А. Сандерсон
Последователи всех названных культов Шивы были движимы одним из двух мотивов по собственному выбору. Этим определялся и вид получаемого посвящения, и вид дальнейших ритуальных практик. Одни стремились единственно к освобождению (mokṣaḥ, мокша) от тягот перерождения (saṁsāraḥ, сансара).
Другие – к обладанию сверхъестественными способностями (siddhiḥ, сиддхи) при жизни и достижению наград (bhogaḥ, бхога) в одном из райских миров на выбор (в этой жизни через овладение йогой либо после смерти). Таким образом, последователи желали добиться либо освобождения (mumukṣuḥ, мумукшу) или вознаграждения (bubhukṣuḥ, бубхукшу).
Здесь я рассмотрю только ритуальную практику первых; именно в этом случае возникает проблема цели и смысла. Искатели вознаграждения, точнее называемые садхаками (sādhaka, «теми, кто овладевает силами»), изменяли основные ритуалы своего культа ради достижения конкретных целей, как-то усмирения враждебных сил (śāntiḥ, шанти), подчинения желанных женщин (vaśīkaraṇam, вашикаранам) или уничтожения врагов (maraṇam, маранам).
В таких случаях цель ритуала очевидна. Очевидно и значение адаптации базовой формы ритуала (касающейся, например, цвета и настроения божества). Так, понятно использование символизма белого, красного и чёрного цветов в ритуалах соответственно усмирения, подчинения и уничтожения. В других случаях символы используются без видимого смысла, просто согласно тому или иному тексту.
Проблема возникает только при обращении к неизменённой форме ритуала, только когда взыскующий освобождения (и только его), отрекшийся от всех конкретный целей, совершает обязательное почитание. Именно в этом случае возникает необходимость сформулировать объяснения неочевидного процесса, при котором ритуал – то есть манипуляция конечными формами и количествами – позволяет достигнуть бесконечного и абсолютного состояния освобождения. Ритуал, совершаемый искателем освобождения, будет иметь поверхностное значение, если практику будет дано объяснение способа достижения цели. Глубинное же значение откроется, если от практика требуется не просто совершать требуемые действия (sādhyam/kāryam, садхьям/карьям), но и пробудить в себе спасительное осознавание реальности (siddham/vastu, сиддхам/васту) с их помощью.
Эти проблемы можно рассмотреть детально, потому как именно ищущие освобождения составляли большинство аудитории кашмирских авторов. Можно было бы предположить, что такая аудитория была бы малочисленна (по сравнению с количеством всех шиваитов), что рассматриваемые теории предназначались для малой группы практиков, неудовлетворённых ограниченными устремлениями большинства тантриков и желавших более требовательного пути самореализации. Но хотя в большинстве направлений нетантрического индуизма освобождение видится целью исключительно немногих, этот путь хоть и позволяет достичь способностей и наград, довольно трудно совместим с обыденной жизнью.
Так, ищущему освобождения не возбранялось посвящать себя цели столь же интенсивно, как и нетантристы, но жёстким требованием это не было. Чтобы уверенно следовать пути освобождения, требовалось лишь пройти церемонию посвящения, а затем поддерживать сравнительно умеренную дисциплину в соблюдении ритуалов и обетов. Религиозная деятельность садхаки же была гораздо сложнее, интенсивнее и требовала больше времени. Он должен был соблюдать обеты (vratam, niyamaḥ – враты, ниямы), касающиеся выбора одежды, еды, поведения и места обитания. Всё это отделяло его – порой существенно – от мира остальных людей.
Таким образом, из двух целей шиваитской тантры освобождение было более доступно, и, вероятно, именно поэтому эти культы укоренились в индийском обществе. Благодаря своей нетребовательности они оказались доступны не только малым группам специалистов, но и целым общинам; ничто им не мешало и стать семейными традициями. Поэтому кашмирские тексты, посвящённые в первую очередь практикам освобождения, предназначались для мощной базы прочного социального института.
Освобождение оказалось общедоступно, потому что зависело не от личных усилий человека. Считалось, что только Шива может освободить душу, что он и проделывает в ходе ритуала инициации через человеческого посредника (ācāryaḥ, guruḥ, deśikaḥ – ачарья, гуру, дешика). Освобождение являлось следствием самого ритуала, который уничтожал оковы и загрязнения (malam, малы) души, скрывавшие до того её всесилие и всезнание. В учении правой руки освобождение считалось достижением равенства с Шивой, в учении левой руки – обретением тождества Шиве.
Если же большинство людей после инициации не выказывало признаков морального и духовного преображения, то это потому, что мантры (орудия Шивы в ритуале посвящения) уничтожали лишь те ограничения, которые вынудили бы душу переродиться после смерти вновь. По велению Шивы часть загрязнений, которая проявляет и поддерживает нынешнее умственное и телесное существование посвящённого, следует пощадить. Лишь для умирающих Шива отвёл полное разрушение оков, уничтожающее последние остатки завершающейся жизни и дарующее искупление здесь и сейчас.
Существовали также два вида людей, которым следовало продолжать жить, а плоды неуловимого изменения их душ (ātmasaṃskāraḥ, атмасамскары) вкусить лишь в смерти. Во-первых, слабоумные, женщины, тяжелобольные, очень старые люди, правители и отрекшиеся от мирской жизни (saṃnyāsī, санньяси), которые считались неспособными к совершению ритуалов. При инициации такого человека посвятитель включал «оковы взятых ранее обетов» (samayapāśaḥ, самайяпаша) в число разрушаемых мантрами. Теперь посвящённому гарантировалось освобождение без необходимости соблюдать какие-либо конкретные правила до конца жизни. От него требовалась только преданность (bhaktiḥ, бхакти) гуру и, следовательно, божеству и учению. Во-вторых, были и очевидно способные следовать обетам, и с них те (ранее взятые) не снимались. Затем на них накладывался ряд правил (samayaḥ, самайя), включавший обязанность проводить ежедневные, сезонные и разовые ритуалы до конца жизни.
Комментариев нет:
Отправить комментарий