбы брамины разожгли Огонь, чтобы освятить церемонию. Сегодня Огонь даст мне второе рождение и вновь освятит мое бракосочетание с Господином, Рамой. Следи за тем, чтобы огонь пылал ярче - это будет то лучшее, что требуется от тебя." Лакшмана, чье сердце так долго томилось состраданием к горю Ситы во время разлуки и сочувствием ее желанию вновь оказаться рядом с Рамой, не мог сдержать слез. Он был растроган ее приверженностью истине, ее стремлением к справедливости, ее мудрой оценкой ситуации. Он молча плакал, в благоговении сложив руки и опустив голову. У него не было слов, чтобы выразить свои чувства. Не сводя глаз с Рамы, он возводил костер, складывая ветку на ветку; он зажег огонь, и вверх взметнулись языки пламени. Сита ликовала, увидев, как ярко вспыхнул костер. В ее душе не было и следа страха. Она подошла совсем близко к огню и произнесла: "О Принимающий святые дары! Ни мыслью, ни словом, ни действием я ни на шаг не отступала от верности Раме, моему Повелителю. О Великий Очиститель! Ты обитаешь в сердце каждого живого существа. Стань для меня таким же прохладным и освежающим, как сандаловая паста!" Она склонилась перед Рамой и вступила в Огонь. Как Бог Океана Молока породил Лакшми и подвел ее к стопам Бога Вишну, так Бог Огня Агни явился в образе брамина и, держа за руку истинную Ситу, преподнес ее как дар, подведя к стопам Рамы. Стоя по левую руку Рамы, она сияла, как золотая лилия рядом с распустившимся голубым лотосом. Сборище богов, сверху следящее за Ритуалом, выразило свой восторг, затрубив в небесные трубы и забив в барабаны.
Вибхишана поспешил в город и вернулся назад в летающей колеснице Пушпака с одеждами и драгоценностями, достойными богов. Он положил их к ногам Рамы. Рама попросил Вибхишану подняться на колеснице высоко в небо и осыпать народ, живущий на этой земле, дождем ценных даров. Вибхишана сделал так, как было приказано. Ванары жадно хватали все, что попадало им под руку. Им казалось, что драгоценные рубины - это красные сладкие фрукты; пробуя их на зуб и обнаруживая, что это всего лишь камни, они с отвращением отбрасывали их прочь. Рама и Сита веселились от души и добродушно смеялись. Обезьяны и медведи нацепили на себя роскошные одежды, которые им удалось поймать, и, полные признательности, спешили показаться Раме. Облаченные в яркие разноцветные платья, они плясали в экстазе вокруг Рамы и Ситы. Рама, высоко оценивший их самоотверженную помощь, приветливо обратился к ним: "О ванары! Благодаря вашей доблести и отваге я смог одолеть Равану и возвести на престол Ланки Вибхишану. Теперь вы все можете возвращаться домой. Я навсегда останусь с вами. Отныне вам нечего бояться." Одним движением руки, полным милосердия, Рама успокоил их сердца. Он обещал им вечную защиту, заверив их, что у них не будет больше причин для тревоги и никакая беда не коснется их. Ванары были полны благодарности Раме за Его любовь, излившуюся на них так щедро; в их умах воцарились покой и безмятежность; они стояли перед Ним, смиренно сложив руки на груди. "Господин! - говорили они, - Твои слова созвучны Твоему могуществу; они смущают и зачаровывают нас. Мы лишь слабые безвольные создания; Ты - наш Хранитель и Защитник. Ты правишь тремя мирами. Смеет ли муха объявить, что помогла орлу? Может ли крошечный светильник затмить свет Солнца?" Ванары упали к ногам Рамы, и из их глаз хлынули слезы.
Обезьяны и медведи знали, что должны подчиняться приказу Рамы, как бы ни велико было их желание никогда не расставаться с Ним. Они пустились в обратный путь, печальные и счастливые одновременно, лелея в сердцах образ Рамы и обращая к Нему благодарственные молитвы за Его щедрые благословения. Нала, Сугрива, Хануман, Вибхишана и другие вожди не смели давать волю своим чувствам. Они стояли молча, не сводя взоров с лица Рамы, стараясь не поддаваться отчаянию. Оценив глубину их любви и привязанности. Рама усадил их рядом с собою в летающую колесницу Пушпака, ждущую его, чтобы тронуться в путь.http://www.samvel.net/text/spiritual/ramayan.htm
Подземный мир
Рама обнял Вибхишану, Ханумана, Налу, Нилу и других воинов, и они затрепетали от блаженства Божественного Прикосновения; терзающая их боль мгновенно утихла, зажили раны, полученные в бою. Ванары были в восторге, созерцая счастливое лицо Рамы; на них был устремлен Его взгляд, полный сострадания.
В это время Сулочана, жена Меганады, узнала о смерти мужа от своих служанок, прибежавших к ней сообщить трагическую весть. Равана с горечью произнес: "До сих пор я был уверен, что такая несложная задача будет с легкостью выполнена либо Кумбакарной, либо Меганадой. Теперь же мне самому довелось быть свидетелем краха этих доблестных воинов! Мне стыдно, что Меганада пал жертвой стаи обезьян! Разве может зваться героем тот, кто был убит простой обезьяной?" Равана пытался успокоить Сулочану. "Досточтимая мать! Не горюй так сильно! Я не из числа таких "героев". Не пройдет и часа, как я принесу тебе утешение. Я сверну шеи тем, кто погубил твоего мужа и положу к твоим ногам их головы. Я сделаю это, не сомневайся!" Так, предавшись бредовым мечтам, восхвалял себя Равана перед Сулочаной. Вся его сущность была сожжена пламенем гнева, и он не помнил себя от ярости.
Слушая его слова, мудрая и добродетельная Сулочана ответила ему:
"О Десятиголовый! Неужели в твоем сердце еще теплится надежда на победу? Ты глубоко погряз во мраке иллюзии. Я так долго таила в себе обиду и разочарование, ибо знала, что было бы неправильным противоречить отцу своего супруга, к тому же мне казалось, что переубедить тебя в данном случае невозможно. Твой гнев - основная причина уничтожения всего рода ракшасов на этом острове. Позволь же сейчас сказать тебе правду - тебе не удастся выиграть эту войну. Это истина, это неоспоримая истина!" Сулочана поднялась и, горько рыдая, направилась в покои Мандодари, царицы, матери Меганады. Она пала к ногам свекрови и произнесла: "Только твой муж и никто другой виновен в постигшем меня несчастье. Но знай, что и тебя ожидает подобная участь, и не пройдет и нескольких дней, как беда обрушится на тебя." Эти беспощадные и резкие слова были исторгнуты из ее израненного сердца. Мандодари испытывала мучительную боль от неотвязных раздумий о порочных помыслах своего мужа; она заплакала, осознавая жестокую правду слов Сулочаны. Обе женщины долго сидели молча, а позже заговорили о Раме, восхищаясь его достоинствами и великолепием, а также о терпении и целомудрии Ситы. Они говорили друг другу, что если бы им выпало счастье хоть раз взглянуть на это Божественное существо, им не пришлось бы жалеть о напрасно прожитой жизни.
Равана не мог оставаться спокойным, видя, как страдает его невестка, овдовевшая Сулочана. Ее слова, как железные шипы, впивались в его сердце. А горе от потери столь прекрасного, доблестного и любящего сына было так тяжко, что он упал на пол и стал в отчаянии биться об него головой. Поднявшись, он излил свою тоску перед статуей Шивы в своем излюбленном храме. Там и нашли его министры и придворные. Они сказали ему: "О царь! Почему предаешься ты напрасной скорби? Жены, сыновья и другие "близкие" - все те, на кого мы щедро расточаем свою любовь - лишь вспышки молний, на миг озаряющих темную тучу; их сияние мимолетно. Жизнь - лишь искра, гаснущая на глазах. Тебе, обладающему глубоким знанием этих истин, не пристало погрязать в невежестве и оплакивать утраты. Сейчас мы должны думать только о будущем! Нам необходим срочный план, каким образом одолеть врага, подступившего к нашим дверям." Министры хотели облегчить страдание Раваны и долго утешали и вразумляли его, напоминая о неотложности их задачи. В конце концов Равана молитвенно сложил все свои двадцать рук и, упав к ногам Шивы, воззвал к нему в смиренной и преданной молитве.
В то время, как все эти события разворачивались в мире надземном, Ахиравана, обитатель иного, подземного мира, почувствовал, что Равана охвачен великой скорбью. Он подумал: "Как могло такое случиться? Он правил миром и властвовал над всеми живущими! Никто не мог победить его." Ахиравана поклонялся одной-единственной богине - Деви Камаде. Он тотчас же погрузился в медитацию на образе богини, и она поведала своему почитателю о местонахождении Раваны. Поэтому Ахиравана не замедлил явиться перед Раваной прямо в храме Шивы. Он упал на колени, назвав при этом свое имя. Ахиравана был не кто иной, как один из сыновей Раваны. Он осведомился о причине, вызвавшей столь сильные душевные страдания Раваны. Равана поведал сыну обо всем, что случилось с той поры, как братья наказали Шурпанакху, отрубив ей нос и уши. Ахиравана сильно огорчился, выслушав всю повесть от начала до конца. Он сказал: "Каждое существо в этом мире преклоняется перед праведниками, идущими путем истины. Но в сердце каждого, кто сворачивает с этого пути и погрязает в бесчестии, вселяется страх. Вместо того, чтобы мудрым взглядом охватить прошлое и будущее и дать реальную оценку настоящему, ты ввязался в эту глупую и губительную войну. В результате ты почти полностью истребил свой клан и свою династию. Ты не знаешь, какой героизм и какая мощь таятся, до поры скрытые, в "человеке"! Ты отнесся к величайшему среди них, как к ничтожнейшему из ничтожных. Несмотря на все это, слушай, что я скажу тебе. Я захвачу в плен Раму и Лакшману и заберу их с собой в подземное царство. Я принесу их в жертву моей богине Камаде Деви. Таким образом весь род ракшасов обретет невиданную славу." С этими словами он простерся у ног Раваны и, воздав ритуальные почести Камаде Деви, направился к лагерю Рамы. Используя сверхъестественные силы, он призвал Духа Тьмы, который густым черным покрывалом окутал ванаров. Повсюду царил непроглядный мрак, черный, как деготь, и никто не видел своей собственной протянутой руки! Однако бдительность обезьян обострилась с такой исключительной силой, что сама Смерть не рискнула бы заглянуть в лагерь! Хануман, главный защитник ванаров, удлинил свой хвост до таких размеров, что он множество раз обвился вокруг лагеря, пока его кольца, ложащиеся одно на другое, не образовали высокую стену, крепкую и толстую, как гора. Сам Хануман, завершив свой труд, уселся на страже единственных оставшихся ворот, закрывая своим телом вход в неприступную крепость.
Ахиравана содрогнулся от ужаса, приблизившись к этой мощной живой преграде. От растерянности он не мог измыслить никакого плана для преодоления этого препятствия. Внезапно его осенила идея, и он изменил свой облик, превратившись в точную копию Вибхишаны. Подойдя к "воротам", он окликнул Ханумана: "Друг мой, я должен предстать перед Рамой. С Его позволения я отлучился из лагеря, чтобы сотворить вечерние молитвы и ритуалы. Я только что завершил обряд на берегу и, если вернусь с опозданием, навлеку на себя грех неповиновения Его Воле. Поэтому, позволь мне войти в лагерь." Хануман не заподозрил обмана и поверил словам "Вибхишаны", которого воочию видел перед собой. Он разрешил ему войти в ворота лагеря. Ахиравана заметил Налу и Сугриву, крепко спящих после изнурительного дневного сражения. Рама, как ему показалось, был также погружен в глубокий сон; Его рука сжимала руку лежащего рядом Лакшманы. На самом деле Рама наблюдал за крадущимся к нему лже-Вибхишаной. Он воплотился на земле, взяв на себя человеческую роль в задуманной им Драме, с единственной целью - уничтожить все племя ракшасов и искоренить зло, посеянное ими в мире. Его задача была бы выполнена не до конца, если хоть один потомок Раваны остался бы живым в любом из трех миров и продолжал плодить себе подобных. Поэтому он искусно играл свою роль, делая вид, что не подозревает о коварном замысле Ахираваны. Простым людям не дано узреть Божественных Путей! Только Он один знает, где, когда и каким образом суждено погибнуть тому или иному существу. Он ведет свою игру по своим, неведомым другим, законам.
Ракшаса прочитал Мохана Мантру, и под ее воздействием героиванары впали в бессознательное состояние, и их сон стал еще более глубок и беспробуден. Тогда Ахиравана связал Раму и Лакшману и уволок их в подземную бездну, в иной мир, называемый Патала.
Через некоторое время ванары проснулись и до смерти перепугались, обнаружив, что ни Рамы, ни Лакшманы нет среди них. Место, где они так долго спали, превратилось в огромную черную яму. Весь лагерь вскоре наполнился горестными криками и стенаниями. Ванары чувствовали себя такими же несчастными и обездоленными, как цветущий лотос, выдернутый из воды. Они беспомощно сновали повсюду, пытаясь найти братьев; стаи обезьян метались по берегу моря; другие обшаривали все тайные закоулки лагеря. Никто не обнаружил никаких следов. Ванары утратили надежду и мужество, на смену которым пришли скорбь и отчаяние. "Все могучие вожди демонов уже уничтожены! Один лишь Равана остался в живых; казалось, что дни его сочтены. И в этот час, столь близкий к победе, нас постигло несчастье!" Так ванары оплакивали свою судьбу. Сам Сугрива, царь ванаров, упал на землю, лишившись чувств. Вибхишана ничего не слышал о происшедшем. В еще непросохших после утренних ритуалов и омовений одеждах он возвращался с берега моря. Ванары бросились ему навстречу, спеша сообщить о том, что Рама и Лакшмана исчезли из лагеря. Эта страшная весть лишь на мгновение поразила Вибхишану; поскольку ему были хорошо знакомы все трюки и уловки ракшасов, доступные им с помощью подвластных им потусторонних сил, он сразу сделал правильные выводы. "Не тревожьтесь," - сказал он ванарам и предложил им всем вернуться в лагерь. Его слова немного успокоили растерявшихся обезьян. Когда у ворот он заговорил с Хануманом, тот был сильно удивлен и озадачен. Хануман воскликнул: "Ты уже проходил через эти ворота несколько часов назад; ты сам просил меня впустить тебя."
Теперь у Вибхишаны не осталось никаких сомнений. В его уме сложилась ясная картина случившегося. Он обратился к ванарам: "Ванары! У нас нет причин для тревоги. Ахиравана, сын Раваны, - мастер в подобных темных кознях. Он обитает в Патале - подземном мире. Судя по тому, как глубока эта яма, я уверен, что именно он похитил Раму и Лакшману и унес их в свои подземные владения. Я не сомневаюсь в этом еще и потому, что никто, кроме него, не способен принять мой облик. Не отчаивайтесь! Нужно срочно решить, кто из нас обладает достаточной силой, чтобы проникнуть в глубокие подземные недра." Вибхишана огляделся и, увидев Ханумана, сказал: "Хануман! Твоя физическая мощь и острый ум известны всему миру. Немедленно отправляйся в Паталу и освободи Раму и Лакшману, эти Океаны Милосердия." Вибхишана указал Хануману путь, ведущий в Паталу, где находилась обитель Ахираваны. Сугрива, Ангада и Джамбавантха сжали Ханумана в объятиях, проливая слезы радости. Хануман уже собрался в дорогу, испросив позволения у своего повелителя, Сугривы. Перед уходом он сказал ванарам: "Не бойтесь. Не тревожьтесь ни о чем. Кто бы он ни был, я уничтожу его, даже если потребуется отдать свою жизнь. Очень скоро я буду стоять перед вами вместе с Рамой и Лакшманой. Не сомневайтесь в этом." С этими словами и с возгласом: "Джей Рама! Джей Рама!" Хануман скрылся. Достигнув пределов царства Паталы, он присел под деревом немного отдохнуть. До него донеслось громкое чириканье двух птиц, сидящих на ветке. Хануман понимал язык птиц, поэтому он навострил уши, чтобы узнать, о чем они толкуют. "Подружка, - говорила одна из них, - Ахиравана привел сегодня с собою двух братьев. Раму и Лакшману, и уже сделал все необходимые приготовления, чтобы принести их в жертву богине Камаде. После завершения обряда он выбросит прочь священные тела, и мы сможем насладиться их вкусом, устроив настоящий пир! Этот день станет для нас незабываемым праздником!" Хануман резко вскочил со своего места; он зашипел от ярости, как кобра, которую дернули за хвост, и метнулся вперед, как вспыхнувшее пламя. "Увы! - стенал и сокрушался Хануман,- я боюсь, что с моим Повелителем уже случилось непоправимое!"
В мгновение ока он очутился у стен города Ахираваны; на страже ворот стоял Макарадваджа, которого Хануману предстояло одолеть в поединке. Но охранник также был обезьяной, и Хануман завел с ним беседу, расспрашивая о его собственной судьбе и истории рода; ему удалось войти в доверие к сородичу и получить от него тайные сведения о Раме и Лакшмане и их участи. Он узнал от Макарадваджи, что на рассвете братьев должны отвести в храм богини Камады для совершения человеческого жертвоприношения.
Хануман спросил Макарадваджу, обезьяну, стерегущую Паталу, в каком месте держит братьев беспощадный владыка подземного мира. И на этот вопрос он получил подробный ответ. Однако Макарадваджа явно не собирался впускать Ханумана внутрь города, ибо был обязан подчиняться хозяину, сохранять ему верность и блюсти его интересы. "Через какие бы испытания мне ни пришлось пройти, я не позволю тебе проникнуть в город, - заявил Макарадваджа.- Если я сделаю для тебя исключение как для представителя обезьяньего племени, то тем самым запятнаю весь свой род, и о нем пойдет дурная слава как о неблагодарных и недостойных доверия существах. Мой господин, Ахиравана, так же почитаем мною, как почитаем тобою твой Господин, Рама. Поэтому, какую бы симпатию я ни чувствовал к тебе, я останусь тверд и непоколебим; я обязан исполнять свой долг и следовать приказам своего хозяина. Ты сможешь войти внутрь только в том случае, если одолеешь меня в честном поединке." Так заявил Макарадваджа, бросая вызов Хануману. Хануман оценил его чувства и верность долгу. Ему понравилось, что Макарадваджа придерживается безупречной линии поведения. Он принял его вызов и вступил в поединок со стражем подземного мира. Некоторое время они свирепо боролись друг с другом, после чего Хануман почувствовал, что дальнейшее промедление недопустимо; поэтому, крепко стиснув хвостом тело Макарадваджы, он отбросил его далеко прочь, после чего беспрепятственно вошел в город. Он заметил садовника, несущего огромную гирлянду прекрасных ароматных цветов. Решив, что более удобного случая достичь желаемого места ему не представится, он принял форму молекулы и проник внутрь гирлянды. От этого гирлянда ничуть не стала тяжелее, она осталась такой же легкой, как прежде. Садовник не подозревал о том, что произошло. Для него ничего не изменилось. Он преподнес гирлянду самому Ахираване. Ракшаса осторожно взял ее обеими руками и повесил на шею статуи Камады, стоящей в храме. Он также предложил богине множество изысканных угощений в качестве освященной пищи. Сидя в своем надежном укрытии среди душистых цветов, Хануман незаметно съедал все угощения по мере того, как они подносились богине. Ракшасы видели, как пища исчезает у них на глазах, и были в восторге от того, что богиня снизошла до их даров и оценила их преданность. Ахиравана сиял от счастья, так как был уверен, что его молитвы наконец услышаны и сокровенные желания осуществились.
В эту минуту в храм ввели Раму и Лакшману, разукрашенных по всем правилам, каких требуют жертвоприношение животных. Могучие воины-ракшасы крепко держали их за руки с обеих сторон. Хануман видел, как братьев поставили рядом с жертвенным алтарем. Притаившись внутри гирлянды, он клялся в вечной верности Раме и не переставая превозносил в душе своего Господина. Стражи подтолкнули братьев прямо к идолу и приставили к их шеям острые мечи. Ахиравана провозгласил, что жертвоприношение жизней двух братьев должно произойти сразу же после того, как вспыхнет священный огонь, и велел жрецам приготовиться выполнить свою задачу, не допустив и секунды промедления. Рама и Лакшмана, Божественные существа, играющие человеческие роли, уже знали о том, что подношения Ахираваны, предназначенные Божеству, были съедены Хануманом, и эта забавная новость побудила их относиться ко всем грядущим событиям как к веселой игре. Видя их безмятежные и улыбающиеся лица, Ахиравана страшно рассвирепел. Однако, сдержав свой гнев, он сказал: "Что ж, я не против того, что вы так радуетесь тем нескольким оставшимся мгновениям жизни, которые вам дарованы; веселитесь, пока вы на это способны. Чуть позже вы сможете посмеяться вволю в царстве Ямы, бога мертвых." Безо всякого стеснения он продолжал расписывать грозящие им ужасы, стараясь запугать и ранить их резкими и жестокими словами. Тут поднялся один из жрецов и, выразив почтение повелителю, напомнил ему, что предписанные правила требуют, чтобы жертвам, по их желанию, разрешили помолиться охраняющему их Божеству и испросить покоя после смерти. Вождь ракшасов поднялся с трона и провозгласил: "Принцы! Если у вас есть высшие покровители, самое время выразить им свое почтение и признательность, ибо истекают последние минуты вашей жизни." При этих словах Рама и Лакшмана лишь вновь улыбнулись друг другу, переглянувшись.
Внезапно Хануман издал оглушительный рев! Услышав его, ракшасы вообразили, что таким образом их богиня проявляет себя, выражая нетерпение и гнев. Хануман выпрыгнул из гирлянды, мгновенно приняв свой устрашающий воинственный облик, выхватил меч из рук статуи богини, повалил Ахиравану на землю и, нанося мощные удары, рассек его тело на мелкие куски. Но тело Ахираваны обладало твердостью алмаза и было наделено таинственной силой восстановления, позволяющей соединяться воедино всем его частям, отделенным друг от друга. В конце концов Хануман, сосредоточив все свои помыслы на Раме и громко выкрикнув "Джей, Рама", схватил одной рукой голову демона, а другой, держащей меч, снес ее с плеч долой. Прежде, чем две части успели соединиться, он швырнул голову в пылающий огонь жертвенного алтаря, воздвигнутого перед идолом.
В этот момент Макарадвадже, стражу-обезьяне, удалось добраться до храма богини. Увидев его, Хануман сдернул золотую корону с горящей головы Ахираваны и, водрузив ее на голову Макарадваджи, провозгласил его Правителем Паталы, наказав при этом быть благодарным братьям и навеки стать их верным и преданным слугой. Затем он посадил Раму и Лакшману себе на плечи, и, оттолкнувшись от земли, выпрыгнул из недр Паталы, приземлившись среди густой толпы миллионов ванаров. Обезьяны высмотрели все глаза, страстно ожидая их появления. Вибхишана и другие вожди не могли скрыть ликования и радости, увидев братьев целыми и невредимыми. Они упали к ногам Рамы и Лакшманы; они сжимали в объятьях Ханумана и проливали слезы благодарности. Ванары превозносили доблесть Ханумана, распевая в его честь хвалебные гимны. Они качали его и подбрасывали в воздух, гладили и ласкали, потчевали сластями. Они окружили его, изливая на него свою любовь. Вибхишана, встав перед Рамой, сказал: "Господин! Что могу я знать о твоей Лиле, о твоей чудесной игре? Лишь ты один можешь раскрыть нам смысл своих действий и поступков. Ты принял решение истребить всех демонов, даже тех, кто населяет иной, подземный мир. Я знаю, что только что разыгранный акт Драмы ведет к исполнению твоего замысла."
Равана получил известие, что Хануман освободил Раму и Лакшману, вернув их из царства Ахираваны. Он услышал также трагическую весть о смерти сына. В глазах у него потемнело, и он рухнул на землю. Царь громко стонал и рыдал, оплакивая свои потери, слезы потоками лились у него из глаз. Царица Мандодари подошла к нему и, пытаясь облегчить страдания мужа, утешала и успокаивала его от всего сердца. Но он не желал слушать ее слова; от ее нежных и заботливых уговоров он приходил в еще большую ярость. Равана собрал остатки мужества и неожиданно вскочил, завидев одного из министров, появившегося на пороге. Вошедшего звали Синдхураната; он был уважаемым старцем, прожившим долгую жизнь. Он обладал большой мудростью и был близок и дружен с Вибхишаной в те времена, когда тот жил на Ланке. Синдхураната пытался напомнить Раване о законах морали и добродетели, говорил о бренности тела и всего сущего. Но Равана не пожелал слушать и его слова: они внушали ему явное отвращение. Старый министр был огорчен, увидев, в каком состоянии находится Равана. Он подумал с грустью: "Когда нас постигает беда, разум искажается и приходит в упадок. Равана мчится навстречу гибели и поэтому даже полезный совет принимает за горький упрек." Понимая эти очевидные истины, мудрый старец, полный сострадания, не оставил своих попыток вразумить Равану добрыми и приветливыми словами.
Равана же предавался тяжким думам: "Погиб весь мой род, уничтожены все мои сыновья и братья; никого не осталось в живых." Тогда Синдхураната напомнил ему: "Почему ты говоришь так? У тебя есть еще один сын, Нарантака, и он возглавляет воинство из семидесяти двух кроров ракшасов. Обратись к нему за помощью; немедленно пошли к нему гонца. Он сокрушит врага, не сомневайся в этом." Равана почувствовал облегчение от этих слов. Он послал гонца Дхумакету, повелев ему привести с собою умного и хитрого Нарантаку. Посланец описал сыну Раваны все страшные бедствия, обрушившиеся на Ланку, а также передал просьбу отца о немедленной помощи. Нарантака выступил в поход, ведя за собою несметное воинство и, достигнув поля боя, ринулся в атаку на ванаров. Хануман заметил врага еще издали и выступил вперед, чтобы сразиться с ним. Увидев Ханумана, принявшего свой самый устрашающий облик, Нарантака содрогнулся от ужаса. Он спросил Дхумакету, как зовут этого грозного воина, и получил ответ, что это Хануман, непобедимый герой, убивший всех остальных братьев. Услышав это, Нарантака рассвирепел и, нацелив на Ханумана свой лук, выпустил прямо в него целый вихрь стрел; но Хануман ловил каждую стрелу рукой и ломал на куски. Одним прыжком он очутился рядом с Нарантакой и нанес ему своим стиснутым кулаком один-единственный удар в грудь, от чего тот повалился наземь. Хануман, подняв демона над головой и закрутив с бешеной скоростью, забросил его в глубокие недра Подземного царства, называемого Расатала. Миллионы воинов ракшасов исчезли в волнах океана. Хануман разбил вдребезги все боевые колесницы армии Нарантаки, и вместе с колесничими они навеки исчезли с лица земли.
Глава 28
Головы - с плеч долой
Когда Равана услышал о поражении Нарантаки, он вскричал: "Кто мог подумать, что так закончится эта война? Кто мог предположить, что она обернется столь разрушительной трагедией?" Известие о смерти Нарантаки породило леденящий ужас среди всего населения Ланки. Мудрые и просвещенные мужи явились к Раване, отцу, лишившемуся всех своих сыновей, стремясь принести ему утешение и успокоить его ум.
Но все их усилия были лишь напрасной тратой времени; разумные и добрые слова не проникали ни в одну из голов Раваны. Когда он очнулся от приступа скорби, до его ушей донеслись жалобные стоны жены Нарантаки, но эти звуки еще больше распалили его злобу. Пламя ярости и жажды мести пожирало царя демонов изнутри, уничтожая его природу. Равана не заметил, как пролетела ночь и наступил рассвет. Полчища ванаров, как всегда, подступили ко всем четырем воротам города и приготовились к штурму. Тогда Равана собрал оставшихся воиновракшасов и обратился к ним с такими словами: "Солдаты-ракшасы! Тем из вас, кто уже дрожит от страха перед грядущим сражением, лучше сейчас покинуть боевой строй. Знайте, что если вы в панике побежите с поля боя, когда битва уже начнется, я уничтожу вас собственными руками." Равана угрожал своим воинам, понимая, что они будут биться до конца. Он приказал запрячь для себя самую быструю колесницу. Он велел музыкантам ударить в барабаны и затрубить в боевые трубы; как горные пики, зловеще-темные в сумрачном свете, грозными рядами выступили ракшасы навстречу врагу. Их неотступно преследовали дурные знамения, но Равана, упрямо полагаясь на свою физическую мощь, не обращал на них внимания. Само собою выскальзывало оружие, крепко зажатое в его руках; колесничий Раваны, взбираясь на сиденье, споткнулся и упал, не удержавшись на ногах. Жалобно заржали кони и горестно затрубили боевые слоны. Со всех сторон слышался заунывный вой собак и лисиц; глухо кричали и ухали совы, словно оповещая о злой судьбе, нависшей над Ланкой.
Армия ракшасов - конница, пехота и боевые слоны - маршировала по улицам города навстречу врагу, подступившему к его стенам. Тяжело сотрясаясь, прогибалась земля под ее мощной слаженной поступью. Воинство демонов во главе с Раваной поражало роскошью и великолепием, словно сияющая армия бога Весны, с музыкой и ликующими песнями выступающая каждый год навстречу Солнцу. Барабанная дробь, звуки труб, флейт, боевых рогов и горнов сливались в единую величественную мелодию героизма и торжества. У ворот города обезьяны и медведи ринулись в атаку и обрушились на ракшасов с яростью огромных гор, чьи крылья были снесены неведомой волшебной стрелой. Они напали на ракшасов, как слуги бога Смерти. Их главным и самым опасным оружием были когти и зубы. Они швыряли в гущу вражеских полчищ холмы и гигантские деревья. Своим угрожающим львиным рыком: "Победа нашему Повелителю, победа Шри Раме!" - они заставили содрогнуться в смертельном ужасе стойкие и храбрые, как у слонов, сердца ракшасов. Вскоре неистовая схватка превратилась в череду поединков между отдельными героями-недругами. Клич "Победа Раме" перекликался с кличем "Победа Раване". Ракшасы дрались, как посланцы Смерти; многие ванары истекали кровью от страшных ран. Они яростно колотили врага крепкими, как камень, кулаками, раздирали демонов на части острыми клыками, валили солдат Раваны на землю, и под тяжелыми медвежьими лапами хрустели их ребра; они хватали их на бегу и разрывали пополам их тела, душили демонов их собственными выдернутыми из животов потрохами. Равана в смятении наблюдал, как истребляется его армия. Он вздернул к плечу свой лук и обрушил ливень стрел на солдат своего же воинства, пытавшихся спастись бегством с поля боя. Ванары торжествовали, увидев, что Равана, обезумев от гнева, убивает своих сородичей. С пронзительными ликующими воплями они бросились на Равану со всех сторон, нацелив на него толстые стволы деревьев и острые пики. Но Равана, окинув грозным взглядом свое воинство, приказал солдатам сохранять мужество. Отчаянный натиск ракшасов был так силен, что ванары бросились врассыпную, не способные противостоять ему. Они взывали о помощи: "О повелитель! Сугрива! Сугрива, спаси нас, спаси!"
Земля и небо потемнели от ливня стрел, посылаемых Раваной. Ванары в страхе разбегались куда глаза глядят. В лагере воцарился хаос. Лакшмана, оценив создавшуюся ситуацию, подпоясался и вооружился луком и стрелами. Простершись перед Шри Рамой и получив Его благословение, он поднялся и направился на поле битвы.
Лакшмана окликнул Равану и произнес с усмешкой: "Слушай меня, негодяй! Что пользы тебе истреблять обезьян и медведей? Посмотри на меня, стоящего перед тобой, как сама Смерть, как Дух Времени, явившийся положить конец твоему земному пути!" Равана ответил: "О! Ты думаешь, я не знаю тебя? Ты - убийца моего сына! Уже много дней я ищу случая встретиться с тобой. Моя душа обретет покой, если сегодня я наконец уничтожу тебя." Равана яростно взревел, и из его лука одна за другой в Лакшману полетели острые стрелы. Но Лакшмана ловил их с безошибочной ловкостью и разбивал на тысячи мелких осколков; он метнул в Равану огненное копье, и колесница владыки демонов, вспыхнув, разлетелась на куски, навеки сгинув вместе с колесничим. Смертоносные пучки из сотен стрел неслись на Равану из лука Лакшманы, впиваясь в его лицо и грудь, и демон рухнул на землю, лишившись чувств от страшной боли. Вскоре он вновь вскочил и, рассвирепев от гнева, нацелил на Лакшману оружие, обладающее мощной разрушительной силой - копье, дарованное ему самим Брахмой, Первым из богов священной Триады. Сраженный ударом божественного оружия, Лакшмана упал на землю. Увидев это, Хануман бросился на помощь, выкрикивая страшные угрозы Раване. Равана кулаком нанес Хануману сокрушительный удар в грудь. Хануман пошатнулся от боли, но удержался на ногах. Его ответный удар обрушился на Равану с такой мощью и силой, что оглушил демона; теряя сознание, тот успел подумать: "Да отсохнет рука у этого выскочки! Даже в самом нелепом сне не приснится, что кулак простой обезьяны разит, как удар грома."
Между тем, Лакшмана очнулся и вскочил, готовый продолжать схватку. Однако в эту минуту подоспевшие ракшасы взгромоздили бесчувственное тело Раваны на новую колесницу, и возничий, не теряя времени, погнал лошадей к столице Ланки. Очутившись в своем дворце, Равана пришел в себя. Он приказал начать немедленные приготовления к тайному ритуалу Паталахома, обладающему разрушительной силой и обеспечивающему победу над любым врагом. Его разум окончательно помутился! Мог ли кто-нибудь одержать победу в борьбе с Рамой? Лазутчики Вибхишаны, тайно следящие за действиями ракшасов, предупредили Его об опасности, принеся весть о готовящейся Паталахоме. Вибхишана не замедлил явиться перед Рамой и, упав к его ногам, проговорил: "Господин! Равана уже приступил к свершению ритуала, который в свое время пытался сотворить Меганада. Эта церемония также должна быть вовремя прервана и осквернена обезьянами, чтобы Равана не мог добиться успеха, на который рассчитывает. В том случае, если мы не помешаем ему довести Хому до конца, будет чрезвычайно трудно одержать над ним победу."
Вскоре наступил рассвет. Повинуясь приказу Рамы, Ангада и Хануман в сопровождении внушительной толпы обезьян проникли на освященную для ритуала территорию внутри дворца Раваны. Они весело кувыркались и подпрыгивали, кривляясь и дразня Равану. "Эй ты, безбожник, задумавший великую жертву! Ты удрал с поля битвы и, укрывшись в своем логове, чинно восседаешь, предавшись медитации?" Ангада отважился подскочить совсем близко к Раване и пнул его ногой. Равана пребывал в молчании "медитации", необходимой для начала Хомы. Малейшее движение или отвлечение внимания "осквернили" бы его и лишили способности возглавлять "победоносный" ритуал, на плоды которого он возлагал столь большие надежды. Поэтому обезьяны, осмелев, дали себе волю и затеяли громкую возню вокруг Раваны. Они кусали его и дергали за волосы. Терпение Раваны иссякло! Он рассвирепел, вскочил на ноги и, схватив в охапку несколько обезьян, бешено закрутил их над головой с намерением, что есть силы, швырнуть оземь. Однако он не решался сдвинуться с места, страшась ступить за пределы магического круга, чем навлек на себя целый шквал издевательских насмешек.
Равана не снес позора, и между ним и ванарами завязалась буйная потасовка. Ритуальная церемония, задуманная Раваной, была сорвана. Царем демонов овладело отчаяние.
Раме тотчас же сообщили о событиях во дворце Раваны. Все ванары, а пуще всех Вибхишана, были безмерно счастливы, что их план удался. Равана же впал в мрачное уныние оттого, что не смог завершить задуманную Ягу. Однако он твердо решил не сдаваться и несмотря ни на что, продолжить сражение. Как только он покинул дворец, выехав на поле битвы, его обступили зловещие знамения. Коршуны преследовали его, норовя сесть на голову и кидаясь прямо в руки; они сбили с него царскую корону. Равана не желал замечать этих грозных предостережений. Он приказал бить в барабаны и трубить в боевые трубы. Услышав сигнал к бою, сотни тысяч ракшасов выстроились в боевом порядке, и армия двинулась вслед за вождем на смертельную схватку с врагом. Рама надел на пояс колчан со стрелами и взял свой лук. Широкоплечий и длиннорукий. Он стоял посреди ратного поля, являя собой живое воплощение красоты, великолепия и героической мощи. Боги собрались на небесах над его головой, чтобы выразить восторженное поклонение Спасителю человечества от демонических орд. Позади Рамы, собравшись в стройные ряды, замерли, готовые по мановению Его руки ринуться в атаку, несметные полчища ванаров. Как потоки воды, низвергавшиеся на землю в День Всемирного Потопа, захлестнуло обезьянье воинство армию ракшасов, полное решимости стереть противника с лица земли. С оглушительным грохотом низвергались на головы демонов скалы и горные пики. В считанные мгновения были уничтожены боевые слоны, конница и колесницы ракшасов. Тысячи тысяч воинов-демонов падали на землю. Кровь лилась рекой. Равана лишился всей своей армии. Он видел, что остался один посреди моря врагов - обезьян и медведей. Он решился прибегнуть к магическим силам, призывая их расправиться со всеми врагами, кроме Рамы. Но на то не было Воли Рамы! Его Воля была такова, что куда бы ни повернулся Равана, он видел только необъятный океан ванаров во главе с двумя могучими вождями - Рамой и Лакшманой. Равана с ужасом осознал, что его колдовской трюк не удался. Тогда Рама, обратившись к ванарам, произнес сурово и властно: "Вы измучены длительной и жестокой битвой. Теперь вы можете отдохнуть. Будьте свидетелями поединка между Рамой и Раваной."
Как только прозвучали эти слова, Равана, приняв вызов, воинственно взревел и ринулся навстречу Раме. Но Рама улыбнулся и спокойно проговорил: "Остановись, глупец! Прежде выслушай полезный урок, который я намерен тебе преподать. Три типа людей существуют в мире. Первые подобны дереву патали, которое пышно цветет, но не дает плодов. Такие люди предаются пустой болтовне, не прилагая ни малейшего усилия, чтобы их слова обратились в действие. Вторых можно сравнить с банановой пальмой - из их цветков вырастают плоды. Люди такого типа говорят и действуют, следуя на практике истинам, которые провозглашают. Но есть люди, подобные дереву джэк - это дерево вовсе не цветет, но дает обильные плоды. Лучшие из людей не тратят время на пустые слова, хвастовство и проповедь высоких истин; они лишь действуют, не похваляясь и храня молчание. Ты просто болтун. Твоя порочность погубила твой род и доверенное тебе царство."
Но Равана был не в том настроении, чтобы внимать нравоучениям. Он вскричал: "Кто ты такой, что смеешь учить меня?", и из его глотки полился поток грубой брани. Внезапно он прицелился и пустил в Раму целую гроздь тяжелых острых стрел. В ответ Рама выстрелил однойединственной Огненной Стрелой, и все стрелы Раваны, вспыхнув, обратились в горсть пепла. Равана схватился за другое оружие: он метал в Раму миллионы зазубренных дисков и заостренных трехконечных копий. Но надежды существа, чье сердце переполняла злоба, не оправдались. Рама поднял свой несокрушимый лук, и, как неотвратимые посланцы гибели, как крылатые кобры, стремящиеся вонзить в свою жертву ядовитые зубы, понесся прямо к Раване вихрь смертоносных стрел.
Рама заметил, что на месте каждой головы Раваны, отсеченной стрелой, вырастает другая. Даже перед лицом неминуемой смерти Равана не мог расстаться с гордыней; с торжеством безумия он бросал дерзкие вызовы Раме. Зрелище было поистине устрашающим: отрубленные головы катились по земле и хрипели: "Где этот Рама? Где Лакшмана? Где Сугрива?" Головы, оставшиеся на туловище, скрежетали зубами и источали грубые проклятья Вибхишане. Из их глоток раздавался крик: "Как не сгорел ты еще от стыда, ожидая вестей о смерти своего кровного брата, чтобы победно водвориться на его троне? Ты вовсе не герой, а трусливый монах! Ты опозорил весь род! Никто не пожелает смотреть тебе в лицо." Тем временем на месте утраченных голов успели вырасти новые, и Равана, проявляя невиданную отвагу, с бешеной яростью бросился в бой. Лакшмана, Сугрива и Ангада, наблюдая за Раваной, восхищались его доблестью. Наконец Рама решил, что нет смысла продлевать жизнь Раваны. С каждым днем приумножалось зло, наносимое им миру. Нала, Нила и другие герои-ванары забросали Равану валунами и скалами, нанося ему страшные раны. Однако сгустившиеся вечерние сумерки положили конец сражению, отложив на день его развязку.
Той ночью Триджата сидела рядом с Ситой, описывая ей ход поединка между Рамой и Раваной. Она рассказала о том, как на месте отсеченных стрелами Рамы голов вырастают новые. Узнав об этом, Сита побледнела; ею овладели тоска и беспокойство. Триджата удивилась, заметив, как опечалилась Сита. Она сказала: "Ты напрасно тревожишься. Сердце Раваны озарено изнутри светом твоего образа; по этой причине и появляются новые головы." Сита ощутила радость и грусть, услышав эти мудрые слова. Триджата поспешила добавить: "Сита! Не предавайся сомнениям! Конец Раваны неизбежен. Рама одержит победу. Ведь и Рама повторяет твое имя всякий раз, как стрела летит из Его Лука; и в Его сердце всегда пребывает твой образ. Смерть настигнет Равану, когда хоть на единый миг ты исчезнешь из его памяти. Это мгновение и решит его судьбу и совпадет с его последним вздохом."
На следующий день Равана наводнил поле битвы порождениями своего магического искусства. Все пространство кишело его творениями - жуткими призраками, оборотнями, злыми духами, вооруженными луками и стрелами. Духи в образе существ женского пола плясали вокруг, размахивая мечами и разбрызгивая кровь из черепов, как из кувшинов. Они пронзительно визжали: "Хватай!", "Руби!", "Убивай!" В какую бы сторону ни двинулись ванары, им преграждали путь высокие стены из языков пламени. Медведи и обезьяны метались в растерянности. Сверху на них сыпался густой дождь из тяжелого песка. Равана торжествующе ревел, наблюдая смятение врага. Лакшмана, Сугрива и другие вожди чувствовали себя беспомощными и безоружными. Воины страстно взывали к Раме с мольбой о помощи. Раму осаждало множество "Хануманов", сотворенных волшебной силой Раваны; каждый "Хануман" зажимал в руке огромную гору; все они норовили стиснуть Раму петлями своих длинных хвостов! Хвосты росли на глазах и извивались кольцами, достигая длины многих йоджан. Рама, невредимый и недоступный действию темных сил, стоял посреди всеобщей суматохи и кровавой резни, блистая, как раскрывшийся бутон синего цветка. Он знал, что перед ним - лишь бесплотные призраки, мистические творения Раваны. Он смеялся про себя над отчаянными попытками Раваны ввести его в заблуждение. Он выстрелил из лука, и его стрела рассекла волшебную завесу, созданную Раваной. Обезьяны и медведи увидели, как в мгновение ока исчезли чудовища и наводящие ужас призраки, и закричали от радости. Магический театр рассеялся, как туман под лучами Солнца, как только в него попала стрела Рамы. Ванары обрушили на Равану шквал огромных камней. Высоко подпрыгивая, они метали в него копья. Рама вынул из колчана острую стрелу и выстрелил прямо в Равану. Одна из его голов слетела с плеч, но на ее месте тотчас же выросла другая. Это повторялось снова и снова. Рама наблюдал забавное зрелище, и казалось, что оно веселит его. Оно напоминало ему явление, свойственное человеческой природе - жадность, следующую за успехом. Чем больше выигрыш, тем сильнее жадность и страсть умножить его! Он развлекался, воображая, что падающая голова - это выигрыш, а растущая - жадность!
Поединок между Рамой и Раваной был не сравним ни с какой другой схваткой по величайшему напряжению и ярости. Народная мудрость гласит, что океан похож только на океан, а небо похоже только на небо. Эти стихии невозможно описать, используя иные сравнения. Также и битва между Рамой и Раваной не имела себе равных. Она длилась ровно восемнадцать дней. Рама не испытывал ни малейшей усталости от сражения; для него это была только игра, простая забава! До конца четырнадцатилетнего срока изгнания оставалось еще несколько дней, и поэтому Рама мог позволить себе продлить удовольствие игры в войну.
Если Рама определил срок "финала", мог ли Равана отложить его и изменить решение Рамы? Время, отпущенное Раване, близилось к концу, и силы природы, словно сговорясь, являли дурные знамения: завывали собаки, скулили лисы, пронзительно кричали ослы. Голоса всех зверей и птиц слились в сплошной заунывный стон и плач. Огненный град сыпался с неба, и повсюду, внезапно вспыхивая, плясали языки пламени. Гулко и тяжко билось сердце царицы Мандодари. Из глаз идолов, стоящих в домах и храмовых покоях Ланки, ручьями струились слезы. По горам и долинам проносились разрушительные ураганы и смерчи. Боги, пристально следящие за этими предвестниками беды, поняли, что настало время гибели ракшасов; собравшись в небесах над полем битвы, они жаждали стать свидетелями торжества Справедливости и возгласами "Джей! Джей!" приветствовали грядущую победу.
Одним выстрелом Рама выпустил из своего лука тридцать одну стрелу. Они впились в тело Раваны, как разъяренные кобры. Одна из стрел пронзила "чашу с нектаром", таившуюся за пупком Раваны, остальные снесли с плеч все его руки и головы. Упавшие на землю части тела Раваны шевелились и подпрыгивали, извиваясь и дергаясь, словно в кошмарном танце, но вскоре замерли, недвижимые. Равана покинул свою земную оболочку и вознесся на небеса. Стоял четырнадцатый день новолуния месяца Чайтра.
В тот же миг с небес грянула барабанная дробь. Сияющий великолепием дух Раваны слился с Рамой. Ванары застыли, пораженные невиданным зрелищем. Они были восхищены доблестью и героизмом Рамы в битве с Раваной, длившейся восемнадцать дней. В один голос обезьяны воскликнули: "Слава Раме! Слава Раме!" Услышав о смерти Раваны, царица Мандодари без чувств упала на землю. Когда сознание вернулось к ней, она устремилась туда, где лежало мертвое тело Раваны и громко зарыдала. Убитая горем, она оплакивала трагическую судьбу, настигшую ее господина. Она бережно собрала головы Раваны и с благоговением и нежностью принялась восхвалять его былые подвиги. Она вскричала: "О мой повелитель! Ты завоевал и подчинил своей воле все творение! Владыки восьми сторон света падали к твоим ногам, моля о защите! И что принесла тебе эта слава? Какова награда за суровый аскетизм и отречение, которым предавался ты долгие годы? Тебе выпала эта ужасная доля, несмотря на завоеванное тобою могущество. Стоило тебе отвернуться от Рамы, и удар обрушился на тебя! Ты не смог победить низменный зов плоти; тот, кто становится рабом вожделения, не может избежать жестокого наказания, будь он так же всесилен, как сам бог Смерти, Кала. Ослепленный похотью, ты сам навлек на себя этот страшный конец. Непреодолимая страсть привела к тому, что ты пренебрег волей Рамы, и сам стал виновником несчастья, погубившего тебя! Равана! Рама воплотился на земле, чтобы пламенем своего гнева испепелить джунгли, кишащие демонической злобой ракшасов. Как много раз пыталась я внушить тебе эту истину! Но неумолимый рок сделал тебя глухим к моим советам. Я говорила тебе, что Он - не такой человек, как все. Ты упрямо полагался на свою физическую мощь, на свой острый ум, на свои несметные сокровища и на миллионы ракшасов, послушных твоей воле. Не умоляла ли я, обнимая твои ноги, подчиниться Раме, Океану Милосердия и спасти свое царство от уничтожения? Ты с гневом отвергал мои мольбы. Ты все больше погрязал в пороке, причиняя вред другим, и это было то единственное, что доставляло тебе удовольствие. Ты не заботился о благе своих подданных. Тобой завладели греховные помыслы, и ты претворял их в нечестивые деяния! Несмотря на это. Рама удостоил тебя благословения, и твой дух слился с Ним! Какое великое милосердие Он проявил! Ты погиб от Его руки, а лишь немногие заслужили это счастье! Но ведь Рама пришел в этот мир специально для того, чтобы уничтожить тебя! Но прямая дорога к истреблению ракшасов была вымощена самим их владыкой! Это ли величайшее достижение, которое обессмертит твое имя? Это ли высочайшее проявление твоей мощи и способности к защите? Это ли есть конечная цель, к которой ты стремился, предаваясь самоотречению? Рама! Ты ведь совершил это, чтобы доказать, что никому не избежать последствий своих поступков? Ты явил миру высочайший пример действия этого вечного закона. Бедствие, которое навлек на себя Равана, должно послужить нам всем великим уроком." Царица долго и безутешно рыдала над мертвым телом своего господина.
Наделенная мудростью, Мандодари осознала, что Рама - Сам Парабрахман, Вселенский Сверхдух, Абсолют. Боги, глядящие на нее с небесных высот, возликовали, видя, что в столь тяжкую минуту царица не утратила ясности мысли и чувства истины. Вибхишана тоже был тронут жалобными и горькими словами Мандодари. Он понимал, насколько верны ее мысли и чувства. Рама и Лакшмана подошли к Вибхишане, чтобы утешить и успокоить его. Они сказали ему, что пришла пора приступать к погребальным обрядам по случаю гибели брата. Подчиняясь приказу, Вибхишана сотворил ритуал, предписанный Ведами после смерти близкого родственника, в надлежащем месте и строго соблюдая детали церемонии. Мандодари и другие женщины приступили к омовению тела водой, освященной мантрами и кунжутным орехом. Обряд кремации, возглавляемый Вибхишаной, был проведен безупречно, в строгом соответствии с правилами. Ничто не нарушило и не осквернило торжественного хода церемонии. Рама ни на шаг не отходил от Вибхишаны, поддерживая его дух и облегчая горе. Он сказал, что Равана был убит в тот момент, когда сбылись зловещие пророчества, нависшие над ним под тяжестью его собственных грехов, и поэтому нет причин оплакивать его смерть.
Рама призвал к себе Лакшману, Сугриву, Джамбавантху, Ангаду и попросил их проследовать в столицу Ланки вместе с Налой, Нилой и другими вождями для проведения церемонии коронации Вибхишаны. Он велел им отправляться немедленно, так как до истечения срока изгнания, назначенного отцом, остался лишь один день. Но Вибхишана протестующе воззвал к Раме: "Зачем мне нужно это царство? Прошу тебя, удостой меня вечного пребывания у Твоих Лотосных Стоп," - умолял он. "С этого дня Ланка принадлежит тебе; пусть она станет для тебя частью Айодхьи,"- продолжал настаивать на своем Вибхишана. Но Рама не согласился с ним. Он напомнил Вибхишане о законах и принципах управления державой и объявил, что его решение непоколебимо. Тогда Вибхишана взмолился, чтобы сам Рама благословил обряд и своими руками вручил ему царство. Но Рама ответил: "Это невозможно. Я следовал воле отца, выполняя данный ему обет, тринадцать лет, одиннадцать месяцев и двадцать девять дней. Могу ли я нарушить его в самый последний день? Как он того пожелал, я нахожусь в изгнании, а это значит, что я не имею права войти в ворота города или любого другого мирского поселения. И тебе известно это правило." Сказав это, Рама благословил Вибхишану и велел Лакшмане отправляться в столицу, чтобы утвердить на троне Ланки нового правителя. Склонив голову в знак повиновения приказу, Лакшмана, Сугрива, Ангада, Нала, Нила и другие вожди пустились в путь и вскоре достигли царского дворца. Они водрузили корону на голову Вибхишаны и начертали на его лбу особый знак, символизирующий право властвовать. Вибхишана опустился на колени перед сборищем ванаров и, памятуя об их дружеской поддержке и помощи, обещал им достичь истинной цели своей жизни, следуя их примеру и черпая силы в их доброте и участии. "Я буду править этой землей от имени Рамы; я не считаю ее своей. Я уже посвятил всего себя Раме."
Он глубоко страдал, вспоминая о жестокости и беспощадности Раваны и его сыновей к воинству ванаров; но он утешал себя мыслью, что все, что случилось, было лишь игрой Высшей Воли - Рамы. Вскоре вся процессия вернулась к Раме и смиренно простерлась у Его ног.
Рама подозвал Ханумана и сказал ему: "О Хануман, Несравненный герой! Ступай на Ланку и исполни еще одно мое поручение: расскажи Сите обо всем, что случилось, и принеси мне подробные вести о ее самочувствии." Выслушав приказ, Хануман немедленно отправился в столицу Ланки и, найдя Ситу в Ашоковой роще, упал к ее святым стопам. Она тотчас же спросила: "Как Рама? Как Лакшмана? Невредимы ли они и их обезьянье воинство? Скажи мне, счастлив ли и здоров ли Рама - Океан Милосердия?" Хануман отвечал, почтительно сложив руки и склонив голову: "Рама здоров и поистине счастлив. Он убил Равану и назначил Вибхишану постоянным правителем этой земли." Сита была рада услышать весть о победе Рамы и крушении Раваны; ее лицо просияло от счастья; ее сердце затрепетало от восторга, и из глаз брызнули слезы. Она сказала: "О Сильнейший из ванаров! Как отблагодарить мне тебя за то, что ты принес лучшую из вестей? Что может быть драгоценнее тех утешительных слов, которые ты только что произнес?" Хануман ответил: "Мать! Блаженство, которое ты излучаешь, прекрасный цветок твоей радости - вот те бесценные дары, которые не сравнятся с сокровищами трех миров. Разве мог я мечтать о большем? Можно ли желать лучшей награды, чем стать свидетелем победы Рамы, увидеть счастливые лица обоих братьев?" С этими словами он вновь простерся у ног Ситы. Она сказала: "О Достойнейший среди ванаров! Все эти десять месяцев я страдала от боли разлуки с Рамой и не слышала и не знала, что происходит во внешнем мире. Я не ведаю, какой нынче день недели, какая половина месяца - темная или светлая, и какой по счету день наступил! Каков бы ни был этот день, он принес мне самую благую и долгожданную весть; поэтому я нарекаю его Днем Мангалы, что означает день, несущий Мангалу, то есть благодать и веселье. Пусть этот день станет священным, и пусть тебя, достойного хвалы в любой из дней, особо почитают в этот день как Вестника Победы." (То был четверг, но Сита не знала об этом). Хануман упал к ногам Ситы и замер, сложив руки в благоговении.
Тогда Сита взмолилась: "О Хануман! Подари мне счастье встречи с Воплощением Красоты и Милосердия, с моим Господином, Рамой. Ведь ты не забыл, что вся эта война, погубившая столько жизней, вспыхнула ради моего спасения, ради того, чтобы вернуть меня к моему Повелителю? Прошу, забери меня отсюда поскорее, чтобы я могла припасть к Лотосным Стопам Рамы," - жалобно молила Сита голосом, полным тоски и муки. Хануман был не в силах видеть ее страдающей, поэтому он взмыл в небо и одним прыжком очутился рядом с Рамой. Он рассказал ему обо всем, что произошло в Ашоковой роще. Рама повелел Ангаде и Вибхишане возглавить процессию на Ланку, чтобы со всеми почестями доставить к Нему Ситу. Верные слуги Рамы отправились в Ашокавану, где так долго томилась в плену Джанаки. Вибхишана распорядился, чтобы Сита совершила омовения, облачилась в роскошные шелковые одежды и украсила себя драгоценностями. Но Сита отвергла его предложение. Она возразила: "Рама - моя самая драгоценная жемчужина; я не нуждаюсь в иных украшениях. Увидеть Его - то очистительное омовение, которое доставит мне наивысшую радость. Смиренный поклон у Его Ног для меня ценнее, чем дорогие шелка. Я не желаю прикасаться к тому, что находилось во владении Раваны." Вибхишана был потрясен глубиною ее чувства. Он велел служанкам с почтением выполнять все желания Ситы, и они ответили ему, что единственное, чего жаждет Сита - это Даршан своего Господина.
Вскоре слуги принесли паланкин, куда усадили Ситу. Ванары несли его на своих плечах. Скачущие от восторга воины-обезьяны и женщиныракшаси, оставшиеся в живых, столпились вдоль улиц города, приветствуя Ситу. Они вставали на цыпочки, подпрыгивали и вытягивали шеи, стараясь придвинуться поближе, чтобы яснее увидеть ее. Но Сита не поворачивала головы и не глядела по сторонам; она склонила голову, целиком отдавшись одной-единственной мысли - о Раме. Когда паланкин был недалеко от лагеря ванаров, Сита сошла на землю, ибо чувствовала, что должна приблизиться к Господину сама, тихой и смиренной поступью. Медленно двинулась она к Раме, и, когда между ними осталось лишь несколько шагов, стоящие по обе стороны ее пути ванары пали к ее ногам, восклицая: "Джей, джей Сита Рам!" Она была уже совсем рядом с Ним, но в этот момент Рама внезапно объявил, что не может принять ее прежде, чем она пройдет Испытание Огнем!
При этих словах Рамы воцарилась мертвая тишина. Ванары остолбенели от отчаяния, но, не смея возражать Господину, угрюмо разбрелись в разные стороны, чтобы собрать сухие поленья и прутья - топливо, необходимое для поддержания огня во время Огненного Ритуала. Тем самым ванарам, которые с легкостью несли на своих плечах скалы и горы, как до начала войны, так и во время сражения, тяжким грузом казались теперь сухие прутья, ибо сердца их отяжелели от мысли, что Сите предстоит пройти через новую пытку! Конечно, Рама знал, что честь Ситы не может быть запятнана, что она - само воплощение добродетели. О том, что испытание огнем необходимо лишь для того, чтобы весь мир убедился в чистоте Ситы, знали и Вибхишана, и Ангада, и Сугрива. Скрытый же смысл обряда состоял в том, что Шакти, которой на самом деле являлась Сита, заключалась и хранилась в Огне со времени ее ухода из джунглей Дандака. Сита, томящаяся на Ланке, была всего лишь телом; Шакти, или Животворная Сущность, пребывала в Огне, оберегаемая самим Огнем. Теперь Сите предстояло пройти через Огненный Ритуал, чтобы восстать из пламени истинной Ситой - воплощенной Шакти.
Сита с радостью ожидала начала Обряда, который объявит всему миру о ее чистоте и незапятнанной чести. Она была счастлива, наблюдая, как разгорается пламя костра. Лакшмана, однако, не мог пересилить свою скорбь, ибо ему самому было поручено возглавлять церемонию. Сита ласково утешала и вразумляла его: "Лакшмана! В день моей свадьбы брамины разожгли Огонь, чтобы освятить церемонию. Сегодня Огонь даст мне второе рождение и вновь освятит мое бракосочетание с Господином, Рамой. Следи за тем, чтобы огонь пылал ярче - это будет то лучшее, что требуется от тебя." Лакшмана, чье сердце так долго томилось состраданием к горю Ситы во время разлуки и сочувствием ее желанию вновь оказаться рядом с Рамой, не мог сдержать слез. Он был растроган ее приверженностью истине, ее стремлением к справедливости, ее мудрой оценкой ситуации. Он молча плакал, в благоговении сложив руки и опустив голову. У него не было слов, чтобы выразить свои чувства. Не сводя глаз с Рамы, он возводил костер, складывая ветку на ветку; он зажег огонь, и вверх взметнулись языки пламени. Сита ликовала, увидев, как ярко вспыхнул костер. В ее душе не было и следа страха. Она подошла совсем близко к огню и произнесла: "О Принимающий святые дары! Ни мыслью, ни словом, ни действием я ни на шаг не отступала от верности Раме, моему Повелителю. О Великий Очиститель! Ты обитаешь в сердце каждого живого существа. Стань для меня таким же прохладным и освежающим, как сандаловая паста!" Она склонилась перед Рамой и вступила в Огонь. Как Бог Океана Молока породил Лакшми и подвел ее к стопам Бога Вишну, так Бог Огня Агни явился в образе брамина и, держа за руку истинную Ситу, преподнес ее как дар, подведя к стопам Рамы. Стоя по левую руку Рамы, она сияла, как золотая лилия рядом с распустившимся голубым лотосом. Сборище богов, сверху следящее за Ритуалом, выразило свой восторг, затрубив в небесные трубы и забив в барабаны.
Рама и Сита
Вибхишана поспешил в город и вернулся назад в летающей колеснице Пушпака с одеждами и драгоценностями, достойными богов. Он положил их к ногам Рамы. Рама попросил Вибхишану подняться на колеснице высоко в небо и осыпать народ, живущий на этой земле, дождем ценных даров. Вибхишана сделал так, как было приказано. Ванары жадно хватали все, что попадало им под руку. Им казалось, что драгоценные рубины - это красные сладкие фрукты; пробуя их на зуб и обнаруживая, что это всего лишь камни, они с отвращением отбрасывали их прочь. Рама и Сита веселились от души и добродушно смеялись. Обезьяны и медведи нацепили на себя роскошные одежды, которые им удалось поймать, и, полные признательности, спешили показаться Раме. Облаченные в яркие разноцветные платья, они плясали в экстазе вокруг Рамы и Ситы. Рама, высоко оценивший их самоотверженную помощь, приветливо обратился к ним: "О ванары! Благодаря вашей доблести и отваге я смог одолеть Равану и возвести на престол Ланки Вибхишану. Теперь вы все можете возвращаться домой. Я навсегда останусь с вами. Отныне вам нечего бояться." Одним движением руки, полным милосердия, Рама успокоил их сердца. Он обещал им вечную защиту, заверив их, что у них не будет больше причин для тревоги и никакая беда не коснется их. Ванары были полны благодарности Раме за Его любовь, излившуюся на них так щедро; в их умах воцарились покой и безмятежность; они стояли перед Ним, смиренно сложив руки на груди. "Господин! - говорили они, - Твои слова созвучны Твоему могуществу; они смущают и зачаровывают нас. Мы лишь слабые безвольные создания; Ты - наш Хранитель и Защитник. Ты правишь тремя мирами. Смеет ли муха объявить, что помогла орлу? Может ли крошечный светильник затмить свет Солнца?" Ванары упали к ногам Рамы, и из их глаз хлынули слезы.
Обезьяны и медведи знали, что должны подчиняться приказу Рамы, как бы ни велико было их желание никогда не расставаться с Ним. Они пустились в обратный путь, печальные и счастливые одновременно, лелея в сердцах образ Рамы и обращая к Нему благодарственные молитвы за Его щедрые благословения. Нала, Сугрива, Хануман, Вибхишана и другие вожди не смели давать волю своим чувствам. Они стояли молча, не сводя взоров с лица Рамы, стараясь не поддаваться отчаянию. Оценив глубину их любви и привязанности. Рама усадил их рядом с собою в летающую колесницу Пушпака, ждущую его, чтобы тронуться в путь.http://www.samvel.net/text/spiritual/ramayan.htm
Комментариев нет:
Отправить комментарий