Продолжение книги Говарда Мерфета "Огни дома"

Глава 4

Студент, учитель и новые горизонты

И наконец он встал, расставшись с облаченьем голубым, –
Навстречу завтрашнему дню, свершеньям новым и лесам младым.

Джон Мильтон (Элегия “Лусидас”)

В год окончания школы, собирая урожай на залитых солнцем полях, я долго думал о своем жизненном назначении. Хотя мне не было двадцати, мною уже владела уверенность, что я должен посвятить свое будущее труду на благо людей. Поскольку церковь не казалась мне подходящим для этого поприщем, что же выбрать? В конце концов, меня осенила идея, что обучение детей – это и есть самый полезный род деятельности. Разумеется, самое правильное – воздействовать на податливый, впечатлительный, несформировавшийся детский ум. Если это можно будет сочетать с высокими идеалами и понятиями, остальное приложится. Чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что лучшее занятие – давать знания молодежи. Какой путь нужно пройти, чтобы стать учителем?

Повсюду собирая сведения, я узнал, что раз у меня есть документ на право поступления в университет, я могу поступить и в педагогический колледж. Более того, я сделал еще одно важное открытие: если я подпишу контракт о том, что в течение нескольких лет после учебы обязуюсь работать учителем в учебных заведениях, находящихся в ведении министерства образования Тасмании, я не только смогу учиться в университете и в колледже бесплатно, но даже получать во время учебы стипендию, хотя и небольшую, но достаточную для моих жизненных потребностей. А это значило, что мой добрый отец не должен будет платить и пенни за мое дальнейшее образование. Это было для меня очень важно – ведь я чувствовал себя виноватым перед ним, разрушив его мечту о том, что его единственный сын станет его партнером на ферме. Итак, после Рождества я начал предпринимать шаги по осуществлению своего нового плана.

Мне очень нравилась перспектива стать студентом университета и проходить педагогическую практику, но такая возможность откладывалась на год. Это время мне предстояло проработать младшим преподавателем, что должно было стать подготовкой для овладения будущей профессией педагога. Поэтому я провел шесть месяцев в городской средней школе – той самой, где сдавал вступительный экзамен, и шесть месяцев – в сельской школе. В конце этого срока я получил аудиенцию в Министерстве образования и подписал нужный контракт. Так началась моя счастливая студенческая жизнь.

В те далекие годы педагогический колледж и университетские корпуса стояли бок-о-бок на холме Хобарт Домэйн. Перебегать из одного здание в другое и обратно было поэтому очень легко. Вспоминая эти года, я особо хотел бы упомянуть, что среди многих людей, оказавших на меня влияние в тот период, были два замечательных человека. Одна незабываемая личность – это директор педагогического колледжа, которого студенты с любовью прозвали Джонно. Он не только привил мне глубокий интерес к английской поэзии, но многие годы я думал и вспоминал о нем как о “ходячем стихе”. К тому же он укрепил мое желание стать писателем, назначив меня редактором журнала колледжа спустя две недели после моего поступления. Моя любовь к английской литературе становилась все сильнее, когда на занятиях, которые он вел, мы изучали Шекспира, Теннисона и других великих английских писателей. Я вспоминаю о нем, как, я уверен, и большинство других студентов, с великой благодарностью и искренней любовью.

Другой джентльмен, оказавший сильное влияние на мою будущую жизнь, был профессор Тэйлор, преподаватель английского языка в университете. За маленькие сочинения, которые нам полагалось писать по курсу английского языка, он всегда ставил мне “А+”, что было высшей оценкой. Я очень радовался, когда во время сессии получал высокие оценки на экзаменах, так как от этого возрастала моя уверенность в том, что в будущем моим главным занятием станет писательское дело.

Из прошлого приходит ко мне и другое воспоминание – об одном странствующем френологе из Америки. Он обращался к ученикам с кафедры актового зала средней школы. Я посещал все его лекции, так как очень заинтересовался этим предметом и даже купил несколько старых книг по этой теме. Еще до того, как он уехал, я потратил 5 шиллингов из своих карманных денег на сборник его лекций. Он сказал мне, что я буду писателем, но не романистом, не автором художественной прозы. Мои книги, говорил он, будут основаны на фактах, а это, думается мне, соответствовало моему стремлению привнести в человеческую жизнь более высокое, духовное сознание. Но как это могло согласоваться с моим желанием стать учителем? После долгих раздумий я решил, что писательство более эффективно, чем обучение детей. Но прочтя биографии многих знаменитых писателей, я убедился, что ни один из них не смог сразу же после окончания образования добиться успеха как писатель, ибо они были вынуждены зарабатывать на жизнь. Они не могли просто сказать себе: “Я буду писателем” и тут же начать писать свою первую книгу. В этом случае им нужно было иметь или богатого патрона, или богатую жену, или еще какого-то богатого покровителя. Но тем, кто не имел таких даров от Бога, приходилось приобщаться к журналистике, к рекламному бизнесу или искать какую-нибудь другую оплачиваемую работу.

Итак, я принял решение начать свою “взрослую” жизнь с профессии учителя и попытаться расширить и углубить сознание человечества в школьных классах Танзании. Во время школьных каникул я пробовал писать короткие рассказы и очерки для австралийских журналов и газет. Тем самым, занимаясь преподаванием, я в то же время готовил себя к более широкой деятельности.

Студенческая жизнь, как известно, не только время приобретения знаний, но и время развлечений. Один из моих добрых друзей, бывший, как и я, младшим преподавателем, а теперь занимающийся научной работой в университете, слишком много времени отдавал развлечениям, а потому не написал вовремя курсовую работу и провалился на университетских экзаменах. Я тоже развлекался, и мои студенческие годы были радостными, но, по счастью, наибольшее удовольствие я находил в занятиях и приобретении знаний. Поэтому я получил все необходимые свидетельства и дипломы, сдал университетские экзамены на гуманитарном факультете, и кроме того, заочно освоил еще два предмета. Одним из них, если я правильно помню, был расширенный университетский курс психологии. Я занимался логикой и психологией, находя психологию чрезвычайно увлекательным предметом, и знал, что, подготовившись дома, сдам ее без труда. Другим предметом была философия, представленная разделом этики. Эти философские штудии были необычайно интересны, и я был абсолютно уверен, что не зря выбрал этот предмет для заочного обучения.

И вот я, наконец, оказался в суровом и холодном мире школьных классов, заполненных детьми, большинство которых, по правде говоря, не хотело ничему учиться. Некоторые, конечно, хотели узнать ровно столько, сколько необходимо для сдачи экзаменов, чтобы получить хорошую работу после того, как они покинут стены школы и вырвутся на свободу. Ученики средней школы, хотя и больше заинтересованные в знаниях, чем дети начальных классов, тем не менее тоже должны были буквально заставлять себя работать без передышки, – “из-под палки”, как они выражались, если собирались сдавать экзамены, что было необходимым для получения в дальнейшем той работы, которая их привлекала. Их, разумеется, было легче учить, чем детей начальных классов, но я-то чувствовал, что именно последние, будучи моложе, являются более подходящим материалом для преобразования и лепки умов, что входило в мои амбициозные планы. Но скоро я открыл для себя, что сама система образования, основанная министерством и государством, не допускает никакой личной инициативы, никаких свежих идей и идеалов. Время следует использовать лишь для вбивания в юные головы обязательных предметов, чтобы дети могли сдать предписанные экзамены. Иначе у всех сложится мнение, что учитель не справляется со своей работой. Детей следует учить, как зарабатывать на жизнь, а не как жить.

Итак, я зарабатывал на жизнь учительством, делая совсем не то, что мне хотелось. Во время каникул у учителя всегда очень много подготовительной работы, поэтому я не мог позволить себе заниматься писательской деятельностью. Но кое-что я все-таки делал. Короткие рассказы, которые я писал, были основаны на фактах, но я старался подключить и творческое воображение, чтобы достичь художественного эффекта. Статьи же я писал исключительно на основе фактов. Мне удавалось публиковать как те, так и другие – короткие рассказы и очерки – в нескольких австралийских журналах. Так мне удавалось делать самые первые, крошечные шаги на пути к писательской карьере. Так и тянулись мало-помалу годы моей вынужденной работы по контракту.

Правда, случилось и нечто приятное. Оглядываясь назад, я вижу, что это было частью моей подготовки к той работе, которую в последующие годы мне предназначено было делать во имя Бога. В большом городе, где я учительствовал, были постоянные методические курсы для взрослых под эгидой университета. Одним из предметов там была английская литература. По каким-то причинам правительство решило навести режим экономии, и курсы как раз при мне закрылись. Комитет бывших студентов попросил меня продолжить лекции по английской литературе. Это предложение меня очень обрадовало, ведь я сам любил этот предмет. И вот до конца года я раз в неделю по вечерам читал лекции для взрослых. В противоположность моему доброму отцу, который был прирожденным публичным оратором, я всегда был стеснительным и скованным, выступая перед группой взрослых, даже самой малочисленной. А это вынужденное чтение лекций на курсах для взрослых в течение нескольких месяцев помогло мне в какой-то степени преодолеть эту слабость. Однако (я расскажу об этом в одной из следующих глав) мне понадобилось более радикальное лечение от страха перед сценой и большой аудиторией.

Когда годы работы по контракту подходили к концу, я твердо решил, что это занятие не для меня. Оно оказалось не только не совместимым с моими идеалами. В стенах школьных классов я начал чувствовать себя как в капкане и понимал, что должен вырваться на более широкий путь, который даст мне возможность странствовать по миру, поможет открыть смысл жизни и принять какое-то участие в процессе совершенствования человеческого сознания и понимания.

Правильной дорогой, думал я, была журналистика. Но как в нее попасть? Я был не настолько молод, чтобы работать в солидной газете как начинающий репортер. Возможно, были какие-то другие ходы для проникновения в газетный мир. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что какая-то невидимая божественная сила сыграла тогда в мою пользу. Я описал в своей последней книге “Там, где кончается дорога”, как в один из праздничных дней в Мельбурне я, сидя за ланчем в дешевом греческом ресторанчике, познакомился с услужливым англичанином, Стэном Перри. Мы разговорились, и он предложил мне принять участие вместе с ним в основании еженедельной газеты в одном из пригородов Мельбурна, который не был охвачен прессой. Мне это показалось даром божьим, как оно и было на самом деле. Я согласился и заверил его, что по окончании своих дел в Тасмании буду счастлив стать партнером в его проекте. Я упоминал также в своей книге, что когда я вернулся в Мельбурн и встретился со Стэном Перри, он уже охладел к этой затее. Поэтому я решил действовать самостоятельно. Я не буду повторять здесь всех деталей, но проект некоторое время работал успешно, что открыло мне двери в журналистику. Хотя Перри и не оказывал мне помощи, разве что распространял бесплатные газеты, именно он подал мне идею и вывел из Тасмании в широкий мир Мельбурна. В книге “Там, где кончается дорога” говорится и о том, как работа в пригородной газете помогла мне стать спортивным репортером в только что основанной столичной вечерней газете. Ее основание было дерзким шагом, так как ей предстояло выдержать конкуренцию с “Гэральд” – старой мельбурнской газетой. Сколько бы она ни прожила, я думал, что все равно приобрету ценный опыт, работая сотрудником большой столичной газеты. И как раз в это время божественная судьба (именно так я это называю) снова открыла карту в мою пользу. Казалось, по чистой случайности я прочел объявление о наборе слушателей на трехмесячные курсы по составлению и распространению рекламы. Их должен был вести один из ведущих специалистов по рекламе в Мельбурне, а именно рекламный менеджер Викторианской железной дороги. Я поступил на эти курсы и провел немало приятных вечеров, приобщаясь к новым знаниям. Я работал очень усиленно и, должно быть, имел к этому талант. Поэтому по окончании курсов я получил самые высокие оценки на экзамене по составлению рекламы и был вторым по процедуре ее распространения. Мне выдали диплом, но я не имел понятия, что мне с ним делать.

Я продолжал мою репортерскую жизнь в вечерней газете, пока она не прекратила свое существование, не выдержав конкуренции с “Гэральд”. Что же дальше, спросил я себя. В Мельбурне наверняка с избытком хватало опытных газетчиков, ищущих работу. И тогда вышло наружу таившееся в глубине моего сознания искушение. Я вспомнил своего любимого героя Верна Джонса и его рассказы о жизни “на тропе”, и мне страстно захотелось приобщиться к этой жизни. Она дала бы мне так много материала для свободной журналистики. Все, в чем я нуждался, это острый глаз. Я подумал, что уже достаточно развил это качество. У меня были деньги, накопленные от журналистской работы и доходов от пригородной газеты.

Единственно, что прочно укрепилось тогда, так это Великая Депрессия. Я был уверен, что очень много мужчин как молодых, так и среднего возраста, потеряли работу и “встали на след” в надежде найти где-нибудь случайный заработок. Я по почте вошел в контакт с издателями нескольких австралийских газет и заручился обещанием некоторых из них напечатать короткие газетные заметки и небольшие статьи – от внештатного корреспондента. Больше всего надежд я возлагал на еженедельник Смита в Сиднее. Случилось так, что позднее мне довелось встретиться с издателем этой газеты, известным австралийским поэтом Кеном Слессором, как с военным корреспондентом в пустыне на западе Египта. Депрессия, начавшаяся в конце 20-х годов, породила гораздо большую армию бродяг, чем я ожидал. Это представляло богатый материал для изучения человеческой натуры. Я уже много писал об этом в книге “Там, где кончается дорога”, но не упомянул о том, что среди бродяг, как они сами называли себя, странствующих окольными дорогами Пустоши, я отыскал человека, которого хорошо знал в студенческие годы. Его звали Кол. Мы одно время учились с ним в педагогическом колледже в Хобарте и были добрыми друзьями. Он, как и я, устал от разочарований учительской профессии, и теперь, как и я, разведывал австралийскую Пустошь. У нас было много общих воспоминаний, и мы вместе пустились навстречу приключениям. Он был вынужден зарабатывать деньги где только мог, и я был не прочь присоединиться к нему, чтобы добавить хоть что-то к сбережениям от внештатной журналистики. Мы, например, несколько недель собирали урожай на виноградниках, тянущихся вдоль реки Муррэй, а потом соорудили плот, чтобы поплыть вниз по реке к ее устью в южной Австралии. Но плот, который мы строили из случайных материалов, попадавшихся нам под руку, оказался ненадежным; мы вскоре бросили его и зашагали вместе по безлюдной глинистой дороге в Новом Южном Уэльсе, где с наступлением темноты на нас обрушились потоки проливного дождя. Промокшие до костей, мы скользили по дороге в полной тьме, пока, наконец, не увидели во мгле одинокий огонек. Мы пошли к нему, и недалеко от дороги набрели на маленький коттедж. Хозяин, который жил там один, приветствовал нас с гостеприимством исконного жителя Пустоши и предложил переночевать в его доме, где можно было высушить нашу одежду. Наутро он повел нас к пустому дому в полумиле от его жилья и сказал, что здесь мы сможем отдохнуть и до конца просушить вещи на солнце, перед тем как снова двинуться в путь. Мы обнаружили, что пустой дом кишит змеями самых разных мастей, включая и смертоносную тигровую змею. Правда они, хотя и неохотно, стали уползать из дома, когда мы с Колом туда вошли. Это было довольно необычное приключение – провести весь тот солнечный день в окружении змей, словно в каком-то уголке царства нагов. Мы еще долго пробирались по проселочным дорогам, то пешком, то автостопом, пока не присоединились к остаткам кочующей армии бродяг.

В общем, те месяцы, что я провел “на тропе”, явились для меня полезными уроками, которыми мне не следовало пренебрегать, поэтому я благодарен моему старому другу Верну Джонсу, подбросившему мне эту идею. В моей прошлой книге я рассказывал, как в конце концов добрался до Сиднея и там, по милости Божьей, нашел постоянную работу – составителя рекламы в большом агентстве. За время, что я там работал, я постиг под руководством опытного работника рекламы, приехавшего из главной конторы в Лондоне, искусство разрезать на куски мою любимую прозу и складывать их по-новому, как моей душе будет угодно, – иными словами, писать емкую прозу в стиле той, которая характерна для эссе Френсиса Бэкона. И я увидел, что составление рекламных объявлений является лучшей тренировкой для профессионального литератора, пишущего на основе фактов.

Я также рассказывал, что благодаря работе в рекламной компании я познакомился со многими англичанами, приезжавшими из Лондона из главной конторы фирмы, и как это помогло мне совершить первую заокеанскую поездку гораздо раньше, чем я мог ожидать.

В то время я думал, как ужасно мне не повезло, что II Мировая война началась через несколько месяцев после того, как я впервые ступил на английскую землю: рекламное дело сворачивалось, и я оказался прямо на войне. Но теперь я воспринимаю это как большую удачу, поскольку война вывела меня на гораздо более широкие дороги испытаний и опыта. Она привела меня в страны, которые я скорее всего никогда бы не посетил и где не провел бы много времени, если бы война не забросила меня туда. Среди них – Палестина, Египет и Тунис. А пребывание на европейском фронте позволило мне лучше узнать такие страны, как Германия, Франция и Бельгия и их народы. Это очень помогло мне в постижении человечества и в поиске конечной цели жизни. Посещение мною концентрационного лагеря в Бельсене в качестве военного корреспондента по общественным связям, мое длившееся несколько месяцев присутствие на Нюренбергском процессе как представителя Британской пресс-службы – все это дало мне возможность проникнуть в самую сердцевину темных сил, против которых мы боролись в этом колоссальном Армагеддоне.

Мне было нелегко оторваться от насыщенной событиями послевоенной жизни в Европе, но я все-таки сумел вовремя вернуться в Сидней в 50-е годы, чтобы побыть рядом с моей матерью в последние годы ее жизни и найти Айрис Годфри, которая стала моей женой и вдохновляющей участницей моей второй одиссеи, приведшей нас к стопам Аватара Шри Сатья Саи Бабы. Тогда и стала приоткрываться дверь от нереального к Реальному, что полностью изменило нашу жизнь. Было это в 1965 году.

---

ЧАСТЬ II

ИСТОРИИ, УРОКИ САИ, РАЗМЫШЛЕНИЯ

Глава 5

Молодой Аватар

Примечательно и на первый взгляд необъяснимо, что Аватара с самых ранних лет преследует опасность, угрожающая Его жизни. Свами говорил, что невозможно удалить Его с Земли, пока не будет завершена Его миссия. Безусловно, эта мысль успокаивает Его преданных, но не успокаивает врагов, которых у Него всегда немало. В конце этой истории я скажу, по какой причине, как мне кажется, у Него появляются смертельные враги. Серьезные покушения на жизнь Сатья Саи Бабы начались уже в Его юности, в начале 40-х годов, примерно за 20 лет до того, как я первый раз присутствовал на Его даршане в 1965 году. О тех событиях мне рассказывали несколько человек, включая покойного раджу Венкатагири и его двух сыновей, а также покойную Нагамани Пурнийю и других заслуживающих доверия свидетелей, чья честность не вызывает сомнений. В годы нашего знакомства Нагамани собирала воедино коллекцию своих воспоминаний и позднее опубликовала их под названием “Божественные игры Бхагавана Шри Сатья Саи Бабы”. Я уверен, эта небольшая книга была переиздана после ее смерти. Это кладезь сведений о ранних годах жизни Свами.

По рождению Сатья Саи Баба принадлежал к касте кшатриев; на этой касте с давних времен лежала ответственность за защиту народа Индии и управление им. В отличие от брахманов, бывших их наставниками в государственном управлении, кшатрии не были вегетарианцами. С детских лет юный Сатья Нараяна Раджу не мог есть мяса животных, наших меньших братьев, поэтому Он стал посещать дом одной женщины, тоже из касты брахманов, жившей в деревне неподалеку от дома его родителей. В то время эта женщина жила одна в доме, принадлежащем брахману; ее звали Суббамма. Она очень привязалась к молодому Аватару.

После того как Он объявил себя Саи Бабой и стал известен как Сатья Саи Баба, Его приверженцы начали собираться вокруг Него, и число их все время возрастало. Разумеется, поначалу “гвоздем программы” были Его чудеса, которые Он называл Своей визитной карточкой. Так большой дом брахмана стал местом встреч первых преданных Саи. К сожалению, в деревне Путтапарти, как, я полагаю, и в большинстве индийских деревень, преобладало кастовое сознание.

Одна женщина, тоже брахманка, жившая в деревне, ставила чистоту касты брахманов превыше всех других соображений. Я не буду называть ее имени, и не из-за ее действий, а из-за того, что последовало в результате их. Ее крайне возмущало то, что юный Саи и Его последователи, принадлежащие к разным кастам, приходят в чистый брахманский дом Суббаммы. Она понимала, что поскольку Суббамма не возражала против этих посещений, собрания в ее доме будут продолжаться.

Она видела, что, судя по всему, посетители будут прибывать, а значит, осквернение дома брахмана примет недопустимые масштабы. Она смогла придумать только один способ положить этому конец. Как ни трудно мне в это поверить, но очевидно, что незыблемые понятия о чистоте касты брали верх над моральными и дхармическими представлениями о ценности человеческой жизни. Она решила отравить юного Сатью Саи. Ее план по осуществлению этого злодеяния, хотя, возможно, и не был достоин Лукреции Борджиа, королевы отравителей, но был вполне приемлем для устранения кого бы то ни было в простой и заброшенной деревне Путтапарти.

Она решила испечь вады, вкусные маленькие пирожки с дыркой посредине, похожие на пышки. Деревенская молодежь очень любила это лакомство, поэтому она позвала много мальчишек и молодых людей, включая Сатью Саи. Они, понятно, пришли на этот пир точно в срок и, усевшись группками в саду, стали быстро расправляться с вадами. Хозяйка, которую я назову Лукрецией Борджиа, отвела Сатью в сторону, сказав, что испекла для Него особенно вкусные вады. Он с готовностью пошел за ней, и она, подав Ему две “особые” вады в тарелке, села неподалеку и стала наблюдать за Ним, чтобы убедиться, что Он съест их. Без колебания Сатья принялся жевать отравленные вады. Пока Лукреция Борджиа следила за ним, Он съел обе без остатка. Может быть, Он знал, а может быть и нет, что ест отраву, но скорее всего Он почувствовал что-то неладное, так как, едва покончив с вадами, сразу пошел к дому Суббаммы. Лукреции Борджиа не терпелось узнать, что случилось. Она оставила других мальчиков, все еще уплетающих лакомство, и отправилась за юным Сатьей Саи. Дойдя до дома Суббаммы, она увидела, как Сатью рвет в саду. Она стояла и смотрела на Него. Она была поражена и испугана, когда увидела, что Он исторг из себя две вады целиком, хотя она ясно видела, как тщательно Он их разжевывал. Она начала понимать, что Он не был обычным подростком, а кем-то совсем особенным, за пределами всех каст.

Она видела, как после рвоты Он приходил в себя и сел на садовую скамейку, чтобы собраться с силами. Она опустилась перед Ним на колени и стала молить о прощении. Он полностью простил ее, как в последующие годы прощал всех, кто пытался причинить Ему вред. Вышло так, что Его потенциальная убийца стала одной из Его преданных. Молодой Аватар прекрасно знал, еще и до этого покушения на Его жизнь, что в деревне и вокруг нее есть немало людей, которые люто ненавидят Его и относятся к Нему враждебно. Его собственная деревня, похоже, была маленькой моделью того, во что превращался весь наш мир по мере того, как Его миссия принимала мировые масштабы: иные верят, любят и служат по мере сил, в то время как циники высмеивают, а некоторые ненавидят так люто, что, кажется, ставят под угрозу саму Его жизнь.

После этого случая с отравлением Сатья понял, что шипы и стрелы ненависти, направленные против Него, могут обратиться и против Его доброго друга и покровителя Суббаммы, поэтому Он решил, что даже если сам и может видеться с ней часто, то собрания с преданными нужно проводить в другом месте, но где? Пещера, куда Он часто удалялся для медитации, была слишком мала, и Он решил построить собственное святилище в виде хижины. Несколько верных друзей вызвались помочь Ему, и совсем скоро хижина была сооружена. Это было грубое и примитивное строение, но вполне пригодное для Его нынешней цели. Он стал проводить встречи в этом маленьком тихом убежище на краю деревни. Некоторое время все шло спокойно, но Его враги не дремали.

Небольшая группа юнцов из числа наиболее жестоких Его недругов разработала план, злобный план, который давал им возможность навсегда удалить этого “выскочку”, Сатьянараяну, и заодно хорошо поразвлечься. И вот однажды вечером, зная точно, что Сатья с несколькими самыми близкими преданными из деревни сидят в хижине, они тихо подкрались к ней, неся с собой жестянку с бензином и прочный кол. Сначала они надежно приперли дверь, чтобы ее нельзя было открыть изнутри, потом облили бензином часть стены и подожгли. Когда огонь хорошо разгорелся, они подались назад и уселись на возвышении, чтобы позабавиться зрелищем. Скоро языки пламени с жадностью набросились на входную дверь хижины, но к полному изумлению юнцов, внутри хижины не было слышно ни криков, ни призывов о помощи.

Трудно сказать, но может быть, если бы им удалось унизить или запугать свои жертвы до такой степени, чтобы доказать, что Сатьянараяна был простым смертным, они бы отодвинули подпорку и освободили их. Внутри хижины Сатьянараяна и Его друзья поняли, что стены охвачены пламенем и что огонь распространяется очень быстро. Один из них вскочил, чтобы попытаться открыть дверь, но юный Сатья, знавший, что дверь заблокирована, попросил его сесть на место. “Ждите и ничего не бойтесь, – сказал Он, – все будет хорошо”. И когда через брешь в стене, прожженную огнем, в хижину повалил едкий дым, Сатья взмахнул рукой. Все глубоко верили в своего вождя и поняли, что этот знак вызовет дождь. Так оно и вышло. Через минуту над хижиной и над деревней раздался мощный раскат грома. Гром гремел с такой силой, что, казалось, разорвется небо и содрогнется вся земля. Тут же хлынули потоки дождя. Те, кто был внутри, не слышали ничего, кроме небесной органной музыки спасительного ливня. Из-за грохота дождя, что обрушился на хижину и на все вокруг, другие звуки были еле различимы. А это были крики и проклятья малолетних преступников, которые, промокнув до костей, бросились к своим домам, чтобы укрыться от ливня. Буря утихла так же внезапно, как и началась. Воцарилась тишина. Небесные пожарники сделали свое дело. В обуглившихся досках над дверью образовался проем, достаточный для того, чтобы Сатья с друзьями мог выбраться наружу. Благоговейный страх друзей Саи был слишком силен, чтобы они могли говорить. Он спас им жизнь, и их вера в его силу стала нерушимой. Возможно, даже некоторые из наглых поджигателей начали задумываться и сомневаться, есть ли у них причины для спеси: а вдруг этот ненавистный юнец, над которым они насмехались, и впрямь является чем-то исключительным.

Друзья молодого Аватара помогли Ему заново отстроить хижину, и она служила Его целям, пока для всё возрастающего числа Его приверженцев не потребовалось более просторного помещения. И тогда они все вместе под руководством Свами построили мандир, известный теперь как “Старый мандир”, – но это уже другая история.

Можно задать вопрос – почему преобразующие мир Аватары, такие как Рама, Кришна, Иисус и Сатья Саи Баба, имеют так много врагов, и на их жизнь совершаются покушения, часто даже с самого дня их рождения? С первого взгляда это кажется невероятным, ведь тот, кто от самого сердца Бога несет свет и освобождение всему человечеству, не должен иметь ни одного врага. Но если глубже об этом задуматься, мы увидим, что Божий план эволюции сознания в сторону развития у людей божественного видения предусматривает и борьбу, и противостояние на игровом поле земли. Без борьбы сознание остается статичным, не развивающимся, а борьба, конечно же, требует, чтобы существовали обе силы, добро и зло. Так разыгрывается великая божественная драма, из которой мы, жители земли, извлекаем уроки. Иногда эта борьба между силами добра, устремленными вперед, и силами зла, тянущими назад, выходит из-под контроля, в ней нарушается равновесие, и асуры, демоническое начало, набирает такую силу, что становится угрозой для Божьего промысла. В такие времена вмешивается Сам Бог, посылая на землю богочеловека с миссией восстановить равновесие – уменьшить зло и оказать помощь добру. Так осуществляет Он подъем сознания человечества и тем самым изменяет мир.

Но темные силы, закостеневшие во зле, обладающие властью и основными мировыми богатствами, не хотят этих изменений. Любая перемена угрожает их невежественному и эгоцентричному стилю жизни, и потому они изо всех сил сопротивляются ей, вплоть до покушения на жизнь богочеловека. Но богочеловек покидает землю только тогда, когда его миссия завершена. Распятие Иисуса было частью этой миссии, поистине, самой важной ее частью и потому представляет собой не поражение богочеловека, а скорее его победу. Естественно возникает вопрос: почему атаки направлены против величайших духовных учителей, Аватаров, а не против менее значительных личностей? Должно быть потому, что только великие являются реальной угрозой мировому устройству. Чем ярче солнечный свет, тем гуще тень. Тот самый свет, который несут Аватары, создает им смертельных врагов. “Учить истине, – сказал один старый мудрец, – это все равно что подносить зажженный фитиль к пороховой бочке”. Только тот, кто обладает абсолютной властью всемогущего Бога, может поднести горящий фитиль абсолютной истины к пороховому погребу темных сил земли.

---

Глава 6

Саи излечивает от страха перед сценой

Однажды, ярким солнечным утром, когда я сидел за своим столом в кабинете Ледбитера в усадьбе штаб-квартиры Теософского общества под Мадрасом, в дверях появились два индийских джентльмена. Поскольку я знал и чтил их как последователей Сатья Саи Бабы, я попросил их войти и вскочил с места, чтобы с ними поздороваться. Лица и глаза у них сияли, словно они несли с собой благие вести. Однако принесенная ими весть показалась мне скорее тревожной, чем радостной. Один из них, Шри Венкатамуни, в чьем доме Свами обычно останавливался, когда бывал в Мадрасе (ныне Ченнаи), сказал мне: “Свами хотел бы, чтобы завтра вечером вы выступили с короткой речью перед Его беседой во дворце Осборна. Мы надеемся, вы согласитесь”. Он улыбнулся. Обретя способность говорить после столь обескураживающего заявления, я задал несколько вопросов. “Где состоится беседа Свами? Сколько времени, по мысли Свами, мне нужно будет говорить? Кто еще, кроме меня, будет произносить вступительную речь?” Я думал, что узнав необходимые подробности, я, возможно, смогу вежливо отказаться. “Это будет происходить в городе, во дворце Осборна, – ответил Венкатамуни и продолжал: – Он хотел бы, чтобы ваша речь длилась 15-20 минут. Другим выступающим будет профессор Т.М. Махадеван, декан философского факультета Мадрасского университета”. Он, по-видимому, ожидал, что все это меня очень обрадует, но на самом деле меня охватило еще большее волнение. Из дальнейшего разговора выяснилось, что беседа состоится в огромном парке дворца Осборна, где соберется около двадцати тысяч людей. Оба гостя молча ждали моего восторженного согласия.

Должен признаться, я всякий раз слегка нервничал перед лекциями для взрослых и школьными уроками в Австралии, хотя занимался этим годами, а также перед выступлениями в зале штаб-квартиры Теософского общества в Адьяре, но это предложение было совсем другого рода. Если я соглашусь, то должен буду держать речь перед великим Аватаром и, мало того, перед деканом философского факультета Мадрасского университета, а аудитория будет состоять не из нескольких сотен или нескольких дюжин, как в былые времена, а из двадцати тысяч или более. Первым импульсом – и очень сильным – было найти любой повод, чтобы отказаться. Но тогда я в первый раз понял, что, если Свами о чем-то просит, никто и никогда не может сказать “нет”. Поэтому я согласился. Лица моих визитером просияли, я же почувствовал, что мое лицо вытянулось.

Второй мой посетитель, который до сих пор молчал, был майор Рама Райянингар. Моя жена Айрис и я, во время нашего пребывания в Индии, имели несколько приятных встреч с Рамой и его женой Матхарой. Теперь он сказал: “Я пришлю свою машину и шофера, чтобы вы с женой завтра утром вовремя добрались до Дворца Осборна”. Я поблагодарил его, так как понятия не имел, где в Мадрасе, этом огромном городе, находится Дворец Осборна. После этого посланцы Саи удалились, а я остался один на один с серьезным заданием, которое мне надлежало выполнить.

Я отложил в сторону работу, которой занимался до их прихода, и сел за стол, чтобы обдумать тему своего выступления и сделать кое-какие заметки. У меня было еще полтора дня для подготовки к двадцатиминутной речи, и поэтому эта часть задачи представлялась мне не слишком трудной. Я задумался над темой и решил, что моя речь должна быть посвящена самому великому из чудес Свами – Его способности изменять природу людей. Если старые алхимики пытались превратить свинец в золото, Свами не только пытался, но и достигал успеха, превращая грубый металл человеческой натуры в золото божественной природы. И я, назвав свою речь “Свинец – в золото”, набросал примерный план. Но потом я представил себе, как, стоя на сцене рядом со Свами и видя перед собой огромную аудиторию, я впадаю в паническое состояние, и решил, что должен написать всю речь целиком. Когда в прошлом мне доводилось выступать на радио, я научился искусству читать написанный текст речи так, как будто я говорю экспромтом. Я знал, что и сейчас смогу сделать это без труда. Поэтому я написал всю речь от начала до конца, проверив, чтобы она укладывалась в двадцать минут, и только тогда почувствовал удовлетворение.

Однако этому довольству собой на следующий вечер был нанесен удар. Когда мы въехали в ворота дворца Осборна, то увидели огромную территорию, где под деревьями и прямо под звездами уже сидели бесчисленные массы людей. Это было скорее похоже на большое празднество – с гирляндами лампочек на деревьях и ярко освещенной сценой, расположенной прямо перед дворцом. Друзья проводили меня к сцене, где уже сидел Свами, а рядом с Ним – профессор Махадеван. Айрис посадили на занятое для нее место в первом ряду. Все обращались с нами, как с почетными гостями, я же чувствовал себя ягненком, которого ведут на заклание.

Когда я взобрался на сцену, Свами приветствовал меня доброй улыбкой. Только потом я сообразил, что должен был преклонить перед Ним колени и коснуться Его стоп, но тогда я только сложил руки и как-то неловко поклонился Ему. Он жестом указал на место по правую руку от Себя. Несколько мгновений я смотрел на лица сидевших передо мной людей. Казалось, что они теряются в бесконечности. Свами попросил философа выступить первым. Я был рад этому, но вместе с тем и огорчен: рад потому, что получил двадцатиминутную отсрочку, огорчен потому, что, целиком поглощенный своим страхами, не мог внимательно слушать, о чем говорит проф. Махадеван. Я был уверен, что это интересно, но мой ум был настолько взбудоражен, что я не мог следить за его речью.

Двадцать минут отсрочки пронеслись, как несколько секунд, и пришла моя очередь встать и говорить. Свами, словно любящая мать, наградил меня доброй улыбкой и жестом попросил меня выйти вперед и начать речь. Теперь я понимаю, а тогда не понимал, что Он – свидетель, находящийся у нас внутри, и что Он знал тогда о моем смятении. До того как я начал, Он поднял руку передо мной, ладонью вверх, как будто бы поднимая лепестки моей ауры. Это возымело удивительный эффект: я в значительной степени успокоился. Мне показалось, что толпа исчезла и у меня теперь только один слушатель, и я начал уверенно читать свою речь. Время от времени я видел руку Свами, плавно поднимающуюся в том же самом жесте, который не давал моей панике выйти из берегов. И все же я был очень рад, когда мое выступление закончилось и я смог сесть на свое место. Теперь встал Свами и вышел на переднюю часть сцены. Воцарилась глубокая тишина. Все огромное собрание с радостью ждало слова Бога. Тишина прерывалась только тогда, когда Свами шутил, – по толпе то и дело проходила волна смеха.

Я чувствовал большое облегчение оттого, что мое испытание закончилось и я могу расслабиться и слушать. Свами говорил на телугу. Я не понимал, о чем Он говорит, но для меня было большой радостью сидеть там, рядом с Ним, слышать Его золотой голос и наблюдать реакцию людей. Я надеялся, что Его удовлетворило мое выступление, но разве я смогу узнать об этом? Айрис, возможно, и скажет, что я выступил хорошо, но ведь она – пристрастна и слишком добросердечна.

Когда я спустился со сцены и уже собирался ехать домой, я встретил раджкумара – коронованного принца Венкатагири. Раньше мы с ним несколько раз беседовали, и меня восхитило его знание древней религии и Веданты. А сейчас он взглянул на меня и сказал: “Вы произнесли хорошую речь. Ее нужно напечатать”. Я знал, что он не льстит мне, и потому был счастлив, что, несмотря на панический страх перед сценой, я не провалился. Через несколько месяцев речь и вправду была опубликована в “Санатана Саратхи”, журнале ашрама Саи Бабы.

Предпринятое Саи Бабой лечение от “сцено-боязни”, когда нежной улыбкой и мягким движением руки Он сталкивает тебя в глубокий край бассейна и в случае нужды помогает выплыть, не исцелило меня в тот вечер во Дворце Осборна полностью, но изрядно продвинуло по пути к исцелению. Свами, однако, был настойчив. Как только Он замечал, что я нахожусь близко от этого глубокого края, Он, надо сказать, всегда сталкивал меня туда. Много раз, как только появлялась возможность, Он неожиданно просил меня выступить перед группой студентов или взрослых. Например, как-то вечером Он собрал всех студентов Уайтфилдского колледжа в столовой их общежития в ашраме Бриндаван и позади этой группы увидел меня, пытавшегося остаться незамеченным. Он послал ко мне одного из студентов и, когда я подошел к Нему, сказал, ласково улыбаясь: “Дай этим студентам несколько добрых советов, хорошо? Всего на десять минут”. И Он тут же исчез, а я остался стоять перед ними, не зная, что сказать. Но вдруг я вспомнил, о чем говорил со мной в тот день д-р Бхагавантам. И я сказал, какая большая им выпала удача – учиться в колледже под защитой и руководством Свами. Проклятье студенческой наркомании добралось с Запада до Индии, и другие индийские университеты уже были охвачены этим злом. Мне удалось заполнить десять минут разговором об этом, а также о других великих преимуществах, которые дарует им присутствие Аватара. Они были хорошими слушателями, какими обычно и бывают индийцы. Я увидел, как их глаза загорелись радостью. Когда Свами вернулся и оценил ситуацию, Он заметил: “Ты дал им хороший совет”. После этого Он сам говорил с ними около часа, и при этом их лица были полны восторга. Я потом спросил своего друга Нарендру, директора колледжа, о чем говорил Свами. “О, – сказал он, – Свами главным образом ругал нескольких студентов за нарушение дисциплины”. “Но ведь они слушали Его с таким восторженным вниманием”, – недоумевал я. Он ответил: “Они слушают Свами с великой радостью, о чем бы Он ни говорил”.

Итак, уроки продолжались, и моя “сцено-боязнь” в большой степени была преодолена. За это время я обнаружил, что не я один проходил курс лечения от страха перед сценой. Профессор Сэм Сэндвайс из США, психиатр и автор двух известных книг о Свами, как-то признался мне, что, когда Свами взял его на прогулку по ашраму вместе с группой студентов, он, по его словам, “шел в страхе”, так как знал, что Свами в любой момент мог остановиться и попросить его тут же начать импровизированную беседу со студентами. Он по опыту знал, что Свами мог внезапно сказать: “Скажи несколько слов этим людям (или этим студентам), Сэндвайс”. Это случалось часто. Как и я, он обладал врожденным страхом перед публичными выступлениями. Лечение, как видно, возымело на него действие, когда мы оба, он и я, выступали в Риме в 1983 году с трибуны Международной конференции, посвященной Саи. Однако он признался мне, что где-то в глубине в нем осталась доля былой паники. Мне кажется, эта доля сохранилась и во мне, хотя, похоже, никто этого не замечает.

Шли годы, и я увидел, что часть моей работы для Аватара приходилась на публичные выступления, к которым Свами приучил меня, а также моего друга Сэма Сэндвайса, и потому былая паника испарилась, и все, что осталось от нее – это легкое напряжение в момент выхода на трибуну. Несколько великих актеров, проводивших годы на сцене, говорили мне, что они всегда испытывают это напряжение, этот страх перед “первым выходом”, однако считают это хорошим признаком, вдохновляющим их на то, чтобы наилучшим образом сыграть свою роль. Я был счастлив, что гостем из Америки на Всеавстралийской конференции Саи в Южной Австралии был профессор Сэндвайс. Он, как оратор, выполнял там очень большую работу, и я сказал ему: “Сомневаюсь, чтобы Дизраэли, или Гладстон, или кто-то другой из великих ораторов могли держать аудиторию в таком восторженном состоянии, вызывая у нее и смех и слезы, как это делали здесь вы. Наверное, вы полностью избавились от своего страха перед сценой”. “Не совсем, – сказал он, – я все еще слегка ощущаю его всякий раз, когда выхожу на трибуну, чтобы произнести речь”. Вероятно, подумал я, даже самые великие ораторы ощущали тот же страх в начале своих великих речей, который без сомнения проходил после первых вступительных фраз. И они могли говорить часами, принося радость своим слушателям. И если есть вдохновенный оратор, который не чувствует никакого изначального напряжения, то это сам Саи Баба.

---

Глава 7

Йога любви

Бхакти-йога, как известно, самая важная из всех йог.

С философией бхакти-йоги меня впервые познакомил покойный д-р И.К. Таймни в “школе мудрости” в Адьяре (Индия). Д-р Таймни был ученым, оккультистом и теософом. Его лицо всегда было счастливым и улыбчивым, что часто отличает бхакта. Мне казалось, что его жизнь вдохновляет и направляет живая божественная любовь.

Первая попытки Таймни приобщить нас к бхакти приняли форму обсуждения некоторых афоризмов из классического сочинения “Бхакти-сутры” Нарады. Но боюсь, что я, как и большинство его учеников, был слишком занят “головой”, чтобы заинтересоваться философией сердца. Я был заворожен теософскими идеями Абсолюта, возникновения вселенных, семи сущностей человека и т.д. Древние истины Веданты, откристаллизовавшиеся в теософии, отвечали, как мне казалось, на все вопросы. Их изучение вело к раскрепощению ума, который сбрасывал старые оковы религиозных догм, и открывало захватывающие пути к более широким просторам понимания.

Преданность Богу, имеющему форму, и связанная с этим философия йоги казались мне бесцеремонным вторжением в мой новоприобретенный теософский мир, и я решил, что бхакти-йога определенно не для меня.

В одной из сутр Нарады утверждается, что “божественная любовь подобна чувству радости, которое испытывает немой, пробуя что-то сладкое”. У такого человека есть сильное желание выразить то, что он чувствует, но он не может этого сделать. Каждый человек, по существу, становится немым, когда пытается описать даже обычную земную любовь, рвущуюся из сердца, – так что же говорить о божественной! Это ни с чем не сравнимое переживание я впервые испытал, когда оказался один на один с Сатья Саи Бабой.

Это было начало полного переворота, изменившего мое отношение ко многим вещам, включая бхакти-йогу. Вместо того чтобы, как раньше, видеть в бхакти “эмоциональный душ” для недалеких людей, я начал понимать, что имели в виду мудрецы, когда говорили, что это – самая эффективная йога для подавляющего большинства людей в нашу темную эпоху Кали.

Я извлек еще один урок. Философские рассуждения о любви и преданности Богу на самом деле не слишком продуктивны, пока в сердце не родится дитя-Христос – божественная любовь. Обычно этому дитя дает рождение какая-то форма, через которую проявляется Божественное. Это может быть гуру, достигший самореализиции, великий святой, богочеловек или Аватар прошлого, какая-то другая избранная форма Бога, или превыше всего – живой Аватар.

Многие великие бхакты христианской религии черпали свое вдохновение в образе Иисуса Христа. А формы Кришны, Рамы и других Аватаров открывали сердца миллионам в Азии. Практически все религии предписывают те или иные ступени преданного служения избранной форме Бога. Вам не обязательно встречаться с живым Аватаром для того, чтобы посвятить себя йоге преданности, но я уверен, что вы будете обладать огромным преимуществом, если эта встреча состоится. Мне самому, по-видимому, нужна была “духовная бомба”, чтобы разбить толстый панцирь рассудка вокруг моего духовного сердца. Я встретил живую божественную форму – тогда и произошел взрыв, столь для меня необходимый. Бхакти-йога в основном имеет дело с контролем над эмоциями и их очищением. Средством очищения является преданность Господу во все возрастающей степени. Способы и ступени для усиления и углубления преданности раскрыты Нарадой и другими мудрецами, писавшими о пути бхакти. Саи Баба не только поддерживает и применяет древнее учение, но и расширяет его пределы.

Одним из признанных средств для развития преданности является сатсанг, или встречи духовно настроенных людей, в особенности, если все они следуют за одним и тем же пастырем, или избранной формой Божественного. Подобные встречи нужно использовать для того, чтобы рассказывать и слушать истории о Возлюбленном, говорить о Его божественных свойствах и петь во славу Его. Даже когда преданный занят обычными житейским делами, ему, по мере возможности, нужно воспевать славу Бога.

Последователи Саи Бабы во всех странах регулярно встречаются для пения бхаджанов – песнопений, славящих Господа в разных Его ипостасях и под разными именами, ибо, как говорит Баба, единый Бог заполняет все формы и откликается на все имена. Преданные Саи знают, что у них должны быть семейные бхаджаны, которые они проводят у себя дома по меньшей мере раз в неделю, а также им следует регулярно собираться вместе с другими преданными для группового пения.

Бхаджаны поют в основном на санскрите, но Баба поощряет создание подобных песнопений и на других языках, если это больше подходит Его приверженцам, ведь Движение Саи – интернациональное. Много бхаджанов поют сейчас на английском, китайском и других языках.

Общение с духовными людьми благотворно, но общение с великими душами, святыми, воплощениями Бога – бесценно для укрепления бхакти, так говорит Нарада. Нелегко найти на обычных жизненных путях таких высоких Существ; искателю несказанно повезет, если за всю свою жизнь он встретит одну такую душу. Вот почему преданные из самых отдаленных стран стремятся посещать Индию как можно чаще, чтобы провести время рядом с Сатья Саи Бабой и зарядить тем самым свои “батарейки” преданности.

С другой стороны, как учит Нарада, нужно во что бы то ни стало избегать дурной компании, так как она возбуждает желания, злобу, приводит к заблуждению, потере памяти, проницательности и конечному краху. Только ученик, очень твердо стоящий на пути преданности, может надежно оградить себя от влияния дурной компании. Даже продвинутый бхакта подвержен опасности уступить дурному влиянию окружающих, так как чувственные импульсы в его подсознании спят очень чутко и легко могут пробудиться. Очень важно, поэтому, отгородиться от дурной компании.

И все-таки самым главным врагом преданного является он сам, его низшее “я”, или эго. Саи Баба постоянно подчеркивает необходимость преодолеть это эго, этот сгусток чувственных желаний, привязанностей и заблуждений, которые накапливаются в каждом человеке за его жизнь. За много жизней, говорит Баба. Изучение самого себя, самоанализ – важное оружие в борьбе с эго. Преданный должен внимательно следить, нет ли в его мыслях и действиях, даже тех, которые внешне выглядят альтруистическими, личного мотива “довольства собой”. Он должен стремиться уменьшить это чувство эгоистической удовлетворенности собой и в служении Богу развивать истинную любовь.

Когда возникают такие тянущие вниз эмоции, как злоба, гордыня, собственнический инстинкт и им подобные, их нужно передать, утверждает Нарада, божественной форме, являющейся объектом поклонения. Новичку может показаться очень странным, что он должен учиться нацеливать шипы своих самых отвратительных мыслей и чувств на возлюбленного гуру.

Но Саи Баба подтверждает это древнее предписание. Я слышал, как Он говорил преданным: “Соберите свои худшие помыслы и эмоции и сложите их к Моим стопам. Я сожгу их в вечном огне”. Бывает, что даже убежденные верующие поддаются нездоровым тенденциям ума. Когда это происходит, им нужно подумать о Божественном имени, дорогом их сердцу, и отдать Ему свои заблуждения. Сделать это нужно с любовью и смирением, и тогда это приведет к очищению.

Другое важное правило йоги, которое следует соблюдать на пути эмоционального очищения, приводится в 74-й сутре Нарады: “Не участвуйте в спорах о Боге, о духовных истинах или о сравнительных заслугах различных преданных”. Нетрудно понять, что подобные споры могут легко породить чувства гнева, презрения, превосходства или унижения, – каждое из них стимулирует и укрепляет эго.

Баба, кроме того, подчеркивает, что с помощью одного только разума нельзя постигнуть тайны духа и найти абсолютную истину. По поводу этих понятий всегда существуют различные точки зрения, и преданный должен проявлять терпимость к религиозным верованиям других людей. Вполне допустимы обсуждения в дружеском тоне, но не дебаты и конфликты. Что касается сравнительных заслуг преданных, верно судить о них может только Бог.

Хотя, как говорилось раньше, большинству людей для рождения у них чувства преданности нужно вдохновение Божественной формы, это чувство можно развить и углубить также с помощью духовной практики. “Преданность проявляет себя в существе, кто бы оно ни было, когда существо делает себя достойным этого проявления с помощью постоянной садханы – духовной практики”, – говорит Нарада в 53-й сутре.

Близко к этому и утверждение великого христианского епископа, которому один из священников постоянно задавал вопрос о том, как развивать божественную любовь. Епископ несколько раз повторял свой ответ: “Люби Бога всем сердцем, а своих ближних – как самого себя”. “Я знаю, что должен делать это, – отвечал священник, – но, пожалуйста, скажи мне, как это делать”. Епископ, наконец, оказал ему ту единственную помощь, которую можно оказать в данном случае. Он сказал: “Ты учишься ходить при помощи ходьбы, учишься плавать – плавая, ездить верхом – садясь на лошадь, точно так же ты должен учиться любить, – любя. Наполни свои мысли любовью, говори с любовью, каждый день совершай что-нибудь из чистой любви. Если ты будешь постоянно делать это, твоя любовь к Господу и человеку будет расти, пока ты не станешь настоящим мастером в искусстве любви”. Знание, воля и действие могут привести если не к рождению, то, по крайней мере, к началу развития преданности Богу.

Человек – сплошная эмоция, но у него есть еще и различающий интеллект, и сила воли. Они должны быть задействованы в йоге любви. Нарада указывает на это в некоторых своих афоризмах. Он говорит, что ученик, неся постоянное служение с любовью, должен отказаться от плодов своих действий и выйти за пределы “полюсов”, таких как удовольствие и боль. Искателю следует стремиться к состоянию постоянной внутренней радости, которое сродни его истинной природе. Он должен быть нечувствителен к удовольствию и боли, похвале и хуле и другим парам противоположностей.

Путь Саи-бхакти, принимая эту истину, подразумевает большую долю джняна-, карма- и раджа-йоги, чем та, что содержится в сутрах Нарады.

Хотя человек и не может надеяться на то, чтобы познать Бога или даже самого себя, но с помощью своего рационального ума он должен все-таки стремиться получить хотя бы какие-то представления о Боге, о своей связи с Ним и с миром. Другими словами, Сатья Саи учит нас, что человек должен глубоко вникать в сатью, или духовную истину бытия. Иначе его бхакти-йога, находясь на чисто эмоциональном уровне, будет неустойчивой и, плавая в пустоте невежества, приведет ко всякого рода суевериям и предрассудкам.

А основная истина бытия заключается в том, что человек един с Богом, но сквозь покров невежества, называемого майей, видит себя отъединенным. И поэтому он отождествляет себя с преходящим миром форм, который он воспринимает своими искаженными чувствами. Прежде всего, он отождествляет себя со своим телом, своими детьми, своим имуществом, своими амбициями. Из всего этого он строит собственный образ, свое эго, которое не имеет отношения к его истинному “Я”. Истинное “Я” – это божественное “Я”, и когда человек идентифицирует себя с ним, он расстается со своей ложной концепцией обособленности и возвращается к идее единства со своим Создателем. Такова цель любой йоги.

Мало того, человек имеет неправильное представление о Вселенной. Даже если он осознаёт, что Вселенную создал божественный мастер, он, как правило, не понимает, что Создатель пребывает внутри своего собственного творения, что Божественное в различной степени заключено во всех формах – от святого до звезды и камня. Иногда на него находит озарение, и тогда он называет это красотой. Поэт Вордсворт выразил это так: “Тот свет, которого вовек не знали ни море, ни земля”. Йогин, по какому бы пути он ни шел, в конце концов приходит к тому, что видит Бога во всем и осознаёт, что существует только одна вечная реальность.

Но до того как он достигнет такого уровня осознания, его путь будет освещать умственное принятие основной духовной истины. Оно поможет развитию в нем мудрости любви, которая ведет к великому откровению – истине.

Баба говорит, что ум должен обращаться не только вовне, – в поисках знаний, которых он жаждет, но и вовнутрь. Он должен пройти путь внутреннего изыскания, который мы называем медитацией. Поскольку приверженцы Саи чаще всего прибегают к медитации преданности, Баба учит ее различным способам, подходящим для индивидуальных потребностей. Но постоянная практика предписывается почти для всех.

Любовь, самоотверженная любовь – центральная башня Саи, и она должна становиться все выше и выше, стремясь к божественным высотам. Все постройки вокруг нее – опорные сооружения, их цель – укрепление центральной башни и облегчение ее постройки. Одно из опорных сооружений – верное знание, другое – правильное действие. Так же как ум человека требует пищи в виде мыслей, руки требуют работы. В старинной поговорке говорится: “Для праздных рук дьявол работу находит”. Поэтому Саи-бхакти не оставляет их в праздности, а считает, что руки, так же как ум и язык, должны работать для Бога, а лучше всего это делать, служа ближнему и не думая о награде. Труд должен стать особой формой поклонения. Саи Баба говорит: “Любовь к Богу должна проявляться в любви к человеку и выражать себя как служение”.

Например, учащиеся школ и колледжей Сатья Саи добровольно трудятся, готовя себя к тому, чтобы стать настоящими бхактами. Помимо прочего, они помогают организовывать медицинские лагеря, где бедным предоставляется бесплатное лечение и помощь, в частности, при полиомиелите и болезнях глаз. Эти студенты, одетые в белое, ездят также в отдаленные деревни, чтобы произвести там “генеральную уборку” – они чистят улицы и выгребают годовые залежи нечистот из сточных канав. В Индии эта крайне неприятная работа обычно достается “отверженным” – людям, не принадлежащим ни к какой касте. Но как и свои обычные обязанности, студенты-бхакты выполняют ее как служение Богу, как выражение любви к Божественному в человеке. Действия, совершенные в таком духе, становятся радостью и не влекут никаких кармических последствий.

Все добровольные и общественные работы, где бы они ни выполнялись, должны совершаться в том же духе бескорыстного служения, тогда это – хорошая йога, приносящая пользу как совершающему, так и принимающему. Но если действия омрачены мирскими желаниями и мотивами, это уже не йога, и поэтому работник не получает никакой пользы, а принимающий, обделенный любовью, получает еще меньше. Так учит Саи.

Бхакти, исходящая из источника любви в духовном сердце, струится наружу через мысль, слово и действие. Сатья Саи советует нам, чтобы всякий раз, смотря на наручные часы, мы вспоминали другое их послание: “Следи за своими руками, следи за своими действиями, следи за своими мыслями, следи за своим характером, следи за своим сердцем”. Так вся жизнь может стать занятием йогой, каковой она и должна быть для тех, кто понимает, что человек движется по пути эволюции и что он способен сознательно ускорить свое продвижение по нему.

Многие мудрецы провозглашали, что самый легкий способ соединиться с Богом в настоящее время, в Кали-югу, – идти по пути преданности той форме Бога, которая пробуждает любовь в сердце. Бог как обладает формой, так и бесформен, как проявлен, так и не проявлен. Но в эту эпоху, пропитанную телесным сознанием, обыкновенному человеку трудно идти по пути джняны прямо к непроявленному и не имеющему формы Богу. Этот путь – для избранных. “Достигнуть Непроявленного – слишком трудная цель для заключенного в тело”, – говорит Кришна в 12-й главе Бхагавад Гиты.

Гораздо легче почитать Возлюбленный образ и на этом пути достигнуть цели. Как говорит Рамакришна: “Тот, чья душа волнуема пылкой преданностью, уже нашел сокровищницу Божественного. Будь уверен в том, что он очень скоро придет к единению с Богом”.

Среди последователей Шри Сатья Саи Бабы я встречал тех, в ком бхакти проявляется с особенным пылом. “Они говорят друг с другом прерывающимся голосом, глаза их полны слез, они дрожат всем телом, и волоски на их теле встают дыбом”. Это, согласно Нараде, – признаки великой преданности. Он говорит также, что, когда преданный на этом пути достигает высочайшего уровня, предела бхакти, он освящает всю свою семью, свою страну, поистине весь мир, и “земля обретает Спасителя”.

Если достигнуто состояние божественной любви, бхакта становится единым с Богом. Он знает, что есть единственный Возлюбленный, и что он сам и всё вокруг едино с Возлюбленным. Такой святой, лишенный каких бы то ни было эгоистических мотивов, способствует спасению человечества от слепоты, неволи и скорби.

Бхакти – не только самый легкий путь, но и самый радостный, так как радость всегда сопутствует ему, как бы ни были неблагоприятны внешние обстоятельства.

Те, для кого открыты двери Саи-бхакти, твердо знают цель, к которой стремятся. Их дорога озарена сиянием и дарит глубокое удовлетворение. Правда на этом узком пути попадаются острые шипы, и сияние подчас заволакивают темные тучи. Но в глубине сердца путник наверняка знает, что, говоря словами Джона Мейсфилда, “хоть темнота сгустилась, но даже ночь как роза расцветет”.

 http://scriptures.ru/ogni_doma.htm

---