Иисус в Индии или "Открытое письмо Папе Римскому"
Пишет Вам рядовой христианин с одной-единственной целью: исправить с Вашей помощью чудовищное недоразумение, в котором по совершенно непостижимым причинам уже около двух тысячелетий пребывает весь христианский мир.
Но по порядку.
Вы, уважаемый понтифик, тоже бывали в Индии.
Помните? Было яркое солнечное утро, когда Вас со свитой привезли из Дели в Бенарес на праздник Кубха-Мела. Вы стояли в тени смоковницы на высоком берегу Ганга, и Ваш секретарь держал над Вами большой розовый зонт. Мы находились неподалеку — у самого портика, рядом с гранитными гхатами, превратившимися в тот день в необъятный фантасмагорический предбанник, в котором бесхитростно и бесстыдно перемешались смуглые тела — сотни тысяч полуодетых и разнополых, не стесняющихся своих природных недостатков и уродства тел — с пестрыми полотенцами, кучами тряпья, котомками с походной снедью и резкими тошнотворными запахами людского пота и первородного греха.
Вам в те минуты, конечно, было не до меня и другой пишущей, снимающей Кумбха-Мелу публики, но некоторые из нас за Вами наблюдали. Нам было хорошо видно: обычно приветливое и добродушное лицо Ваше время от времени становилось угрюмым и отчужденным. Может быть, сказывались жара и трудная дорога из Дели сюда, в самую глухомань страны, вымотавшие Вас, пожилого человека. А может быть, Вы думали о том, например, почему в индуизме все так изумляет, все так бьет по воображению? Зачем так замысловата архитектура храмов, столь усложнено богослужение, так чудовищны статуи богов и богинь, почему индуистские мифы всегда фантастичны, как сумерки, и запутанны, как непролазные джунгли?..
И как это индуизму удалось все-таки возобладать над одно время заменившим его демократическим учением — буддизмом? Почему вдруг раздражающе яркие краски и примитивно жуткие монстры сказали народному сознанию здесь больше, чем прозрачные философствования буддийских монахов и даже — увы! — изящные проповеди христианских миссионеров? Вы, конечно, знаете, что со времен Васко да Гамы католических соборов и христианских общин в Индостане появилось превеликое множество, но до сих пор они живут здесь чужаками и по-сиротски, не западая глубоко в душу и сердце индийцев.
Может быть, глядя с высокого берега Ганга из-под своего розового зонта на обнаженную, штурмующую мутную реку толпу, на взрослых людей, слетевшихся и съехавшихся сюда, в Бенарес, со всех концов страны, специально чтобы поплескаться, как дурашливые дети, в замусоренной воде рядом с погребальными кострами: как водится, на Кубха-Мелу трупы умерших сжигали здесь же, на каменных гхатах, отправляя горящих на сандаловых плотах мимо купающихся, по течению, в никуда, в вечность... может быть, Вы думали: вот как легко замаскировать тяжелое бытие нагромождением причудливой фантастики, возбудить воображение и усыпить им настоящее религиозное чувство?.. А может, Вы думали, стараясь не выдать себя, чтоб не обидеть чужой веры:
как бессмыслен и страшен мир, лишен¬ный разумного бога и населенный бесами?
Если так, Ваше Святейшество, мы с Вами в ту минуту думали об одном и том же.
Потому что, господин предержатель Святого Престола, и вы и я знали, почему до сих пор в стране одной из древнейших в мире цивилизаций сотни миллионов людей истово верят неведомо во что и бес¬причинно впадают в мистический экстаз.
Ну конечно, из-за Вас, понтифик! Хотя, признаюсь, лично мне Вы симпатичны, и я меньше всего хотел бы думать, что Вы из числа тех прелатов, которые со времен кардинала Ротелли сознательно скрывают от мира правду о том, что не случайно единственное и самое далекое паломничество за всю свою земную жизнь Иисус совершил в Индию и Тибет, где он провел ни много ни мало, а целых шестнадцать лет — почти половину из отпущенных ему Отцом. Правду о том, что в библиотеке Ватикана, в доступных лишь избранным иерархам тайниках, хранятся как минимум 63 древних манускрипта из ламаистских монастырей Тибета и Ладакха, документально свидетельствующих о пребывании в тех местах галилеянина и подробно рассказывающих, что занесло сына человеческого так далеко от Палестины.
Целых 63 (!) фактически неведомых миру (и самой Индии в первую очередь) Евангелий, восполняющих пробел почти в шестнадцать лет (!), допущенный по незнанию или по какой-то другой причине апостолами — биографами Христа Матфеем, Лукой и другими.
Возьмем Евангелие от Луки. Откроем ту главу, в которой «Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иерусалим на праздник...» Далее мы встречаемся с Иисусом в Евангелии от того же Луки уже при крещении в Иордане, когда «крестился весь народ, и Иисус крестившись молился...», и, «начиная Свое служение, был лет тридцати...».
Итак, двенадцать лет, а затем вдруг через целую жизнь — как через пропасть, через зияющую пустоту — сразу к тридцати годам, следом за которыми скрупулезнейшим образом биографами выписан едва ли не каждый день Учителя — вплоть до самого Вознесения. Не старайтесь, не ищите и у других евангелистов. Их там тоже нет — словно вырванных кем-то страниц из жизни Иисуса.
...А загадочных страниц этих никто не вырывал и нигде не терял: они спокойненько как минимум уже лет сто с небольшим лежат под спудом, за семью печатями в библиотеке Вашего религиозного ведомства, уважаемый понтифик.
Что нам известно о тех страницах, старательно и любовно заполненных безымянными собратьями Марка и Луки, Иоанна и Матфея, о тех затерявшихся годах Учителя?..
Кому — нам? Прежде всего — Николаю Нотовичу, уроженцу Одессы, верующему, православному русскому журналисту, первооткрывателю в 1887 году древних рукописей в буддистском монастыре в Ладакхе, в Гималаях.
Военный журналист на Русско-турецкой войне 1877 — 78 гг., автор нескольких исторических — в духе нашего Пикуля — бестселлеров о русских царях, русской армии и флоте, об отношениях России с Англией, Нотович решил пренебречь специальным разрешением британского консула в Одессе и осенью 1887-го отправился на перекладных через Персию, Афганистан, Кашмир в царство гор и снегов — в овеянный вековыми легендами о загадочном земном рае Шамбале Малый Тибет — индийский Ладакх, ворота в Большой Тибет.
...Поздней осенью в горном Ладакхе гуляют жестокие сквозняки, и все живое в нем зябнет и мечтает о тепле, но Нотовичу в ту минуту стало жарко. От догадки...
— Это какой же Исса?
— Лучший после двадцати двух Будд. Он пришел к нам юношей, а ушел учителем... Он учил простых смертных прощать и любить — даже своих врагов. Он показывал людям, что все проходит — как эта сырость в монастыре: сегодня холодно, а завтра будет солнце. Исса показывал, как можно не силой, а милосердием побеждать зло. Как исцелять больных и помогать несчастным молитвой...
— Но, досточтимый лама, не может ли быть так, что ваши книги про святого Иссу просто описывают известные всем христианам деяния Иисуса в Иудее? Что с Индией их просто связала чья-то ошибка, что здесь он никогда не бывал?..
Желтолицый человек в черном клобуке и с выцветшими глазами, без возраста, не вставая, дотянулся до обитой бордовым бархатом полки у входа в гостевую келью, снял с нее бронзовый поднос с бирюзовыми четками, помял блестящие костяшки в заскорузлых, жестких пальцах и задумчиво посмотрел в незастекленное окно — на заснеженные горные пики на горизонте, начавшем к полудню очищаться от облаков, затем — на иностранца.
— Манускрипты не могут врать. Исса пришел в Индию с торговым караваном, когда ему было тринадцать. В этом возрасте в Палестине юношам уже подбирают невест. Но Исса выбрал себе другой путь... В Индии он жил среди джайнов, у белых брахманов, изучал Веды, наши древние книги, потом он ходил в Тибет и бывал в Бенаресе, Раджагрихе, Ришикеше... — во всех священных городах Индии. Разве об этом в ваших Евангелиях тоже писано? Разве они тоже знают про годы Иссы в Джаггернауте: там он толковал священное писание шудрам и вайшиям — презренным кастам, которым брахманами строго-настрого запрещено было даже приближаться к храмам, и за это жрецы едва не казнили Иссу — его вовремя предупредили, и он успел спастись...
— Но зачем, Ваше преподобие? Как объясняют это ваши мудрые книги — Исса из Назарета пришел именно в Индию?
— А как же? — наивность русского, кажется, искренне изумила старика. Ведь это наши, индийские, риши — у вас они зовутся волхвами с Востока — пришли в Вифлеем первыми поклониться Сыну Божьему. Теперь Он пришел на их родину. Пришел из благодарности, что риши не выдали его когда-то царю Ироду, как тот требовал, из уважения к их мудрости пришел...
— Но, уважаемый лама, если книги, о которых вы говорите, хранятся в Тибете, откуда вы их так хорошо знаете?
— В Хеми их знаю не один я... Исса был здесь, когда возвращался из Лхасы домой, в Иерусалим. Вон там, — монах показал рукой на заброшенный пруд под окном кельи, — на берегу, еще недавно стояла туя, под которой Исса говорил с народом и где он исцелял больных... Еще ведь у нас в монастыре сохранились два манускрипта — копии лхасских, — один на тибетском, другой — на древнем пали, в них все можно прочесть про жизнь пророка. Что принадлежит Богу, то принадлежит и человеку. ...У нас есть причины не доверять мусульманам — они уничтожили много наших святынь и силой увели в свою религию многих наших единоверцев... — Старик горько вздохнул: — Сейчас нет важнее задачи, чем вернуть их... Но с христианами мы живем в братстве. У нас много общего... Я покажу вам книги Хеми, но только... когда вы еще раз придете к нам...
Полгода добираться до Леха, едва не погибнуть: в Персии — от рук грабителей-курдов, на перевале Зожила в Кашмире — под снежной лавиной, быть всего в двух шагах от уникальной находки, почти держать ее в руках — и все прахом. Когда он еще теперь попадет сюда, за тысячи верст от дома, в горное царство лам?..
Но на следующий день, ближе к вечеру, произошло странное событие. Попрощавшись рано утром с любезным настоятелем монастыря, Николай был уже на полпути к кашмирской Долине Счастья, когда его всегда надежный конь вдруг оступился на горном склоне и он вывалился из седла, сломав себе ногу. А так как помощи ждать больше было неоткуда, спутники Нотовича решили не рисковать и вернуться в Ладакх. На весь Лех в то время насчитывался один-единственный хороший доктор — все тот же верховный лама в Хеми. Он и лечил русского. Сломанная голень обычно срастается месяца за три-четыре, монах же обещал поставить Нотовича на ноги через пять дней. Но все зажило у него уже на третий. Причем загадочным для самого пациента образом. То ли помог специальный компресс — правда, журналисту показалось, что это была простая горчица, смешанная с порошком коричного дерева и намазанная на лоскут обычной старой газеты, то ли особые молитвенные пассы, проделанные стариком, вооружившимся кукхри — огромным непальским кинжалом — над сломанной ногой, или то, что принес лама, отлучившись на полчаса сразу после процедуры...
Да, это были они — два пухлых, пахнущих воском пополам с сандалом тома в черном переплете изящной ручной работы и с пожелтевшими, но еще крепкими пергаментными страницами, исписанными по-тибетски. Гость из России забыл про боль. Он позвал Анри, своего секретаря, которого нанял во французской колонии Индии Пондишери, — тот знал тибетский — и они начали читать...
Несмотря на внушительную объемность книг, текста в них было немного:
четырнадцать глав, в каждой — по семнадцать или двадцать пять строф, напоминающих размером и стилем те, которыми писаны апостольские Евангелия. Всего двести сорок четыре строфы. С первой по четвертую и с десятой по четырнадцатую главы похожи на те, в которых Лука, Матфей и другие биографы Христа доводят его жизнь с рождения до двенадцати лет с небольшим и затем — от крещения в Иордане до казни и Воскрешения.
Но вот с пятой по восьмую...
Автором «Жизнеописания» был, очевидно, кто-то из близко знавших Иисуса людей — скорее всего, тех, кто прибыл с Ним в Индию тем же купеческим караваном из Палестины или кто присоединился к Нему где-то в Кашмире в первые же дни, в самом начале похода, и сопровождал его, был рядом в течение всех шестнадцати лет, что провел Иисус среди индийцев и тибетских лам. Значит, вот как это было... Нотович достал из походной сумки старую английскую карту, приобретенную накануне у букиниста в горной столице британской Индии Симле, три цветных карандаша и прочертил маршруты, сверяясь с манускриптом, как с путеводителем. Желтым — туда, вглубь страны ариев, через пять рек и одну пустыню, в горную цитадель, Гималаи — «обитель снегов»... Бордовым — обратно, в Иерусалим. И еще бирюзовым, пунктирно — предполагаемые маршруты, которыми мог следовать Исса: в некоторые главы вкрадывались разночтения, которые не сразу поддавались расшифровке...
Но, скорее всего, было так: купеческий караван с юным Иссой вошел в Индию «Шелковым путем», соединявшим веками торговые миры Ближнего Востока и Китая. Значит, через нынешние Равал-пинди, Лахор и новую родину древне-арийцев — Пенджаб. Затем пути назаре-тянина и купцов, очевидно, разошлись, потому что «Шелковый путь» следовал севернее, в Китай, а Исса повернул в сторону жаркого юга — простирающейся до самой сегодняшней столицы Дели пустыни Раджастхан — Раджпутаны на карте, — края древней и самой аскетической религии Индии.
Если караван пришел в мае, Исса вполне мог попасть на праздник Махавиры Джины — день рождения основателя джайнизма. Махавира родился чуть раньше Будды, отсюда и религия старше... Он мог лицезреть и парадное лицо джайниз¬ма, и его изнанку. Парадное — невеселое. Если не считать молчаливого шествия обнаженных догола святых людей по улицам индийских городов и сел, исповедующих джайнизм. Впрочем, это для обывателей джайны голы: сами дигамбары - ортодоксы, с вызовом несущие свою наготу сквозь современные городские кварталы и толпы зевак, убеждены, что они одеты. Одеты небом... И уверены, что гораздо существеннее разглядывания их худосочных и впалогрудых телес с несимволическими лингамами видение того, что внутри их. А внутри у них — подвиг, каждодневный и ежесекундный, а именно суровый аскетизм — совершенный отказ от бренной собственности, готовность получить ранение или даже принять смерть, нежели причинить кому-либо насилие или боль. Они не охотятся и не ловят рыбу, не пашут землю и даже... не дышат не прикрытым марлей ртом: в земле можно нечаянно погубить дождевого червя, а в воздухе — насекомое...
Полнейшая «ахимса»! Ненасилие, возведенное в абсолют.
«Один год в школе горя научит тебя большему, чем семь лет, посвященных изучению доктрин Аристотеля...» Человечество до сих пор не знает, кому из великих принадлежит это изречение. А вдруг Ему? Вдруг Индия, ее чудовищная кастовая неразбериха, на которой паразитировали божьи избранники-самозванцы, стала первым предметом в школе жизни будущего Христа?.. Итак, Орисса — Джаггернаут, Раджагриха, Бенарес, Капилавасту. Шестнадцать лет в родных городах всех богов индуистского пантеона и на родине Будды, в главных мозговых центрах древнейших мировых философий и религий, среди знатоков Вед и Пуран, святых людей и непререкаемых авторитетов? Здесь, сообщает неведомый биограф, «белые брахманы учили юношу читать и понимать Веды, а он толковал им Писание. Здесь он начал исцелять людей молитвой, изгонять из них бесов и возвращать им разум. Особую любовь к назаретянину питали вайшии и шудры, которых Исса обучал Священному Писанию вопреки запрету жрецов и военной знати — кшатриев. Те под страхом смерти не допускали две низшие касты (считалось — рожденных прародителем Брахмой из своего чрева и ног. — Ред.) до слушания Вед.
Лишь по особым праздникам. Но чужестранец, слава о божьем даре которого уже гремела по всей Арьяварте — земле ариев, ослушался жрецов и — больше того — осрамил их принародно: «Бог Отец не делает различий между своими детьми. Все одинаково дороги ему. Тот, кто лишает других счастья, — сам будет лишен его... В Судный день шудры и вайшии будут прощены за то, что их насильно лишали любви Бога при жизни, а те, кто присваивал себе его права, наоборот, будут им сурово наказаны...»
А теперь, следом за этим неуклюжим и малохудожественным нашим изложением главы шестой «Жизнеописания святого Иссы», вспомним: «...кто возвышает себя, тот унижен будет; а кто унижает себя, тот возвысится. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царствие Небесное человекам; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете...» («Евангелие от Матфея»).
Все это не проливает ли свет на самую мучительную, может быть, для историков и богословов загадку: ну откуда у молодого человека по имени Иисус такая блестящая и железная логика, такая взрывная и неумолимая аргументация, такие память и остроумие, которыми он мо¬ментально и наповал побивает всех первосвященников и книжников, фарисеев и саддукеев — часто и совсем не глупо, заметьте, провоцирующих Христа. Не поленитесь — откройте любое место у Матфея, где Иисус урезонивает своих идеологических противников — да ни один из самых великих полемистов и ораторов в мире — что бывших, что нынешних — и близко не стоит к сыну плотника...
А Вы, Ваше Святейшество, говорите:
«потерявшиеся годы»... Да вот они — найденные... — в индийской школе, в которой Исса-Иисус был и Учеником, и Учителем, как и полагается Богочеловеку, найденные!
Древние манускрипты (в количестве минимум шестидесяти трех) о паломничестве Иисуса на Восток хранятся в секретном архиве Ватикана. О них сообщал один из самых влиятельных в конце XIX столетия иерархов Римской курии и всего Святого Престола кардинал Ротелли...
Нотович примчался из Ладакха обратно, в Европу, окрыленный своим открытием, и — сразу к кардиналу, рассчитывая на личные добрые отношения с ним, а еще больше — на близость Ротелли к папе римскому — Пию X. Но... В ответ на предложение обнародовать поскорее находку из Хеми он и услышал:
— В архиве апостольской библиотеки Ватикана давно имеются аналогичные рукописи — причем не только на тибетском, но и на других восточных языках. Их в разное время христианские миссионеры привезли в Рим из Индии, Китая, Египта... Они действительно рассказывают про некоего пророка Иссу, показывавшего чудеса на Востоке...
— Но это Он! У меня почти готова книга, тибетский лама в Хеми дал мне переписать копию манускрипта. Но мне нужно благословение святого папы!
Ротелли вдруг тронул Нотовича за локоть: — А может быть, вам нужны деньги?
Ох, как ему пригодились бы сейчас деньги: изнурительная и длинная дорога через полмира и обратно стоила ему практически всех сбережений. Но разве есть сумма, равная его открытию — удивлялся Нотович про себя странной непонятливости прелата, уже надевая в прихожей шляпу и сухо раскланиваясь с хозяином.
— Но почему? Что здесь не так? — искренне недоумевал он, направляясь в сторону бульвара Пастера к Жаку Рене и ругая себя по пути, что не догадался заглянуть к нему до кардинала. В отличие от вежливо-приятельских отношений с последним с Рене они были откровенными друзьями: именно он — известный в европейском научном мире богослов и историк, автор недавно нашумевшей книги «Жизнь Иисуса» — надоумил русского раздвинуть горизонты и отправиться на Восток.
— Оставь мне свои рукописи, — предложил Рене Нотовичу после того, как тот пересказал ему встречу с прелатом. — Я что-нибудь придумаю.
...Вас когда-нибудь предавали друзья? Женщина не в счет. Ее можно понять — она полюбила другого. Но друг... Так вот нет ничего хуже того дня, когда один из них совершает то, что сделал Рене. Он выступил с докладом в Академии наук в Париже, где осмеял своего русского друга, назвав его находку в Хеми еретическим бредом индийских лам, а самого Нотовича — наивным несмышленышем, взявшимся не за свое дело и не умеющим отличить фальшивку от подлинника...
Происходила какая-то чертовщина, непостижимая для бывшего военного журналиста, привыкшего делать свое ремесло открыто и совестливо, всегда докапываться до истины и отличать правду от злонамеренной лжи.
Дальше — больше. Он опубликовал свою книгу-очерк о путешествии в Хеми, назвав ее «Незнакомые годы Иисуса Христа», сначала в Париже, затем в Англии и США. (На родине она была издана лишь в Киеве очень незначительным тиражом и осталась практически незамеченной.)
Книга разошлась на Западе быстро, но расколола клириков и мирян на два лагеря: на тех, кто немедленно обрушился с суровой критикой на молодого автора, якобы дурачащего читателей бездоказательными россказнями о мифических манускриптах и будто бы даже никогда и не бывавшего в пресловутом ламаистском монастыре Хеми.
Среди критиков был серьезный мировой авторитет — востоковед и теолог профессор Мюллер. Нотович даже расплакался, когда прочел его рецензию на свою книгу. И второй лагерь — это те, кто читал «Незнакомые годы» с восторгом. Но... по-обывательски, как легкое чтиво, ненаучную фантастику.
И трудно сказать, что бы случилось со всей этой историей, скорее всего, она бы затерялась, пропала среди бурных событий на рубеже двух веков. Как пропал незаметно для всех сам ее герой — Николай Нотович... Последний раз его видели летом 1899-го покупающим билет на поезд Париж — Марсель с тем, чтобы из Франции отплыть пароходом на родину, в Одессу. Но вот отплыл ли? И добрался ли? Мы искали, прежде чем садиться за эти записки, хоть какой-нибудь след Николая Нотовича на Черноморье и... не нашли.
Свами Абедананда прибыл в Лех в 1922-м опровергать. Индиец жил в Англии и слыл крупнейшим в Европе — на уровне Мюллера — ученым-ориенталистом. От них двоих Нотовичу досталось больше всего за... «фантазерство». В отличие от Нотовича, не довезшего фотопленку, на которую он переснял манускрипты — она пропала по вине его секретаря Абедананда, — вернулся в Лондон с фотографиями и переводом "Жизни Святого...» с тибетского на бенгальский. С последнего на европейские языки перевести текст было уже несложно. И что же? Совпадение с текстом Нотовича было стопроцентным!..
Следующим гостем Хеми стал Н.К. Рерих. Когда в 1925-м его экспедиция добралась до Ладакха и обнаружила в Хеми знакомые манускрипты, он сказал фразу, немало удивившую даже его близких: «Я знал, что Иисус был в Индии!..»
«Шринагарские мусульмане рассказывают, что распятый Христос, или, как они говорят, Исса, не умер на кресте, но лишь впал в забытье. Ученики похитили Его и скрыли, излечив. Затем Исса был перевезен в Шринагар, где учил и скончался. Гробница Учителя находится в подвале одного частного дома. Указывается существование надписи, что здесь лежит сын Иосифа, у гробницы будто бы происходили исцеления и распространялся запах ароматов. Так иноверцы хотят иметь Христа у себя».
Рерих излагает — блестяще, как и вся его проза — фрагменты того самого манускрипта Хеми о жизни в Индии подлинного Иисуса, их перевел с тибетского сын художника Юрий Рерих — знаток восточных языков, ученый-тибетолог. Фрагменты полностью совпадают с версией Нотовича...
...И наконец точку во всей этой смахивающей на детектив истории с «Незнакомыми годами» могла бы неожиданно, как то и положено по закону жанра, поставить совершенно посторонняя, никакого отношения ни к Востоку, ни к писательству, ни к науке, ни к религии не имеющая женщина — пианистка из Швейцарии Элизабет Каспари.
В Хеми она попала в 1939-м почти случайно: развлечься и попутешествовать ее уговорила подруга — богатая филантропка из Америки. В первый же день в Хеми молодой настоятель монастыря, недавно сменивший прежнего, старика, сказал ей, показывая на два пухлых тома: «Вот книги, свидетельствующие — ваш Иисус был здесь! Возьмите их с собой, покажите своим единоверцам. Хотите — верните потом, хотите — оставьте в своем храме...»
Но в тот же день женщины узнали, что Гитлер развязал войну в Европе. Заспешили домой, стали собираться, и впопыхах Элизабет забыла манускрипты.
С тех пор в Хеми перебывало множество путешественников, но никто из них священных книг больше не видел.
[color=indigo]...Однажды вечером, когда последние птицы слетели с башен Красного форта и вернулись в птичий госпиталь, где джайны подкармливают их и залечивают им раны, я спросил тибетского изгнанника, живого Будду, 14-го Далай-Ламу — мы сидели неподалеку в его прохладной делийской резиденции на Чандни-Чоук, — не знает ли он что-либо о судьбе тех манускриптов про жизнь святого Иссы, которые хранились у них в монастырях в Лхасе?
— Кто ж теперь знает, что там осталось, что уцелело в наших святынях после оккупации страны и ее разорения? — горестно вздохнуло живое божество.
Почему же Ватикан до сих пор скрывает от верующих и мирян, что Иисус полжизни провел на Востоке — в Индии? Я думаю, потому, что католическая церковь была и остается крайне нетерпимой к буддизму, называя его религией без Бога, владычеством Сатаны, который будто и подсказывает человеку страшную мысль о полном самоубийстве, об уничтожении своей духовной жизни и превращении души в ничто, в пустоту...
И с буддизмом, и с индуизмом христианство расходится в главном: нельзя возвеличивать человека над Богом и обожествлять его. И в Иисусе не может быть больше человеческого, чем Божьего, потому что не может быть никогда!
Так, Ваше Святейшество?
Но... ведь мы оба с Вами были в Бенаресе. Скажите, положа руку на сердце, разве где-нибудь еще в мире сегодня так верят? Относятся так к своей религии? Да, у нас разные мировоззрения, но возьмем хотя бы одно общее понятие — о душе, о том, что спасение ее важнее всех земных благ и даже самой жизни. Разве не есть у нас это просто механически повторяемая формула, а у них — важнейшее жизненное правило, двигатель всей их социальной жизни? Одним словом, разве нам нечему поучиться у них?
И потом... Нотовича прелат Ротелли спросил, что хорошего он ждет от обнародования книги о неизвестных эпизодах из жизни Христа. Я бы, окажись на его месте тогда, в Париже, наверное, сказал:
«А что плохого в том, что люди узнают, что Иисус был похож на них еще больше, чем они предполагали? Чем навредят моим детям обнаруженные страницы о том, как Иисус тоже ходил в школу и изучал Упанишады и Веды, а может быть, и Платона с Пифагором, прежде чем стать лучшим из людей, Учителем?
И откуда у Вас право кормить людей историей о Нем, как манной кашей — с ложечки, дозируя ее, не давая самим во всем разобраться? А Вы как думаете, понтифик?
Если вдруг найдется время, чтобы ответить, — мой адрес в Интернете: Alextv@cityline.ru
Сергей Алексеев.
Письмо опубликовано в журнале Огонек №18 (4605) за май 1999 г.
Пишет Вам рядовой христианин с одной-единственной целью: исправить с Вашей помощью чудовищное недоразумение, в котором по совершенно непостижимым причинам уже около двух тысячелетий пребывает весь христианский мир.
Но по порядку.
Вы, уважаемый понтифик, тоже бывали в Индии.
Помните? Было яркое солнечное утро, когда Вас со свитой привезли из Дели в Бенарес на праздник Кубха-Мела. Вы стояли в тени смоковницы на высоком берегу Ганга, и Ваш секретарь держал над Вами большой розовый зонт. Мы находились неподалеку — у самого портика, рядом с гранитными гхатами, превратившимися в тот день в необъятный фантасмагорический предбанник, в котором бесхитростно и бесстыдно перемешались смуглые тела — сотни тысяч полуодетых и разнополых, не стесняющихся своих природных недостатков и уродства тел — с пестрыми полотенцами, кучами тряпья, котомками с походной снедью и резкими тошнотворными запахами людского пота и первородного греха.
Вам в те минуты, конечно, было не до меня и другой пишущей, снимающей Кумбха-Мелу публики, но некоторые из нас за Вами наблюдали. Нам было хорошо видно: обычно приветливое и добродушное лицо Ваше время от времени становилось угрюмым и отчужденным. Может быть, сказывались жара и трудная дорога из Дели сюда, в самую глухомань страны, вымотавшие Вас, пожилого человека. А может быть, Вы думали о том, например, почему в индуизме все так изумляет, все так бьет по воображению? Зачем так замысловата архитектура храмов, столь усложнено богослужение, так чудовищны статуи богов и богинь, почему индуистские мифы всегда фантастичны, как сумерки, и запутанны, как непролазные джунгли?..
И как это индуизму удалось все-таки возобладать над одно время заменившим его демократическим учением — буддизмом? Почему вдруг раздражающе яркие краски и примитивно жуткие монстры сказали народному сознанию здесь больше, чем прозрачные философствования буддийских монахов и даже — увы! — изящные проповеди христианских миссионеров? Вы, конечно, знаете, что со времен Васко да Гамы католических соборов и христианских общин в Индостане появилось превеликое множество, но до сих пор они живут здесь чужаками и по-сиротски, не западая глубоко в душу и сердце индийцев.
Может быть, глядя с высокого берега Ганга из-под своего розового зонта на обнаженную, штурмующую мутную реку толпу, на взрослых людей, слетевшихся и съехавшихся сюда, в Бенарес, со всех концов страны, специально чтобы поплескаться, как дурашливые дети, в замусоренной воде рядом с погребальными кострами: как водится, на Кубха-Мелу трупы умерших сжигали здесь же, на каменных гхатах, отправляя горящих на сандаловых плотах мимо купающихся, по течению, в никуда, в вечность... может быть, Вы думали: вот как легко замаскировать тяжелое бытие нагромождением причудливой фантастики, возбудить воображение и усыпить им настоящее религиозное чувство?.. А может, Вы думали, стараясь не выдать себя, чтоб не обидеть чужой веры:
как бессмыслен и страшен мир, лишен¬ный разумного бога и населенный бесами?
Если так, Ваше Святейшество, мы с Вами в ту минуту думали об одном и том же.
Потому что, господин предержатель Святого Престола, и вы и я знали, почему до сих пор в стране одной из древнейших в мире цивилизаций сотни миллионов людей истово верят неведомо во что и бес¬причинно впадают в мистический экстаз.
Ну конечно, из-за Вас, понтифик! Хотя, признаюсь, лично мне Вы симпатичны, и я меньше всего хотел бы думать, что Вы из числа тех прелатов, которые со времен кардинала Ротелли сознательно скрывают от мира правду о том, что не случайно единственное и самое далекое паломничество за всю свою земную жизнь Иисус совершил в Индию и Тибет, где он провел ни много ни мало, а целых шестнадцать лет — почти половину из отпущенных ему Отцом. Правду о том, что в библиотеке Ватикана, в доступных лишь избранным иерархам тайниках, хранятся как минимум 63 древних манускрипта из ламаистских монастырей Тибета и Ладакха, документально свидетельствующих о пребывании в тех местах галилеянина и подробно рассказывающих, что занесло сына человеческого так далеко от Палестины.
Целых 63 (!) фактически неведомых миру (и самой Индии в первую очередь) Евангелий, восполняющих пробел почти в шестнадцать лет (!), допущенный по незнанию или по какой-то другой причине апостолами — биографами Христа Матфеем, Лукой и другими.
Возьмем Евангелие от Луки. Откроем ту главу, в которой «Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иерусалим на праздник...» Далее мы встречаемся с Иисусом в Евангелии от того же Луки уже при крещении в Иордане, когда «крестился весь народ, и Иисус крестившись молился...», и, «начиная Свое служение, был лет тридцати...».
Итак, двенадцать лет, а затем вдруг через целую жизнь — как через пропасть, через зияющую пустоту — сразу к тридцати годам, следом за которыми скрупулезнейшим образом биографами выписан едва ли не каждый день Учителя — вплоть до самого Вознесения. Не старайтесь, не ищите и у других евангелистов. Их там тоже нет — словно вырванных кем-то страниц из жизни Иисуса.
...А загадочных страниц этих никто не вырывал и нигде не терял: они спокойненько как минимум уже лет сто с небольшим лежат под спудом, за семью печатями в библиотеке Вашего религиозного ведомства, уважаемый понтифик.
Что нам известно о тех страницах, старательно и любовно заполненных безымянными собратьями Марка и Луки, Иоанна и Матфея, о тех затерявшихся годах Учителя?..
Кому — нам? Прежде всего — Николаю Нотовичу, уроженцу Одессы, верующему, православному русскому журналисту, первооткрывателю в 1887 году древних рукописей в буддистском монастыре в Ладакхе, в Гималаях.
Военный журналист на Русско-турецкой войне 1877 — 78 гг., автор нескольких исторических — в духе нашего Пикуля — бестселлеров о русских царях, русской армии и флоте, об отношениях России с Англией, Нотович решил пренебречь специальным разрешением британского консула в Одессе и осенью 1887-го отправился на перекладных через Персию, Афганистан, Кашмир в царство гор и снегов — в овеянный вековыми легендами о загадочном земном рае Шамбале Малый Тибет — индийский Ладакх, ворота в Большой Тибет.
...Поздней осенью в горном Ладакхе гуляют жестокие сквозняки, и все живое в нем зябнет и мечтает о тепле, но Нотовичу в ту минуту стало жарко. От догадки...
— Это какой же Исса?
— Лучший после двадцати двух Будд. Он пришел к нам юношей, а ушел учителем... Он учил простых смертных прощать и любить — даже своих врагов. Он показывал людям, что все проходит — как эта сырость в монастыре: сегодня холодно, а завтра будет солнце. Исса показывал, как можно не силой, а милосердием побеждать зло. Как исцелять больных и помогать несчастным молитвой...
— Но, досточтимый лама, не может ли быть так, что ваши книги про святого Иссу просто описывают известные всем христианам деяния Иисуса в Иудее? Что с Индией их просто связала чья-то ошибка, что здесь он никогда не бывал?..
Желтолицый человек в черном клобуке и с выцветшими глазами, без возраста, не вставая, дотянулся до обитой бордовым бархатом полки у входа в гостевую келью, снял с нее бронзовый поднос с бирюзовыми четками, помял блестящие костяшки в заскорузлых, жестких пальцах и задумчиво посмотрел в незастекленное окно — на заснеженные горные пики на горизонте, начавшем к полудню очищаться от облаков, затем — на иностранца.
— Манускрипты не могут врать. Исса пришел в Индию с торговым караваном, когда ему было тринадцать. В этом возрасте в Палестине юношам уже подбирают невест. Но Исса выбрал себе другой путь... В Индии он жил среди джайнов, у белых брахманов, изучал Веды, наши древние книги, потом он ходил в Тибет и бывал в Бенаресе, Раджагрихе, Ришикеше... — во всех священных городах Индии. Разве об этом в ваших Евангелиях тоже писано? Разве они тоже знают про годы Иссы в Джаггернауте: там он толковал священное писание шудрам и вайшиям — презренным кастам, которым брахманами строго-настрого запрещено было даже приближаться к храмам, и за это жрецы едва не казнили Иссу — его вовремя предупредили, и он успел спастись...
— Но зачем, Ваше преподобие? Как объясняют это ваши мудрые книги — Исса из Назарета пришел именно в Индию?
— А как же? — наивность русского, кажется, искренне изумила старика. Ведь это наши, индийские, риши — у вас они зовутся волхвами с Востока — пришли в Вифлеем первыми поклониться Сыну Божьему. Теперь Он пришел на их родину. Пришел из благодарности, что риши не выдали его когда-то царю Ироду, как тот требовал, из уважения к их мудрости пришел...
— Но, уважаемый лама, если книги, о которых вы говорите, хранятся в Тибете, откуда вы их так хорошо знаете?
— В Хеми их знаю не один я... Исса был здесь, когда возвращался из Лхасы домой, в Иерусалим. Вон там, — монах показал рукой на заброшенный пруд под окном кельи, — на берегу, еще недавно стояла туя, под которой Исса говорил с народом и где он исцелял больных... Еще ведь у нас в монастыре сохранились два манускрипта — копии лхасских, — один на тибетском, другой — на древнем пали, в них все можно прочесть про жизнь пророка. Что принадлежит Богу, то принадлежит и человеку. ...У нас есть причины не доверять мусульманам — они уничтожили много наших святынь и силой увели в свою религию многих наших единоверцев... — Старик горько вздохнул: — Сейчас нет важнее задачи, чем вернуть их... Но с христианами мы живем в братстве. У нас много общего... Я покажу вам книги Хеми, но только... когда вы еще раз придете к нам...
Полгода добираться до Леха, едва не погибнуть: в Персии — от рук грабителей-курдов, на перевале Зожила в Кашмире — под снежной лавиной, быть всего в двух шагах от уникальной находки, почти держать ее в руках — и все прахом. Когда он еще теперь попадет сюда, за тысячи верст от дома, в горное царство лам?..
Но на следующий день, ближе к вечеру, произошло странное событие. Попрощавшись рано утром с любезным настоятелем монастыря, Николай был уже на полпути к кашмирской Долине Счастья, когда его всегда надежный конь вдруг оступился на горном склоне и он вывалился из седла, сломав себе ногу. А так как помощи ждать больше было неоткуда, спутники Нотовича решили не рисковать и вернуться в Ладакх. На весь Лех в то время насчитывался один-единственный хороший доктор — все тот же верховный лама в Хеми. Он и лечил русского. Сломанная голень обычно срастается месяца за три-четыре, монах же обещал поставить Нотовича на ноги через пять дней. Но все зажило у него уже на третий. Причем загадочным для самого пациента образом. То ли помог специальный компресс — правда, журналисту показалось, что это была простая горчица, смешанная с порошком коричного дерева и намазанная на лоскут обычной старой газеты, то ли особые молитвенные пассы, проделанные стариком, вооружившимся кукхри — огромным непальским кинжалом — над сломанной ногой, или то, что принес лама, отлучившись на полчаса сразу после процедуры...
Да, это были они — два пухлых, пахнущих воском пополам с сандалом тома в черном переплете изящной ручной работы и с пожелтевшими, но еще крепкими пергаментными страницами, исписанными по-тибетски. Гость из России забыл про боль. Он позвал Анри, своего секретаря, которого нанял во французской колонии Индии Пондишери, — тот знал тибетский — и они начали читать...
Несмотря на внушительную объемность книг, текста в них было немного:
четырнадцать глав, в каждой — по семнадцать или двадцать пять строф, напоминающих размером и стилем те, которыми писаны апостольские Евангелия. Всего двести сорок четыре строфы. С первой по четвертую и с десятой по четырнадцатую главы похожи на те, в которых Лука, Матфей и другие биографы Христа доводят его жизнь с рождения до двенадцати лет с небольшим и затем — от крещения в Иордане до казни и Воскрешения.
Но вот с пятой по восьмую...
Автором «Жизнеописания» был, очевидно, кто-то из близко знавших Иисуса людей — скорее всего, тех, кто прибыл с Ним в Индию тем же купеческим караваном из Палестины или кто присоединился к Нему где-то в Кашмире в первые же дни, в самом начале похода, и сопровождал его, был рядом в течение всех шестнадцати лет, что провел Иисус среди индийцев и тибетских лам. Значит, вот как это было... Нотович достал из походной сумки старую английскую карту, приобретенную накануне у букиниста в горной столице британской Индии Симле, три цветных карандаша и прочертил маршруты, сверяясь с манускриптом, как с путеводителем. Желтым — туда, вглубь страны ариев, через пять рек и одну пустыню, в горную цитадель, Гималаи — «обитель снегов»... Бордовым — обратно, в Иерусалим. И еще бирюзовым, пунктирно — предполагаемые маршруты, которыми мог следовать Исса: в некоторые главы вкрадывались разночтения, которые не сразу поддавались расшифровке...
Но, скорее всего, было так: купеческий караван с юным Иссой вошел в Индию «Шелковым путем», соединявшим веками торговые миры Ближнего Востока и Китая. Значит, через нынешние Равал-пинди, Лахор и новую родину древне-арийцев — Пенджаб. Затем пути назаре-тянина и купцов, очевидно, разошлись, потому что «Шелковый путь» следовал севернее, в Китай, а Исса повернул в сторону жаркого юга — простирающейся до самой сегодняшней столицы Дели пустыни Раджастхан — Раджпутаны на карте, — края древней и самой аскетической религии Индии.
Если караван пришел в мае, Исса вполне мог попасть на праздник Махавиры Джины — день рождения основателя джайнизма. Махавира родился чуть раньше Будды, отсюда и религия старше... Он мог лицезреть и парадное лицо джайниз¬ма, и его изнанку. Парадное — невеселое. Если не считать молчаливого шествия обнаженных догола святых людей по улицам индийских городов и сел, исповедующих джайнизм. Впрочем, это для обывателей джайны голы: сами дигамбары - ортодоксы, с вызовом несущие свою наготу сквозь современные городские кварталы и толпы зевак, убеждены, что они одеты. Одеты небом... И уверены, что гораздо существеннее разглядывания их худосочных и впалогрудых телес с несимволическими лингамами видение того, что внутри их. А внутри у них — подвиг, каждодневный и ежесекундный, а именно суровый аскетизм — совершенный отказ от бренной собственности, готовность получить ранение или даже принять смерть, нежели причинить кому-либо насилие или боль. Они не охотятся и не ловят рыбу, не пашут землю и даже... не дышат не прикрытым марлей ртом: в земле можно нечаянно погубить дождевого червя, а в воздухе — насекомое...
Полнейшая «ахимса»! Ненасилие, возведенное в абсолют.
«Один год в школе горя научит тебя большему, чем семь лет, посвященных изучению доктрин Аристотеля...» Человечество до сих пор не знает, кому из великих принадлежит это изречение. А вдруг Ему? Вдруг Индия, ее чудовищная кастовая неразбериха, на которой паразитировали божьи избранники-самозванцы, стала первым предметом в школе жизни будущего Христа?.. Итак, Орисса — Джаггернаут, Раджагриха, Бенарес, Капилавасту. Шестнадцать лет в родных городах всех богов индуистского пантеона и на родине Будды, в главных мозговых центрах древнейших мировых философий и религий, среди знатоков Вед и Пуран, святых людей и непререкаемых авторитетов? Здесь, сообщает неведомый биограф, «белые брахманы учили юношу читать и понимать Веды, а он толковал им Писание. Здесь он начал исцелять людей молитвой, изгонять из них бесов и возвращать им разум. Особую любовь к назаретянину питали вайшии и шудры, которых Исса обучал Священному Писанию вопреки запрету жрецов и военной знати — кшатриев. Те под страхом смерти не допускали две низшие касты (считалось — рожденных прародителем Брахмой из своего чрева и ног. — Ред.) до слушания Вед.
Лишь по особым праздникам. Но чужестранец, слава о божьем даре которого уже гремела по всей Арьяварте — земле ариев, ослушался жрецов и — больше того — осрамил их принародно: «Бог Отец не делает различий между своими детьми. Все одинаково дороги ему. Тот, кто лишает других счастья, — сам будет лишен его... В Судный день шудры и вайшии будут прощены за то, что их насильно лишали любви Бога при жизни, а те, кто присваивал себе его права, наоборот, будут им сурово наказаны...»
А теперь, следом за этим неуклюжим и малохудожественным нашим изложением главы шестой «Жизнеописания святого Иссы», вспомним: «...кто возвышает себя, тот унижен будет; а кто унижает себя, тот возвысится. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царствие Небесное человекам; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете...» («Евангелие от Матфея»).
Все это не проливает ли свет на самую мучительную, может быть, для историков и богословов загадку: ну откуда у молодого человека по имени Иисус такая блестящая и железная логика, такая взрывная и неумолимая аргументация, такие память и остроумие, которыми он мо¬ментально и наповал побивает всех первосвященников и книжников, фарисеев и саддукеев — часто и совсем не глупо, заметьте, провоцирующих Христа. Не поленитесь — откройте любое место у Матфея, где Иисус урезонивает своих идеологических противников — да ни один из самых великих полемистов и ораторов в мире — что бывших, что нынешних — и близко не стоит к сыну плотника...
А Вы, Ваше Святейшество, говорите:
«потерявшиеся годы»... Да вот они — найденные... — в индийской школе, в которой Исса-Иисус был и Учеником, и Учителем, как и полагается Богочеловеку, найденные!
Древние манускрипты (в количестве минимум шестидесяти трех) о паломничестве Иисуса на Восток хранятся в секретном архиве Ватикана. О них сообщал один из самых влиятельных в конце XIX столетия иерархов Римской курии и всего Святого Престола кардинал Ротелли...
Нотович примчался из Ладакха обратно, в Европу, окрыленный своим открытием, и — сразу к кардиналу, рассчитывая на личные добрые отношения с ним, а еще больше — на близость Ротелли к папе римскому — Пию X. Но... В ответ на предложение обнародовать поскорее находку из Хеми он и услышал:
— В архиве апостольской библиотеки Ватикана давно имеются аналогичные рукописи — причем не только на тибетском, но и на других восточных языках. Их в разное время христианские миссионеры привезли в Рим из Индии, Китая, Египта... Они действительно рассказывают про некоего пророка Иссу, показывавшего чудеса на Востоке...
— Но это Он! У меня почти готова книга, тибетский лама в Хеми дал мне переписать копию манускрипта. Но мне нужно благословение святого папы!
Ротелли вдруг тронул Нотовича за локоть: — А может быть, вам нужны деньги?
Ох, как ему пригодились бы сейчас деньги: изнурительная и длинная дорога через полмира и обратно стоила ему практически всех сбережений. Но разве есть сумма, равная его открытию — удивлялся Нотович про себя странной непонятливости прелата, уже надевая в прихожей шляпу и сухо раскланиваясь с хозяином.
— Но почему? Что здесь не так? — искренне недоумевал он, направляясь в сторону бульвара Пастера к Жаку Рене и ругая себя по пути, что не догадался заглянуть к нему до кардинала. В отличие от вежливо-приятельских отношений с последним с Рене они были откровенными друзьями: именно он — известный в европейском научном мире богослов и историк, автор недавно нашумевшей книги «Жизнь Иисуса» — надоумил русского раздвинуть горизонты и отправиться на Восток.
— Оставь мне свои рукописи, — предложил Рене Нотовичу после того, как тот пересказал ему встречу с прелатом. — Я что-нибудь придумаю.
...Вас когда-нибудь предавали друзья? Женщина не в счет. Ее можно понять — она полюбила другого. Но друг... Так вот нет ничего хуже того дня, когда один из них совершает то, что сделал Рене. Он выступил с докладом в Академии наук в Париже, где осмеял своего русского друга, назвав его находку в Хеми еретическим бредом индийских лам, а самого Нотовича — наивным несмышленышем, взявшимся не за свое дело и не умеющим отличить фальшивку от подлинника...
Происходила какая-то чертовщина, непостижимая для бывшего военного журналиста, привыкшего делать свое ремесло открыто и совестливо, всегда докапываться до истины и отличать правду от злонамеренной лжи.
Дальше — больше. Он опубликовал свою книгу-очерк о путешествии в Хеми, назвав ее «Незнакомые годы Иисуса Христа», сначала в Париже, затем в Англии и США. (На родине она была издана лишь в Киеве очень незначительным тиражом и осталась практически незамеченной.)
Книга разошлась на Западе быстро, но расколола клириков и мирян на два лагеря: на тех, кто немедленно обрушился с суровой критикой на молодого автора, якобы дурачащего читателей бездоказательными россказнями о мифических манускриптах и будто бы даже никогда и не бывавшего в пресловутом ламаистском монастыре Хеми.
Среди критиков был серьезный мировой авторитет — востоковед и теолог профессор Мюллер. Нотович даже расплакался, когда прочел его рецензию на свою книгу. И второй лагерь — это те, кто читал «Незнакомые годы» с восторгом. Но... по-обывательски, как легкое чтиво, ненаучную фантастику.
И трудно сказать, что бы случилось со всей этой историей, скорее всего, она бы затерялась, пропала среди бурных событий на рубеже двух веков. Как пропал незаметно для всех сам ее герой — Николай Нотович... Последний раз его видели летом 1899-го покупающим билет на поезд Париж — Марсель с тем, чтобы из Франции отплыть пароходом на родину, в Одессу. Но вот отплыл ли? И добрался ли? Мы искали, прежде чем садиться за эти записки, хоть какой-нибудь след Николая Нотовича на Черноморье и... не нашли.
Свами Абедананда прибыл в Лех в 1922-м опровергать. Индиец жил в Англии и слыл крупнейшим в Европе — на уровне Мюллера — ученым-ориенталистом. От них двоих Нотовичу досталось больше всего за... «фантазерство». В отличие от Нотовича, не довезшего фотопленку, на которую он переснял манускрипты — она пропала по вине его секретаря Абедананда, — вернулся в Лондон с фотографиями и переводом "Жизни Святого...» с тибетского на бенгальский. С последнего на европейские языки перевести текст было уже несложно. И что же? Совпадение с текстом Нотовича было стопроцентным!..
Следующим гостем Хеми стал Н.К. Рерих. Когда в 1925-м его экспедиция добралась до Ладакха и обнаружила в Хеми знакомые манускрипты, он сказал фразу, немало удивившую даже его близких: «Я знал, что Иисус был в Индии!..»
«Шринагарские мусульмане рассказывают, что распятый Христос, или, как они говорят, Исса, не умер на кресте, но лишь впал в забытье. Ученики похитили Его и скрыли, излечив. Затем Исса был перевезен в Шринагар, где учил и скончался. Гробница Учителя находится в подвале одного частного дома. Указывается существование надписи, что здесь лежит сын Иосифа, у гробницы будто бы происходили исцеления и распространялся запах ароматов. Так иноверцы хотят иметь Христа у себя».
Рерих излагает — блестяще, как и вся его проза — фрагменты того самого манускрипта Хеми о жизни в Индии подлинного Иисуса, их перевел с тибетского сын художника Юрий Рерих — знаток восточных языков, ученый-тибетолог. Фрагменты полностью совпадают с версией Нотовича...
...И наконец точку во всей этой смахивающей на детектив истории с «Незнакомыми годами» могла бы неожиданно, как то и положено по закону жанра, поставить совершенно посторонняя, никакого отношения ни к Востоку, ни к писательству, ни к науке, ни к религии не имеющая женщина — пианистка из Швейцарии Элизабет Каспари.
В Хеми она попала в 1939-м почти случайно: развлечься и попутешествовать ее уговорила подруга — богатая филантропка из Америки. В первый же день в Хеми молодой настоятель монастыря, недавно сменивший прежнего, старика, сказал ей, показывая на два пухлых тома: «Вот книги, свидетельствующие — ваш Иисус был здесь! Возьмите их с собой, покажите своим единоверцам. Хотите — верните потом, хотите — оставьте в своем храме...»
Но в тот же день женщины узнали, что Гитлер развязал войну в Европе. Заспешили домой, стали собираться, и впопыхах Элизабет забыла манускрипты.
С тех пор в Хеми перебывало множество путешественников, но никто из них священных книг больше не видел.
[color=indigo]...Однажды вечером, когда последние птицы слетели с башен Красного форта и вернулись в птичий госпиталь, где джайны подкармливают их и залечивают им раны, я спросил тибетского изгнанника, живого Будду, 14-го Далай-Ламу — мы сидели неподалеку в его прохладной делийской резиденции на Чандни-Чоук, — не знает ли он что-либо о судьбе тех манускриптов про жизнь святого Иссы, которые хранились у них в монастырях в Лхасе?
— Кто ж теперь знает, что там осталось, что уцелело в наших святынях после оккупации страны и ее разорения? — горестно вздохнуло живое божество.
Почему же Ватикан до сих пор скрывает от верующих и мирян, что Иисус полжизни провел на Востоке — в Индии? Я думаю, потому, что католическая церковь была и остается крайне нетерпимой к буддизму, называя его религией без Бога, владычеством Сатаны, который будто и подсказывает человеку страшную мысль о полном самоубийстве, об уничтожении своей духовной жизни и превращении души в ничто, в пустоту...
И с буддизмом, и с индуизмом христианство расходится в главном: нельзя возвеличивать человека над Богом и обожествлять его. И в Иисусе не может быть больше человеческого, чем Божьего, потому что не может быть никогда!
Так, Ваше Святейшество?
Но... ведь мы оба с Вами были в Бенаресе. Скажите, положа руку на сердце, разве где-нибудь еще в мире сегодня так верят? Относятся так к своей религии? Да, у нас разные мировоззрения, но возьмем хотя бы одно общее понятие — о душе, о том, что спасение ее важнее всех земных благ и даже самой жизни. Разве не есть у нас это просто механически повторяемая формула, а у них — важнейшее жизненное правило, двигатель всей их социальной жизни? Одним словом, разве нам нечему поучиться у них?
И потом... Нотовича прелат Ротелли спросил, что хорошего он ждет от обнародования книги о неизвестных эпизодах из жизни Христа. Я бы, окажись на его месте тогда, в Париже, наверное, сказал:
«А что плохого в том, что люди узнают, что Иисус был похож на них еще больше, чем они предполагали? Чем навредят моим детям обнаруженные страницы о том, как Иисус тоже ходил в школу и изучал Упанишады и Веды, а может быть, и Платона с Пифагором, прежде чем стать лучшим из людей, Учителем?
И откуда у Вас право кормить людей историей о Нем, как манной кашей — с ложечки, дозируя ее, не давая самим во всем разобраться? А Вы как думаете, понтифик?
Если вдруг найдется время, чтобы ответить, — мой адрес в Интернете: Alextv@cityline.ru
Сергей Алексеев.
Письмо опубликовано в журнале Огонек №18 (4605) за май 1999 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий