Тем временем Сешама Раджу, старший брат Сатьи, женился и переехал к жене в небольшой городок Камалапур.
В семье было решено, что Сатье необходимо продолжать образование, а раз в деревне сделать это невозможно, то жить он будет вместе с братом. Брат же был уверен, что Сатье нечего делать с дедом, который «забивает ему голову религиозной чушью», а необходимо учиться, и потому особенно настаивал на переезде мальчика. Сатья очень переживал и не хотел расставаться с дедом. Вряд ли кто‑нибудь любил Сатью больше Кондамы.
Целыми днями они беседовали. Дед приходил к Сатье ранним утром, часов в пять. Завидев его, Сатья прятался под одеяло, притворяясь спящим. Кондама тихо подходил, приподнимал одеяло и, коснувшись ног внука, возвращался домой.
Совершал он это ранним утром, потому что не хотел, чтобы кто‑то заметил, как он касается стоп мальчика, опасаясь того, что могут подумать деревенские жители. Как‑то вечером сам Сатья отправился в гости к деду и застал его погруженным в пение баллады, описывающей, как Рама оплакивал Лакшману, потерявшего сознание на поле битвы: «В этом мире я могу найти такую мать, как Каусалия, жену, похожую на Ситу, но не сыскать мне такого брата, как Лакшмана».
Увидев вошедшего внука, дед воскликнул:
– О, Свами, ты пришел! – И, упав к его ногам, сказал: – Свами, я хорошо осознаю, что ты не обычный ребенок, а сам Ишвара. Ты родился в нашем роду, чтобы спасти всех нас. Но молю Тебя выполнить одну мою маленькую просьбу. Судьба не была благосклонна к Дашаратхе, и в час своей смерти ему не пришлось выпить воды из Божественных рук Рамы. Но Джатайю счастье улыбнулось, и он в свой последний миг на земле принял такой акт милости Божьей. Свами, доставь и мне это счастье испить воды из Твоих Божественных рук, когда приблизится мой конец.
Сатья пообещал ему, что исполнит просьбу. На следующий день он снова пришел к деду. Тот позвал Ишварамму и сказал ей:
– Я не собираюсь жить долго. Господь при шел, чтобы излить на меня свою милость.
Та, не понимая о чем разговор, спросила:
– Где же Господь? И почему ты решил, что Он пришел?
Кондама воскликнул:
– О, женщина, твои материнские чувства мешают тебе увидеть свет! Взгляни на своего сына! Он и есть Бог!
Но мать Сатьи отнеслась к этому, как к словам выжившего из ума старика:
– С чего ты это взял? Ты думаешь, о чем говоришь?
Когда дед узнал о переезде Сатьи, в семье возник конфликт.
– Чему ты хочешь его там учить? – кипятился старик. – Вы все должны у него учиться, а он не нуждается ни в какой учебе!
Но решение было принято, и Сатья отправился в Камалапур. Там он вскоре прославился как обладатель «поистине ангельского голоса» и стал открывать своим пением все общественные собрания.
Доктор Мойнуддин, ровесник и одноклассник Сатьи, впоследствии служивший врачом в Ураваконде, рассказывал, что в классе он сидел прямо за Саи и любил дразнить будущего аватару, сдергивая с него шапочку.
– Ни один ученик не имел права являться на занятия без шапочки, – вспоминал доктор, – поэтому Сатья тут же просил вернуть ее. Я знал, что он не станет драться, жаловаться учителю или же сдергивать в отместку мою шапочку: он был такой тихий, кроткий и беззлобный. Вот я и настаивал на том, чтобы он сотворил для меня какую‑нибудь сладость – расаголлу, ладду или майсурский пак. Леденцы мне уже надоели. Тогда Баба, бывало, крутил два‑три раза ладошкой и выдавал мои излюбленные сласти. Это неизменно приводило к тому, что у всех текли слюнки. Так что общий гвалт вызывал повторное чудо, а шум привлекал внимание вошедшего в класс учителя. И он тоже получал свою долю сладостей, прежде чем начать урок.
Другой одноклассник Сатьи, Шри Сита Рама Рао, вспоминал, что еще лет в десять Саи сказал ему, что, когда вырастет, он исправит мир и установит царство истины во всех странах.
– Тогда мне показалось это удивительным, – вспоминал Рао, – и даже откровенным хвастовством. Но сказано это было с такой уверенностью и важностью, что я не решился возражать. И, как видите, даже запомнил эти слова на всю жизнь…
Учителя относились к «тихому и воспитанному» мальчику с большой симпатией. Один из них, инструктор строевой подготовки, о безграничной любви которого к детям и недюжинном педагогическом таланте Свами вспоминает до сих пор, начал уговаривать Сатью вступить в бойскауты, отрядом которых он руководил.
Сатья долго отказывался, понимая, что это требует денег, которых у его семьи нет. Но вскоре его стал просить об этом весь класс, а сидящий с ним за одной партой сын главного бухгалтера налогового отдела пошел к отцу и настоял на приобретении двух скаутских униформ. Одну пару он положил в отделение парты, принадлежащее Сатье, вместе с запиской: «Ты должен это взять и носить. Мы – братья, прими это от меня».
Но Сатья подарку не обрадовался и написал в ответ, переложив комплект формы в отделение друга: «Если ты хочешь, чтобы наша дружба продолжалась, тебе не следует позволять себе игры в “давай‑бери”. Если нуждающийся принимает что‑то материальное, в его ум закрадывается тревога – как отплатить за одолжение, а в ум дающего приходит гордыня и оскверняет акт милосердия. Истинная дружба должна быть от сердца к сердцу. Если же мы построим дружбу на основе подачек, то принимающий унизится, а дающий возгордится. Такая дружба не сохранится. Так что я не принимаю от тебя эту одежду в парте и возвращаю с этой запиской».
На другой день мальчик предложил: «Можешь вернуть мне форму после выхода из скаутского движения». Но Сатья не согласился и на это:
– Твой отец купил эти униформы для тебя, а не для меня. Если я стану носить ее вместо тебя, то, получается, буду врать. А я не хочу этого делать.
Но в итоге компромисс был найден. Два сына инспектора полиции подарили Сатье новую бойскаутскую форму, которая была куплена их отцом специально для него. Дальше отказываться Сатья уже не мог. Он решил присоединиться к отряду. Получилось так, что на той же неделе бойскауты решили отправиться в Пушпашри, на ярмарку скота. Там они собирались следить за санитарным состоянием ярмарки, обеспечивать торговцев питьевой водой, наблюдать за тем, чтобы маленькие дети не потерялись в сутолоке и, если что, могли оказать первую медицинскую помощь.
Сатья воспринял это известие с ужасом. Он только что стал бойскаутом и не мог отказаться от такого важного мероприятия, но на организацию поездки и питание все скидывались по десять рупий, а у Сатьи не было и пайсы!
Он сказал инструктору, что доберется на ярмарку со своими родственниками, которые как раз туда собираются. Сам же, продав прошлогодние учебники знакомому школьнику за пять рупий и решив, что этой суммы вполне хватит для пребывания в лагере, отправился на ярмарку пешком.
Выйдя в ночь и проведя весь день в пути, в девять вечера Сатья был уже в Пушпашри. Ярмарка открывалась утром, и уставший мальчик, дожидаясь своих товарищей, лег спать на песчаном берегу реки, подложив под голову сумку с книгами и кошельком. Но утром на него обрушился тяжелый удар: сумка пропала. Кто‑то украл ее из‑под головы спящего мальчишки, лишив того не только книг, которые Сатья обожал, но и всех наличных средств.
Как ни странно, маленького путешественника это не расстроило. Он не слишком ценил мирские блага. Абсолютно спокойно пройдя по берегу реки, он отыскал в ложбинке монету в две анны и даже забытый кем‑то пакетик самокруток биди.
Тут, наверное, следует объяснить денежную систему Индии тех времен. Самой крупной монетой тогда был могур, равный 15 рупиям. В рупии было 16 анн, в одной анне – 4 пайса и в одном пайсе – 3 пая. Сейчас, когда страна перешла на десятичную денежную систему, в одной рупии, вполне банально, 100 пайсов.
С такой находкой Сатья отправился на ярмарку встречать своих товарищей. И тут же увидел человека, крутящего что‑то типа европейской рулетки: на куске черной ткани был нарисован белый круг с иероглифами и цифрами 2, 3 и 4. Посередине была воткнута иголка со стрелочкой. Сделав любую ставку, игрок раскручивал иглу. Если стрелка останавливалась напротив цифр, то его ставка увеличивалась во столько раз, а если напротив иероглифа, то монету забирал себе «крупье» и говорил, ориентируясь на иероглиф, что ждет сегодня проигравшего.
Сатья несколько раз раскрутил иголку, и через пару минут в его кармане было уже 12 анн. Он ни разу не проиграл и мог бы испытывать судьбу и дальше, но пожалел «крупье», заработок которого был и так не слишком велик.
Сатья был уверен, что и этих денег ему хватит на всю неделю. Его продолжал подкармливать старик Тата, а инструктор, видя Сатью всегда довольным, считал, что тот хорошо питается у родственников. Сам мальчик с увлечением помогал людям, на многие годы вперед сделав для себя вывод о том, что служение другим есть служение самому себе, так как другой – это всего лишь ты в ином облике и под иным именем!
Через неделю, когда отряд возвращался домой, Сатья снова сослался на родственников и прошел весь путь до Камалапура пешком.
Эта история многому научила Сатью. Он понял, что не стоит ждать ни от кого помощи и рассчитывать следует только на себя. И тогда все получится.
Вскоре, когда его старший брат уехал на курсы, чтобы приобрести профессию преподавателя, Сатья, считая неправильным просить деньги у его жены, которая и так жила впроголодь, без труда начал зарабатывать сам.
Местный торговец Коте Суббанна, владеющий лавкой, похожей на советское сельпо, в которой продавалось все, начиная от английских лекарств и народных индийских настоек и заканчивая модной одеждой и украшениями, случайно познакомился с Сатьей и, поняв, что у мальчишки талант, спросил у него:
– Не сможет ли Сатья написать песню не для Бога, а для меня?
– Как так? – удивился мальчик.
– Понимаешь, у меня есть товар, который порой плохо продается. Но лишь потому, что люди не знают о нем. Не мог бы ты написать песню о моем товаре?
Сатья согласился, и такое сочинительство стало его постоянным заработком. Коте ловил его по дороге в школу и сообщал тему, а уже вечером песню пела целая дюжина ребятишек, которых Коте нанимал как рекламных агентов. Они ходили по улице с табличками и распевали рекламные песенки, которые Сатья помнит до сих пор и порою веселит своих последователей, напевая их.
За это Сатья получал от Коте все необходимое: учебники, одежду и любые мелочи, которые ему были нужны.
Ураваконда
Но вскоре вернулся брат, и о веселой поре рекламных песенок пришлось забыть. Он получил диплом преподавателя телугу, дравидийского языка, распространенного в штате Андхра‑Прадеш, где он имеет статус официального, а также в Шри‑Ланке, странах Юго‑Восточной Азии, в некоторых государствах Африки и Ближнего Востока, на островах Фиджи и на Маврикии. На этом языке еще в VI и начале VII века нашей эры было написано множество выдающихся текстов индийской литературы. А поэты, творившие в XI (Нанная Бхатта) и XIII веках (Тикканга, Ерапрагада), переложили на него Махабхарату.
В поэзии проповедников движения бхакти (в XII–XIII‑м, затем в XIV веках) он использовался как разговорный язык, а в XX веке стал самым популярным в художественной литературе и средствах массовой информации.
Вместе с дипломом брат получил и должность учителя в городе Ураваконда.
Двенадцатилетний Сатьянараяна, естественно, отправился с ним. Слава Сатьи бежала впереди него. К их приезду в городе было известно, что младший брат нового учителя не только хорошо пишет на телугу, но и прекрасный музыкант, гениальный танцор, а его знаниям Вед может позавидовать любой брахман.
Вскоре Сатья стал любимцем всей школы. Он быстро сделался лучшим скаутом отряда, а также чемпионом по множеству спортивных состязаний. Назначили его и ведущим молитвы школы. Каждое утро перед занятиями все дети собирались в школьном дворе, чтобы получить благословение богов на день учебы. Сатья поднимался на сцену и пел своим звонким голосом основную молитвенную часть.
Заметив его артистический талант, учителя попросили Сатью принять участие в постановках местного драмкружка. Его руководитель, Шри Тамми Раджу, разговорившись с мальчиком и узнав, что тот уже писал пьесы, был восхищен этим и поручил Сатье написать что‑нибудь и для их театра. Как брат преподавателя языка телугу, становящегося все более популярным, Сатья решил, что пьеса должна быть именно на нем, и взялся за написание с большим энтузиазмом. Через несколько дней он принес учителю свою работу. Тот развел руками:
– Сатья, я знаю тебя как умного и талантливого мальчика, но все равно не ожидал, что пьеса будет так хороша!
Сатья назвал пьесу «Должны ли дела соответствовать словам?». Она рассказывала о лицемерии, о том, что зачастую человек поступает отнюдь не так, как по его же собственным понятиям ему следовало бы. Вскоре пьеса была поставлена, и на ее премьеру собралось множество людей: не только родителей учеников, но и обычных горожан, наслышанных о необычном новом мальчике, который, как оказалось, еще и пишет пьесы.
Сатья стоял за кулисами, прислонившись к стене, и был абсолютно спокоен. Его коллеги‑актеры подглядывали сквозь щелку в зрительный зал, подзывали подойти и его:
– Глянь, ну неужели тебе не интересно! Ведь по лицам зрителей можно понять, ждет наш спектакль успех или провал!
Но Сатья, автор пьесы и исполнитель главной роли, лишь улыбался в ответ:
– По лицам зрителей этого узнать нельзя. Это можно понять только по лицам богов…
Наконец занавес открылся. Зрители увидели на сцене женщину, читающую и поясняющую своим приятельницам Бхагавадгиту. Речь зашла о милостыни. Женщина рассуждала о том, что подавать надо не здоровым бездельникам, которые и сами вполне могут себе заработать, а калекам, которые не способны о себе позаботиться, и поэтому это должны сделать мы.
Итак, чтение заканчивается, приятельницы расходятся. Сын женщины по имени Кришна, которого и играл Сатья, внимательно прислушивавшийся к разговору, видит, что к двери дома подходит слепой нищий. Но слуги, ругаясь, гонят его прочь, а когда через некоторое время появляется пузатый брахман с сосудом, полным риса, то мать принимает его, дает рис и монеты и, припав к его стопам, почтительно просит благословения.
Сын спрашивает:
– Ведь еще час назад ты говорила совсем другие вещи?
Но мать обрывает его:
– А разве ты всегда делаешь так, как говоришь? Да мы и не можем поступать так, как говорим.
Мальчик пытается спорить. Рассерженная мать тащит его в контору к отцу, чтобы тот объяснил ему по‑мужски, что нельзя сомневаться в правоте взрослых.
Отец восседает за столом, заваленным бумагами, и недовольным голосом начинает поучать мальчика, что не его дело – судить взрослых. Ему важно лишь хорошо учиться, слушать родителей и стараться вырасти образованным человеком, чтобы занять денежную должность и кормить свою семью.
– Единственное дело детей – это учеба, все остальное не должно их интересовать, понял?
В дверь заходит мальчик в бедной одежде и просит у отца главного героя рупию, так как ему не хватает денег на очередной взнос за учебу, а если он не внесет сегодня полную сумму, его просто выгонят из школы. Отец сожалеюще цокает языком и говорит, что рад бы дать, да денег совсем нет, и даже показывает мальчику пустой кошелек.
Тот со слезами уходит. Прямо вслед за ним на пороге появляется толпа сослуживцев отца, которые предлагают ему скинуться на роскошный обед для начальника. Тот очень рад этой инициативе и, открыв ящик стола, вынимает оттуда целых двадцать рупий!
Сын потрясен таким поведением и пытается сказать отцу, что он, говоривший, что главное для детей – это учеба, фактически отказал мальчику в школе, но тут же дал двадцать рупий на подношение начальству. Отец злится и кричит:
– Да кто тебе сказал, что слова должны со ответствовать делам!
После этого он велит сыну отправляться на учебу. Но и в школе все не так. Когда Кришна заходит в класс, он видит, что учитель находится в крайнем волнении и просто тиранит учеников. Выясняется, что на следующий день на урок должен прийти инспектор из управления образования, и учитель хочет показать себя с самой лучшей стороны и проводит репетицию завтрашнего урока, распределяя роли и ответы:
– Помните, завтра вы должны вести себя так, будто слышите все это впервые! Если кто– то меня выдаст, то, клянусь, лучше ему было и не появляться на этом свете!
Когда урок заканчивается и ученики расходятся, Кришна пытается образумить учителя, говоря ему, что он никогда не учил их таким поступкам, но тот лишь зло отвечает:
– Неужели ты настолько глуп, что считаешь, что дающий совет должен сам ему следовать?!
Действие продолжается на следующее утро. Кришне пора собираться в школу, но он отказывается идти, говоря, что больше не хочет учиться лицемерию. Родители, поняв, что их уговоры бессильны, посылают за учителем. Тот, уже опаздывая на урок, в бешенстве влетает в комнату мальчика и пытается чуть ли не силой принудить его собираться. Но Кришна говорит:
– Если все, чему вы меня учите, необходимо лишь для того, чтобы об этом говорить или писать на бумаге, а если вдруг дойдет до дела, то лучше это забыть, объясните – зачем мне вообще учиться?
Эта фраза потрясает учителя и родителей. Они славят мальчика как своего гуру, обещая, что отныне будут жить лишь по правде.
Финал пьесы был встречен бурными овациями. Зрители разошлись, удивляясь не только актерским способностям двенадцатилетнего мальчика, но и его не детской мудрости.
Слава о необычном ребенке постепенно расходилась по всей Ураваконде. Вскоре открылся и еще один талант Сатьи.
У женщины, живущей по соседству, пропала Бхагавадгита. Соседка очень страдала от того, что осталась без любимого чтения, и от всей души проклинала наглого вора, совершившего такое святотатственное преступление. Услышав ее жалобы, Сатья сказал:
– Не кляни вора, его просто нет. Вспомни, не положила ли ты книгу на диван, когда в последний раз читала ее, и проверь, не завалилась ли та за подушки…
Женщина вернулась домой и в самом деле обнаружила любимую книгу за подушками. Слава о Сатье как человеке, могущем найти утерянные предметы, тут же разлетелась по городку. Часто к нему приходили даже с просьбой от родственников из другого города найти утерянную или украденную вещь. Сатья был не очень доволен тем, что его используют в дознании. Но никогда не отказывал людям в их просьбах, сообщая, впрочем, лишь первую и последнюю букву в имени вора, оставляя потерпевшим самим дознаться истины.
В школе к этой способности необычного ученика относились несколько настороженно, хотя и не осуждали Сатью: он был слишком уважаем, чтобы его могли заподозрить в нечестности и манипуляции людьми. Вскоре и учителям выпала возможность испытать необычные способности мальчика.
У одного из учителей пропал дорогой подарок – ручка с золотым пером. После безуспешных поисков тот был вынужден обратиться к Сатье. На этот раз мальчик не стал скрывать имя человека, «который взял чужую вещь без согласия хозяина», и назвал имя слуги учителя. Последний не хотел ему верить, так как слуга давно работал в его доме и пользовался безусловным доверием. Однако все равно провел обыск в комнате подозреваемого во время его отсутствия, но ручки не обнаружил. На следующий день он пришел в школу обиженным:
– Я относился к тебе как к уважаемому и честному человеку, но ты обманул меня!
– Учитель, – ответил Сатья, – мое уважение к вам и моя вера в Господа никогда не позволят мне обманывать. Ручки и в самом деле нет в вашем доме, так как ваш слуга послал ее в подарок своему сыну, который учится в Анантапуре…
Сатья был настолько убедителен, что учитель решил написать сыну слуги письмо от имени его отца. Это было просто: слуга был неграмотным и пользовался, сообщаясь с сыном, услугами писаря. После обычных приветов, «отец» спросил сына, не потерял ли он его подарок, ручку с золотым пером, и писал, чтобы тот берег ее, так как она очень дорого стоит. К письму была приложена оплаченная открытка для ответа. Через несколько дней учитель прочел: «Я берегу ваш подарок, отец, как зеницу ока, понимая всю ценность этой ручки с золотым пером».
Потрясенный прозорливостью своего ученика, учитель тут же отправился к Сатье и извинился перед ним за недоверие, поблагодарив, что тот сумел разоблачить вора. После увольнения неверного слуги слава о мальчике еще шире разошлась по городу, и его стали почитать почти как святого.
Слухи о необычном ребенке достигли и мусульманской общины. Как‑то раз у одного бедного возчика пропала лошадь. Он обыскал все окрестности Ураваконды, но все было бесполезно.
Тогда он решил пойти к «ребенку‑пророку», хотя в силу мусульманской веры не очень доверял индусам. Впрочем, другого выхода у него не было. Увидев на своем пороге мусульманина, Сатья улыбнулся:
– Не печалься, твоя лошадь цела. Иди в рощу в полутора милях от города, она пасется там, абсолютно здоровая…
– Но как же… И я, и мои друзья много раз обыскивали эту рощу, как, впрочем, и все окрестности, и там не было моей лошади!
– Лошадь, мой друг, – снова улыбнулся Сатья, – о четырех ногах и имеет свойство ходить… Поспеши, а то ее не окажется и там…
Возчик отправился в рощу и обнаружил там свою лошадь. После этой находки Сатью стала уважать и мусульманская община. А поскольку традиционно она занималась в Ураваконде извозом, теперь Сатья уже не мог просто так дойти до школы – его обязательно догоняла какая‑нибудь телега, и мусульманин‑извозчик просил его сесть и благословить его удачу, обещая подвезти.
Вспоминают и такую историю, в которой удивляет даже не чудо, а те слова, которые сказал маленький мальчик. Не каждый взрослый обладает такой мудростью.
На телеге, запряженной быками, в Ураваконду на просмотр кино приехала группа женщин из одной окрестной деревни. Во время поездки они сидели весьма тесно, и одна, воспользовавшись наступившей к тому времени темнотой, отстегнула золотое украшение от волос соседки. Как только женщины сошли в Ураваконде, пропажа сразу же обнаружилась. Они осмотрели внимательно телегу, но вещь так и не была найдена. Друг друга никто не заподозрил, так как они были давно знакомы.
Кто‑то стал предполагать, что украшение могло само расстегнуться и упасть на дорогу, кто‑то спрашивал владелицу украшения, не могла ли та перепутать и надевала ли она его вообще.
Их разговор услышал местный старик и сказал:
– Зачем вы спорите? У нас есть мальчик, который творит чудеса. Вы можете с ним посоветоваться. Это недалеко. Идите по улице и спросите, где дом учителя телугу. Мальчик – его младший брат.
Женщины решили испытать новоявленного чудотворца, но не успели они войти в дом и задать вопрос, как Сатья осуждающе покачал головой:
– Джанакамма! Отдавай‑ка украшение!
Джанакамма, покраснев, вынула спрятанное золото. Женщины, рассердившись на нее, начали кричать.
– Тихо! – приказал Сатья. – Вы пришли ко мне за одним советом, а я дам вам два. Возьмите Джанакамму с собой в кино. Вы видите, она раскаялась. А раскаяние – уже достаточное наказание. Никогда не напоминайте ей о том, что произошло. И между собой этого не обсуждайте. Забудьте вообще об этом случае. Ну а ты, которая надела это золото, помни – это и твоя вина – нельзя искушать слабых людей. Я уверен, что Джанакамма не будет так больше делать. Идите и помните – я благословил ее.
Не стоит думать, что Сатья занимался лишь сочинением пьес и предсказаниями. В семье брата он был «заготовителем дров» и «водоносом».
До сих пор почитатели Бабы считают за счастье попить из колодца, из которого он каждый день, будучи мальчиком, носил домой воду. Колодец этот в округе единственный, и его отделяет от дома Сешамы довольно значительное расстояние. А на окрестных холмах Сатья собирал хворост для очага, делая порою по две‑три ходки в день.
Соседи даже начали беспокоиться, что семья Раджу слишком загружает мальчика делами. Останавливая Сатью на улице, они советовали, чтобы он написал письмо родителям и попросил забрать его домой.
– Не волнуйтесь, я рад быть полезным, – отвечал им Сатья.
Только один раз он действительно обиделся. Как‑то, принеся хворост, он сел отдохнуть на веранде в кресле‑качалке. Вышел его шурин, брат жены Сешамы, и начал ругаться:
– Ты что здесь расселся, словно какой‑то махараджа! Ну‑ка встал и вышел! Может, тебе еще серебряное кресло поставить?!
– Запомни, – ответил ему Сатья, – пройдут годы, и я буду сидеть в серебряном кресле! А ты будешь мне прислуживать!
Эта фраза взбесила шурина, но, опасаясь недовольства Сешамы, он не стал наказывать мальчишку. Спустя всего семь лет одна из почитательниц, считая, что тот деревянный стул, на котором Саи Баба сидит во время служб, недостоин его, подарила ему серебряное кресло. Саи велел его не распаковывать, а отнести в кладовку. Когда настал праздник и в Путтапарти съехалось множество людей, в том числе и родственники Раджу, Саи попросил шурина распаковать в кладовке серебряное кресло и установить его в храме. Тот заплакал и начал просить у Сатьи прощения. Последний же благословил его:
– Не расстраивайся! Я очень люблю семью, в которой родился, и тебя тоже…
Комментариев нет:
Отправить комментарий