понедельник, 5 сентября 2016 г.

Когда то Рамаяну мне дали на два дня, и я читала ее днем и ночью, днем и ночью

Глава 25
Мост
   Рама глядел на море и размышлял, каким образом им удастся пересечь его. Ванары наперебой предлагали различные способы. В конце концов поднялся Вибхишана и обратился к Раме со словами: "Господин! Истоки происхождения Океана восходят к твоим праотцам - Сагаре и его сыновьям. Океан - семейный "наставник" твоего рода. Как только ты выразишь волю пересечь его, ванары с легкостью справятся с этой задачей."
   Между тем Вибхишана заметил лазутчика, посланного Раваной; ванары связали его и привели к своему хозяину, Сугриве. Сугрива приказал отрубить ему нос и уши. Когда ванары уже приготовились привести приказ в исполнение, ракшаса, пытаясь вырваться, отчаянно завопил: "О ванары! Заклинаю вас Рамой! Не лишайте меня ушей и носа!" Его пронзительный крик услышал Лакшмана; он попросил привести к нему ракшасу и приветливо заговорил с ним. Лакшмана осудил ванаров за проявленную жестокость к гонцу Раваны. Он написал письмо и вручил его ракшасе со словами: "Отнеси это послание Раване и в точности повтори ему слова, которые я сейчас произнесу: "О разрушитель судеб своего собственного народа! Очисти свое сердце хотя бы сегодня и припади к ногам Рамы! Рама простит тебя. Не допускай полного истребления ракшасов только ради потакания своим собственным прихотям. Знай, что у тебя нет иного способа избежать смерти, которая в противном случае для тебя неизбежна." С этим суровым и решительным напутствием ракшаса был отправлен к своему хозяину. Прислужник Раваны был вне себя от счастья, что ему удалось уйти живым; он воскликнул: "Слава владыке Рамачандре!" и прежде, чем пуститься в обратный путь, пал к ногам Рамы.
   Во дворце у Раваны он рассказал обо всех происшедших с ним событиях и с нескрываемым восторгом принялся описывать волшебную красоту Рамы. Он передал Раване письмо, доверенное ему Лакшманой. Равана осведомился о том, удалось ли Вибхишане прижиться в лагере врага. "Будь он проклят! - выкрикнул Равана,- дни его сочтены. Очень скоро он станет добычей смерти. Он паразит, вскормленный на наших хлебах! Он сбежал с Ланки и присоединился к стану моего противника! Напасти будут преследовать его до самой смерти!" Он повернулся к гонцу-ракшасе и сказал: "Под этим предлогом ты пробрался во вражеский лагерь. Рассказал ли ты им о мощи нашего воинства и его несокрушимом напоре в сражении? Теперь поведай мне, что удалось тебе узнать об их силах и возможностях." Посланец-ракшаса, Шука, стоя перед троном со сложенными на груди руками, ответил: "Повелитель! Я прошу тебя проявить немного милости и выслушать мои слова со спокойствием и терпением. В тот самый момент, когда твой брат заключил узы дружбы с Рамой, он был произведен Им в царственные правители Ланки. Узнав о том, что я приблизился к их лагерю как твой посланец, ванары схватили меня и подвергли постыдным мучениям и издевательствам. Я заклинал их именем Рамы прекратить эту пытку и взывал к Раме, умоляя спасти меня. Только это помогло мне избежать увечья и сохранить свой нос и уши. Будь у меня тысяча языков, я не смог бы описать могущество обезьяньего воинства. Это целый сонм героических бойцов! В их лагере - несметные толпы ванаров всех мастей, всех возрастов и племен, и все обладают могучей статью и силой. При виде их любой затрясется от ужаса; впрочем, достаточно лишь представить их или помыслить о них, чтобы застыть от страха и трепета. Вспомни, как могуч был тот одинединственный из ванаров, который убил твоего сына и сжег столицу дотла! И это результат того, что сила ванаров - отражение непревзойденного могущества самого Рамы. Даже самый хилый юнец превращается, благодаря Раме, в устрашающее чудовище. Там множество знаменитых воинов-обезьян, и каждый из них наделен силой огромного стада диких слонов. Имена их предводителей: Двивида, Майнда, Нила, Нала, Ангада, Виката, Дадимука, Кешари, Кумуда, Даджа, Гавакша, Джамбавантха. Любой из них по мощи и мастерству не уступает обезьяньему вождю Сугриве. И с ними могут сравниться сотни тысяч других грозных воинов! Их несметные полчища не поддаются исчислению. Их ярость и свирепость способны сокрушить три мира - небо, землю и преисподню - и пустить их по ветру, как пучки соломы! О царь! Я слышал, что численность их воинства - восемнадцать Падм. И во главе каждой Падмы стоит доблестный вождь! И все до одного ванары, от мала до велика, не имеют и тени сомнения насчет своей победы, так же, как не испытывают ни малейшего беспокойства накануне ратного похода. Все они сжимают кулаки и напрягают мускулы, готовые наброситься на город, ожидая лишь знака Рамы. Но до сих пор он не дал им этот знак.
   "Они полны решимости, независимо от того, удастся ли им подчинить океан, построив мост из огромных камней, и преуспеть таким образом в своей задаче. Обезьяны скалят зубы и хищно скрежещут ими, рыча, что раздавят Равану и превратят его в мокрое место. Никто не может сдержать страх, когда они издают свой ликующий рев или разражаются воинственным кличем. Стоит им заслышать имя "Равана", они приходят в такую ярость, что вырывают с корнями из земли огромные деревья и в бешенстве принимаются размахивать ими, демонстрируя свою ненависть. Они снуют и прыгают как безумные, поют и кричат, раскачиваясь на ветвях, горя от нетерпения уничтожить город. Вместе с ними - множество могучих медведей. И в довершение всего, этим воинством правит Рама, способный побороть миллионы "богов смертей". Сотням тысяч Адишеш с дарованными им тысячами голов и языков не удастся, не погрешив перед истиной, правдиво описать героизм и ратное искусство Рамы. Он способен осушить океан с помощью единственной стрелы, выпущенной из своего лука."
   В ответ на сообщение гонца-лазутчика Равана разразился издевательским хохотом. Он сказал: "Позор тебе! Ты развесил уши, слушая пустую болтовню обезьян, которыми Рама окружил себя, и хитрого труса, Вибхишаны, и теперь восхваляешь его на все лады. Это чистая бессмыслица - превозносить героизм и силу обыкновенных обезьян. Довольно! Закрой свой рот! Разве могут обезьяны быть сильными? В свое время я уже был достаточно наслышан о власти и могуществе их нынешнего вождя, Сугривы. Но что можно ожидать от этого труса Вибхишаны, сделавшегося теперь его министром? Разве может он способствовать победе, процветанию и могуществу Рамы?"
   Гонцу-ракшасе ничего не оставалось, как горько сокрушаться про себя и втайне оплакивать недостаток ума и неразумное поведение Раваны. Он приложил руки к груди и покорно опустил голову. Равана тем временем распечатал послание Лакшманы и, пробежав его глазами, вручил одному из министров. Он сказал: "Вы все похожи на птиц титхири, дрожащих от страха, что небо упадет на их неоперившихся птенцов. Бедные создания! Они прикрывают своих отпрысков головой, как капюшоном! Может ли небо упасть и придавить птицу? Могут ли эти отшельники-одиночки, эти монахи, погрязшие в ритуалах, пытающиеся запугать меня потоками пустых слов, достичь когда-либо успеха?" Шука, внимавший некоторое время бахвальству Раваны, решился прервать его словами: "Господин! Все, что я сказал тебе - чистая правда. Прочитай вдумчиво и внимательно письмо Лакшманы, отбрось гордость и обиду и сделай верный шаг. Послушай меня! Избавься от вражды и неприязни, разросшихся в твоем сердце. У Рамы нежное сердце, полное сострадания. Он - владыка над тремя мирами. Стоит тебе приблизиться к нему, и он возьмет тебя под свою защиту и оградит от зла. Он простит все твои грехи. Верни ему Ситу со смирением. Не пренебрегай моим советом." Слуга Раваны от всей души умолял своего господина не рваться навстречу неминуемой гибели.
   Ракшаса изливал перед Раваной свои мольбы, и глаза царя наливались кровью от стыда и гнева. В конце концов он негодующе взревел:
   "Что я слышу? Или ты считаешь меня преступником? Ты вообразил, глупец, что я послал тебя к врагу для того, чтобы ты падал к ногам этих детей джунглей, шутов и пустобрехов?" Он вскочил с трона и грубым пинком вышвырнул своего подданного вон из зала. Ракшаса Шука устремился к лагерю Рамы, надеясь обрести там убежище. Ванары, заметившие его вторичное появление, жаждали расправы, однако, они сдержали свои эмоции, ожидая приказа Рамы. Сугрива отвел Шуку к Раме. Тот простерся у его ног и подробно рассказал свою историю и постигшую его судьбу. Он молил Раму принять его, как был принят Вибхиша на, и оставить под своей защитой. Рама, будучи живым воплощением милосердия, призвал к себе вождей племени ванарое и велел им приветствовать своего нового брата, Шуку. Преисполненный благодарности, Шука провозгласил, что достиг в своей жизни заветной цели.
   После этого Рама приказал Лакшмане принести ему лук и стрелы и, когда это было сделано, произнес: "Надменные особы не заслуживают доброты; жестокие и злонамеренные существа не достойны ласки и нежности; скупца бесполезно учить высокой морали; самовлюбленные эгоисты не заслуживают доброго совета; погрязших в жадности нет смысла призывать к самоотречению; существа, сжигаемые гневом, не заслуживают призыва к покою и миру; безумцы, отдавшиеся во власть вожделения, не достойны духовного знания; бессмысленно бросать зерно в почву, насыщенную солью. Так же и этот Океан, оставшийся глухим к дружеской просьбе, не заслуживает прощения." С этими словами Рама наложил стрелу на тетиву своего лука; увидев это, Лакшмана испугался, какими последствиями этот выстрел может грозить Океану. Сам Океан вскипел от ужаса, стоило Раме поднять к плечу свой лук и прицелиться. Жители глубин затрепетали от непереносимой муки. Жалобно застонали и завыли волны, словно пораженные ужасом. Одна за другой катились они к берегу, на котором стоял Рама, нежно лаская его ноги, словно моля о пощаде. Вдруг раздался голос, будто бы идущий с небес:
   "Господин! В твоем лагере есть два вождя, Нала и Нила, ставшие жертвой проклятья, навлеченного мудрецом. Это проклятье может теперь обернуться благословением. Настало время поведать эту историю." И сам Океан рассказал Раме подробности печального происшествия.
   "В давние времена на берегу реки стояли приюты отшельников. Когда оба брата, Нала и Нила, были еще совсем молоды, они усвоили себе неразумную привычку прокрадываться тайком к обители в то время, когда мудрецы были погружены в глубокую медитацию. Они хватали святые иконы, называемые салиграмы, и швыряли их в быстрые воды реки! Мудрецы, разгневанные таким богохульством, навлекли на дерзких юнцов проклятье. Они провозгласили: "Слушайте, подростки! Да будет отныне так, что все предметы, которые вы бросаете в воду, никогда не пойдут ко дну; они останутся на поверхности и будут всегда находиться в том месте, куда вы бросите их, как бы бурно и стремительно не было течение реки." Поэтому, согласно предсказанию, любая скала, брошенная в море их руками, никогда не утонет и не сдвинется с места; начертай свое Имя на горах и каменных плитах - твое Имя легче ветра, оно не обладает тяжестью. Тогда огромные горы и скалы, погруженные в мои воды, останутся на поверхности и образуют мост. С моей стороны я обещаю вам помощь и поддержку, ибо, если усилия направлены к поиску истины, природа должна служить тем, кто следует этим путем." Услышав слова Океана, Рама решил не выпускать в его воды свою стрелу; однако всякая стрела, уже наложенная на тетиву, должна найти свою цель; Рама повернулся и выстрелил в сторону далеких джунглей, которые обратились потом в сухую пустыню.
   Рама призвал к себе вождей обезьяньих племен и предводителей воинства и повелел им приступить к сооружению Моста через Океан. Хануман проговорил: "Господин! Твое Имя - самый надежный мост, переправляющий человека через Океан жизни; может ли быть мост крепче и надежнее?" Джамбаван, старый вождь, сказал: "Господин! Твоя доблесть, как жаркое пламя, может осушить этот бездонный океан; но нет сомнений в том, что он вновь наполнится до краев слезами овдовевших женщин Ланки, которые прольются в грядущей битве с Раваной и его демоническим воинством."
   Рама улыбнулся, услышав эти искренние слова своих подданных, полных верности и мужества. Джамбаван напомнил Нале и Ниле о вещих словах, произнесенных таинственным голосом - а то был голос самого Океана - о той пользе, которую могло сейчас принести проклятье, тяготевшее над ними с юных лет. Он велел им приступить к своей задаче - сбрасывать в море горы и холмы, валуны и скалы, утвердив в своем сердце Имя Рамы. Герои-ванары бросились в разные стороны, чтобы возвратиться назад, неся на плечах и головах, словно игрушечные мячи, горы и скалы. Воины выстроились в одну длинную линию и передавали друг другу, перенося с плеча на плечо, свой тяжелый груз, громко и неустанно повторяя при этом Имя Рамы. Время от времени они выдирали из земли огромные деревья и по цепочке переправляли их к берегу моря, где Нала и Нила, стоящие наготове, погружали их в море.
   Так они трудились с утра до ночи, забыв об отдыхе и пище. За один день была построена первая часть моста длиною в четырнадцать йоджанов. Взбодренные крепким ночным сном, они поднялись до рассвета, когда пробил час Брахма мухурта, и вновь принялись за работу. Встретив утро ликующими возгласами: "Джей Шри Рамачандре, нашему владыке", обезьяны помчались в разные стороны света в поисках новых гор и холмов. Они доставляли их на берег и складывали к тому месту, где стояли Нала и Нила.
   К концу второго дня мост удлинился на двадцать йоджанов; в течение третьего дня им удалось построить еще двадцать один йоджан; к закату четвертого дня мост простирался в море на семьдесят семь йоджанов; а в последний, пятый день единым мощным совместным усилием, соорудив оставшиеся двадцать три йоджана, обезьяны завершили строительство моста через океан длиною в сто йоджанов.
   Нала и Нила, вдохновленные успешным исполнением задания, порученного Рамой, и не чувствуя оттого ни усталости, ни потребности в отдыхе, поспешили возвестить всем в Присутствии Рамы, что мост уже готов, ибо Его Имя и Образ ни на миг не покидали тех, кто трудился над его созданием.
   Через Сугриву Раме сообщили, что согласно его воле мост через океан длиною в сто йоджанов построен и может быть использован по назначению. Рама и Лакшмана были тронуты преданностью ванаров и их чувством долга, позволившим им так быстро и безупречно совершить эту работу. Рама велел Сугриве, обезьяньему царю, послать весть вдоль длинной цепочки ванаров о том, чтобы те, кто еще продолжал передавать друг другу холмы и каменные глыбы, вернули их на прежние места, а потом отдохнули немного, прежде чем возвращаться в лагерь. В тот самый момент Хануман взгромоздил на плечо огромный холм, принесенный с далекого севера. Услышав приказ Рамы, Хануман опустил холм на землю близ Бриндавана и был весьма удивлен, услышав громкий стон, исходивший от упавшего холма. "Увы! - сокрушалась гора, - Я упустила возможность оказать услугу Раме." Она не могла прийти в себя от горя и была глуха к словам утешения. Когда Хануман рассказал об этом случае Раме, тот добродушно улыбнулся: "О! Даже горы жаждут принять участие в этом действе!" Он развеселился, узнав о таком энтузиазме. Он сказал Хануману: "Ступай быстрее. Утешь, как сможешь, эту гору. Скажи ей, что у нее нет причин для печали. Во время грядущей Двапара Юги я буду держать эту гору на своей ладони целых семь дней и ночей. Гора будет счастлива, услышав это известие." С тех пор гора получила название пик Говардхана, которую Бог, как и обещал в Трета Юге, поднял своею рукой.
   Рама спустился к берегу моря и пришел в восторг при виде огромного моста. Он воскликнул: "О, ванары! Ваша преданность и мастерство в служении выше всех похвал. Своей самоотверженностью вы покорили мое сердце." Тут к нему приблизился Вибхишана и проговорил:
   "Господин! Завтра мы должны вступить на Ланку. Поэтому я пришел к тебе с просьбой, которую хотел бы выразить сегодня." Рама откликнулся: "Говори! О чем ты хочешь просить меня?" Вибхишана продолжал:
   "Равана - страстный почитатель Шивы. Он чувствует непреодолимую привязанность к этой ипостаси Всевышнего. Несмотря на это, он обречен на смерть от твоей руки. Я прошу, чтобы ты, прежде чем выступать в поход на Ланку и взойти на этот мост, увековечил его преданность Шиве и поставил здесь Шивалингам, с тем, чтобы грядущие поколения на своем пути на Ланку, поклоняясь Шивалингаму, смогли вызвать в памяти события прошлого. Они будут счастливы иметь такую возможность. Люди будут превозносить Лингам как Раму Лингешвару - изваяние, водруженное руками самого Рамы. И даже когда со временем мост истлеет и разрушится, народы будущего навсегда запомнят это священное место, поклоняясь вечному Символу." Рама с радостью откликнулся на предложение Вибхишаны. Он сказал: "Я исполню твою просьбу. Ты - будущий правитель Ланки, и, чтобы доставить тебе удовольствие, я готов исполнить любое твое желание." Сугрива тотчас же распорядился, чтобы ванары подготовили все необходимое для водружения Лингама; он послал Ханумана, и тот нашел и принес камень, совершенный по размеру и форме. Рама совершил ритуальную церемонию окропления Лингама морской водой и вселил в него жизненную силу и божественную благодать. Слова Рамы имели действие мантры - священной формулы; этого было достаточно, чтобы навеки освятить Лингам. Ванары пропели гимны, и воздух зазвенел от их ликующих возгласов. Под торжествующие крики "Джей, Джей", издаваемых тысячными толпами обезьян, Лакшмана и Сугрива помогли Раме укрепить Лингам на его основании и завершить церемонию освящения.
   После этого ванары с именем Рамы на устах и с Его образом, бережно хранимым в сердце, в строгом боевом порядке вступили на мост. Это было непередаваемо величественное и возвышенное зрелище! Рама и Лакшмана, стоя на мосту, глядели на море, волнующееся у их ног. Океан воспрял духом в Присутствии Рамы, Океана Милосердия. Волны подымались, чтобы взглянуть на Раму, морские существа выпрыгивали из воды и резвились от восторга и радости при виде Рамы. Позабыв о том, кто они такие, они скапливались на поверхности воды и не сводили взгляда с Рамы, жадно вбирая глазами его Божественную Форму. Передовые отряды ванаров уже разбили лагерь на Ланке, невдалеке от моста, и когда последние группы обезьяньего воинства переправились на другой берег, весь остров уже знал о происшедшем событии. Вскоре у главных ворот крепости Ланки появились Рама, Лакшмана, Сугрива и Вибхишана, которые неспешной поступью пересекли по мосту Океан. Выполняя приказы Рамы, ванары валили огромные деревья и, возбужденно скача от восторга, наедались фруктами, а затем швыряли стволы и ветки внутрь города, перебрасывая их через зубчатые стены крепости. Они взгромождали на стены огромные камни и толкали их вниз на улицы столицы. Они высматривали отдельных ракшасов, оказавшихся снаружи крепости, и нещадно дразнили и мучили их, угрожая свернуть им шею. Будучи обезьянами по своей природе, они не могли отказать себе в подобных проделках.
   Вскоре весть о враге, подступившем к воротам города, достигла ушей Раваны. Несмотря на то, что у Раваны было десять глоток, при разговоре с другими он использовал лишь одну из них. Однако теперь, от гнева и ненависти, он взревел всеми десятью глотками сразу! Он позабыл о том, что его десятиголосая речь - грозная и дурная примета. Древнее пророчество гласило, что звук, исторгнутый одновременно его десятью ртами, означает близкую и неминуемую смерть. Он яростно рычал несколько секунд, пока, застыв от внезапно охватившего его ужаса, не вспомнил о проклятии. Но как ни старался он укротить свой рев, его голос продолжал звучать, издаваемый всеми десятью глотками! Ракшасы, наблюдавшие это невиданное доселе явление, поняли, что теперь, когда Рама и его обезьянье воинство подступили к Ланке, крушение неизбежно. Они поспешили в свои жилища и сидели в кругу жен и детей, жалобно сетуя, что им осталось жить не больше двух дней. Они решили использовать это короткое отпущенное им время для того, чтобы всем вместе предаться удовольствиям и безудержному веселью, ибо, как гласит народная мудрость, перед смертью все равны.
   Даже зная о том, что все древние пророчества сбываются, Равана пренебрег всеми предостережениями и уверил себя, что с ним не случится ничего дурного. Он направился в покои царицы, так как боялся, что министры прочитают по его унылому лицу, что ему известна суть проклятья. Равану терзали тоска и беспокойство. "Ждет ли меня та же участь, что и мою сестру, попавшую к ним в руки, и я лишусь носов и ушей своих десяти голов, или они предпочтут отрубить разом все мои головы?" Эти страхи не давали ему покоя.
   В женской половине дворца он нашел царицу Мандодари. От ее внимательных глаз не укрылось, как удручен Равана. Она взяла его руки в свои и тихим, нежным и приветливым голосом сказала ему: "О Господин! Умоляю, выслушай меня! Оставь свой гнев, не отвергай мой совет. Отнесись к нему со вниманием. Тех, кого можно завоевать только поклонением и преданностью, невозможно одолеть при помощи ненависти и вражды. В этой критической ситуации мы должны прислушаться к доводам разума и логики. Враждебный вызов, брошенный таким святым существам, не приведет тебя к добру. Ты не одержишь победу в сражении с Рамой. Огонек светлячка не может затмить свет солнца. Послушай меня! Не откладывая ни минуты, ступай и приведи Ситу к Раме, после чего покаянно пади к его ногам, умоляя даровать прощение. Не губи свою жизнь, не разрушай Ланку, не приноси в жертву жизни ее женщин и детей. Твое упрямое стремление вступить с ним в бой не соответствует пути преданности и приверженности Богу, следуя которому, ты обрел всемирную славу. Если ты склонишься к этому безумному решению, даже Шива, которого ты ублажал долгие годы, отвернется от тебя. Только божественными деяниями можешь снискать ты Милость Бога. Как можешь ты рассчитывать на благосклонность и награду Бога, творя грех и святотатство?"
   Мандодари долго увещевала Равану, пытаясь наставить его на путь истинный и спасти от гибели. "Повелитель! Ты дорог мне, как моя собственная жизнь! Одумайся! Рама - не просто Наследный принц Династии Рагху. Тот, кто уничтожил Мадху и Кайтабху, снова пришел на землю! Это Он убил Хираньякшу и Хираньякашипу. Он - Бог, поправший ногою поверженную голову Вали. Он усмирил гордыню тысячерукого Картавирьарджуны. К чему же кичиться своими двадцатью? Ему поклоняется весь мир. Его облик - вершина Благодати. Давным-давно ты сам рассказывал мне о пророчестве Брахмы, о том, что Бог в образе Рамы придет в мир, чтобы избавить землю от бремени зла и жестокости. Или ты уже забыл об этом? Зная обо всем, как до сих пор не осознал ты истину и не свернул с пути зла? Верни Раме эту Вершину Целомудрия, Венец Добродетели, Несравненную Жемчужину Красоты - Ситу. Передай своему сыну царскую корону правителя державы, и мы проведем остаток дней в покое и нескончаемой радости, наслаждаясь близостью Рамы. О! Какое счастье выпало твоему брату! Он пребывает под упоительной сенью Милости Рамы. Еще не поздно! Поспеши к Раме, который уже приблизился к воротам города и, не теряя ни одной секунды, пади к Его ногам, моля о пощаде."
   Мандодари, обливаясь слезами, каталась по полу у ног своего господина, продолжая призывать его опомниться, пока не поздно, и немедленно действовать, чтобы спасти себя и свое царство, свой народ и свою славу. Равана поднял ее с пола и вытер слезы с ее лица. Он сказал:
   "Дорогая моя! Отчего ты так взволнована? Откуда в тебе этот страх, это отсутствие мужества? В этом мире нет никого могущественнее меня. Правители восьми стран света безропотно покорились мне, сраженные мощью моей длани. Смерть не посмеет прикоснуться ко мне! Не поддавайся страху и отчаянию. Ты превозносишь этого слабосильного Раму в моем присутствии, как будто ты позабыла о моем несокрушимом и всеобъемлющем могуществе." С этими словами он покинул царицу, проследовал в тронный зал и величаво утвердился на троне. Мандодари следила за его движениями и уловила ход его мыслей. Она подумала:
   "Какой глупец! Такая судьба неизбежна для тех, кто не может избавиться от ложной гордыни. Их ум остается глухим к доброму совету. Сладкая конфета покажется горькой страдающему лихорадкой! Его разъедает ядовитая лихорадка гордыни, и он отвергает совет, подобный спасительному сладкому нектару, принимая его за смертельный яд. Чем еще могу я помочь ему?" Она представляла себе страшные картины бедствий и людского горя, надвигающихся на Ланку. Ей пришла в голову мысль, что лучше самой расстаться с жизнью, чем быть свидетельницей и участницей всеобщего страдания и скорби. С тяжелым сердцем и неотступными думами о Раме она побрела в свою спальню и в тоске повалилась на ложе.
   Между тем Равана собрал всех своих министров и отдал приказ о приготовлении к неминуемой битве. Он обратился к ним с торжественной речью: "Ракшасы! Все эти ванары, джамбавантхи и люди, которые собираются пойти на нас в атаку - жалкие крохи для нашей утробы! Не теряйте мужества, не сомневайтесь и не спорьте! Смело бросайтесь в атаку. Будьте готовы к бою", - громогласно выкрикивал он. Но тут Прахаста поднялся со своего места, молитвенно сложив руки и произнес: "Ракшасы! Не отклоняйтесь от праведного пути! Повелитель! Твои министры произносят льстивые речи, потакая твоим желаниям. Но это не приведет тебя к успеху! Одна-единственная обезьяна смогла перелететь океан и, проникнув в город, сотворила немало чудес. Ни твои министры, ни твоя армия не смогли пресечь ее разрушительные проделки. Ты сказал, что обезьяны - не более, чем сухие крошки для наших утроб. Прекрасно! Где же находились эти ненасытные утробы, когда обезьяна буйствовала в городе? Или тогда они не ощущали голода? Когда она превратила город в горсть пепла, твои министры страдали явным отсутствием аппетита, не торопясь проглотить ее. Господин! Слова, исходящие из уст этих министров, приятно ласкают твой слух, но со временем они обернутся тягчайшим бедствием. Успокой свой ум и поразмысли над этим. Рама уже разбил свой лагерь на склоне горы Сувела; он пересек этот океан по мосту, который обезьяны построили для него; за ним стоит армия из несметных полчищ ванаров. Может ли быть такое существо обычным человеком? Если ты считаешь, что это так, расстанься со своим заблуждением. Не уподобляйся тем, кто болтает попусту, не контролируя свой язык. Не впускай в свои уши пустые разглагольствования своих министров и не считай меня трусом, который боится выйти на поле боя. Поверь, что мой совет уместен и требует безотлагательных действий. Ступай к Сите немедленно и сам приведи ее к Раме, умоляя простить тебя. Этот поступок спасет тебя и Ланку. Тогда мы сможем провозгласить, что предотвратили истребление рода ракшасов. Это будет триумф, которого еще не поздно достичь! В противном случае готовься к позорному поражению и краху. Действуй прямо сейчас, и тогда твоя слава будет сиять так же долго, как Солнце и Луна на небосклоне. Не обретай имя, позор с которого ты не смоешь, пока Солнце и Луна сияют на небосклоне."
   Однако в ответе Раваны звучали лишь страшный гнев и пустая бравада. Он сотрясался от ярости, что сын посмел дать ему столь дерзкий и непочтительный совет, поправший его гордыню. Возвысив голос до звериного рыка, он обрушил на Прахасту поток ругани и оскорблений. "Дурак! Кто научил тебя этому хитрому вранью? Где набрался ты этой премудрости? Говорят, что искра возгорается в сухих бамбуковых зарослях. Ты рожден в моем клане!" Равана зловеще заскрежетал зубами; он выкрикивал грубые и резкие проклятья и, в конце концов, вышвырнул Прахасту вон из зала. Но прежде, чем удалиться, Прахаста, выпрямившись, ясно и твердо сказал свое последнее слово. Он сурово осудил отца за его всепоглощающую гордыню, ослепившую его. "Равана выступит в роли разрушителя нашей династии." Он успокаивал себя лишь тем, что тот, кому нанесена смертельная рана, кто стоит лицом к лицу со смертью, не нуждается ни в каких целительных снадобьях. "Поэтому мой совет и показался отцу бессмысленным," - так рассуждал он сам с собою. Он направился прямо в покои своей матери и поведал ей о случившемся. Оба они пришли к выводу, что не в силах помочь Раване ни словом, ни делом. Они сидели вдвоем, погрузившись в размышления о Раме и его величии.
   Ванары раскинули походный лагерь для Рамы и Лакшманы на горе Сувела. Они приготовили для них мягкие ложа из охапок шелковистой травы и цветов, придав им форму удобных постелей. Рама появился, как только они завершили свой труд, и прилег отдохнуть, чтобы доставить удовольствие обезьянам. Вскоре он склонил голову на колени Сугривы и погрузился в сон. Лук и стрелы лежали по обе стороны его душистой постели. У ванаров, словно в приступе отчаянной чесотки, зудели руки от нетерпения - когда же они смогут напасть на Равану и уничтожить его. Они сдерживались только потому, что не получили на то приказа Рамы. Хануман, счастливец, и коронованный принц Ангада благоговейно растирали ноги Рамы. Лакшмана неподвижно застыл в ногах ложа, держа наготове лук и стрелы, не сводя пристального и внимательного взгляда с лица Рамы. В этот момент Рама открыл глаза и взглянул на Восток. Его взор остановился на Луне, встающей над горизонтом. "Друзья мои, - сказал он, - посмотрите на Луну. Я вижу на ней темное пятнышко. Вы заметили его?" Обезьяны воззрились на Луну, и каждая из них принялась описывать пятнышко на светиле так, как оно представлялось ее воображению. Один лишь Хануман признался: "Господин! Я не вижу никакого темного пятна на Луне. Для меня ночное светило - отражение твоего Лика. Поэтому я не замечаю темного пятнышка, о котором ты говоришь, и поверхность Луны видится мне чистой и незамутненной."
   Эту ночь до самого рассвета Рама провел в дружеской компании ванаров, ведя с ними упоительную беседу. С предрассветными лучами он окунулся в морские волны и сотворил на берегу предписанные утренние ритуалы. Потом он призвал к себе всех министров Сугривы и других вождей обезьяньего воинства и отдал распоряжения по поводу грядущего наступления. Чуть позже на всеобщем совете они пришли к единодушному решению, что прежде, чем осаждать Ланку, к Раване следует отправить посланца - принца Ангаду, сына Вали, престолонаследника царства ванаров. Рама попросил Ангаду выйти вперед и сказал ему:
   "Сын мой! Ты силен и добродетелен. Я доверяю тебе миссию посредника между Рамой и Раваной с тем, чтобы ты совершил последнюю попытку убедить его, используя разумные, мягкие и осторожные доводы, не возбуждая в нем еще большего гнева и ярости." Рама дал Ангаде подробные указания о содержании и тоне его будущей беседы с Раваной. Ангада удалился, простершись перед этим у ног Рамы. Уходя, он сказал:
   "Учитель! Умоляю благословить меня лишь одним милостивым взглядом. Я поистине счастлив, что мне доверена эта задача. Что бы ни случилось со мною во время ее исполнения, я всегда готов пожертвовать ради тебя своей жизнью." Сердце Рамы, полное сострадания, растаяло, когда он услышал эти слова Ангады. Он подошел к принцу, прижал его к своей груди, и, положив руку на его голову, одарил своим благословением.
   Ангада, наполнив Рамой ум и сердце, направился к воротам города. Проявляя великое мужество и самообладание, он отстранял от себя всех, кто преграждал ему дорогу и пытался остановить его. На своем пути он встретил сына Раваны. Принц-ракшаса вплотную подступил к Ангаде и осведомился: "Эй! Обезьяна! Кто ты и откуда пришел?" Ангада отвечал:
   "Я Ангада, посланец Рамы." Услышав это, ракшаса занес ногу для мощного удара. Но Ангада оказался проворнее: он крепко схватил ракшасу за ногу, поднял его высоко над головой и некоторое время крутил в воздухе, после чего швырнул на землю! Наблюдавшие эту сцену ракшасы замерли от ужаса; они поняли, что эта обезьяна обладает невиданной силой, и бросились врассыпную. По Ланке пронесся слух, что вернулась обезьяна, спалившая столицу, и город охватила всеобщая паника и неудержимый страх. Ангада заметил, что отовсюду, из-за углов и окон, за ним наблюдают до смерти перепуганные ракшасы, следя за каждым его движением. Ему не требовалось просить жителей расступиться и освободить ему путь - стоило им издали увидеть его, они поспешно удирали кто куда!
   Наконец, он достиг тронного зала Раваны и бесстрашно вступил на порог. Один из стражей, бросившийся к Раване при виде Ангады, успел сообщить ему новость. Равана велел слуге привести к нему посланца, поэтому Ангаду подвели прямо к царственным стопам правителя Ланки. Равана показался Ангаде огромной черной мыслящей глыбой. Его двадцать рук шевелились, словно ветви гигантского дерева. Ангада приблизился к царю демонов, не испытывая ни малейшего трепета. Но из глубин сердец присутствующих поднимался непреодолимый ужас, и они дрожали от страха, наблюдая, как Ангада вступает в зал и приближается к трону Раваны. Демоны оцепенели, словно впали в транс. Равана спросил у Ангады, кто он такой, на что получил ответ: "Я - посланник Рамы!" Равана поинтересовался, какова цель его визита. "О Равана! - начал свою речь Ангада, - вы с моим отцом были давнишними друзьями. Поэтому, заботясь о твоем благополучии и следуя воле Рамы, я пришел, чтобы сделать тебе разумное и дельное предложение." Ангада продолжал мягким, но уверенным голосом: "Ты похитил Мать Всех Миров, Дочь Джанаки, ты был неспособен преодолеть гордость, вожделение и жадность. Ну что ж, что сделано, то сделано. Но если даже сегодня, в этот самый момент, ты осознаешь, что совершил преступление и поступишь так, как я скажу тебе, Рама простит тебя. Не медли ни секунды и решайся принять мое предложение, иначе своими собственными руками ты сравняешь с землей весь свой клан и все свое царство." Стоило Ангаде замолчать, Равана вскричал: "О ничтожнейший среди ванаров! Я вижу, насколько ты глуп! Возможно, тебе неизвестно, что я - злейший враг твоего "Бога". Как твое имя? Какая может быть связь между мною и твоим отцом? Не строй иллюзий насчет возможных последствий своей болтовни."
   В ответ на этот выпад Ангада рассмеялся в лицо Раване. "О монарх царства paкшacoв! Мое имя Ангада. Отца моего звали Вали. В свое время вы были добрыми друзьями." Услышав эти слова Ангады, Равана на миг остолбенел и лишился дара речи. Но он быстро овладел собой и сказал: "Ты прав, я припоминаю, что давным-давно знал некую обезьяну по имени Вали. Так ты его сын? Что же, приветствую тебя, Ангада! Похоже, тебе на роду написано сыграть роль искры, которая вспыхнет и дотла спалит твое племя!" Ангада вновь рассмеялся, услышав этот блестящий ответ Раваны. Он сказал: "Равана! Твои дни сочтены. Вскоре ты встретишься со своим другом Вали. Он расскажет тебе о последствиях вражды с Рамой. Ты слеп, несмотря на свои двадцать глаз; ты глух, несмотря на эти двадцать отростков, напоминающих уши; блуждая в темной ночи невежества и надувшись от гордости, ты объявляешь о своем величии! Племя, которое ты надеешься спасти, будет истреблено: в этом Его план. О грешник! О низкий варвар! Негодяй, ослепленный гордыней! Демон!" Когда Ангада заскрипел зубами от гнева и излил все эти оскорбления на голову Раваны, тот мгновенно вскочил со своего трона и закричал: "Ты, жалкая обезьяна, разрушитель своего племени! Поскольку я знаю законы политической морали и привык соблюдать их, я молчаливо сносил твои наглые выходки; но берегись, есть предел и моему терпению." Равана, придя в бешенство, угрожающе уставился на Ангаду. Но этот окрик не оказал ни малейшего воздействия на принца обезьяньего племени. Он выпалил: "О всевластный правитель ракшасов! Я наслышан и о твоей праведности, и о твоих добродетелях, и о твоей политической порядочности. Но поразмысли о том, какие великолепные плоды принесла тебе твоя "нравственность": ты похитил чужую жену, ты сожрал посланца твоего старшего брата, Куберы, отправленного к тебе с мирными намерениями согласно этикету - вот вершина твоей политической морали! И ты хвалишься этими "подвигами", не испытывая и тени стыда? Ты смеешь рассуждать о своих добродетелях и преданности закону! Ты поджег хвост гонца, прибывшего в твое царство, и продолжаешь бессовестно утверждать о своей приверженности правилам! В этих поступках - вся природа ракшасов! Ты не имеешь права произносить своим языком эти слова - "общественная мораль". Ты - величайший из грешников."
   Пока Ангада без колебаний и запинок произносил свою речь, придворные, наводнившие тронный зал, застыли от ужаса, не в силах предугадать, что ждет их впереди. Возвысив голос, Равана произнес:
   "Слушай меня, обезьяна! Есть ли хоть один герой в твоем лагере, кто сможет устоять в схватке со мной? Твой "бог" сражен скорбью и печалью от разлуки с женой. С каждым днем он все больше чахнет от тоски. А его брат совсем ослаб, удрученный горем своего Господина. А Сугрива? Он ненавидит тебя, как злейшего врага, так как ты мечтаешь захватить его место на троне. Как два петуха, дерущихся на краю крутого берега, рано или поздно вы свалитесь в бушующий поток. Вы оба нацелили свой глаз на одно и то же царство. Разве сможете вы быть истинными соратниками в бою и добиться успеха? Мой брат, на которого вы, похоже, возлагаете большие надежды, просто трус. Другой из ваших вождей, Джамбавантха, слишком дряхл, чтобы принести пользу. Нала и Нила - простые работяги, не имеющие представления, как держать в руках меч."
   Ангада прервал эту тираду, чтобы резко возразить Раване. "Равана! Крошечная обезьяна проникла в твой город и спалила его дотла. Мог ли даже слабоумный поверить, что такое возможно? А теперь ты, прекрасно зная, что это правда, упорно отрицаешь, что эта обезьяна - доблестный и могучий воитель. Я не испытываю ни капли гнева, когда ты заявляешь, что среди наших воинов нет равных тебе в сражении. Древние кодексы морали провозглашают, что как дружба, так и вражда возможны только с равными тебе. Будет ли кто-нибудь превозносить льва, сожравшего лягушку? Вступить в единоборство с тобой недостойно величия и мощи Рамы. Убить такого ничтожного и презренного врага - действие, оскверняющее его славу. Древние правила, гласящие о поведении и качествах воинов касты Кшатриев, к которой принадлежит Рама, высоки и благородны. Ты же - грубый, порочный и низкий грешник - должен принять смерть от рук обыкновенных обезьян."
   Равану одолел безудержный хохот. "Грязная обезьяна! Ты пляшешь, как безумный, и бесстыдно скачешь туда-сюда, словно по команде хозяина, дергающего привязанную к тебе веревку. Ты запомнил трюки, которым он выучил тебя, и повторяешь их по его приказу, зарабатывая для него несколько монет, брошенных зеваками." Ангада не смог примириться с этими издевательскими нападками. Он выкрикнул: "Похоже, ты знаком лишь с повадками зверей, но не имеешь понятия о Всевышнем, о Боге, о Судьбе и Предназначении. Неужели ты так ничему и не научился от обезьян? Они разорили твои парки, они убили твоего сына, они превратили твою столицу в горсть пепла. Но это еще не все! Они приготовили для тебя еще один трюк - а именно, наказание, которого ты заслуживаешь. Мы предоставили тебе последнюю возможность избежать злого рока. Я надеялся, что правда и разумный совет исцелят твое сердце. Но увы! Тебе неведомо чувство стыда. Тебе недоступно чувство раскаяния. В тебе не осталось и следа нравственности, у тебя нет привычки к самоусовершенствованию. Что ж, очень жаль! Ты до сих пор злобно точишь зубы на Вибхишану, заклеймив его, как труса и предателя. Ты отягощаешь землю грузом своего тела; чем скорее оно исчезнет, тем лучше. Ты хуже собак, кишащих на улицах твоего города. Они не обладают столь гнусными пороками, которые разъедают тебя. Очень скоро ты осознаешь, что их жизнь достойнее твоей."
   Забыв о приличиях и уставе "мирных" переговоров, Ангада засыпал Равану оскорблениями. Равана не желал выслушивать столь свирепые и беспардонные нападки. "Ангада! - взревел он, - знай, что я - герой, несокрушимая твердыня; знай, что моя доблесть и мощь таковы, что я поднял саму гору Кайлас; знай, что этот Равана приносил в жертву к ногам Шивы не цветы, а свои собственные головы, собственноручно отсеченные от тела; этот Равана - преданный, чья мощь признана самим Шивой; это воитель, чье имя заставляет дрожать от страха храбрейшего из храбрых, чей вид вызывает панику; прекрати наконец своим детским лепетом восхвалять себя и своих покровителей." Но Ангада и не подумал замолчать. Он продолжал свою обличительную тираду. "Безнадежный глупец! Хватит болтать попусту! Прибереги свое дыхание для другого звука! Спой песню во славу Рамы! Предайся Ему. А иначе стрела Рамы одним махом снесет все твои головы, и они покатятся с плеч, словно игрушечные мячи. А ванары придут в восторг от того, что смогут пинать их ногами, затеяв веселую игру! Случилось так, что меня направил к тебе Сугрива, вождь нашего племени. К сожалению, я не получил прямых наказов от Рамы. У меня нет желания действовать против Его воли, иначе я, в мгновение ока, расправился бы с тобой и швырнул в океан твои кости."
   Произнося эти слова угрозы, Ангада вдруг превратился в свирепое чудовище. Как лев, взрыл он землю лапами, и сила ударов была такова, что десять корон, венчавших головы Раваны, задрожали и покатились по полу. Равана не удержался и свалился с трона, но тут же вскочил, восстановив равновесие. Ангада схватил четыре из десяти корон, размахнулся и швырнул их с такой могучей силой и меткостью, что они долетели до лагеря Рамы и упали у его ног. Ванары застыли от изумления при виде странных предметов и восхищались, разглядывая драгоценные жемчужины и блестящие диковинные камни. Рама знал, чьи короны приземлились у его ног; он сказал, что во время полета они затмили солнце, словно Раху и Кету.
   А Равана, тем временем, отдал приказ: "Свяжите эту обезьяну. Не позволяйте ей уйти; проглотите ее живьем!" - и устремился во внутренние покои дворца. "Стыдись! - выкрикнул ему вдогонку Ангада, - к чему привела твоя пустая похвальба о силе и доблести? Беги, бросайся в море и задержи дыхание, пока не умрешь! Похититель женщин! Чурбан, оседланный похотью! Глупец! На поле битвы я вырву язык из твоей пасти и выкину его на растерзание воронам! Берегись!" Равана обернулся и воззвал к ракшасам, оставшимся в зале: "Схватите его за ноги, бросьте на пол, пусть его голова расколется, как шар." Меганада тут же вскочил и, схватив ноги Ангады, толкнул его с огромной силой, пытаясь повалить на пол. Другие ракшасы кинулись ему на помощь, но вся эта толпа демонов, навалившаяся на Ангаду, не смогла ни на йоту сдвинуть с места его ноги. Они беспомощно ползали по полу, сгорая от унижения, не зная, что делать дальше. Тогда к ним присоединился Девакантака, но и его мощные усилия оторвать от земли ноги Ангады потерпели позорное поражение. Сам Равана уцепился за его лодыжки, намереваясь поднять обезьяну и что есть сил бросить оземь. Ангада только смеялся над глупостью Раваны. Он сказал: "Равана! Нет, это не те ноги, за которые тебе следует держаться. Возложи свои руки на Стопы Рамы в искреннем порыве смирения, только это освободит тебя от страха и плена."
   С этими словами Ангада стряхнул со своих ног повисших на нем ракшасов; это движение оказалось столь мощным и неожиданным, что Равана рухнул на пол и лишился чувств; вместе с его телом рухнули и разбились вдребезги его слава и великолепие. Выражение стыда и унижения проступило на всех его десяти лицах, и он выглядел, как Луна, бледная и тусклая при ярком солнечном свете. Ангада, видя его состояние, почувствовал, что бессмысленно продолжать беседу с этим трусом. Он помнил, что Рама поручил ему лишь сделать последнее мирное предупреждение Раване. "Этот демон не воспримет добрый совет, он не осознает свою ошибку и не попытается исправить ее. Его порочная натура одержала над ним верх. Единственный выход - вступить с ним в открытый бой." Окончательно убедившись в этом, Ангада покинул дворец, чтобы вновь приблизиться к святым Стопам Рамы. Возвратившись в лагерь, он подробно доложил о результатах своей миссии.
   Равана, мучимый стыдом и страхом, укрылся в женских покоях. Мандодари увидела своего господина, сломленного и потускневшего, и сказала ему: "Расстанься хотя бы сейчас со своим глупым упрямством. Разросшаяся в твоем сердце вражда к Раме приведет к полному крушению всей державы. Ты не смог решиться переступить линию, начертанную Лакшманой; откуда же в тебе надежда победить его в сражении? Твоя сила и мощь для него все равно, что высохшие листья. Твои преданные слуги не могли справиться с его гонцами; есть ли у тебя хоть малейший шанс сокрушить их в бою, когда их многомиллионное воинство ворвется на наши земли? Ты не смог ни на волос стронуть с места ноги Ангады, но продолжаешь упрямо утверждать, что захватишь в плен и свяжешь несметные полчища ванаров! Мне больно и горько сознавать, что, несмотря на то, что тебе уже пришлось испытать и увидеть, ты упрямо цепляешься за свое безумное решение. Наш сын уже мертв. Твой город превращен в груду пепла. Твои сады и парки разорены, множество твоих подданных, сраженных ударами посланцев Рамы, замертво попадали на землю. Где таились тогда твоя сила и твое магическое мастерство? Пустые хвастливые речи не принесут никакого ущерба этим ванарам."
   "О повелитель! - продолжала молить Мандодари, - прости мне мои слова. Ты совершаешь роковую ошибку, принимая Раму за простого смертного. Он - Властелин Вселенной; он - непобедимый Герой. И ты ведь уже давно знаешь о мере его доблести и мощи. Спокойно и трезво восстанови в уме все факты, упомянутые Ангадой. Вспомни и о другом: о том, как ты сидел в окружении высокого сборища царей в зале дворца Джанаки, чтобы померяться в силе и ловкости, но так и не смог поднять Лук Шивы. Рама сделал это играючи и, нечаянно сломав его, отбросил, как сухой прутик. Ты видел собственными глазами это доказательство его могущества. И если ты продолжаешь упорствовать, скованный глупой спесью, это указывает лишь на то, что твой крах неизбежен. Что ты смог сделать, когда он отсек нос и уши твоей сестре, Шурпанакхе? Как не стыдно тебе после всего, что случилось, хвастливо заявлять о своей несокрушимой власти и героизме? Вали был сражен одной-единственной стрелой Рамы. А ведь Вали был для тебя отнюдь не заурядным противником. Теперь Рама подступил к твоей крепости с полчищами ванаров и разбил лагерь на горе Сувела. Рама - живое воплощение Праведности и Нравственного Закона. Поэтому он и послал к тебе гонца, предоставив тебе последнюю возможность спасения. Его слуга честно пытался изменить образ твоих мыслей и склонить тебя к примирению с Рамой; ты не понимаешь, каковы достоинства, сияющие в душе этого существа, наделенного Высочайшей Святостью, который послал к тебе своего гонца! И этим ты предрекаешь полное крушение всей нашей державы. Каким образом собираешься ты сейчас вышвырнуть вон Ангаду, Его слугу, явившегося к твоему трону? В их боевом лагере тысячи, нет, целые лакхи ванаров, обладающих гораздо большей мощью и разрушительной силой, чем этот наследный принц, сын Вали. Внемли, наконец, моей мольбе; погаси свою демоническую страсть; ступай и покаянно предай себя Раме." Слова Мандодари, всколыхнувшие в памяти Раваны неприятные события прошлого, вонзались в его сердце, как острые стрелы.
   Наступил рассвет нового дня. Равана, надувшись от спеси и непреодолимой гордыни, прошествовал во дворец и уселся на троне. Но как частые и грозные удары, гремели в его голове слова Ангады и царицы Мандодари. Страхи, подозрения, планы мщения и возможных уловок и козней беспорядочно крутились в его мозгу, вращаясь и колеблясь, как земля и небо. Однако мысли обрывались и таяли, не обретая законченной формы, ибо все ближе подступал час гибели демонического клана ракшасов.
   Наконец, Равана велел послать за ракшасой по имени Видьютжива и сказал ему: "Слушай меня! Примени свою магическую силу и принеси мне "голову" Рамы, а также его "лук и стрелы". Увидев их. Сита должна поверить, что они настоящие. Она сойдет с ума от горя!" Видьютжива мгновенно вскочил и вышел из зала. Он произвел точную копию лука и стрел Рамы, а также его головы. Равана остался доволен совершенной формой магических творений. Он схватил их и собственной персоной направился в Ашокавану, где сидела плененная Сита. Положив перед нею "голову Рамы" и его "оружие", он сказал: "О Сита! Посмотри! Это лук и стрелы, а это голова того самого человека, по которому ты чахнешь и тоскуешь и которого превозносишь день и ночь. Я истребил несметные орды ванаров. Лакшмане удалось спастись, ускользнув с поля боя. С целью убедить тебя, что все это на самом деле произошло, я решил показать тебе голову, а также знакомые тебе лук и стрелы. Посмотри на них внимательно!" И он положил голову Рамы прямо у ног Ситы! Лишь на долю секунды Ситу пронзила боль; она тут же опомнилась, ибо знала, что во всех четырнадцати мирах нет существа, способного снести с плеч Его голову; она поняла, что это очередной искусный трюк ракшасов, пытающихся запугать ее - и все ее страхи улетучились. Она проговорила: "Равана! Теперь я не сомневаюсь, что твой конец близок. Поэтому и приходят тебе в голову столь гнусные мысли. У тебя не хватает мужества даже приблизиться к Раме; разве можешь ты надеяться, что тебе удастся сразить Его? Твоя надежда не сбудется даже во сне! Ты опускаешься до грязных магических трюков, пытаясь обмануть меня." С величайшим презрением Сита осудила Равану. В этот момент отовсюду послышались громкие ликующие возгласы "Джей, Джей Раме! Джей, Джей, Джей Раме!" То была армия ванаров, со всех сторон окружившая город. Равана поспешно покинул Ситу и устремился в тронный зал дворца.
   К Сите подошла добрая женщина-ракшаси, Сарама - жена Вибхишаны, чтобы утешить и успокоить ее. Она сказала: "Мать! Равана - обманщик и хитрец, и все его поступки - лишь злые и коварные козни. Никому не дано причинить вред Раме; именно сейчас во главе воинства ванаров он подступил к столице Ланки. Стены крепости рухнут только от одного оглушительного крика обезьян."

Глава 26
Осада
   Когда Рама узнал от Ангады обо всем, что случилось на Ланке и убедился в упорстве и несговорчивости врага, он созвал предводителей воинства и поручил им разработать наилучший способ осады четырех ворот города. После этого собрался совет трех вождей - царя обезьян, Сугривы, царя медведей, Джамбавана и правителя ракшасов, Вибхишаны. Они постановили разделить всю армию на четыре воинства, каждое со своими вожаками и командирами. Пав к ногам Рамы и воодушевленные его благословением, вожди отдали приказ идти в атаку.
   С Рамой в сердце ринулись вперед наводящие ужас орды ванаров, вооруженные каменными глыбами и огромными стволами-таранами. Ланка издревле славилась своей неприступностью, но милость Рамы помогла обезьянам ворваться внутрь города. Восточные ворота штурмовались войсками под предводительством Налы; Южные ворота рухнули под натиском миллионных полчищ, ведомых Ангадой. Западные ворота пали под напором армии во главе с Хануманом. На страже Северных ворот стоял сам Равана, и Рама вступил с ним в единоборство. У ванаров не было ни боевых барабанов, ни труб. Но оглушительный боевой клич "Рам-Рам", издаваемый ими со всей силой преданности, как гром, сотрясал небеса. Весь город был охвачен смятением и паникой. Равана же был ослеплен безумной гордыней. Он торжествовал в надежде на быструю расправу над вражескими силами и предвкушал рассвет нового дня над землею ракшасов, который возвестит миру о великом празднестве победы.
   Ракшасы, словно тучи над горой Меру, облепили стены крепости, заняв все позиции на башнях и бастионах. Они били в барабаны и трубили в боевые трубы. Их мощные крики: "Победа Раване!" - перекликались с уверенными и преданными возгласами: "Победа Раме, Всемогущему Владыке!" Ванары, атаковавшие стены, ловили огромные валуны, градом летящие на их головы и швыряли их вверх, расплющивая ракшасов, толпящихся на стенах. С самого начала битвы преимущество оказалось на стороне ванаров. Они беспощадно расправлялись со всеми ракшасами, попадавшими в их руки. Как несутся в разные стороны тучи, в клочья разорванные океанским штормом, так и ракшасы, насмерть перепуганные сокрушительным натиском ванаров, разбегались кто куда, и город потемнел, окутанный пеленой отчаяния.
   Отовсюду слышался гневный ропот женщин-ракшаси, стариков, детей, обвинявших Равану в том, что он навлек на их головы это страшное бедствие. Многие воины уже бежали с поля битвы и, захватив с собою жен и детей, спасались от неминуемой гибели. Скрежеща зубами от злобы, Равана выкрикивал им вслед: "Жалкие трусы, удирающие в разгаре сражения! Я разрублю вас на куски своим Алмазным мечом!" Испуганные этой угрозой, некоторые из воинов вновь бросались в драку. Между тем, героическая армия ванаров прорвалась сквозь боевые ряды противника и, вдохновленная мыслями о Раме, вторглась во внутреннюю крепость города, в которой находился дворец Раваны. Полчищам обезьян удалось сокрушить ее стены! Повалив золотую колонну и размахивая ею как орудием, обезьяны затеяли повальную оргию разрушения. Они беспощадно избивали каждого ракшасу, встречавшегося на их пути, сносили с их плеч головы и бросали их с такой силой и меткостью, что они катились прямо к ногам Раваны. Когда на землю спустилась тьма, ванары, продемонстрировав свой героизм и превосходство над силами врага, предстали перед Рамой.
   Ракшасы - существа, ведущие ночную жизнь, и при наступлении сумерек их активность и ярость в бою во много раз возрастает. Их громогласный клич "Победа Раване!" отдавался в ушах ванаров, как львиный рык. Обезьяны вновь бросились в атаку. Вожди воинов-ракшасов, Акампа и Атикайя, используя свое магическое искусство, заволокли все пространство кромешной тьмой и под покровом мрака обрушили на вражескую армию сплошной ливень из липкой грязи, камней и потоков крови. В пылу битвы ванары не могли отличить друга от врага и поэтому боялись сражаться в полную силу. Чтобы набраться мужества и дать противнику достойный отпор, они громко взывали: "Рама! Рама!", и Рама услышал этот вопль о помощи. Он призвал Ангаду и Ханумана и сказал им, что смятение ванаров вызвано магическими трюками демонов. Услышав, что враг применяет столь вероломную тактику, оба пришли в бешенство. Но Рама спокойно достал из своего колчана Агниастру. Огненную стрелу, и пустил ее в самую гущу мрака. Ослепительное сияние стрелы рассеяло тьму, озарив землю и небо ярчайшим волшебным светом. Обезьяны и медведи с удвоенной силой и рвением бросились в бой, сокрушая противника и яростно тесня его ряды. Услышав торжествующий клич Ангады и Ханумана, ракшасы отступили и бросились наутек. Однако, немногим из них удалось спастись - обезьяны хватали их за ноги и швыряли далеко в море! В середине ночи ракшасы вынуждены были укрыться в своем лагере, ибо исчерпали силы для продолжения схватки. Ванары вернулись к Раме. Когда Его взор коснулся их, утомление и усталость исчезли, и они ощутили прилив бодрости и свежих сил.
   В это время Равана держал совет со своими министрами. Он обратился к ним с такими словами: "В этот день многие ракшасы сложили свои головы в битве с ванарами. Нам необходимо выработать дальнейшую стратегию, каким образом расправиться с врагом." Тут поднялся старый Мальявантха, министр, служивший еще при дворе отца Раваны и приходящийся отцом матери Раваны. Его советы и назидания всегда были направлены на выбор правильного и честного пути. "Равана! - проникновенно начал он свою речь, - постарайся спокойно выслушать мои слова. Прости мне мою прямоту и откровенность. С тех пор, как ты привез сюда Ситу, нас преследуют дурные знамения. Сейчас нет возможности описывать их в деталях. Даже Веды бессильны оценить в полной мере и достойно воспеть славу Рамы, Всевышнего. Бросая вызов самой Вселенской Сущности, самому Вират Пуруше, ты не добьешься ни милости, ни добра, ни славы. Тебе необходимо поразмыслить над этим в спокойствии. Рама - герой, сокрушивший демонов Хираньякашипу и Хираньякшу. Он - вместилище всех добродетелей. Не расти в своем сердце ненависть к Нему. О Правитель! Умоляю тебя, спаси Ланку! Верни Ситу Раме. Не медли и не упорствуй! Сдаться Раме, не теряя ни единой минуты - твое единственное спасение." Произнеся свою речь, Мальявантха склонил голову в знак почтения и послушания правителю. Но его слова рассердили Равану. Он вновь пришел в бешенство и накинулся на Мальявантху: "Похоже, тебе вскоре суждено исчезнуть в пасти смерти. Только уважение к твоим сединам вынуждает меня простить тебя, а иначе я немедленно разрубил бы тебя на куски. Берегись! Встань и скройся с моих глаз." Равана шипел, как разозленная змея. Мальявантха сильно опечалился, ибо понял, как близок конец Раваны. Он горько усмехнулся про себя, видя, какие непреодолимые упрямство и невежество ослепили Равану. Он с грустью осознал, что только приговор судьбы, определивший конец земного пути Раваны, заставляет его действовать столь глупо и неразумно и принимать губительные решения, отбрасывая все советы, призывающие его спасти себя и свою державу.
   Стоило старому министру удалиться, поднялся Меганада и сказал: "Отец! Не поддавайся сомнениям. Завтра утром ты станешь свидетелем моей ратной доблести. Ты убедишься, что на деле я способен на большее, чем на словах." Его уверенность несколько успокоила Равану и усмирила его гнев. Он снова ощутил радостную надежду, и мужество вернулось к нему. Он обнял и приласкал сына, нежно прижав его к своей груди. Он гладил его по голове и перед всеми присутствующими восхвалял героизм и храбрость Меганады. Равана распустил совет около полуночи. Участники поспешили в свои жилища, но никому из них не удалось сомкнуть глаз в эту ночь, и никто из них не притронулся к пище. Их снедали ужас и тревога от предчувствия бедствия, которое в любой момент могло обрушиться на них. В таком плачевном состоянии и застал их рассвет, забрезживший на востоке. Город со всех сторон был окружен медведями и обезьянами. Их рев, как гром, сотрясал небо над столицей, порождая всеобщее смятение и панику. Воинам-ракшасам ничего не оставалось, как вновь схватиться за оружие, чтобы дать отпор врагу. Град каменных глыб, огромных скал и холмов обрушился на город со стен крепости, захваченной ванарами, и миллионы ракшасов яростно отбивались от них потоком стрел и других орудий. Их дикие вопли, бое вые кличи и завывания раскалывали небо на куски, словно настал судный день. Но летевшие сверху обломки скал и вершины холмов превращали орды ракшасов в бесформенное месиво.
   Разъяренный вестью о вторжении ванаров в город, Меганада вооружился до зубов и бросился в атаку. Ведомые им полчища демонов выбивали барабанную дробь и трубили в боевые рога и трубы. Меганада был знаменит своим другим именем - Индраджит, так как однажды он одержал победу над самим Индрой, Повелителем богов. Он был главным предводителем вождей воинства ракшасов и слыл грозным бойцом. Ряды ванаров дрогнули, когда появилась его колесница. Заметив смятение в стане недругов, Меганада издал ликующий вопль и, натянув тетиву своего могучего лука, обрушил ливень стрел в гущу ванаров. Натягивая тетиву до самого уха, одну за другой выпускал он стрелы, быстрые и яростные, как крылатые змеи. Стрелы тучами неслись во все стороны, и ванары со страхом почувствовали, что сопротивляться бесполезно. Утратив боевой пыл, они отступали. Многие были насмерть сражены стрелами; многие, раненные и бесчувственные, падали на землю. Видя, что обезьяны беспомощны перед бешеным натиском Меганады, Хануман затрясся от ярости; могучий и грозный, как сам бог Смерти, ринулся он навстречу врагу. На пути он выхватил из земли огромную гору и метнул ею в вожака демонов. Заметив глыбу, несущуюся прямо на него как посланник Смерти, Меганада применил магические чары и в последний момент успел взмыть вверх, высоко в небо. Но его колесница вместе с возничим и лошадьми была расплющена горой Ханумана, попавшей прямо в цель. Меганада изощрялся, выдумывая новые козни и уловки, однако его попытки запугать Ханумана были столь же бессмысленны, как попытка крошечной змеи нагнать ужас на царя орлов, Гаруду. Меганада метал с неба огонь, обрушивал потоки кровавого ливня, и ясный день сменился темной ночью. Тьма была столь непроглядна и густа, что ванары не видели собственной протянутой руки. От этих темных и таинственных козней обезьяны растерялись и пали духом. Им показалось, что конец их близок.
   Рама понимал, что лишь отчаяние и страх поражения заставляют ракшасов, уповая на магические силы, прибегать к столь нечестивой тактике в бою; Он смеялся про себя над их беспомощностью, но заметил, что ванары утратили храбрость и мужество. Поэтому Он прицелился и выпустил одну-единственную стрелу в самый центр дерущихся полчищ. Магия ракшасов утратила силу, и волшебные чары бесследно рассеялись. Свет засиял над землею, как будто яркое солнце вышло из-за тучи. Вновь обретя уверенность и боевой пыл, ванары пошли в наступление, тесня ряды демонов. Они ощущали на себе полный милосердия взгляд Рамы, питающий их тела свежими силами. Обезьянья рать взревела в один голос: "Джей, Джей, Рама!" и сплошной могучей толпой, забыв о боевом порядке, ринулась вперед. Ничто не могло их удержать; никто не мог препятствовать их напору. Чтобы придать им еще больше мужества и превратить наступление в молниеносную атаку, к Хануману присоединился Лакшмана со своим луком и стрелами и вызвал Меганаду на поединок. Узнав, что Лакшмана ринулся в бой, Равана поспешил послать мощное подкрепление, чтобы защитить своего сына. Ванары, вооруженные острыми скалами и стволами деревьев, самоотверженно сражались, не позволяя себе и секунды передышки. На поле битвы разгорелось яростное и свирепое сражение, и обе стороны бились не на жизнь, а на смерть. Большинство сильных воинов и вождей вступало в единоборство с противником, и вокруг них вспыхивали новые очаги сражения. Ванары, пуская в ход свои крепко сжатые кулаки и острые зубы, насмерть сразили множество ракшасов; впиваясь длинными когтями в шеи демонов, они сносили их головы с плеч; они выдергивали и швыряли прочь их уродливые руки. Победный клич, которым ванары возвестили о своем триумфе, прокатился по всем девяти островам. Обезглавленные тела ракшасов продолжали удирать в том же направлении, куда неслись в пылу схватки, еще имея голову на плечах; наблюдая эту жуткую картину, возбужденные обезьяны разражались издевательским хохотом. Дороги Ланки, пересекавшие обширное пространство, где разыгрывалось сражение, превратились в кровавые реки. Лакшмана и Меганада сцепились в смертельной схватке. Казалось, они не уступали друг другу в силе и ловкости. Но Индраджит предпочел прибегнуть к подчинявшимся ему темным силам, нежели продолжать честный поединок. Однако и в этом он потерпел поражение, и его уловка не удалась. В приступе неистовой ярости Лакшмана уничтожил его магическую колесницу и убил колесничего. Устрашась надвигающейся гибели, Меганада выхватил Шакти - орудие, подаренное Брахмой, таящее высшую Божественную мощь, и, нацелив его в самое сердце Лакшманы, метнул в своего врага. Точный удар Шакти, нанесенный рукою Меганады, пронзил сердце Лакшманы. В "смертельной" агонии Лакшмана рухнул на землю. Меганада, вырвавшийся из когтей страха, приблизился к поверженному герою и попытался поднять тело, чтобы унести его в свой лагерь. Хотя в бою их силы были равными, Меганада не смог сдвинуть с места "мертвого" Лакшману. Ему на подмогу ринулись толпы демонов, но их усилия оказались напрасными. Лакшмана был не кем иным, как явившимся на землю в человеческом обличье Изначальным Змеем, Адишешей, на тысяче капюшонов которого покоится вся Вселенная. Как смог бы поднять его один сколь угодно могучий и сильный борец или тысячи ему подобных? Только тот, кто удостоился Милости Шри Рамы, был способен сдвинуть с места Лакшману!
   Между тем, на земле сгущались вечерние тени. Оба противоборствующих воинства разошлись по своим боевым лагерям. Шри Рама видел, как возвращаются ванары, но не заметил среди них Лакшманы. Он спросил: "Где Лакшмана?" В этот момент вперед выступил Хануман, неся на плече недвижимое тело Лакшманы. Хануман лишь жалобно воскликнул: "Рама, Рама!" Рама сделал вид, что крайне расстроен и взволнован случившимся, однако, быстро овладел собою. Он положил к себе на колени тело Лакшманы и долго и внимательно всматривался в его лицо. Наблюдавший эту сцену Джамбаван воскликнул, не выдержав: "О Господин! Нам не следует терять время. Не будем раздумывать и откладывать необходимое лечение. Лучше всего, как можно скорее, вызвать сюда Сушену, целителя из Ланки. Он знает, какое требуется лекарство." В ту же секунду Хануман принял форму крошечного человечка и проник во внутреннюю крепость Ланки. Все то время, что он мчался по улицам, его мучила тревога, откликнется ли Сушена на его просьбу, согласится ли посетить лагерь Рамы. Поэтому он решился на хитрость. Он осторожно поднял дом вместе со спящим внутри Сушеной и по воздуху перенес его через вражескую территорию, опустив в лагере ванаров. Когда Сушена вышел на порог, он обнаружил, что находится в Присутствии Рамы! Он пал к Его ногам и назвал имя горы, на склонах которой растет целебная трава, способная спасти Лакшману. Пока шло обсуждение, кого послать за драгоценным снадобьем, Хануман простерся у Лотосных Стоп Господина и попросил возложить на него эту миссию. Рама доверил ему эту задачу.
   Тем временем один из доносчиков Раваны сообщил хозяину, что придворный целитель Ланки, Сушена, находится в стане врага. Равана решил посоветоваться с ракшасой Каланеми, какими последствиями чревато это событие. Каланеми уклончиво ответил: "Равана! Этот Хануман - непостижимое существо. Разве не сжег он Ланку в твоем присутствии? Откуда у меня особая сила и ловкость, чтобы поймать и одолеть его? Но еще не поздно вступить на правильный путь. Расстанься с нелепой идеей, что ты способен одержать победу над Рамой. Ступай и найди приют у Его ног. Судьба сразу станет благосклонной к тебе. Побори свое упрямство и гордыню." Каланеми давал Раване дельный совет, но в то же время преследовал и иную цель. Равана, естественно, сурово осудил его и закричал, сотрясаясь от гнева: "Готов ли ты во всем подчиняться мне? Если это не так, лучше готовься к смерти." Каланеми рассудил, что гораздо большую пользу его душе принесет смерть от руки Рамы, нежели бесславная погибель в лагере демонов. Поэтому, не теряя времени, он скрылся с глаз Раваны и переместился в лагерь Рамы. Он нашел озеро в центре чудесного парка и, пустив в ход свои магические чары, принял обличье риши и уселся на берегу, погрузившись в глубокую медитацию. Хануман на своем пути к горному хребту, где росла целебная трава, почувствовал сильную усталость, ибо не успел восстановить силы после столкновения с Меганадой. Он подумал, что несколько минут отдыха и глоток прохладной озерной воды принесут только пользу и во много раз ускорят его дальнейший путь. Хануман пал к ногам мудреца, повторяющего имя Рамы и поющего хвалу Его подвигам и добродетелям. Он очень обрадовался и тоже запел: "Рама! Рама!" Преображенный Каланеми продолжал: "О ванара! Идет великое сражение между Рамой и Раваной! Каждый день я наблюдаю отсюда его ход. Нет сомнения, что очень скоро Рама одержит полную победу." Хануман был счастлив слышать такие слова; он признался мудрецу, что его мучает жажда. Старец предложил ему испить холодной воды из кувшина, стоявшего рядом. Но Хануман ответил: "Учитель! Такое малое количество воды не сможет утолить мою жажду." Тогда риши указал ему на озеро и посоветовал Хануману окунуться в его прозрачные бодрящие воды, а заодно и напиться вволю. Хануман согласился и направился к берегу озера. Он вступил в воду по щиколотку, но внезапно на поверхности появилась голова крокодила, вынырнувшего из глубины, и свирепые челюсти впились в ногу Ханумана. Разумеется, чудовище не могло нанести серьезного вреда герою. Могучая обезьяна просто стряхнула крокодила со своей ноги и нанесла ему смертельный удар. Как только крокодильей жизни пришел конец, перед Хануманом предстало существо, блистающее небесной красотой. Хануман был сильно удивлен. Он спросил у явившегося из воды незнакомца: "Кто ты?", и получил ответ:
   "О слуга Рамы! Как только судьба подарила мне встречу с тобой и ты дотронулся до меня, пал тяжкий груз моих грехов. Мы оба - Каланеми и я - были небесными музыкантами, гандхарвами, при дворе царя богов, Индры. Однажды к Индре пожаловал мудрец Дурваса, известный своим гневливым и вспыльчивым нравом. Его свирепый и дикий вид рассмешил нас, и мы не смогли удержаться от хохота. Старец заклеймил проклятьем обоих, провозгласив, что мы родимся на земле как ракшасы. Мы умоляли пощадить нас, обнимая его ноги и проливая слезы раскаяния; его сердце немного смягчилось, и он сказал: "Хорошо! Вы родитесь на острове Ланка; в последней четверти Трета Юги Бог воплотится на земле в образе Рамы, и великая битва разыграется между Рамой и правителем Ланки; во время этой битвы Лакшмана, брат Рамы, будет тяжело ранен оружием, называемым Шакти, и Хануман, преданный слуга Рамы, отправится в путь к горе Сандживи, заросшей кустами и целебными травами; встретившись с ним, вы освободитесь от демонического обличья. О ванара! Риши, живущий неподалеку и пославший тебя сюда, на самом деле вовсе не риши. Он ракшаса, изменивший свой вид, его зовут Каланеми."
   Хануман приблизился к Каланеми и крикнул ему прямо в ухо: "Уважаемый наставник! Прими подношение, приготовленное мною для тебя в благодарность за помощь, которую ты оказал мне; ты мой гуру и я обязан оплатить твой труд." Каланеми был несколько удивлен и озадачен тем фактом, что Хануману потребовалось так много времени, чтобы утолить свою жажду; демон заподозрил, что его истинная сущность и история уже известны Хануману от его брата-крокодила, живущего в озере. Поэтому Каланеми прикинулся, будто погружен в глубочайшую медитацию и не узнает подошедшего и окликнувшего его Ханумана. Поскольку Хануман знал, кто прячется под фальшивой личиной святого риши, он схватил Каланеми за шею и крутил его голову до тех пор, пока тот не испустил дух, повторяя перед смертью святое Имя Рамы.
   Отбросив недвижимое тело, Хануман поспешил к горному хребту Дрона и, найдя холм Сандживи, принялся разыскивать целебную траву, за которой был послан. Но он не мог распознать ее среди буйной растительности, сплошным ковром покрывавшей холм. Между тем, время шло; он и так значительно задержался в дороге, а приказ Рамы требовал незамедлительного выполнения. Поэтому Хануман предпочел действовать наверняка: он оторвал от земли весь холм Сандживи и взмыл в небо, держа его на ладони.
   В ночные часы его путь на Ланку пролегал над городом Айодхья. Бхарата в это время тосковал в одиночестве, не смыкая глаз и беспокоясь о брате и его жизни в изгнании. Неожиданно лунный свет померк, заслоненный тенью - силуэтом Ханумана с огромным холмом на спине. Бхарата решил, что обезьяна-гора - не иначе как ракшаса, изменивший форму для осуществления какого-либо гнусного плана. Он задумал уничтожить "демона" прежде, чем тот успеет сотворить зло. Схватив лук, Бхарата наложил на него стрелу и тщательно прицелился, натянув тетиву до самого уха. Когда стрела впилась в тело Ханумана, тот издал пронзительный крик "Рама! Рама!"
   Услышав это имя, Бхарата на миг остолбенел, а затем бросился к рухнувшей на землю обезьяне. Хануман, не вдаваясь в подробности, поведал принцу о важности своей миссии. Бхарата пришел в отчаяние; он обнял Ханумана и умолял простить свою глупую оплошность. Он разразился рыданиями и истово взмолился: "Если правда то, что я предан Раме мыслью, словом и делом и никогда не сворачивал с этого пути, пусть исцелится этот ванара и обретет свои прежние силы."
   Жалобная молитва Бхараты, исторгнутая из глубин сердца, его клятвенное заверение в вечной преданности Раме избавили Ханумана от боли; он поднялся, здоровый и полный сил. Внезапно в его мозгу возникла идея: убедиться в полной искренности Бхараты. Он провозгласил:
   "Победа царю династии Рагху!" Мучительная тоска захлестнула при этих словах сердце Бхараты. Он воскликнул: "О вождь обезьян! Скажи мне, как чувствуют себя Сита, Рама и Лакшмана? Весела ли и счастлива Мать Сита?" Бхарата обливался слезами, вспоминая о братьях и Сите. Тогда Хануман рассказал обо всем, что случилось. Слушая Ханумана, Бхарата не мог сдержать скорбь; узнав, что Лакшмана, сраженный стрелой врага, пал на поле боя, он лишился чувств и повалился на землю. Придя в себя, он приподнялся и проговорил: "Хануман! Прости мне мой глупый поступок. Я не имею права задерживать тебя. Спеши! Доставь поскорее Раме этот холм Сандживи вместе с драгоценным лекарством, которое исцелит Лакшману! Не медли больше!"
   Хануман пал к ногам Бхараты и поднял холм, захватив его ладонью. Он взлетел в небо и устремился в сторону юга. Бхарата, не смея моргнуть глазом, следил за ним, пока его фигура не скрылась за горизонтом. Он был счастлив, что получил наконец какие-то вести о Раме, но, вместе с тем, мучился, узнав о несчастьях, постигших Ситу и Лакшману. С тяжелым сердцем он направился во дворец и поведал обо всем матерям.
   Сумитра, мать Лакшманы, в первый момент сильно встревожилась, но быстро обрела прежнюю силу духа, напомнив себе, что рядом с Лакшманой находится Рама. Она говорила себе: "Этот сын, рожденный из моего чрева, посвятил свою жизнь служению Раме! Для меня это достаточное утешение. Это приносит мне глубокое удовлетворение. Я чувствую, что цель моей жизни достигнута. Меня беспокоит лишь то, что Рама, должно быть, сильно удручен бедой, постигшей Лакшману; эта "потеря сознания" наверняка огорчает его. Разлука с братом может быть причиной горя Рамы. Сын! Шатругна! - воскликнула она, - ступай туда, где находится Рама. Ты должен быть рядом с Ним." Шатругна вскочил, готовый в ту же минуту тронуться в путь. Он сказал: "Разве может выпасть на мою долю более великое счастье?" Но Бхарата остановил его словами: "Не получив на то приказа Рамы, я не могу позволить тебе уйти и присоединиться к Нему." Бхарата утешал Шатругну, убеждая его, что Рама не одобрит этот шаг и что самое лучшее и полезное, что они могут делать - это подчиняться Его воле.
   Между тем на Ланке Рама охранял Лакшману, ни на шаг не отходя от него. День сменился сумерками, вечерняя тьма сгустилась, и наступила полночь. Ванары, скорчившись от тоски, столпились вокруг Рамы. Рама, действуя как обыкновенный смертный, выражал беспокойство по поводу задержки Ханумана. "Полночь уже миновала, а Хануман все не показывается! Не мог ли он сбиться с пути? Тяжело раненный брат Лакшмана так и не пришел в сознание!" Рама бережно повернул к себе голову Лакшманы и, еле сдерживая слезы, нежно погладил его по лицу. "Брат! - говорил он, - открой глаза и посмотри на меня! Еще никогда в своей жизни ты не проводил столь долгие часы, не устремив свой взор на меня. Все эти годы ты не спускал с меня широко раскрытых глаз, боясь взмахнуть ресницами! Как мне вытерпеть твое молчание? Со вчерашнего дня некому утешить меня ласковыми словами." Как простой человек, Рама горевал и плакал над недвижимым телом Лакшманы. "Брат! Ради меня ты оставил родителей и жену. Ты ушел вместе со мною в изгнание и предпочел жизнь в лесу, хотя и не обязан был делать это. Ты не замечал трудностей, с которыми тебе приходилось сталкиваться. Твоя натура проста, бесхитростна и нежна, и ради меня ты с радостью приветствовал жаркое солнце, промокал под дождем, дрожал от холода. Ты позабыл, что существуют часы, предназначенные для еды; ты мог целыми днями обходиться без пищи, отдавая мне все, что тебе удавалось собрать в лесу. Лакшмана! Я знаю, как часто ты ложился спать на голую землю, не имея за целый день и крошки во рту! Брат! Вот уже целых двенадцать часов, как я лишен твоей любви и заботы, неужели ты не чувствуешь этого? Лакшмана! Открой глаза хоть на миг и взгляни на меня хоть один разочек; это то, в чем я больше всего нуждаюсь сейчас." Рама поддерживал подбородок Лакшманы своей любящей ладонью и слезно и трогательно умолял его подарить ему хотя бы один взгляд. Ванары громко рыдали при виде горя и скорби Рамы. Целыми стаями залезали они на деревья, растущие на вершинах холмов, и всматривались вдаль, надеясь заметить приближающегося Ханумана.
   И вскоре Хануман в самом деле появился, держа гору Сандживи на поднятой ладони! Фигура Ханумана сияла пред их очами, как воплощенная доблесть, озаренная чудесным светом сострадания. Он коснулся ногами земли и сразу очутился среди толпы ванаров. Обезьяны выкрикивали: "Ура! Ура! Ты спас и прославил все наше племя! Если бы ты не вернулся до рассвета, мы все вместе бросились бы в океан и распрощались с жизнью, ибо как могли бы мы пережить смерть Лакшманы и остаться после этого среди живых? Разве смогли бы мы существовать без него? Ты спас жизнь всем нам." Когда Рама увидел Ханумана вместе с целой горою, полной целебных трав, его счастью не было границ. Сушена немедленно собрал травы, которые требовались для приготовления снадобья - Висальякарини, Самадханакарини, Суварнакарини и Самдживакарини - и приготовил лекарство Лакшмане. И Лакшмана сел, мгновенно очнувшись! Рама был вне себя от радости; он прижал к себе брата, нежно лаская его. Он воскликнул: "Брат! Брат! Где ты был все эти часы?" Из глаз Рамы лились слезы восторга и благодарности. Он погрузился в высший экстаз, сравнимый лишь с блаженством Брахмы. А между тем волшебные ароматы, исходившие от трав холма Сандживи, очутившегося посреди лагеря ванаров, оказали свое живительное действие, и лежавшие на земле обезьяны, насмерть сраженные во время жестокой битвы, ожили и сели, а вскоре обрели прежние бодрость и силу! Радость ванаров была неописуема. Они ликующе скакали и плясали, сжимая в объятиях своих оживших родичей и соратников. Рама одарил Сушену щедрым благословением; он заверил целителя с Ланки, что защитит его от любых злобных и мстительных нападок Раваны. После этого Рама велел Хануману переправить Сушену вместе с его домом назад, на Ланку, а драгоценный холм Сандживи поставить на землю рядом с домом лекаря в память о служении Лакшмане и ванарам. Хануман превозносил Сушену за неоценимую помощь и благодарил его за спасение жизни хозяина, а также своих друзей и сородичей-обезьян. Он поднял ладонью цветущий холм и дом вместе с Сушеной и осторожно перенес их на землю Ланки.
   Наступил рассвет. Из лагеря ракшасов послышался бой барабанов. Ванары, черпавшие невиданные силы в Имени Рамы, своего вождя и защитника, пришли в неистовое возбуждение. Каждый из них чувствовал в себе мощь множества слонов. Они подпрыгивали и сновали туда-сюда в нетерпении, готовые броситься в драку. В тот день предводителем вражеского воинства был назначен Дхумракша. Он отчаянно сражался, но на второй же день был убит Хануманом. Тогда во главе демонических полчищ стал Акампа, отважный и свирепый воин. Против него выступил отряд обезьян, ведомый Ангадой, и в тот же день Акампа был убит Ангадой в яростном поединке. Услышав, что Акампа сражен рукою врага, в бой ринулся Прахаста; круша все на своем пути, он прорвался сквозь ряды противника, но Нила настиг его и, ни на миг не расставаясь с мыслью о Раме, вступил с ним в жестокую схватку. Он обрушился на Прахасту со всей своей мощью и свирепостью и одолел могучего вождя демонов. Вслед за ним встретил свою смерть Маходара. С оглушительным ревом прыгнул ему на спину Хануман и, пустив в ход клыки и когти, разорвал его на куски.
   В течение последующих пяти дней, казавшимися долгими как вечность, новые полчища ракшасов под предводительством Кумбы и Никумбы, сыновей Кумбакарны, продолжали жестокую битву с ванарами. На шестой день сражения оба брата отправились в небесную обитель - туда, куда возносятся души всех воинов, героически павших в ратном бою. Грозные вести о поражениях, которые одно за другим терпела доселе несокрушимая армия ракшасов, посеяли всеобщую панику как среди воинов, так и среди мирных жителей Ланки. Стремясь сохранить свою жизнь, демоны сломя голову спасались бегством, ища безопасные убежища. Многие сдавались и открыто уходили в лагерь ванаров в надежде обрести там защиту и сочувствие. Народ Ланки проклинал Равану, сурово осуждая его за предательство. Ракшасы взывали к царице Мандодари, умоляя ее остановить лавину несчастий. Она глубоко страдала оттого, что Равана поддался порыву безумия и пыталась уговорить его остановить войну.
   Но война продолжалась! Со стороны демонов ее возглавлял Макаракша, несравненный доблестный воин. Однако его противником оказался Лакшмана, и после короткого поединка вождь недругов был убит. В восторге от такой внушительной и молниеносной победы ванары прыгали и кричали что есть мочи: "Джей! Джей!" Равана же, видя, как непобедимые вожди его воинства один за другим складывают головы в ратном бою, стенал и рычал от отчаяния. Он бросился к дому брата Кумбакарны, где тот лежал, погруженный, как обычно, в глубокий сон, с намерением разбудить его любыми, самыми решительными и бесцеремонными способами. Толпам ракшасов было велено выбивать оглушительную барабанную дробь у самых ушей Кумбакарны. Сотни могучих борцов, пригнанных Раваной, колотили его своими железными кулака ми; сотни демонов чем попало избивали спящего; вооруженные тяжелыми булавами прислужники Раваны обрушивали шквал ударов на ляжки Кумбакарны. В конце концов демон открыл глаза и огляделся. Равана тут же поведал ему о своем отчаянии и о гибели Кумбы и Никумбы. Кумбакарна побагровел от вспыхнувшей в нем жажды мести и стал страшен, как само воплощение Времени, разрушителя Вселенной. Он закричал на Равану: "Глупец! Как можешь ты рассчитывать на победу? Ты бесстыдно затоптал в грязь свое имя, сотворив страшное зло: ты похитил и разлучил с Рамой Ситу, Мать всех миров. Этот подлый грех никогда не простится тебе. Твоя порочность приведет к гибели всю Ланку. Беги к Раме, сдавайся ему прямо сейчас, отшвырни наконец свою глупую спесь и гордыню! Может ли истинный правитель, обремененный высоким долгом сохранения праведности и борьбы с беззаконием в своем царстве, пренебречь всеми понятиями о чести и тайно похитить чужую жену? Укрепляет ли он этим моральный закон? Способствует ли духовному продвижению подданных? Волей-неволей тебе придется пожинать плоды своих действий. Равана! Рама - не простой смертный. У Шурпанакхи, нашей сестры, помутился рассудок от вожделения; она задумала во что бы то ни стало удовлетворить свое похотливое желание и жестоко поплатилась за свою порочность. Она разожгла и твои низменные страсти, чем вынудила тебя совершить варварское злодеяние. Поддавшись науськиваньям этой гнусной женщины, ты утратил способность отличать добро от зла и своими собственными нечистыми руками навлек на свою голову эти бедствия." Кумбакарна проклинал старшего брата и осыпал его жестокими упреками. Но Раване было не до обид и гнева. Он взмолился: "Не бросай меня в беде. Спаси мою жизнь. Встань и приготовься вести в атаку все воинство ракшасов."
   Не видя иного выхода и преисполненный жалости к брату, Кумбакарна подчинился. Для подкрепления сил ему немедленно принесли завтрак, состоящий из горы мяса и огромных чанов с пальмовым пуншем. Проглотив все это в мгновение ока, он устремился прямо на поле битвы. Заметив Кумбакарну, готового ринуться в драку, Вибхишана, его младший брат, выбежал из лагеря Рамы и в глубоком почтении пал к ногам могучего воина. Поднявшись, он назвал свое имя. Кумбакарна засиял от радости и с любовью и нежностью прижал брата к груди. Вибхишана заговорил первым. Он сказал: "Брат! Равана грубо оскорбил меня в присутствии всего царского двора и вышвырнул вон из тронного зала. Понимая опасность сложившейся ситуации, я давал ему всевозможные советы. Он отмел мои предостережения, отдав предпочтение льстивым речам неразумных министров; без всякого стеснения он облил меня грязной руганью на общем собрании приближенных. Я не мог вынести этого позора. Я предал себя в руки Рамы. Увидев, что я беспомощен и невиновен, Он принял меня и взял под свою защиту." Услышав это, Кумбакарна проговорил: "Брат! Тень смерти уже легла на Равану. Разве способен он сейчас внять доброму совету? Не сомневайся, ты сделал верный шаг на пути к своей жизненной цели; теперь ты уже не Вибхишана, а Вибхушана - сияющая жемчужина, прекрасный самоцвет, украшающий клан ракшасов! Ты облагородил и очистил наше племя, отдавшись пылкому служению Океану счастья, Венцу династии Рагху, Раме! Ступай и усердно продолжай свое служение. Брат! Я вынужден ринуться в бой независимо от того, какая судьба ожидает меня. Я чувствую, что моя смерть тоже совсем рядом. Равана знает, что мое сердце не принадлежит ему. Я советую тебе отречься от дум, на чьей ты стороне, и оставаться верным и преданным слугою Рамы." Выслушав это напутствие старшего брата и получив его благословение, Вибхишана вернулся в лагерь Рамы. Он сказал Ему: "Господин! Вершина мощи ракшасов - Кумбакарна. Он самый свирепый и доблестный боец. Он пришел, чтобы сразиться с тобой."
   Услышав эту весть, разъяренные ванары, чей боевой пыл вспыхнул с новой силой, под предводительством Ханумана бросились в атаку на врага. Они швыряли в Кумбакарну гигантские деревья и валуны, но могучий демон стоял не шелохнувшись, словно скала. Натиск ванаров был для него как ресничка, упавшая на взбесившегося слона. Кипящий гневом Хануман обрушил на Кумбакарну страшный удар своего твердого как камень кулака, и демон на миг пошатнулся. Однако его ответный удар был так силен, что Хануман, как подкошенный, рухнул на землю. В борьбу вступили Нала и Нила, но и они не смогли устоять перед несокрушимой мощью Кумбакарны. Волна страха прокатилась по обезьяньему воинству. Силу ударов Кумбакарны испытали на себе и Ангада, и Сугрива: они покатились по земле, не выдержав натиска. Улучив момент, Кумбакарна схватил Сугриву и, зажав его под мышкой, помчался вон с поля боя. Он был уверен, что, похитив вожака обезьян, он обезглавил армию ванаров и, тем самым, обеспечил победу.
   Между тем Хануман, поднявшись, обрел способность воспринимать окружающее. Он обнаружил, что Сугрива исчез с поля боя и в сильной тревоге бросился на его поиски. В это время к Сугриве, стиснутому мощной дланью Кумбакарны, вернулось сознание и он напряг все свои силы, чтобы вырваться на свободу. В этот момент отчаянной борьбы их заметил Хануман и поспешил на помощь обезьяньему царю. Однако Сугриве самому удалось освободиться из железных объятий врага, и между ними вспыхнула жестокая схватка. Сугрива отсек нос и уши Кумбакарне, и чудовищный безносый демон с трудом заглатывал воздух, чтобы поддержать дыхание. Подоспевшие полчища ванаров окружили Кумбакарну и с криками: "Победа Раме! Победа нашему Повелителю!" - забросали его огромными камнями, деревьями и скалами. Разъяренный демон ринулся в гущу ванаров и, хватая всех подряд, кого могли достать его гигантские руки, кидал в свою раскрытую пасть, с хрустом разгрызал кости и заглатывал живьем. Множество ванаров были уничтожены и раздавлены. Обезьянье воинство дрогнуло и в панике бросилось врассыпную.
   Видя, что происходит, Рама объявил Лакшмане и всем, кто был рядом, что наступил его черед вступить в сражение: откладывать его вмешательство недопустимо. Он сказал: "Лакшмана! Принеси сюда "неиссякаемый" колчан со стрелами." Лакшмана, приняв приказ Рамы как драгоценный груз, немедленно принес колчан и протянул его Раме. Вооруженный луком Коданда, Рама выступил на поле битвы как лев, подстерегший свою жертву. За ним следовали Лакшмана, Сугрива, Хануман и Джамбаван. Стрелы, выпущенные из лука Рамы, понеслись прямо на врага со скоростью крылатых змей. Они мчались во все стороны и проникали повсюду. Они насмерть сражали миллионы героевракшасов, рассеивая ряды противника. Демоны в ужасе разбегались, бессильные противостоять смертоносному ливню. Поток стрел не иссякал, и каждая стрела, вонзившись в цель, возвращалась в колчан. Осознав, что Рама способен в считаные минуты истребить все племя ракшасов, Кумбакарна пришел в страшную ярость. Он взревел как раненный лев и двинулся к Раме. Обезьян охватило смятение: Кумбакарна внушал им непреодолимый ужас. Рама, понимая, что у него нет другого выхода, прицелился, и его стрела, вонзившись в Кумбакарну, разом отсекла обе его руки. Все тело чудовища вдруг ослепительно вспыхнуло, как гора Мандара, когда царь богов Индра отрубил ей крылья. Пронзительно визжа, демон бросился на Раму. До предела натянув тетиву, Рама разом метнул целый вихрь стрел, которые впились в лицо Кумбакарны. От этого удара могучий герой покачнулся, но устоял на ногах. Тогда Рама выстрелил еще раз, и голова демона слетела с плеч и покатилась по земле. Обезглавленное тело не упало, а продолжало бежать, устремившись к Раме. Чтобы окончательно расправиться с чудовищем, последней выпущенной стрелой Рама рассек бегущее тело надвое.
   Внезапно от мертвого тела отделилась сверкающая великолепием фигура и, приблизившись к Раме, соединилась с Ним. Грозный ракшаса достиг освобождения, не утруждая себя ни садханой, ни джапой (повторением Имени), ни тапой (аскезой с целью контроля над чувствами и мыслями). Еще будучи живым, он воссиял в ратном бою как несравненный герой; после смерти он достиг высочайшей цели - слияния с Божеством. Рама стоял неподвижно на поле битвы, и его прекрасное, как лотос, лицо было влажным и нежным от слез; на его груди сверкали несколько капель крови Кумбакарны, брызнувшей из смертельных ран, полученных в бою. Наступил час сумерек; для обеих армий то был день горячей и яростной схватки, и враждующие стороны разошлись по своим лагерям. Ванары воспряли духом, восхищенные Великой Милостью, ниспосланой Рамой. Как костер от сухой травы, разгорелся их боевой пыл.
   Мужество ракшасов, наоборот, убывало с каждым днем. Равана безутешно рыдал, словно кобра, лишившаяся своего драгоценного самоцвета. (1 Согласно древнему преданию, драгоценные камни рождались в головах у змей, и змея, лишившаяся украшения, ощущала сильное беспокойство.) Он громко стенал и плакал навзрыд, прижимая к груди мертвую голову брата. Меганада, сын Раваны, всеми возможными способами пытался облегчить горе отца. Он клялся: "Завтра ты сможешь убедиться в моей героической мощи. Я в мгновение ока сотру с лица земли эти обезьяньи орды. Я подарю тебе счастье, которое затмит своим величием горе, терзающее тебя сегодня." Вскоре забрезжил рассвет. Раване не замедлили доложить, что медведи и обезьяны уже подступили к стенам города. Это известие заставило неукротимых воинов-ракшасов приготовиться к новому сражению. Они выстроились и боевым маршем двинулись на врага. Каждый боец сражался с недругом, используя все свои силы и возможности. В тот день битва была особенно свирепой и беспощадной. Меганада взошел на волшебную колесницу и взмыл на ней в небо. Его воинственный рев прогремел, как гром, в черных грозовых тучах. От этого грохота ванары попадали на землю, словно от мощного взрыва. Земля содрогалась от раскатов пронесшегося эха. Пустив в ход темные магические силы, Меганада в доли секунды сотворил копию Ситы, и, усадив ее в колесницу, приземлился в самом центре поля битвы! Хануман первым заметил его появление, и Меганада, обращаясь к нему, закричал: "Слушай меня, Хануман! Сейчас я убью ту самую Ситу, ради которой вы ввязались в эту войну. Смотри! Как только она умрет, войне придет конец!" - и, выхватив меч, он разрубил "ложную" Ситу на куски и разметал их по полю. Хануманом овладела неистовая ярость; он бросил клич ванарам: продолжать борьбу не на жизнь, а на смерть, и истребить все отродье ракшасов. Ванары набросились на демонов с такой свирепостью, что ракшасы поспешили укрыться в городе.
   Хануман приблизился к Раме и сообщил ему о злодеянии, совершенном Меганадой. Услышав страшную весть. Рама сделал вид, что сражен горем; он прекрасно знал, что "убита" не настоящая Сита, а существооборотень, порожденное магическим искусством ракшасов; тем не менее, он действовал, как "человек среди людей". Лакшмана, казалось, был тоже раздавлен отчаянием, он горевал об утрате Матери всех миров и сидел, отдавшись скорбным мыслям о бесполезности пребывания в этом мире. Услышав весть о случившемся, Вибхишана бросился к Раме и воскликнул: "Учитель! Тебе известна правда. Все, что произошло - просто наглый трюк. Сита жива и невредима, и ее безопасность охраняется с величайшей заботой. Один лишь Равана может беспрепятственно приблизиться к месту, где стражи бдительно следят за тем, чтобы никто не причинил ей вреда. Меганада лишь создал магический образ Ситы и "убил" ее с целью повергнуть нас в отчаяние. Это обычная уловка рак шасов, я знаю, насколько они преуспели в подобной нечестивой стратегии." Рама и Лакшмана просияли от счастья, услышав сказанное Вибхишаной; они полностью доверились его словам о тайных кознях ракшасов. Чтобы окончательно убедиться в правоте Вибхишаны и самому обрести полный покой, Хануман изменил свой облик и, незамеченным проникнув в город, отправился в Ашокавану, где содержалась под стражей плененная Сита. Вернувшись, он заверил ванаров, что причин для беспокойства нет, чем вдохновил их на продолжение упорной и яростной схватки.
   Меганада, тем временем, вновь появился на поле битвы. На этот раз на ванаров обрушился шквал всевозможных орудий - острых стрел, пик, дротиков, палиц, тяжелых топоров; в их головы летели булавы и огромные камни. Отовсюду слышались наводящие ужас вопли и громогласные приказы: "Руби! Убивай! Хватай!", но обезьяны не видели тех, кто выполняет команды, кто гонится за ними, нанося удары и страшные раны! Это жуткое наваждение порождало смятение и страх! Беспомощные ванары не могли определить, откуда исходит опасность и с какой стороны ожидать нападения, чтобы отразить его! Даже такие несравненные герои, как Нала, Нила, Ангада и Хануман дрогнули, исполнившись ужаса. Вихрь метких стрел летел из лука Меганады и они пронзали тела Лакшманы, Сугривы и Вибхишаны. Несмотря на это, они продолжали яростно и отважно сражаться с врагом. И вот настал момент, когда Меганада бросил вызов самому Раме! Из лука Индраджита понеслись стрелы, шипящие, как змеи! В его руках было знаменитое оружие Дракона, Сарпастра. И Рама, величайший из Актеров, пришедший в мир в человеческой роли, непобедимый герой, сокрушивший Кхару, Душану и их несметное воинство, позволил себе поддаться действию этого могущественного оружия, Сарпастры! Чтобы выразить должное уважение к Божественному Дракону и продемонстрировать миру его мощь, он позволил стреле вонзиться в свое тело! Это может показаться странным, но такова История Рамы, со всеми ее неотъемлемыми деталями, законами и бесценным скрытым смыслом. Существа, обладающие ограниченными возможностями мысли, слова и действия, не способны распознать эту скрытую Истину. Поэтому ванары были чрезвычайно удручены и встревожены тем, что Раму настигла стрела, выпущенная из лука Дракона. Меганада же торжествовал победу. Он мчался сквозь толпу обезьян, изрыгая грубые проклятья.
   Джамбаван, завидев его, закричал: "Остановись, ничтожный червь!" Сын Раваны, оттолкнув его в сторону, ответил с издевательской усмешкой: "Не навлекай на себя позор! Я не замечал тебя до сих пор, ибо ты слишком стар, чтобы быть достойным моего внимания. Какое мне дело до твоей болтовни? Поди прочь!" Он метнул трезубец в Джамбавана, но тот ловко поймал его на лету и нанес ответный удар Меганаде! Трезубец был нацелен на врага с такой меткостью и брошен с такой силой, что поразил Меганаду прямо в сердце; раненый демон бешено завертелся на месте и рухнул на землю. Джамбаван устремился к поверженному врагу; он схватил его за ноги и, подняв над головой, закрутил его тело в воздухе, а затем с размаху швырнул оземь. "Теперь ты можешь определить, насколько я стар! Рассуди сам, обладаю ли я силой молодости, или слабостью дряхлого старца!" Джамбаван призывал Меганаду к продолжению поединка. Могучий ракшаса не погиб от нанесенной раны. Не приняв вызова, он с трудом поднялся на ноги и побрел прочь.Он не выполнил хвастливого обещания, данного отцу, и ему было стыдно предстать перед его очами. Покинув поле битвы, он направился прямо к саду Никумбала, где в былые времена множество ракшасов предавались покаянию, соблюдая строгие обеты аскетизма.
   Четверо приближенных Вибхишаны, тайно следивших за действиями вражеских предводителей, сообщили ему о пути и намерениях Меганады. Вибхишана поспешил к Раме и проговорил: "Учитель! До моих ушей только что долетела недобрая весть: Меганада готовится совершить вредоносную яджну с целью умилостивить темные силы. Если ему удастся до конца провести церемонию, следуя магическому ритуалу, нам будет очень трудно одолеть его. Необходимо воспрепятствовать его злобному плану." Рама был благодарен Вибхишане и одобрил его предложение. Он позвал Ханумана и Ангаду и сказал им: "Братья! Ступайте! Помешайте Меганаде сотворить задуманную яджну и сорвите все его приготовления." Затем он обратился к Лакшмане со словами:
   "Лакшмана! Ты должен сразиться с этим негодяем и уничтожить его. Не забывай, что боги сильно обеспокоены его бессовестными кознями." Стоило прозвучать словам приказа, как трое вождей - Вибхишана, Сугрива и Хануман - собрали огромное воинство ванаров и выступили вслед за Лакшманой, чтобы поддержать его в бою. Лакшмана, вооружившись луком и "неиссякаемым" колчаном, полным острых стрел, простерся перед Рамой и, запечатлев Его образ в сердце, покинул лагерь. За Хануманом следовали Ангада, Нала, Нила и другие доблестные воины.
   Когда они достигли парка Никумбала, жертвенная церемония Меганады уже началась; на огненный алтарь темных сил возлагались дары - свежая кровь и мясо зарезанных буйволов. Обезьяны, не теряя времени, попытались сорвать ритуал и нарушить ход вредоносной яджны. Меганада, однако, не сдавался; тогда обезьяны принялись передразнивать жрецов, нарочито искажая и коверкая слова гимнов, воспеваемых для ублажения темных сил, но и этим не смогли заставить браминов прервать ход ритуала. Тогда взбешенные ванары всей толпой бросились внутрь помещения, где находился жертвенный алтарь, схватили Меганаду за волосы и, повалив на землю, принялись колотить что есть мочи. Меганада вырвал из своего тела трезубец и накинулся на них. В схватку вступили Ангада и Хануман, но Меганаде удалось пронзить их обоих ударом трезубца, и, тяжело раненные, они покатились по земле. Им на помощь поспешил Лакшмана; он сломал пополам страшное оружие, и Ангада и Хануман, быстро оправившись от нанесенных ран, вновь напали на Меганаду. Но демон не отступал; мощные удары обезьяньих вождей, казалось, не причиняли ему никакого вреда. Тогда в схватку вступил Лакшмана. Грозный, как сам бог Смерти, он обрушил на Меганаду ливень своих смертоносных стрел. Каждая из них разила ракшасу, как удар грома. Тогда демон, призвав на помощь магические силы, сделался невидимым. Он то появлялся, то исчезал, меняя обличья, в надежде скрыться от Лакшманы. Лакшмана, наконец, потерял терпение; он выхватил из колчана священную стрелу, настигающую жертву в любом месте, где бы она ни находилась, и, вселив в нее величие и могущество Рамы, прицелился в Меганаду. Стрела пронзила демона в самое сердце, и он мгновенно испустил дух. Поскольку в последние минуты жизни в нем жили образы Рамы и Лакшманы, Ангада, Хануман и Вибхишана воспели хвалу его воинской доблести и благородной смерти, которой он был удостоен. Хануман с легкостью поднял на плечи тело мертвого ракшасы и, подойдя к главным воротам Ланки, бережно опустил на землю. После этого он вернулся в лагерь. Лакшмана приблизился к Раме и простерся у Его ног. Рама был рад успеху похода; он внимательно выслушал подробный рассказ о разыгравшихся в парке Никумбала событиях. С великой любовью Он прижал брата к груди.

Глава 27
Подземный мир
   Рама обнял Вибхишану, Ханумана, Налу, Нилу и других воинов, и они затрепетали от блаженства Божественного Прикосновения; терзающая их боль мгновенно утихла, зажили раны, полученные в бою. Ванары были в восторге, созерцая счастливое лицо Рамы; на них был устремлен Его взгляд, полный сострадания.
   В это время Сулочана, жена Меганады, узнала о смерти мужа от своих служанок, прибежавших к ней сообщить трагическую весть. Равана с горечью произнес: "До сих пор я был уверен, что такая несложная задача будет с легкостью выполнена либо Кумбакарной, либо Меганадой. Теперь же мне самому довелось быть свидетелем краха этих доблестных воинов! Мне стыдно, что Меганада пал жертвой стаи обезьян! Разве может зваться героем тот, кто был убит простой обезьяной?" Равана пытался успокоить Сулочану. "Досточтимая мать! Не горюй так сильно! Я не из числа таких "героев". Не пройдет и часа, как я принесу тебе утешение. Я сверну шеи тем, кто погубил твоего мужа и положу к твоим ногам их головы. Я сделаю это, не сомневайся!" Так, предавшись бредовым мечтам, восхвалял себя Равана перед Сулочаной. Вся его сущность была сожжена пламенем гнева, и он не помнил себя от ярости.
   Слушая его слова, мудрая и добродетельная Сулочана ответила ему:
   "О Десятиголовый! Неужели в твоем сердце еще теплится надежда на победу? Ты глубоко погряз во мраке иллюзии. Я так долго таила в себе обиду и разочарование, ибо знала, что было бы неправильным противоречить отцу своего супруга, к тому же мне казалось, что переубедить тебя в данном случае невозможно. Твой гнев - основная причина уничтожения всего рода ракшасов на этом острове. Позволь же сейчас сказать тебе правду - тебе не удастся выиграть эту войну. Это истина, это неоспоримая истина!" Сулочана поднялась и, горько рыдая, направилась в покои Мандодари, царицы, матери Меганады. Она пала к ногам свекрови и произнесла: "Только твой муж и никто другой виновен в постигшем меня несчастье. Но знай, что и тебя ожидает подобная участь, и не пройдет и нескольких дней, как беда обрушится на тебя." Эти беспощадные и резкие слова были исторгнуты из ее израненного сердца. Мандодари испытывала мучительную боль от неотвязных раздумий о порочных помыслах своего мужа; она заплакала, осознавая жестокую правду слов Сулочаны. Обе женщины долго сидели молча, а позже заговорили о Раме, восхищаясь его достоинствами и великолепием, а также о терпении и целомудрии Ситы. Они говорили друг другу, что если бы им выпало счастье хоть раз взглянуть на это Божественное существо, им не пришлось бы жалеть о напрасно прожитой жизни.
   Равана не мог оставаться спокойным, видя, как страдает его невестка, овдовевшая Сулочана. Ее слова, как железные шипы, впивались в его сердце. А горе от потери столь прекрасного, доблестного и любящего сына было так тяжко, что он упал на пол и стал в отчаянии биться об него головой. Поднявшись, он излил свою тоску перед статуей Шивы в своем излюбленном храме. Там и нашли его министры и придворные. Они сказали ему: "О царь! Почему предаешься ты напрасной скорби? Жены, сыновья и другие "близкие" - все те, на кого мы щедро расточаем свою любовь - лишь вспышки молний, на миг озаряющих темную тучу; их сияние мимолетно. Жизнь - лишь искра, гаснущая на глазах. Тебе, обладающему глубоким знанием этих истин, не пристало погрязать в невежестве и оплакивать утраты. Сейчас мы должны думать только о будущем! Нам необходим срочный план, каким образом одолеть врага, подступившего к нашим дверям." Министры хотели облегчить страдание Раваны и долго утешали и вразумляли его, напоминая о неотложности их задачи. В конце концов Равана молитвенно сложил все свои двадцать рук и, упав к ногам Шивы, воззвал к нему в смиренной и преданной молитве.
   В то время, как все эти события разворачивались в мире надземном, Ахиравана, обитатель иного, подземного мира, почувствовал, что Равана охвачен великой скорбью. Он подумал: "Как могло такое случиться? Он правил миром и властвовал над всеми живущими! Никто не мог победить его." Ахиравана поклонялся одной-единственной богине - Деви Камаде. Он тотчас же погрузился в медитацию на образе богини, и она поведала своему почитателю о местонахождении Раваны. Поэтому Ахиравана не замедлил явиться перед Раваной прямо в храме Шивы. Он упал на колени, назвав при этом свое имя. Ахиравана был не кто иной, как один из сыновей Раваны. Он осведомился о причине, вызвавшей столь сильные душевные страдания Раваны. Равана поведал сыну обо всем, что случилось с той поры, как братья наказали Шурпанакху, отрубив ей нос и уши. Ахиравана сильно огорчился, выслушав всю повесть от начала до конца. Он сказал: "Каждое существо в этом мире преклоняется перед праведниками, идущими путем истины. Но в сердце каждого, кто сворачивает с этого пути и погрязает в бесчестии, вселяется страх. Вместо того, чтобы мудрым взглядом охватить прошлое и будущее и дать реальную оценку настоящему, ты ввязался в эту глупую и губительную войну. В результате ты почти полностью истребил свой клан и свою династию. Ты не знаешь, какой героизм и какая мощь таятся, до поры скрытые, в "человеке"! Ты отнесся к величайшему среди них, как к ничтожнейшему из ничтожных. Несмотря на все это, слушай, что я скажу тебе. Я захвачу в плен Раму и Лакшману и заберу их с собой в подземное царство. Я принесу их в жертву моей богине Камаде Деви. Таким образом весь род ракшасов обретет невиданную славу." С этими словами он простерся у ног Раваны и, воздав ритуальные почести Камаде Деви, направился к лагерю Рамы. Используя сверхъестественные силы, он призвал Духа Тьмы, который густым черным покрывалом окутал ванаров. Повсюду царил непроглядный мрак, черный, как деготь, и никто не видел своей собственной протянутой руки! Однако бдительность обезьян обострилась с такой исключительной силой, что сама Смерть не рискнула бы заглянуть в лагерь! Хануман, главный защитник ванаров, удлинил свой хвост до таких размеров, что он множество раз обвился вокруг лагеря, пока его кольца, ложащиеся одно на другое, не образовали высокую стену, крепкую и толстую, как гора. Сам Хануман, завершив свой труд, уселся на страже единственных оставшихся ворот, закрывая своим телом вход в неприступную крепость.
   Ахиравана содрогнулся от ужаса, приблизившись к этой мощной живой преграде. От растерянности он не мог измыслить никакого плана для преодоления этого препятствия. Внезапно его осенила идея, и он изменил свой облик, превратившись в точную копию Вибхишаны. Подойдя к "воротам", он окликнул Ханумана: "Друг мой, я должен предстать перед Рамой. С Его позволения я отлучился из лагеря, чтобы сотворить вечерние молитвы и ритуалы. Я только что завершил обряд на берегу и, если вернусь с опозданием, навлеку на себя грех неповиновения Его Воле. Поэтому, позволь мне войти в лагерь." Хануман не заподозрил обмана и поверил словам "Вибхишаны", которого воочию видел перед собой. Он разрешил ему войти в ворота лагеря. Ахиравана заметил Налу и Сугриву, крепко спящих после изнурительного дневного сражения. Рама, как ему показалось, был также погружен в глубокий сон; Его рука сжимала руку лежащего рядом Лакшманы. На самом деле Рама наблюдал за крадущимся к нему лже-Вибхишаной. Он воплотился на земле, взяв на себя человеческую роль в задуманной им Драме, с единственной целью - уничтожить все племя ракшасов и искоренить зло, посеянное ими в мире. Его задача была бы выполнена не до конца, если хоть один потомок Раваны остался бы живым в любом из трех миров и продолжал плодить себе подобных. Поэтому он искусно играл свою роль, делая вид, что не подозревает о коварном замысле Ахираваны. Простым людям не дано узреть Божественных Путей! Только Он один знает, где, когда и каким образом суждено погибнуть тому или иному существу. Он ведет свою игру по своим, неведомым другим, законам.
   Ракшаса прочитал Мохана Мантру, и под ее воздействием герои ванары впали в бессознательное состояние, и их сон стал еще более глубок и беспробуден. Тогда Ахиравана связал Раму и Лакшману и уволок их в подземную бездну, в иной мир, называемый Патала.
   Через некоторое время ванары проснулись и до смерти перепугались, обнаружив, что ни Рамы, ни Лакшманы нет среди них. Место, где они так долго спали, превратилось в огромную черную яму. Весь лагерь вскоре наполнился горестными криками и стенаниями. Ванары чувство вали себя такими же несчастными и обездоленными, как цветущий лотос, выдернутый из воды. Они беспомощно сновали повсюду, пытаясь найти братьев; стаи обезьян метались по берегу моря; другие обшаривали все тайные закоулки лагеря. Никто не обнаружил никаких следов. Ванары утратили надежду и мужество, на смену которым пришли скорбь и отчаяние. "Все могучие вожди демонов уже уничтожены! Один лишь Равана остался в живых; казалось, что дни его сочтены. И в этот час, столь близкий к победе, нас постигло несчастье!" Так ванары оплакивали свою судьбу. Сам Сугрива, царь ванаров, упал на землю, лишившись чувств. Вибхишана ничего не слышал о происшедшем. В еще непросохших после утренних ритуалов и омовений одеждах он возвращался с берега моря. Ванары бросились ему навстречу, спеша сообщить о том, что Рама и Лакшмана исчезли из лагеря. Эта страшная весть лишь на мгновение поразила Вибхишану; поскольку ему были хорошо знакомы все трюки и уловки ракшасов, доступные им с помощью подвластных им потусторонних сил, он сразу сделал правильные выводы. "Не тревожьтесь," - сказал он ванарам и предложил им всем вернуться в лагерь. Его слова немного успокоили растерявшихся обезьян. Когда у ворот он заговорил с Хануманом, тот был сильно удивлен и озадачен. Хануман воскликнул: "Ты уже проходил через эти ворота несколько часов назад; ты сам просил меня впустить тебя."
   Теперь у Вибхишаны не осталось никаких сомнений. В его уме сложилась ясная картина случившегося. Он обратился к ванарам: "Ванары! У нас нет причин для тревоги. Ахиравана, сын Раваны, - мастер в подобных темных кознях. Он обитает в Патале - подземном мире. Судя по тому, как глубока эта яма, я уверен, что именно он похитил Раму и Лакшману и унес их в свои подземные владения. Я не сомневаюсь в этом еще и потому, что никто, кроме него, не способен принять мой облик. Не отчаивайтесь! Нужно срочно решить, кто из нас обладает достаточной силой, чтобы проникнуть в глубокие подземные недра." Вибхишана огляделся и, увидев Ханумана, сказал: "Хануман! Твоя физическая мощь и острый ум известны всему миру. Немедленно отправляйся в Паталу и освободи Раму и Лакшману, эти Океаны Милосердия." Вибхишана указал Хануману путь, ведущий в Паталу, где находилась обитель Ахираваны. Сугрива, Ангада и Джамбавантха сжали Ханумана в объятиях, проливая слезы радости. Хануман уже собрался в дорогу, испросив позволения у своего повелителя, Сугривы. Перед уходом он сказал ванарам: "Не бойтесь. Не тревожьтесь ни о чем. Кто бы он ни был, я уничтожу его, даже если потребуется отдать свою жизнь. Очень скоро я буду стоять перед вами вместе с Рамой и Лакшманой. Не сомневайтесь в этом." С этими словами и с возгласом: "Джей Рама! Джей Рама!" Хануман скрылся. Достигнув пределов царства Паталы, он присел под деревом немного отдохнуть. До него донеслось громкое чириканье двух птиц, сидящих на ветке. Хануман понимал язык птиц, поэтому он на вострил уши, чтобы узнать, о чем они толкуют. "Подружка, - говорила одна из них, - Ахиравана привел сегодня с собою двух братьев. Раму и Лакшману, и уже сделал все необходимые приготовления, чтобы принести их в жертву богине Камаде. После завершения обряда он выбросит прочь священные тела, и мы сможем насладиться их вкусом, устроив настоящий пир! Этот день станет для нас незабываемым праздником!" Хануман резко вскочил со своего места; он зашипел от ярости, как кобра, которую дернули за хвост, и метнулся вперед, как вспыхнувшее пламя. "Увы! - стенал и сокрушался Хануман,- я боюсь, что с моим Повелителем уже случилось непоправимое!"
   В мгновение ока он очутился у стен города Ахираваны; на страже ворот стоял Макарадваджа, которого Хануману предстояло одолеть в поединке. Но охранник также был обезьяной, и Хануман завел с ним беседу, расспрашивая о его собственной судьбе и истории рода; ему удалось войти в доверие к сородичу и получить от него тайные сведения о Раме и Лакшмане и их участи. Он узнал от Макарадваджи, что на рассвете братьев должны отвести в храм богини Камады для совершения человеческого жертвоприношения.
   Хануман спросил Макарадваджу, обезьяну, стерегущую Паталу, в каком месте держит братьев беспощадный владыка подземного мира. И на этот вопрос он получил подробный ответ. Однако Макарадваджа явно не собирался впускать Ханумана внутрь города, ибо был обязан подчиняться хозяину, сохранять ему верность и блюсти его интересы. "Через какие бы испытания мне ни пришлось пройти, я не позволю тебе проникнуть в город, - заявил Макарадваджа.- Если я сделаю для тебя исключение как для представителя обезьяньего племени, то тем самым запятнаю весь свой род, и о нем пойдет дурная слава как о неблагодарных и недостойных доверия существах. Мой господин, Ахиравана, так же почитаем мною, как почитаем тобою твой Господин, Рама. Поэтому, какую бы симпатию я ни чувствовал к тебе, я останусь тверд и непоколебим; я обязан исполнять свой долг и следовать приказам своего хозяина. Ты сможешь войти внутрь только в том случае, если одолеешь меня в честном поединке." Так заявил Макарадваджа, бросая вызов Хануману. Хануман оценил его чувства и верность долгу. Ему понравилось, что Макарадваджа придерживается безупречной линии поведения. Он принял его вызов и вступил в поединок со стражем подземного мира. Некоторое время они свирепо боролись друг с другом, после чего Хануман почувствовал, что дальнейшее промедление недопустимо; поэтому, крепко стиснув хвостом тело Макарадваджы, он отбросил его далеко прочь, после чего беспрепятственно вошел в город. Он заметил садовника, несущего огромную гирлянду прекрасных ароматных цветов. Решив, что более удобного случая достичь желаемого места ему не представится, он принял форму молекулы и проник внутрь гирлянды. От этого гирлянда ничуть не стала тяжелее, она осталась такой же легкой, как прежде. Садовник не подозревал о том, что произошло. Для него ничего не изменилось. Он преподнес гирлянду самому Ахираване. Ракшаса осторожно взял ее обеими руками и повесил на шею статуи Камады, стоящей в храме. Он также предложил богине множество изысканных угощений в качестве освященной пищи. Сидя в своем надежном укрытии среди душистых цветов, Хануман незаметно съедал все угощения по мере того, как они подносились богине. Ракшасы видели, как пища исчезает у них на глазах, и были в восторге от того, что богиня снизошла до их даров и оценила их преданность. Ахиравана сиял от счастья, так как был уверен, что его молитвы наконец услышаны и сокровенные желания осуществились.
   В эту минуту в храм ввели Раму и Лакшману, разукрашенных по всем правилам, каких требуют жертвоприношение животных. Могучие воины-ракшасы крепко держали их за руки с обеих сторон. Хануман видел, как братьев поставили рядом с жертвенным алтарем. Притаившись внутри гирлянды, он клялся в вечной верности Раме и не переставая превозносил в душе своего Господина. Стражи подтолкнули братьев прямо к идолу и приставили к их шеям острые мечи. Ахиравана провозгласил, что жертвоприношение жизней двух братьев должно произойти сразу же после того, как вспыхнет священный огонь, и велел жрецам приготовиться выполнить свою задачу, не допустив и секунды промедления. Рама и Лакшмана, Божественные существа, играющие человеческие роли, уже знали о том, что подношения Ахираваны, предназначенные Божеству, были съедены Хануманом, и эта забавная новость побудила их относиться ко всем грядущим событиям как к веселой игре. Видя их безмятежные и улыбающиеся лица, Ахиравана страшно рассвирепел. Однако, сдержав свой гнев, он сказал: "Что ж, я не против того, что вы так радуетесь тем нескольким оставшимся мгновениям жизни, которые вам дарованы; веселитесь, пока вы на это способны. Чуть позже вы сможете посмеяться вволю в царстве Ямы, бога мертвых." Безо всякого стеснения он продолжал расписывать грозящие им ужасы, стараясь запугать и ранить их резкими и жестокими словами. Тут поднялся один из жрецов и, выразив почтение повелителю, напомнил ему, что предписанные правила требуют, чтобы жертвам, по их желанию, разрешили помолиться охраняющему их Божеству и испросить покоя после смерти. Вождь ракшасов поднялся с трона и провозгласил: "Принцы! Если у вас есть высшие покровители, самое время выразить им свое почтение и признательность, ибо истекают последние минуты вашей жизни." При этих словах Рама и Лакшмана лишь вновь улыбнулись друг другу, переглянувшись.
   Внезапно Хануман издал оглушительный рев! Услышав его, ракшасы вообразили, что таким образом их богиня проявляет себя, выражая нетерпение и гнев. Хануман выпрыгнул из гирлянды, мгновенно приняв свой устрашающий воинственный облик, выхватил меч из рук статуи богини, повалил Ахиравану на землю и, нанося мощные удары, рассек его тело на мелкие куски. Но тело Ахираваны обладало твердостью алмаза и было наделено таинственной силой восстановления, позволяющей соединяться воедино всем его частям, отделенным друг от друга. В конце концов Хануман, сосредоточив все свои помыслы на Раме и громко выкрикнув "Джей, Рама", схватил одной рукой голову демона, а другой, держащей меч, снес ее с плеч долой. Прежде, чем две части успели соединиться, он швырнул голову в пылающий огонь жертвенного алтаря, воздвигнутого перед идолом.
   В этот момент Макарадвадже, стражу-обезьяне, удалось добраться до храма богини. Увидев его, Хануман сдернул золотую корону с горящей головы Ахираваны и, водрузив ее на голову Макарадваджи, провозгласил его Правителем Паталы, наказав при этом быть благодарным братьям и навеки стать их верным и преданным слугой. Затем он посадил Раму и Лакшману себе на плечи, и, оттолкнувшись от земли, выпрыгнул из недр Паталы, приземлившись среди густой толпы миллионов ванаров. Обезьяны высмотрели все глаза, страстно ожидая их появления. Вибхишана и другие вожди не могли скрыть ликования и радости, увидев братьев целыми и невредимыми. Они упали к ногам Рамы и Лакшманы; они сжимали в объятьях Ханумана и проливали слезы благодарности. Ванары превозносили доблесть Ханумана, распевая в его честь хвалебные гимны. Они качали его и подбрасывали в воздух, гладили и ласкали, потчевали сластями. Они окружили его, изливая на него свою любовь. Вибхишана, встав перед Рамой, сказал: "Господин! Что могу я знать о твоей Лиле, о твоей чудесной игре? Лишь ты один можешь раскрыть нам смысл своих действий и поступков. Ты принял решение истребить всех демонов, даже тех, кто населяет иной, подземный мир. Я знаю, что только что разыгранный акт Драмы ведет к исполнению твоего замысла."
   Равана получил известие, что Хануман освободил Раму и Лакшману, вернув их из царства Ахираваны. Он услышал также трагическую весть о смерти сына. В глазах у него потемнело, и он рухнул на землю. Царь громко стонал и рыдал, оплакивая свои потери, слезы потоками лились у него из глаз. Царица Мандодари подошла к нему и, пытаясь облегчить страдания мужа, утешала и успокаивала его от всего сердца. Но он не желал слушать ее слова; от ее нежных и заботливых уговоров он приходил в еще большую ярость. Равана собрал остатки мужества и неожиданно вскочил, завидев одного из министров, появившегося на пороге. Вошедшего звали Синдхураната; он был уважаемым старцем, прожившим долгую жизнь. Он обладал большой мудростью и был близок и дружен с Вибхишаной в те времена, когда тот жил на Ланке. Синдхураната пытался напомнить Раване о законах морали и добродетели, говорил о бренности тела и всего сущего. Но Равана не пожелал слушать и его слова: они внушали ему явное отвращение. Старый министр был огорчен, увидев, в каком состоянии находится Равана. Он подумал с грустью: "Когда нас постигает беда, разум искажается и приходит в упадок. Равана мчится навстречу гибели и поэтому даже полезный совет принимает за горький упрек." Понимая эти очевидные истины, мудрый старец, полный сострадания, не оставил своих попыток вразумить Равану добрыми и приветливыми словами.
   Равана же предавался тяжким думам: "Погиб весь мой род, уничтожены все мои сыновья и братья; никого не осталось в живых." Тогда Синдхураната напомнил ему: "Почему ты говоришь так? У тебя есть еще один сын, Нарантака, и он возглавляет воинство из семидесяти двух кроров ракшасов. Обратись к нему за помощью; немедленно пошли к нему гонца. Он сокрушит врага, не сомневайся в этом." Равана почувствовал облегчение от этих слов. Он послал гонца Дхумакету, повелев ему привести с собою умного и хитрого Нарантаку. Посланец описал сыну Раваны все страшные бедствия, обрушившиеся на Ланку, а также передал просьбу отца о немедленной помощи. Нарантака выступил в поход, ведя за собою несметное воинство и, достигнув поля боя, ринулся в атаку на ванаров. Хануман заметил врага еще издали и выступил вперед, чтобы сразиться с ним. Увидев Ханумана, принявшего свой самый устрашающий облик, Нарантака содрогнулся от ужаса. Он спросил Дхумакету, как зовут этого грозного воина, и получил ответ, что это Хануман, непобедимый герой, убивший всех остальных братьев. Услышав это, Нарантака рассвирепел и, нацелив на Ханумана свой лук, выпустил прямо в него целый вихрь стрел; но Хануман ловил каждую стрелу рукой и ломал на куски. Одним прыжком он очутился рядом с Нарантакой и нанес ему своим стиснутым кулаком один-единственный удар в грудь, от чего тот повалился наземь. Хануман, подняв демона над головой и закрутив с бешеной скоростью, забросил его в глубокие недра Подземного царства, называемого Расатала. Миллионы воиновракшасов исчезли в волнах океана. Хануман разбил вдребезги все боевые колесницы армии Нарантаки, и вместе с колесничими они навеки исчезли с лица земли.

Глава 28
Головы - с плеч долой
   Когда Равана услышал о поражении Нарантаки, он вскричал: "Кто мог подумать, что так закончится эта война? Кто мог предположить, что она обернется столь разрушительной трагедией?" Известие о смерти Нарантаки породило леденящий ужас среди всего населения Ланки. Мудрые и просвещенные мужи явились к Раване, отцу, лишившемуся всех своих сыновей, стремясь принести ему утешение и успокоить его ум.
   Но все их усилия были лишь напрасной тратой времени; разумные и добрые слова не проникали ни в одну из голов Раваны. Когда он очнулся от приступа скорби, до его ушей донеслись жалобные стоны жены Нарантаки, но эти звуки еще больше распалили его злобу. Пламя ярости и жажды мести пожирало царя демонов изнутри, уничтожая его природу. Равана не заметил, как пролетела ночь и наступил рассвет. Полчища ванаров, как всегда, подступили ко всем четырем воротам города и при готовились к штурму. Тогда Равана собрал оставшихся воиновракшасов и обратился к ним с такими словами: "Солдаты-ракшасы! Тем из вас, кто уже дрожит от страха перед грядущим сражением, лучше сейчас покинуть боевой строй. Знайте, что если вы в панике побежите с поля боя, когда битва уже начнется, я уничтожу вас собственными руками." Равана угрожал своим воинам, понимая, что они будут биться до конца. Он приказал запрячь для себя самую быструю колесницу. Он велел музыкантам ударить в барабаны и затрубить в боевые трубы; как горные пики, зловеще-темные в сумрачном свете, грозными рядами выступили ракшасы навстречу врагу. Их неотступно преследовали дурные знамения, но Равана, упрямо полагаясь на свою физическую мощь, не обращал на них внимания. Само собою выскальзывало оружие, крепко зажатое в его руках; колесничий Раваны, взбираясь на сиденье, споткнулся и упал, не удержавшись на ногах. Жалобно заржали кони и горестно затрубили боевые слоны. Со всех сторон слышался заунывный вой собак и лисиц; глухо кричали и ухали совы, словно оповещая о злой судьбе, нависшей над Ланкой.
   Армия ракшасов - конница, пехота и боевые слоны - маршировала по улицам города навстречу врагу, подступившему к его стенам. Тяжело сотрясаясь, прогибалась земля под ее мощной слаженной поступью. Воинство демонов во главе с Раваной поражало роскошью и великолепием, словно сияющая армия бога Весны, с музыкой и ликующими песнями выступающая каждый год навстречу Солнцу. Барабанная дробь, звуки труб, флейт, боевых рогов и горнов сливались в единую величественную мелодию героизма и торжества. У ворот города обезьяны и медведи ринулись в атаку и обрушились на ракшасов с яростью огромных гор, чьи крылья были снесены неведомой волшебной стрелой. Они напали на ракшасов, как слуги бога Смерти. Их главным и самым опас ным оружием были когти и зубы. Они швыряли в гущу вражеских полчищ холмы и гигантские деревья. Своим угрожающим львиным рыком:
   "Победа нашему Повелителю, победа Шри Раме!" - они заставили содрогнуться в смертельном ужасе стойкие и храбрые, как у слонов, сердца ракшасов. Вскоре неистовая схватка превратилась в череду поединков между отдельными героями-недругами. Клич "Победа Раме" перекликался с кличем "Победа Раване". Ракшасы дрались, как посланцы Смерти; многие ванары истекали кровью от страшных ран. Они яростно колотили врага крепкими, как камень, кулаками, раздирали демонов на части острыми клыками, валили солдат Раваны на землю, и под тяжелыми медвежьими лапами хрустели их ребра; они хватали их на бегу и разрывали пополам их тела, душили демонов их собственными выдернутыми из животов потрохами. Равана в смятении наблюдал, как истребляется его армия. Он вздернул к плечу свой лук и обрушил ливень стрел на солдат своего же воинства, пытавшихся спастись бегством с поля боя. Ванары торжествовали, увидев, что Равана, обезумев от гнева, убивает своих сородичей. С пронзительными ликующими воплями они бросились на Равану со всех сторон, нацелив на него толстые стволы деревьев и острые пики. Но Равана, окинув грозным взглядом свое воинство, приказал солдатам сохранять мужество. Отчаянный натиск ракшасов был так силен, что ванары бросились врассыпную, не способные противостоять ему. Они взывали о помощи: "О повелитель! Сугрива! Сугрива, спаси нас, спаси!"
   Земля и небо потемнели от ливня стрел, посылаемых Раваной. Ванары в страхе разбегались куда глаза глядят. В лагере воцарился хаос. Лакшмана, оценив создавшуюся ситуацию, подпоясался и вооружился луком и стрелами. Простершись перед Шри Рамой и получив Его благословение, он поднялся и направился на поле битвы.
   Лакшмана окликнул Равану и произнес с усмешкой: "Слушай меня, негодяй! Что пользы тебе истреблять обезьян и медведей? Посмотри на меня, стоящего перед тобой, как сама Смерть, как Дух Времени, явившийся положить конец твоему земному пути!" Равана ответил: "О! Ты думаешь, я не знаю тебя? Ты - убийца моего сына! Уже много дней я ищу случая встретиться с тобой. Моя душа обретет покой, если сегодня я наконец уничтожу тебя." Равана яростно взревел, и из его лука одна за другой в Лакшману полетели острые стрелы. Но Лакшмана ловил их с безошибочной ловкостью и разбивал на тысячи мелких осколков; он метнул в Равану огненное копье, и колесница владыки демонов, вспыхнув, разлетелась на куски, навеки сгинув вместе с колесничим. Смертоносные пучки из сотен стрел неслись на Равану из лука Лакшманы, впиваясь в его лицо и грудь, и демон рухнул на землю, лишившись чувств от страшной боли. Вскоре он вновь вскочил и, рассвирепев от гнева, нацелил на Лакшману оружие, обладающее мощной разрушительной силой - копье, дарованное ему самим Брахмой, Первым из богов священной Триады. Сраженный ударом божественного оружия, Лакшмана упал на землю. Увидев это, Хануман бросился на помощь, выкрикивая страшные угрозы Раване. Равана кулаком нанес Хануману сокрушительный удар в грудь. Хануман пошатнулся от боли, но удержался на ногах. Его ответный удар обрушился на Равану с такой мощью и силой, что оглушил демона; теряя сознание, тот успел подумать: "Да отсохнет рука у этого выскочки! Даже в самом нелепом сне не приснится, что кулак простой обезьяны разит, как удар грома."
   Между тем, Лакшмана очнулся и вскочил, готовый продолжать схватку. Однако в эту минуту подоспевшие ракшасы взгромоздили бесчувственное тело Раваны на новую колесницу, и возничий, не теряя времени, погнал лошадей к столице Ланки. Очутившись в своем дворце, Равана пришел в себя. Он приказал начать немедленные приготовления к тайному ритуалу Паталахома, обладающему разрушительной силой и обеспечивающему победу над любым врагом. Его разум окончательно помутился! Мог ли кто-нибудь одержать победу в борьбе с Рамой? Лазутчики Вибхишаны, тайно следящие за действиями ракшасов, предупредили Его об опасности, принеся весть о готовящейся Паталахоме. Вибхишана не замедлил явиться перед Рамой и, упав к его ногам, проговорил: "Господин! Равана уже приступил к свершению ритуала, который в свое время пытался сотворить Меганада. Эта церемония также должна быть вовремя прервана и осквернена обезьянами, чтобы Равана не мог добиться успеха, на который рассчитывает. В том случае, если мы не помешаем ему довести Хому до конца, будет чрезвычайно трудно одержать над ним победу."
   Вскоре наступил рассвет. Повинуясь приказу Рамы, Ангада и Хануман в сопровождении внушительной толпы обезьян проникли на освященную для ритуала территорию внутри дворца Раваны. Они весело кувыркались и подпрыгивали, кривляясь и дразня Равану. "Эй ты, безбожник, задумавший великую жертву! Ты удрал с поля битвы и, укрывшись в своем логове, чинно восседаешь, предавшись медитации?" Ангада отважился подскочить совсем близко к Раване и пнул его ногой. Равана пребывал в молчании "медитации", необходимой для начала Хомы. Малейшее движение или отвлечение внимания "осквернили" бы его и лишили способности возглавлять "победоносный" ритуал, на плоды которого он возлагал столь большие надежды. Поэтому обезьяны, осмелев, дали себе волю и затеяли громкую возню вокруг Раваны. Они кусали его и дергали за волосы. Терпение Раваны иссякло! Он рассвирепел, вскочил на ноги и, схватив в охапку несколько обезьян, бешено закрутил их над головой с намерением, что есть силы, швырнуть оземь. Однако он не решался сдвинуться с места, страшась ступить за пределы магического круга, чем навлек на себя целый шквал издевательских насмешек.
   Равана не снес позора, и между ним и ванарами завязалась буйная потасовка. Ритуальная церемония, задуманная Раваной, была сорвана. Царем демонов овладело отчаяние.
   Раме тотчас же сообщили о событиях во дворце Раваны. Все ванары, а пуще всех Вибхишана, были безмерно счастливы, что их план удался. Равана же впал в мрачное уныние оттого, что не смог завершить задуманную Ягу. Однако он твердо решил не сдаваться и несмотря ни на что, продолжить сражение. Как только он покинул дворец, выехав на поле битвы, его обступили зловещие знамения. Коршуны преследовали его, норовя сесть на голову и кидаясь прямо в руки; они сбили с него царскую корону. Равана не желал замечать этих грозных предостережений. Он приказал бить в барабаны и трубить в боевые трубы. Услышав сигнал к бою, сотни тысяч ракшасов выстроились в боевом порядке, и армия двинулась вслед за вождем на смертельную схватку с врагом. Рама надел на пояс колчан со стрелами и взял свой лук. Широкоплечий и длиннорукий. Он стоял посреди ратного поля, являя собой живое воплощение красоты, великолепия и героической мощи. Боги собрались на небесах над его головой, чтобы выразить восторженное поклонение Спасителю человечества от демонических орд. Позади Рамы, собравшись в стройные ряды, замерли, готовые по мановению Его руки ринуться в атаку, несметные полчища ванаров. Как потоки воды, низвергавшиеся на землю в День Всемирного Потопа, захлестнуло обезьянье воинство армию ракшасов, полное решимости стереть противника с лица земли. С оглушительным грохотом низвергались на головы демонов скалы и горные пики. В считанные мгновения были уничтожены боевые слоны, конница и колесницы ракшасов. Тысячи тысяч воинов-демонов падали на землю. Кровь лилась рекой. Равана лишился всей своей армии. Он видел, что остался один посреди моря врагов - обезьян и медведей. Он решился прибегнуть к магическим силам, призывая их расправиться со всеми врагами, кроме Рамы. Но на то не было Воли Рамы! Его Воля была такова, что куда бы ни повернулся Равана, он видел только необъятный океан ванаров во главе с двумя могучими вождями - Рамой и Лакшманой. Равана с ужасом осознал, что его колдовской трюк не удался. Тогда Рама, обратившись к ванарам, произнес сурово и властно: "Вы измучены длительной и жестокой битвой. Теперь вы можете отдохнуть. Будьте свидетелями поединка между Рамой и Раваной."
   Как только прозвучали эти слова, Равана, приняв вызов, воинственно взревел и ринулся навстречу Раме. Но Рама улыбнулся и спокойно проговорил: "Остановись, глупец! Прежде выслушай полезный урок, который я намерен тебе преподать. Три типа людей существуют в мире. Первые подобны дереву патали, которое пышно цветет, но не дает плодов. Такие люди предаются пустой болтовне, не прилагая ни малейшего усилия, чтобы их слова обратились в действие. Вторых можно сравнить с банановой пальмой - из их цветков вырастают плоды. Люди такого типа говорят и действуют, следуя на практике истинам, которые провозглашают. Но есть люди, подобные дереву джэк - это дерево вовсе не цветет, но дает обильные плоды. Лучшие из людей не тратят время на пустые слова, хвастовство и проповедь высоких истин; они лишь действуют, не похваляясь и храня молчание. Ты просто болтун. Твоя порочность погубила твой род и доверенное тебе царство."
   Но Равана был не в том настроении, чтобы внимать нравоучениям. Он вскричал: "Кто ты такой, что смеешь учить меня?", и из его глотки полился поток грубой брани. Внезапно он прицелился и пустил в Раму целую гроздь тяжелых острых стрел. В ответ Рама выстрелил однойединственной Огненной Стрелой, и все стрелы Раваны, вспыхнув, обратились в горсть пепла. Равана схватился за другое оружие: он метал в Раму миллионы зазубренных дисков и заостренных трехконечных копий. Но надежды существа, чье сердце переполняла злоба, не оправдались. Рама поднял свой несокрушимый лук, и, как неотвратимые посланцы гибели, как крылатые кобры, стремящиеся вонзить в свою жертву ядовитые зубы, понесся прямо к Раване вихрь смертоносных стрел.
   Рама заметил, что на месте каждой головы Раваны, отсеченной стрелой, вырастает другая. Даже перед лицом неминуемой смерти Равана не мог расстаться с гордыней; с торжеством безумия он бросал дерзкие вызовы Раме. Зрелище было поистине устрашающим: отрубленные головы катились по земле и хрипели: "Где этот Рама? Где Лакшмана? Где Сугрива?" Головы, оставшиеся на туловище, скрежетали зубами и источали грубые проклятья Вибхишане. Из их глоток раздавался крик: "Как не сгорел ты еще от стыда, ожидая вестей о смерти своего кровного брата, чтобы победно водвориться на его троне? Ты вовсе не герой, а трусливый монах! Ты опозорил весь род! Никто не пожелает смотреть тебе в лицо." Тем временем на месте утраченных голов успели вырасти новые, и Равана, проявляя невиданную отвагу, с бешеной яростью бросился в бой. Лакшмана, Сугрива и Ангада, наблюдая за Раваной, восхищались его доблестью. Наконец Рама решил, что нет смысла продлевать жизнь Раваны. С каждым днем приумножалось зло, наносимое им миру. Нала, Нила и другие герои-ванары забросали Равану валунами и скалами, нанося ему страшные раны. Однако сгустившиеся вечерние сумерки положили конец сражению, отложив на день его развязку.
   Той ночью Триджата сидела рядом с Ситой, описывая ей ход поединка между Рамой и Раваной. Она рассказала о том, как на месте отсеченных стрелами Рамы голов вырастают новые. Узнав об этом, Сита побледнела; ею овладели тоска и беспокойство. Триджата удивилась, заметив, как опечалилась Сита. Она сказала: "Ты напрасно тревожишься. Сердце Раваны озарено изнутри светом твоего образа; по этой при чине и появляются новые головы." Сита ощутила радость и грусть, услышав эти мудрые слова. Триджата поспешила добавить: "Сита! Не предавайся сомнениям! Конец Раваны неизбежен. Рама одержит победу. Ведь и Рама повторяет твое имя всякий раз, как стрела летит из Его Лука; и в Его сердце всегда пребывает твой образ. Смерть настигнет Равану, когда хоть на единый миг ты исчезнешь из его памяти. Это мгновение и решит его судьбу и совпадет с его последним вздохом."
   На следующий день Равана наводнил поле битвы порождениями своего магического искусства. Все пространство кишело его творениями - жуткими призраками, оборотнями, злыми духами, вооруженными луками и стрелами. Духи в образе существ женского пола плясали вокруг, размахивая мечами и разбрызгивая кровь из черепов, как из кувшинов. Они пронзительно визжали: "Хватай!", "Руби!", "Убивай!" В какую бы сторону ни двинулись ванары, им преграждали путь высокие стены из языков пламени. Медведи и обезьяны метались в растерянности. Сверху на них сыпался густой дождь из тяжелого песка. Равана торжествующе ревел, наблюдая смятение врага. Лакшмана, Сугрива и другие вожди чувствовали себя беспомощными и безоружными. Воины страстно взывали к Раме с мольбой о помощи. Раму осаждало множество "Хануманов", сотворенных волшебной силой Раваны; каждый "Хануман" зажимал в руке огромную гору; все они норовили стиснуть Раму петлями своих длинных хвостов! Хвосты росли на глазах и извивались кольцами, достигая длины многих йоджан. Рама, невредимый и недоступный действию темных сил, стоял посреди всеобщей суматохи и кровавой резни, блистая, как раскрывшийся бутон синего цветка. Он знал, что перед ним - лишь бесплотные призраки, мистические творения Раваны. Он смеялся про себя над отчаянными попытками Раваны ввести его в заблуждение. Он выстрелил из лука, и его стрела рассекла волшебную завесу, созданную Раваной. Обезьяны и медведи увидели, как в мгновение ока исчезли чудовища и наводящие ужас призраки, и закричали от радости. Магический театр рассеялся, как туман под лучами Солнца, как только в него попала стрела Рамы. Ванары обрушили на Равану шквал огромных камней. Высоко подпрыгивая, они метали в него копья. Рама вынул из колчана острую стрелу и выстрелил прямо в Равану. Одна из его голов слетела с плеч, но на ее месте тотчас же выросла другая. Это повторялось снова и снова. Рама наблюдал забавное зрелище, и казалось, что оно веселит его. Оно напоминало ему явление, свойственное человеческой природе - жадность, следующую за успехом. Чем больше выигрыш, тем сильнее жадность и страсть умножить его! Он развлекался, воображая, что падающая голова - это выигрыш, а растущая - жадность!
   Поединок между Рамой и Раваной был не сравним ни с какой другой схваткой по величайшему напряжению и ярости. Народная мудрость гласит, что океан похож только на океан, а небо похоже только на небо. Эти стихии невозможно описать, используя иные сравнения. Также и битва между Рамой и Раваной не имела себе равных. Она длилась ровно восемнадцать дней. Рама не испытывал ни малейшей усталости от сражения; для него это была только игра, простая забава! До конца четырнадцатилетнего срока изгнания оставалось еще несколько дней, и поэтому Рама мог позволить себе продлить удовольствие игры в войну.
   Если Рама определил срок "финала", мог ли Равана отложить его и изменить решение Рамы? Время, отпущенное Раване, близилось к концу, и силы природы, словно сговорясь, являли дурные знамения: завывали собаки, скулили лисы, пронзительно кричали ослы. Голоса всех зверей и птиц слились в сплошной заунывный стон и плач. Огненный град сыпался с неба, и повсюду, внезапно вспыхивая, плясали языки пламени. Гулко и тяжко билось сердце царицы Мандодари. Из глаз идолов, стоящих в домах и храмовых покоях Ланки, ручьями струились слезы. По горам и долинам проносились разрушительные ураганы и смерчи. Боги, пристально следящие за этими предвестниками беды, поняли, что настало время гибели ракшасов; собравшись в небесах над полем битвы, они жаждали стать свидетелями торжества Справедливости и возгласами "Джей! Джей!" приветствовали грядущую победу.
   Одним выстрелом Рама выпустил из своего лука тридцать одну стрелу. Они впились в тело Раваны, как разъяренные кобры. Одна из стрел пронзила "чашу с нектаром", таившуюся за пупком Раваны, остальные снесли с плеч все его руки и головы. Упавшие на землю части тела Раваны шевелились и подпрыгивали, извиваясь и дергаясь, словно в кошмарном танце, но вскоре замерли, недвижимые. Равана покинул свою земную оболочку и вознесся на небеса. Стоял четырнадцатый день новолуния месяца Чайтра.
   В тот же миг с небес грянула барабанная дробь. Сияющий великолепием дух Раваны слился с Рамой. Ванары застыли, пораженные невиданным зрелищем. Они были восхищены доблестью и героизмом Рамы в битве с Раваной, длившейся восемнадцать дней. В один голос обезьяны воскликнули: "Слава Раме! Слава Раме!" Услышав о смерти Раваны, царица Мандодари без чувств упала на землю. Когда сознание вернулось к ней, она устремилась туда, где лежало мертвое тело Раваны и громко зарыдала. Убитая горем, она оплакивала трагическую судьбу, настигшую ее господина. Она бережно собрала головы Раваны и с благоговением и нежностью принялась восхвалять его былые подвиги. Она вскричала: "О мой повелитель! Ты завоевал и подчинил своей воле все творение! Владыки восьми сторон света падали к твоим ногам, моля о защите! И что принесла тебе эта слава? Какова награда за суровый аскетизм и отречение, которым предавался ты долгие годы? Тебе выпала эта ужасная доля, несмотря на завоеванное тобою могущество. Стоило тебе от вернуться от Рамы, и удар обрушился на тебя! Ты не смог победить низменный зов плоти; тот, кто становится рабом вожделения, не может избежать жестокого наказания, будь он так же всесилен, как сам бог Смерти, Кала. Ослепленный похотью, ты сам навлек на себя этот страшный конец. Непреодолимая страсть привела к тому, что ты пренебрег волей Рамы, и сам стал виновником несчастья, погубившего тебя! Равана! Рама воплотился на земле, чтобы пламенем своего гнева испепелить джунгли, кишащие демонической злобой ракшасов. Как много раз пыталась я внушить тебе эту истину! Но неумолимый рок сделал тебя глухим к моим советам. Я говорила тебе, что Он - не такой человек, как все. Ты упрямо полагался на свою физическую мощь, на свой острый ум, на свои несметные сокровища и на миллионы ракшасов, послушных твоей воле. Не умоляла ли я, обнимая твои ноги, подчиниться Раме, Океану Милосердия и спасти свое царство от уничтожения? Ты с гневом отвергал мои мольбы. Ты все больше погрязал в пороке, причиняя вред другим, и это было то единственное, что доставляло тебе удовольствие. Ты не заботился о благе своих подданных. Тобой завладели греховные помыслы, и ты претворял их в нечестивые деяния! Несмотря на это. Рама удостоил тебя благословения, и твой дух слился с Ним! Какое великое милосердие Он проявил! Ты погиб от Его руки, а лишь немногие заслужили это счастье! Но ведь Рама пришел в этот мир специально для того, чтобы уничтожить тебя! Но прямая дорога к истреблению ракшасов была вымощена самим их владыкой! Это ли величайшее достижение, которое обессмертит твое имя? Это ли высочайшее проявление твоей мощи и способности к защите? Это ли есть конечная цель, к которой ты стремился, предаваясь самоотречению? Рама! Ты ведь совершил это, чтобы доказать, что никому не избежать последствий своих поступков? Ты явил миру высочайший пример действия этого вечного закона. Бедствие, которое навлек на себя Равана, должно послужить нам всем великим уроком." Царица долго и безутешно рыдала над мертвым телом своего господина.
   Наделенная мудростью, Мандодари осознала, что Рама - Сам Парабрахман, Вселенский Сверхдух, Абсолют. Боги, глядящие на нее с небесных высот, возликовали, видя, что в столь тяжкую минуту царица не утратила ясности мысли и чувства истины. Вибхишана тоже был тронут жалобными и горькими словами Мандодари. Он понимал, насколько верны ее мысли и чувства. Рама и Лакшмана подошли к Вибхишане, чтобы утешить и успокоить его. Они сказали ему, что пришла пора приступать к погребальным обрядам по случаю гибели брата. Подчиняясь приказу, Вибхишана сотворил ритуал, предписанный Ведами после смерти близкого родственника, в надлежащем месте и строго соблюдая детали церемонии. Мандодари и другие женщины приступили к омовению тела водой, освященной мантрами и кунжутным орехом. Обряд кремации, возглавляемый Вибхишаной, был проведен безупречно, в строгом соответствии с правилами. Ничто не нарушило и не осквернило торжественного хода церемонии. Рама ни на шаг не отходил от Вибхишаны, поддерживая его дух и облегчая горе. Он сказал, что Равана был убит в тот момент, когда сбылись зловещие пророчества, нависшие над ним под тяжестью его собственных грехов, и поэтому нет причин оплакивать его смерть.
   Рама призвал к себе Лакшману, Сугриву, Джамбавантху, Ангаду и попросил их проследовать в столицу Ланки вместе с Налой, Нилой и другими вождями для проведения церемонии коронации Вибхишаны. Он велел им отправляться немедленно, так как до истечения срока изгнания, назначенного отцом, остался лишь один день. Но Вибхишана протестующе воззвал к Раме: "Зачем мне нужно это царство? Прошу тебя, удостой меня вечного пребывания у Твоих Лотосных Стоп," - умолял он. "С этого дня Ланка принадлежит тебе; пусть она станет для тебя частью Айодхьи,"- продолжал настаивать на своем Вибхишана. Но Рама не согласился с ним. Он напомнил Вибхишане о законах и принципах управления державой и объявил, что его решение непоколебимо. Тогда Вибхишана взмолился, чтобы сам Рама благословил обряд и своими руками вручил ему царство. Но Рама ответил: "Это невозможно. Я следовал воле отца, выполняя данный ему обет, тринадцать лет, одиннадцать месяцев и двадцать девять дней. Могу ли я нарушить его в самый последний день? Как он того пожелал, я нахожусь в изгнании, а это значит, что я не имею права войти в ворота города или любого другого мирского поселения. И тебе известно это правило." Сказав это, Рама благословил Вибхишану и велел Лакшмане отправляться в столицу, чтобы утвердить на троне Ланки нового правителя. Склонив голову в знак повиновения приказу, Лакшмана, Сугрива, Ангада, Нала, Нила и другие вожди пустились в путь и вскоре достигли царского дворца. Они водрузили корону на голову Вибхишаны и начертали на его лбу особый знак, символизирующий право властвовать. Вибхишана опустился на колени перед сборищем ванаров и, памятуя об их дружеской поддержке и помощи, обещал им достичь истинной цели своей жизни, следуя их примеру и черпая силы в их доброте и участии. "Я буду править этой землей от имени Рамы; я не считаю ее своей. Я уже посвятил всего себя Раме."
   Он глубоко страдал, вспоминая о жестокости и беспощадности Раваны и его сыновей к воинству ванаров; но он утешал себя мыслью, что все, что случилось, было лишь игрой Высшей Воли - Рамы. Вскоре вся процессия вернулась к Раме и смиренно простерлась у Его ног.
   Рама подозвал Ханумана и сказал ему: "О Хануман, Несравненный герой! Ступай на Ланку и исполни еще одно мое поручение: расскажи Сите обо всем, что случилось, и принеси мне подробные вести о ее самочувствии." Выслушав приказ, Хануман немедленно отправился в столицу Ланки и, найдя Ситу в Ашоковой роще, упал к ее святым стопам. Она тотчас же спросила: "Как Рама? Как Лакшмана? Невредимы ли они и их обезьянье воинство? Скажи мне, счастлив ли и здоров ли Рама - Океан Милосердия?" Хануман отвечал, почтительно сложив руки и склонив голову: "Рама здоров и поистине счастлив. Он убил Равану и назначил Вибхишану постоянным правителем этой земли." Сита была рада услышать весть о победе Рамы и крушении Раваны; ее лицо просияло от счастья; ее сердце затрепетало от восторга, и из глаз брызнули слезы. Она сказала: "О Сильнейший из ванаров! Как отблагодарить мне тебя за то, что ты принес лучшую из вестей? Что может быть драгоценнее тех утешительных слов, которые ты только что произнес?" Хануман ответил: "Мать! Блаженство, которое ты излучаешь, прекрасный цветок твоей радости - вот те бесценные дары, которые не сравнятся с сокровищами трех миров. Разве мог я мечтать о большем? Можно ли желать лучшей награды, чем стать свидетелем победы Рамы, увидеть счастливые лица обоих братьев?" С этими словами он вновь простерся у ног Ситы. Она сказала: "О Достойнейший среди ванаров! Все эти десять месяцев я страдала от боли разлуки с Рамой и не слышала и не знала, что происходит во внешнем мире. Я не ведаю, какой нынче день недели, какая половина месяца - темная или светлая, и какой по счету день наступил! Каков бы ни был этот день, он принес мне самую благую и долгожданную весть; поэтому я нарекаю его Днем Мангалы, что означает день, несущий Мангалу, то есть благодать и веселье. Пусть этот день станет священным, и пусть тебя, достойного хвалы в любой из дней, особо почитают в этот день как Вестника Победы." (То был четверг, но Сита не знала об этом). Хануман упал к ногам Ситы и замер, сложив руки в благоговении.
   Тогда Сита взмолилась: "О Хануман! Подари мне счастье встречи с Воплощением Красоты и Милосердия, с моим Господином, Рамой. Ведь ты не забыл, что вся эта война, погубившая столько жизней, вспыхнула ради моего спасения, ради того, чтобы вернуть меня к моему Повелителю? Прошу, забери меня отсюда поскорее, чтобы я могла припасть к Лотосным Стопам Рамы," - жалобно молила Сита голосом, полным тоски и муки. Хануман был не в силах видеть ее страдающей, поэтому он взмыл в небо и одним прыжком очутился рядом с Рамой. Он рассказал ему обо всем, что произошло в Ашоковой роще. Рама повелел Ангаде и Вибхишане возглавить процессию на Ланку, чтобы со всеми почестями доставить к Нему Ситу. Верные слуги Рамы отправились в Ашокавану, где так долго томилась в плену Джанаки. Вибхишана распорядился, чтобы Сита совершила омовения, облачилась в роскошные шелковые одежды и украсила себя драгоценностями. Но Сита отвергла его предложение. Она возразила: "Рама - моя самая драгоценная жемчужина; я не нуждаюсь в иных украшениях. Увидеть Его - то очистительное омовение, которое доставит мне наивысшую радость. Смиренный поклон у Его Ног для меня ценнее, чем дорогие шелка. Я не желаю прикасаться к тому, что находилось во владении Раваны." Вибхишана был потрясен глубиною ее чувства. Он велел служанкам с почтением выполнять все желания Ситы, и они ответили ему, что единственное, чего жаждет Сита - это Даршан своего Господина.
   Вскоре слуги принесли паланкин, куда усадили Ситу. Ванары несли его на своих плечах. Скачущие от восторга воины-обезьяны и женщиныракшаси, оставшиеся в живых, столпились вдоль улиц города, приветствуя Ситу. Они вставали на цыпочки, подпрыгивали и вытягивали шеи, стараясь придвинуться поближе, чтобы яснее увидеть ее. Но Сита не поворачивала головы и не глядела по сторонам; она склонила голову, целиком отдавшись одной-единственной мысли - о Раме. Когда паланкин был недалеко от лагеря ванаров, Сита сошла на землю, ибо чувствовала, что должна приблизиться к Господину сама, тихой и смиренной поступью. Медленно двинулась она к Раме, и, когда между ними осталось лишь несколько шагов, стоящие по обе стороны ее пути ванары пали к ее ногам, восклицая: "Джей, джей Сита Рам!" Она была уже совсем рядом с Ним, но в этот момент Рама внезапно объявил, что не может принять ее прежде, чем она пройдет Испытание Огнем!
   При этих словах Рамы воцарилась мертвая тишина. Ванары остолбенели от отчаяния, но, не смея возражать Господину, угрюмо разбрелись в разные стороны, чтобы собрать сухие поленья и прутья - топливо, необходимое для поддержания огня во время Огненного Ритуала. Тем самым ванарам, которые с легкостью несли на своих плечах скалы и горы, как до начала войны, так и во время сражения, тяжким грузом казались теперь сухие прутья, ибо сердца их отяжелели от мысли, что Сите предстоит пройти через новую пытку! Конечно, Рама знал, что честь Ситы не может быть запятнана, что она - само воплощение добродетели. О том, что испытание огнем необходимо лишь для того, чтобы весь мир убедился в чистоте Ситы, знали и Вибхишана, и Ангада, и Сугрива. Скрытый же смысл обряда состоял в том, что Шакти, которой на самом деле являлась Сита, заключалась и хранилась в Огне со времени ее ухода из джунглей Дандака. Сита, томящаяся на Ланке, была всего лишь телом; Шакти, или Животворная Сущность, пребывала в Огне, оберегаемая самим Огнем. Теперь Сите предстояло пройти через Огненный Ритуал, чтобы восстать из пламени истинной Ситой - воплощенной Шакти.
   Сита с радостью ожидала начала Обряда, который объявит всему миру о ее чистоте и незапятнанной чести. Она была счастлива, наблюдая, как разгорается пламя костра. Лакшмана, однако, не мог пересилить свою скорбь, ибо ему самому было поручено возглавлять церемонию. Сита ласково утешала и вразумляла его: "Лакшмана! В день моей свадьбы брамины разожгли Огонь, чтобы освятить церемонию. Сегодня Огонь даст мне второе рождение и вновь освятит мое бракосочетание с Господином, Рамой. Следи за тем, чтобы огонь пылал ярче - это будет то лучшее, что требуется от тебя." Лакшмана, чье сердце так долго томилось состраданием к горю Ситы во время разлуки и сочувствием ее желанию вновь оказаться рядом с Рамой, не мог сдержать слез. Он был растроган ее приверженностью истине, ее стремлением к справедливости, ее мудрой оценкой ситуации. Он молча плакал, в благоговении сложив руки и опустив голову. У него не было слов, чтобы выразить свои чувства. Не сводя глаз с Рамы, он возводил костер, складывая ветку на ветку; он зажег огонь, и вверх взметнулись языки пламени. Сита ликовала, увидев, как ярко вспыхнул костер. В ее душе не было и следа страха. Она подошла совсем близко к огню и произнесла: "О Принимающий святые дары! Ни мыслью, ни словом, ни действием я ни на шаг не отступала от верности Раме, моему Повелителю. О Великий Очиститель! Ты обитаешь в сердце каждого живого существа. Стань для меня таким же прохладным и освежающим, как сандаловая паста!" Она склонилась перед Рамой и вступила в Огонь. Как Бог Океана Молока породил Лакшми и подвел ее к стопам Бога Вишну, так Бог Огня Агни явился в образе брамина и, держа за руку истинную Ситу, преподнес ее как дар, подведя к стопам Рамы. Стоя по левую руку Рамы, она сияла, как золотая лилия рядом с распустившимся голубым лотосом. Сборище богов, сверху следящее за Ритуалом, выразило свой восторг, затрубив в небесные трубы и забив в барабаны.
   Вибхишана поспешил в город и вернулся назад в летающей колеснице Пушпака с одеждами и драгоценностями, достойными богов. Он положил их к ногам Рамы. Рама попросил Вибхишану подняться на колеснице высоко в небо и осыпать народ, живущий на этой земле, дождем ценных даров. Вибхишана сделал так, как было приказано. Ванары жадно хватали все, что попадало им под руку. Им казалось, что драгоценные рубины - это красные сладкие фрукты; пробуя их на зуб и обнаруживая, что это всего лишь камни, они с отвращением отбрасывали их прочь. Рама и Сита веселились от души и добродушно смеялись. Обезьяны и медведи нацепили на себя роскошные одежды, которые им удалось поймать, и, полные признательности, спешили показаться Раме. Облаченные в яркие разноцветные платья, они плясали в экстазе вокруг Рамы и Ситы. Рама, высоко оценивший их самоотверженную помощь, приветливо обратился к ним: "О ванары! Благодаря вашей доблести и отваге я смог одолеть Равану и возвести на престол Ланки Вибхишану. Теперь вы все можете возвращаться домой. Я навсегда останусь с вами. Отныне вам нечего бояться." Одним движением руки, полным милосердия, Рама успокоил их сердца. Он обещал им вечную защиту, заверив их, что у них не будет больше причин для тревоги и никакая беда не коснется их. Ванары были полны благодарности Раме за Его любовь, излившуюся на них так щедро; в их умах воцарились покой и безмятежность; они стояли перед Ним, смиренно сложив руки на груди. "Господин! - говорили они, - Твои слова созвучны Твоему могуществу; они смущают и зачаровывают нас. Мы лишь слабые безвольные создания; Ты - наш Хранитель и Защитник. Ты правишь тремя мирами. Смеет ли муха объявить, что помогла орлу? Может ли крошечный светильник затмить свет Солнца?" Ванары упали к ногам Рамы, и из их глаз хлынули слезы.
   Обезьяны и медведи знали, что должны подчиняться приказу Рамы, как бы ни велико было их желание никогда не расставаться с Ним. Они пустились в обратный путь, печальные и счастливые одновременно, лелея в сердцах образ Рамы и обращая к Нему благодарственные молитвы за Его щедрые благословения. Нала, Сугрива, Хануман, Вибхишана и другие вожди не смели давать волю своим чувствам. Они стояли молча, не сводя взоров с лица Рамы, стараясь не поддаваться отчаянию. Оценив глубину их любви и привязанности. Рама усадил их рядом с собою в летающую колесницу Пушпака, ждущую его, чтобы тронуться в путь.

Глава 29
Счастливая Айодхья
   Пушпака взмыла в небо и развернулась в сторону севера. Когда колесница поднялась в воздух, на земле началась великая кутерьма; толпы ванаров разразились громоподобным "Джей - слава Раме! Слава Сите! Слава Раме и Лакшмане!" Внутри колесницы был воздвигнут высокий трон, украшенный искусной резьбой. На него сели Рама и Сита. Мчащаяся в поднебесье Пушпака казалась снизу окутавшей вершину пика Шумеру синей тучей, озаренной вспышкой молнии. Когда они пролетали над полем минувшей битвы, Рама сказал Сите: "Здесь Лакшмана, сражаясь с Меганадой, одержал верх и убил его." Он показывал ей другие места на земле, отмеченные знаками великих побед и подвигов. Сита увидела мост через океан, возведенный ванарами; Рама описывал ей великий героизм, преданность и веру, проявленные обезьяньим воинством. Вскоре воздушная колесница достигла джунглей Дандака. Рама попросил возничего приземлиться у святых обителей Агастьи и других мудрецов. Вместе с Ситой, Лакшманой, Вибхишаной и вождями ванаров Он посетил святых старцев, чтобы выразить им свое почтение. Попрощавшись с ними, Рама вновь взошел на колесницу, велев возничему спуститься на землю у горы Читракута. Простершись в смиренном поклоне перед мудрецами, обитающими там. Он вновь взмыл ввысь и показал Сите промелькнувший внизу город Кишкиндху. Хотя Пушпака неслась с огромной скоростью, Рама успел привлечь внимание Ситы к священным рекам - Ямуне и Ганге. Сита послала мысленный поклон божественным потокам; через несколько мгновений они увидели знаменитый, втройне священный Прайяг - место слияния Ямуны с Гангой. Их взгляду на миг открылась даже прекрасная Айодхья, мелькнувшая вдалеке.
   Предводитель племени Нишадов Гуха, страстно мечтавший о возвращении Рамы, а также его брат и супруга, заметили летящую в небе колесницу; в тот же миг, в знак смиренной признательности, они распростерлись на земле. И - о чудо! Пушпака приземлилась именно в этом месте! Гуха бросился вперед и упал в ноги Раме. Потоки слез струились из его глаз. Он не мог сдержать своего восторга: в порыве экстаза, рвущегося из сердца, он вскочил и прижал Раму к груди! Сита, Рама и Лакшмана осыпали благословениями вождя Нишады. Затем все трое совершили омовение в священной реке и попросили Гуху подготовить паром для переправы через Гангу. Пушпака, божественная небесная колесница, принадлежавшая Кубере до того, как Равана присвоил ее, была отправлена назад к своему законному владельцу.
   Шел последний день изгнания, который Сите, Раме и Лакшмане предстояло провести вне пределов городов. Поэтому Рама поручил Хануману принять обличье брамина и отправиться в Айодхью. Хануман немедленно исчез. Тем временем Рама, Сита, Лакшмана и все те, кто сопровождал их в пути, двинулись к обители Бхарадваджи и с радостью приняли его благодарность и гостеприимство. Хануман нашел жителей города худыми и истощенными, унылыми и павшими духом. Они морили себя голодом, ибо утратили вкус к пище с тех пор, как Рама покинул Айодхью. По всему городу разносились горестные стоны и рыдания. Никто не мог выйти из дому, чтобы помочь соседу и ближнему и подбодрить его, так как все были настолько слабы, что не имели ни желания, ни возможности помогать и подбадривать друг друга. Но лучи надежды уже озарили столицу - они исходили от Ханумана, несущего добрую весть. Бхарата ощутил благоприятные знаки счастливого события: у него подергивалось правое веко и дрожала правая рука. Он предвкушал долгожданный миг - получение известия о прибытии Рамы в Айодхью. Он горевал, что должен пройти еще один долгий день, прежде чем завершится срок изгнания, и беспокоился о том, что Рама до сих пор не послал гонца с вестями о своем местопребывании. Он твердил сам себе о том, какая счастливая судьба выпала Лакшмане - все четырнадцать лет находиться рядом с Рамой, в постоянном служении Его Лотосным Стопам. "Мой Господин оставил меня в этом городе, потому что я жалкий лицемер. Мой Господин - Сама мягкость и нежность. Он добрый и близкий друг всем поверженным и угнетенным. Он - само сострадание. Он непременно должен прийти завтра," - так утешал себя Бхарата.
   Внезапно он заметил приближающегося к нему брамина - то был Хануман, несущий благую весть. У Ханумана сжалось сердце, когда он увидел Бхарату. Его тело исхудало и истощилось, превратившись в кожу и кости. Он был измучен тревогой. Его волосы были всклокочены и спутаны. Его глаза превратились в неиссякаемые озера слез. Он безостановочно повторял имя Рамы. Хануман затрепетал от восторга при виде этой самоотверженной души. От экстаза, охватившего его, шерсть на его теле встала дыбом! Его мысли, обгоняя друг друга, помчались в разных направлениях. Однако он вспомнил о своей миссии и выпалил драгоценную новость, которую, как волшебный бальзам, жаждали принять уши Бхараты. "Бхарата! Тот, с кем ты был разлучен. Тот, без кого ты тосковал дни и ночи, отказываясь от еды и питья, Тот, чьи достоинства и могущество ты воспевал и превозносил все эти годы, Тот, кто защищает богов и святых мудрецов, заботясь об их безопасности, Тот, кто несет правду и справедливость всем трем мирам - Он, Рама, одержал победу над врагом, и во славу Его боги поют хвалебную Песнь."
   Как человек, страдающий от мучительной жажды, испытывает радость и облегчение при виде воды, так душа Бхараты наполнилась счастьем, когда он услышал слова Ханумана. Он не мог поверить, что наяву слышит эти слова и воочию видит существо, произносящее их. Но он сумел убедить себя в реальности происходящего. "Это не может быть поосто иллюзией! Но кто же этот человек, принесший добрые вести?"
   "Откуда ты пришел?" - вслух спросил он незнакомца, обнимая его с благодарностью. Хануман ответил: "О Бхарата! Я Хануман, сын Вайю, бога Ветра. Ты, похоже, забыл меня. Я тот самый ванара, который нес гору Сандживи и упал с неба на землю к твоим ногам. Я раб Лотосных Стоп Рамы."
   Услышав этот ответ, Бхарата почтительно поднялся, испытывая огромную радость и облегчение. С уважением склонив голову, он сказал:
   "О вождь ванаров! Ты рассеял мою скорбь! Один взгляд на тебя вселил покой в мое сердце. О! Как я счастлив! Я увидел сегодня посланца Рамы!" Он еще долгое время изливал словами нахлынувшие чувства. "Надеюсь, мой Рама бодр и счастлив? Как чувствует себя моя госпожа, Сита? Хануман! Как выразить тебе мою признательность? Что дам я тебе взамен? Каким сокровищем, равным по драгоценности, смогу я отблагодарить тебя? Я навеки останусь перед тобою в неоплатном долгу; я не представляю, как и чем оплатить этот долг! Где же сейчас Рама? В каком месте он остановился? Расскажи мне о его подвигах, которые увенчались победой," - умолял Бхарата с нескрываемым нетерпением. Хануман был потрясен преданностью и глубиной самоотречения Бхараты. Он упал к его ногам, выражая свое восхищение. Он сказал: "Бхарата! В настоящее время Рама уже совсем недалеко от Айодхьи. Ты скоро увидишь Его. Деяния и подвиги Рамы невыразимо прекрасны! Ты знаешь это. Рама же постоянно вспоминал о тебе. Его собственными устами - устами Владыки трех миров - было сказано, что в целом свете нет брата, равного тебе по чистоте сердца, остроте ума и наделенного столь высокими добродетелями! Можно ли отрицать Его слова?"
   Бхарата пришел в восторг, услышав признание Ханумана. "Это правда, что Рама так говорил обо мне? О! Какой я счастливец!" - воскликнул он и нежно обнял Ханумана. Хануман объявил, что не может медлить долее с возвращением к Раме. Он попрощался с Бхаратой и, мигом оказавшись у ног Рамы, поведал Ему обо всем, что видел и слышал.
   Бхарата немедленно занялся приготовлениями; не было такого мгновения, когда обе его ноги одновременно касались земли! Целиком отдавшись заботам, он весь был - движение. Он примчался в Айодхью из Нандиграмы и поспешил к наставнику, Васиштхе. Выразив мудрецу свое почтение, он сообщил ему о скором прибытии Рамы. Затем он бросился в покои цариц и объявил трем Матерям, что Рама, Сита и Лакшмана возвращаются в столицу. Каушалья, Сумитра и Кайкейи тут же вскочили со своих мест; их захлестнула волна радости. Бхарата распорядился, чтобы по всему городу послали гонцов - глашатаев доброй вести. И эта весть разлетелась со скоростью молнии, коснувшись ушей всех жителей Айодхьи. Дети, старцы, мужчины и женщины бежали в разные стороны, во весь голос крича о долгожданном событии.
   Бхарата собрал мудрецов, ученых, наставников, старейшин, а также четыре рода царского воинства и в сопровождении Шатругны, трех цариц и министров во главе с Сумантрой выступил навстречу Раме. В эту минуту Рама, приближаясь к Айодхье, рассказывал ванарам и Вибхишане о небывалой красоте города. Он говорил: "О Сугрива, Ангада, Вибхишана! Айодхья - священный город! Это прекраснейший из городов!" В разгаре его оживленной и страстной речи, превозносящей великолепие Айодхьи, на дороге появился Бхарата в окружении цариц и Шатругны, а за ними - огромная процессия, которую замыкало марширующее в боевом порядке воинство! Как Океан в приливе радости вздымает волны навстречу осенней луне, так жители Айодхьи испустили единый счастливый вздох при виде Рамачандры, Рамы-Луны. Волны людского ликования вздымались до небес. Охваченные экстазом восторга, матери прижали Раму к груди и забыли обо всем на свете, окунувшись в океан счастья. Сита, Рама и Лакшмана упали к ногам матерей - радость всех шестерых не знала границ. Рама обнял Бхарату; огорченный его изможденным видом, он с любовью приласкал и утешил брата. Он всенародно объявил, как высоко ценит стойкость и преданность Бхараты, превознося его искреннюю любовь к людям. Сита, Рама и Лакшмана простерлись ниц перед мудрецами - Васиштхой, Джабали, Вамадевой и другими святыми, кого встречали на пути. Даже самые суровые из аскетов не смогли сдержать слез радости воссоединения с Рамой.
   Пандиты - знатоки Вед хором вознесли голоса к небу, призывая благословения традиционными гимнами: "Да сопутствует тебе победа многие сотни лет! Здравствуй и процветай многие сотни лет!" Бхарата и Шатругна распластались на земле у ног Рамы в знак смиренного поклонения. Хотя Рама настойчиво просил их подняться, они не могли заставить себя оторваться от Его Лотосных Стоп. Раме и Лакшмане пришлось применить дружеское усилие, чтобы поставить их на ноги. С пылкой любовью бросились братья в объятия друг друга, проливая слезы счастья и облегчения при виде родных лиц. От восторга, переполнявшего их души, красота принцев расцвела с редчайшим великолепием. Они сияли как воплощения физического совершенства и очарования. Печаль разлуки уступила место радости соединения. Все четверо погрузились в океан блаженства.
   По случаю великого праздника Сугрива, Пала, Нила, Ангада и Хануман сменили обличья, придав себе праздничный вид. Горожане изумлялись и ликовали при виде столь ослепительной свиты Рамы. Они превозносили Бхарату, мужественно прошедшего многолетнюю школу сурового аскетизма, давшую богатые плоды: совершенство его добродетели. Рама был восхищен верой и преданностью жителей столицы. Он подозвал всех ванаров и Вибхишану, чтобы представить их братьям и святым наставникам. Когда он подвел своих спутников к царицам, проговорив "Это мои матери", ванары упали к ногам троих женщин со словами: "О, какая редкая удача выпала нам! Мы видим матерей, породивших Самого Бога! Поистине вы достойны высочайшего поклонения. Мы милостиво просим вашего благословения."
   Каушалья ответила им: "О ванары! Вы так же дороги мне, как мой собственный сын Рама. Пусть Рама никогда не забудет вас. Навеки пребудьте под его защитой." После этого, весело и оживленно переговариваясь, все взошли на приготовленные для них колесницы и двинулись к городу.
   Перед каждым домом стояли золотые кувшины, наполненные, согласно традиции, окрашенной водой. Вдоль крыш домов и улиц развевались яркие флажки. Лица людей, еще день назад блеклые и поникшие от печали, как лотосы в холодном свете луны, теперь, когда Рама снова был с ними, расцвели красотой и свежестью, как лотосы на утренней заре. Они сияли, излучая притягательную прелесть! Небеса откликались звонким эхом на радостные и победные возгласы. Колесница, несущая Раму, въехала в Айодхью. Толпы людей взорвались криками восторга и торжества. Ритуальные светильники в руках преданных, которыми они размахивали, когда Рама проезжал мимо, блистали как звезды, и казалось, что сам небосвод со светилами упал на землю. Улицы были омыты душистой розовой водой.
   Из окон и галерей на движущуюся по городу колесницу Рамы сыпался дождь цветов. Экстаз, овладевший горожанами, перешел все границы. Тысячи людей, наводнявших улицы, черпали великую радость в долгожданном зрелище: Рама и Сита, сидящие рядом, а вместе с ними - три брата и три матери! Люди поздравляли друг друга, что им посчастливилось дожить до этого сладостного мига и благодарили судьбу за бесценный дар. Когда колесницы достигли ворот дворца, женщины и мужчины - служители внутренних покоев, вышли навстречу, чтобы совершить традиционные ритуалы приветствия и омовения ног.

Глава 30
Коронация
   Как только Рама переступил порог дворца, Васиштха, царский наставник, объявил дату Коронации Рамы как Владыки престола Айодхьи. Он подробно объяснил, каковы причины, побудившие его выбрать именно этот день как наиболее благоприятный для величайшего события. Для участия в церемонии, предписанной Ведами, были приглашены все пандиты и придворные жрецы. Они одобрили решение Васиштхи, провозгласив в один голос, что "коронация, проведенная в строгом соответствии Слову Вед, обеспечит мир и процветание всему человечеству."
   Васиштха призвал Сумантру и обратился к нему с просьбой: "Распорядись, чтобы все четыре рода царской армии - пехота, конница, боевые слоны и колесницы - собрались у стен Айодхьи и были готовы проследовать в город в день Коронации." Сумантра пришел в восторг от этого поручения. Благодаря его стараниям, все четырехфланговое войско было собрано в надлежащем порядке. Богато украшенные слоны, лошади и колесницы стройными рядами подступили к столице и остановились за воротами города. Облаченные в праздничное обмундирование, всадники и пешие воины стояли не шелохнувшись, готовые по первому зову прошествовать в город. Во все стороны разослали гонцов с заданием доставить в Айодхью все необходимые для ритуальных обрядов атрибуты. Столица кипела от радостного предвкушения. Жители, соревнуясь друг с другом, превзошли самих себя в красоте убранства домов и улиц. Людям не хватало глаз, чтобы вобрать великолепие праздничной Айодхьи.
   Рама проявлял особое внимание к своим спутникам, сопровождавшим его до Айодхьи - к Вибхишане, Сугриве, Нале, Ниле и другим ванарам. Он приказал предоставить им удобные жилища и следить за их нуждами с неусыпной заботой. Дворцовые слуги бросились выполнять поручение Рамы и сделали все возможное для полного благополучия почетных гостей. Рама послал за Бхаратой и собственными руками расчесал его спутанные волосы, к которым Бхарата, следуя законам аскетов, не притрагивался долгие годы. Трое братьев присутствовали при омовении Бхараты, обливая его освященной водой из кувшинов. Затем Рама получил согласие Васиштхи расчесать спутанные пряди своих собственных волос и совершить омовение согласно ритуалу. В это время царицы-матери участвовали в омовении Ситы. Они осторожно распутали и уложили ее длинные волосы, помогли ей облачиться в желтые шелковые одежды и надели на нее драгоценные украшения. Царевна Митхилы сияла как Богиня Лакшми. Сита направилась в зал, где находился Рама и заняла место по левую руку от своего Господина.
   Трое матерей испытывали высшее блаженство, глядя на сидящих рядом Раму и Ситу. Они думали: "Не этот ли день самый счастливый в нашей жизни? Сегодня мы поняли, что наша жизнь прожита не напрасно. Сегодня сбылось наше сокровенное желание. Сегодня наши глаза упиваются зрелищем, которое жаждали увидеть всю жизнь." Они потеряли ощущение собственного тела и окружающей действительности и, любуясь Рамой и Ситой, видели в них Бога Нараяну и Его Божественную супругу, Лакшми. Волна чувств захлестнула сердце великого мудреца Васиштхи, когда он увидел сияющий великолепием Лик Рамы. Его охватил безграничный восторг при виде божественного света, исходящего от Его облика. "Сегодня я достиг цели, к которой шел столь долгим путем", - так думал Васиштха и, сосредоточившись на этой высшей радости, погрузился в молчание блаженства. Через некоторое время он окликнул слуг и велел им внести Великий Трон и установить его в Зале для Коронации. Это был Трон, украшенный редчайшим самоцветом, который сиял словно солнце, испуская ослепительный блеск.
   Рама простерся ниц перед Васиштхой и другими мудрецами и упал к ногам матерей. Потом он склонился перед всем собранием старейшин и почтенных граждан, а после этого взошел на Трон. Следом за ним села на Трон Сита. Присутствующие в зале возликовали, увидев эту картину, полную величия и славы. Сердца лицезреющих ее риши, пандитов, министров, преданных спутников Рамы и почетных жителей города наполнились радостью и благодарностью. Брамины хором запели ведийские гимны, предписанные по случаю великого события. Народ разразился приветственным "Джей, джей!" - таким громким и частым, что небо содрогнулось от страха упасть на землю. Стоял седьмой день убывающей луны месяца Вайшакх. С разрешения всего собрания и согласно воле браминов Васиштха сделал надрез вокруг брови Рамы - знак и атрибут царской власти.
   Каушалья, царица-мать, не могла оторвать взора от Рамы. Она чувствовала себя несказанно счастливой. А как описать радость братьев - Лакшманы, Бхараты и Шатругны! Ее невозможно выразить словами. Как преданные слуги Рамы, стояли они позади Трона, держа над головой своего Господина белый балдахин и обмахивая Раму опахалами. Воистину, этот момент наивысшей радости был достойной наградой за долгие годы покаяния и верного служения! Боги в поднебесье выбивали победную барабанную дробь; небесные певцы хором грянули:
   "Аллилуйя!"; небесные танцоры закружились в ликующем танце. Герои ванары - Сугрива, Ангада, Хануман, Джамбаван, Нала, Нила, Дадимука, Двивида, Майнда, вооруженные луками и стрелами, саблями и копьями, застыли по обе стороны Трона в позах почтительного смирения.
   Рама с сидящей по левую руку Ситой олицетворяли собою миллионы Манматх (Манматха - Бог Любви), слитых воедино. Боги были оча рованы красотой Владыки династии Рагху. Рама был облачен в шелка, переливающиеся золотом; в ушах у него блистали серьги с драгоценными камнями; запястья и щиколотки были украшены браслетами, черпавшими свою прелесть в волшебно-прекрасном облике Рамы. Все три мира ликовали, приветствуя торжественное событие и величие Рамы. Свидетели этой сцены были поистине счастливейшими из живущих!
   Вибхишана выступил вперед и преподнес Сите ослепительное ожерелье из драгоценных камней, которое сам бог Моря подарил Раване. Сита приняла дар. Все были поражены, увидев это редчайшее сокровище, осветившее весь зал своим блеском. Но Сита, держа ожерелье в руке, бросила вопросительный взгляд на Раму. Рама знал, что происходит в ее душе. Он сказал: "Сита! Ты вольна предложить его любому, кто заслуживает твоей милости." Не раздумывая ни секунды. Сита обратила взор к Хануману. Встретив этот взгляд, полный милосердия и симпатии, Хануман встал перед Ситой, склонив голову в великом смирении. Сита вручила ожерелье Хануману. Хануман повертел его в руках так и эдак, и алмазы вспыхнули так ярко, что гости замерли, не спуская глаз с диковины. Хануман же, проявляя нескрываемое любопытство, пытался определить, в чем необычность и ценность подарка. Отрывая бусину за бусиной, он пробовал их на зуб, прикладывал к уху и наконец, с лицом, выражающим полное разочарование и отвращение, швырнул рассыпавшееся ожерелье на пол! Онемев от изумления, все неотрывно следили за его странным поведением. В зале воцарилась мертвая тишина. Пока все ожерелье до последней бусины не было разорвано столь варварским способом, никто не посмел вмешаться и выразить свое возмущение. Народ лишь тихо перешептывался: "Кто эта обезьяна, позволяющая себе подобное обращение с бриллиантовым ожерельем, с такой любовью и с таким великодушием дарованным Ситой?" - такие слова слетали с губ почетных гостей.
   Даже Вибхишана сильно огорчился, увидев, как бессовестно надругался Хануман над его бесценным даром. "Он разодрал его на куски и вышвырнул все камни", - твердил он сам себе. У каждого, кто сидел в зале, вертелись в голове всевозможные догадки по поводу странных повадок обезьяны. В конце концов, один из подчиненных правителей не выдержал; он поднялся со своего места и дал волю негодованию:
   "Благородный герой! Зачем испортил ты это ожерелье, разобрав его по камню? Как ты мог так скверно поступить? Скажи нам причину! Объясни свои действия и развей наше недоумение."
   Хануман терпеливо выслушал правителя и ответил: "О царь! Я исследовал каждую бусину, чтобы определить, содержит ли она в себе священное Имя Рамы. Но я не обнаружил его ни в одной из них! Без Имени Рамы это всего лишь горсть камней не ценнее, чем прибрежная галька! Поэтому я выбросил их вон." Но правитель не удовлетворился этим ответом. Он спросил: "Хануман! Не требуешь ли ты невозможного, желая, чтобы в каждом предмете и в каждой частице заключалось Имя Рамы?" Хануман отвечал: "Что хорошего и полезного можно ожидать от вещи, в которой нет Имени Рамы? Я не нуждаюсь в подобных вещах." Таков был решительный ответ Ханумана на обвинение правителя. Но царь выдвинул новое возражение. Он сказал: "Допустим, что ты не хочешь носить на себе то, что не содержит Имени Рамы. Но ты же облачен в свое собственное тело! Ты повсюду носишь его с собой. Докажи нам, что в нем есть это Имя." Хануман громко расхохотался. Он воскликнул:
   "Я докажу, если хочешь! Смотри!" Он выдернул волос со своего предплечья и поднес его к самому уху правителя. И тот услышал звук "Рама, Рама, Рама", издаваемый этим единственным волосом! Пораженный царь не смог сдержать своих чувств: он с благоговением упал к ногам Ханумана, моля о прощении.
   Рама подозвал Ханумана и ласково обнял его. Он проговорил: "Хануман! Какой подарок могу я преподнести тебе? У меня нет ничего, что было бы достойно тебя. Поэтому я предлагаю тебе принять как дар меня самого!" И Рама встал, чтобы Хануман мог заключить его в свои объятия! Весь зал разразился восторженными "Джей, Джей!" при этом уникальном акте Милосердия. Народ превозносил Ханумана, объявив, что равного ему нет во всех трех мирах. Люди пели хвалу его преданности и самоотречению.
   Поднявшись с Трона, Рама вышел из зала, чтобы предстать перед огромным людским морем, ожидающим его появления. Он подарил людям Божественный Даршан своей прекрасной величественной Формы. От этого невиданного прежде зрелища народ затрепетал от восторга. Всем прибывшим в город был оказан праздничный прием. Все гости были обеспечены удобным жилищем, на всех с избытком хватило щедрого угощения. Рама распорядился по поводу проведения актов благотворительности: золото, деньги, колесницы, домашняя утварь, одежда, дома и другие ценности в изобилии раздавались людям. Вибхишана и герои-ванары были поражены великолепием, грандиозностью и безупречным порядком происходящих событий! Они оставались в городе еще шесть месяцев со дня Коронации, все это время, день и ночь, самозабвенно служа Раме. Полгода пролетели как один день. Они позабыли о своих покинутых родных домах, о своих семьях, о своих царствах!
   Настал день, когда Рама послал за всеми своими спутниками и соратниками, сопровождавшими его в Айодхью, и собрал их в приемном зале, усадив на почетные места. Своим приветливым и мелодичным голосом он обратился к ним с такими словами: "Друзья мои! Все вы самоотверженно трудились и боролись ради меня. Конечно, это не совсем правильно - петь вам хвалу прямо в лицо! Но ради меня вы преодолевали бесчисленные препятствия, покинули свои семьи, оставили без защи ты своих жен и детей, забыли о том, что такое мирская слава и богатство. Поэтому у меня нет друзей ближе и дороже, чем вы. Моя любовь к вам сильнее, чем к родителям, братьям, чем к царству и подданным, сильнее даже, чем к Сите! В этом я твердо уверен. Но теперь вам настала пора возвращаться домой. Продолжайте служить мне с верой и преданностью, запечатлев в сердце мое имя. Я наделяю вас счастливой способностью видеть меня повсюду - за собой, перед собой, над собой, в ваших домах - везде. Я дарую вам свою Благодать."
   Ванары внимали этим словам, насыщенным милосердием и любовью, с такой радостью и благодарностью, что от счастья позабыли обо всем на свете! Они не в силах были оторвать свой взор от лица Рамы; по их щекам текли потоки блаженных слез. Они не могли произнести ни слова в ответ - их языки онемели. По приказу Рамы дворцовые слуги внесли множество роскошных даров - одежды, драгоценности. Раздать их ванарам и помочь облачиться в богатое платье было поручено Лакшмане, Бхарате и Шатругне. Благодаря стараниям трех братьев, ванары и Вибхишана засияли во всей своей красе! Но верных обезьян не трогало их пышное облачение, как и все то, что творилось вокруг. Они стояли молча и неподвижно, устремив взор к Стопам Рамы, своего обожаемого Господина. Они склонили головы и упали к этим возлюбленным Стопам. Рама ласково поднял их, приветливо и нежно обняв каждого. Он обратился к ванарам и всем тем, кто покидал Айодхью: "Дети мои! Друзья мои! Я награждаю вас всех единым даром - достижением в будущем той стадии освобождения (Сарупья), находясь в которой вы будете обладать силами и возможностями, близкими к моим собственным. А сейчас возвращайтесь домой, чтобы исполнять свой долг, к которому вы призваны в этой жизни, и нести возложенные на вас обязанности. Управляйте своей страной и людьми, вверенными вашим заботам, и живите мирно и счастливо!" Рама дал своим друзьям множество ценных советов, после чего позволил двинуться в путь. Бхарата и Шатругна замерли от восхищения: так велика была преданность, сиявшая в сердцах ванаров. Как пожелал Рама, три брата провожали процессию, пока та не достигла дальних окрестностей города. Взойдя на приготовленные для них колесницы, ванары печально оглядывались и лили слезы, не в силах смириться с мыслью о разлуке с Рамой. Братья глядели на их горестные лица, и сердца их сжимались от жалости. Они слишком хорошо знали цену этим слезам и этим тоскливым взглядам и превозносили от всей души глубокую преданность славных воинов. Лакшмана, Бхарата и Шатругна проводили процессию до берега реки и распорядились о подаче паромов для переправы. Потом все трое вернулись в Айодхью. Вместе с ними вернулся и Хануман! Он долго упрашивал и молил об этом Сугриву, клятвенно обещая пробыть в Айодхье не больше десяти дней. Он сказал: "Я не могу вынести боли разлуки с Ним." Несмотря на недовольство и протесты Сугривы, Хануман возвратился туда, где был Рама.
   Однажды Рама в сопровождении братьев и Ханумана прогуливался по саду, полному прекрасных цветов и фруктовых деревьев. Рама сел на приготовленное для него высокое сиденье, а остальные расположились рядом с ним. У братьев давно созрело желание задать Раме мучившие их вопросы, но ни один из них не решался заговорить. Они переглянулись с Хануманом и тот без слов понял их чувства. Братья не сомневались в том, что если вопрос задаст Хануман, Рама непременно ответит на него. Вездесущий Рама проник в суть создавшейся ситуации. Он сказал:
   "Хануман! Что ты стремишься узнать? Спрашивай!" Хануман ответил:
   "О Защитник Слабых! Бхарата жаждет задать тебе вопрос, но он скован боязнью потревожить тебя." Он сложил руки на груди и упал к ногам Рамы, стыдясь, что так неуклюже справился с просьбой Бхараты и полный благодарности за то, что удостоился чести говорить в присутствии Рамы. Рама так ответил ему: "Хануман! Ты хорошо знаешь мою природу. Между мной и Бхаратой не существует различий, и нет причин, чтобы думать иначе." Услышав эти слова, Бхарата склонился перед Рамой и воскликнул: "О Целитель страданий тех, кто предан тебе! Выслушай меня. Прости мне мои ошибки и защити меня. В моем уме не прячутся сомнения. Я свободен от горя и привязанности даже в моих снах. Всем этим я обязан только Тебе - Твоей милости и великодушию. Ты - сокровищница всех добродетелей. Я хочу узнать только одно: в чем разница между хорошими и плохими людьми."
   Рама соизволил ответить Бхарате. Он проговорил: "Брат! Качествам, присущим хорошему человеку, воистину нет числа, о чем говорят наши Веды и пураны. Пропасть, разделяющая добро и зло, так же велика, как разница между топором и сандаловым деревом. Запомни: даже когда топор рубит его ствол, дерево награждает его своим ароматом. Топор безжалостно убивает его, но дерево платит добром своему палачу! Поэтому сандал так высоко ценится в мире. Боги с радостью наносят сандаловую пасту на свои лбы. Что же происходит с топором в тот момент, когда он ранит дерево, желающее ему только добра? Когда железо накаляется докрасна в пламени огня, кузнечный молот придает ему форму и остроту. Так же и злые люди, пылая гневом, причиняют страдания другим. Но хороший человек всегда желает добра и делает добро всем, даже злым, какую бы боль они ему ни причинили. И какова же награда? Их души возносятся на небеса, а иначе говоря, еще при жизни они пребывают в постоянном блаженстве. Сердца дурных людей, наоборот, раздирает постоянная борьба из-за царящих в них уныния и недовольства. И значит, таких людей ждут адские муки, и хотя внешне они могут казаться вполне счастливыми, изнутри их разъедают бесчестье и ненависть, к которым они тяготеют.
   Теперь я скажу тебе, какие качества отличают хорошего человека. Слушай. Такие люди равнодушны к чувственным наслаждениям. Им присущи лучшие из добродетелей и безупречность в поведении. Они счастливы, когда счастливы другие; они сострадают несчастьям других. На всех людей они глядят с одинаковой любовью. У них нет врагов, а даже если и есть, их это не тревожит. Они наделены мудростью, знанием объективного мира и глубоким чувством самоотречения. Их сердца нежны, они сочувствуют слабым и беззащитным. Они поклоняются моим стопам с чистотою в мысли, слове и действии. В служении мне - их высшая радость. Они безразличны к славе и бесславию, почету и унижению. Они постоянно стремятся служить другим; они не внемлют голосу "эго" даже во сне. Их поступки просты и чисты, их сердца незамутнены и спокойны. Они всегда стремятся к самопожертвованию; каждый момент их жизни наполнен радостью. Они равнодушны к хвале и хуле. Брат! Если перед тобою человек, наделенный подобными качествами, знай, что его природа исходит из меня. Он - это я, я - это он. Это чистая правда.
   Теперь я расскажу тебе о свойствах дурных людей. Слушай. Ты должен приложить все усилия, чтобы избежать их общества. Знакомство с ними чревато горем и несчастьем! При виде благоденствия ближнего сердце злого человека пронзает острая боль. Он ликует, сея вражду и смятение и празднуя собственную удачу. Шесть злейших врагов хороших людей - похоть, гнев, жадность, желание, гордыня и ненависть взлелеяны и вскормлены дурными людьми и всегда у них на поводу. Их поведение и поступки продиктованы командами этих шести! Им неведомы жалость и сострадание. Они затевают ссоры с другими людьми без всяких на то поводов и причин. Они испытывают враждебность и неприязнь даже к тем, кто делает им только добро. Их поступки неискренни, их утверждения основаны на лжи, их порывы "отдать" и "взять" фальшивы. Их поступь тяжела, а их сердца тверже камня. Павлин радует глаз своим прекрасным оперением; его крик приятен для слуха. Но он убивает змей. Так же и дурные люди норовят причинить другим лишь вред; они стремятся завладеть чужими женами; они получают наслаждение, запятнывая репутацию своего ближнего. Они пьют из чаши зла, смакуя его вкус! Их ум постоянно одурманен злобой. Такие люди - ничтожнейшие из живущих. У них нет страха перед возмездием. Стоит им увидеть или услышать, что другому сопутствует удача, ими овладевает такая сильная зависть, что они теряют сон из-за нестерпимой головной боли. Но когда ближнего постигает беда, они торжествуют, наблюдая за его мучениями. Страдания других вызывают у них такое ликование, словно им пожаловали царскую корону державы! Ими управляет только эго; у них и в мыслях нет потребности помочь другим, даже во сне! В их сердцах угнездились гнев, похоть и прочие пагубные страсти. У них нет уважения к родителям, наставникам и старшим. Они чувствуют отвращение при любом напоминании о Боге или о светлых личностях. Их интеллект темен и вял, их поведение предосудительно. Появление множества таких людей предвидится в Калиюге.
   Брат! Из всех праведных деяний самое благородное - это помощь тем, кто нуждается в ней. А худшее из неправедных дел - это нанесение вреда ближнему. Знай, что в этом основная суть учения Вед и Пуран. Это вечный закон, чтимый и соблюдаемый всеми достойными людьми среди человечества. Те, кто пренебрегая выпавшей им честью родиться человеком, причиняют зло другим, опускаются до дикого, животного уровня, и им суждено вновь родиться и умереть в теле таких существ. А если же они вновь родятся людьми, то, ослепленные собственным невежеством, творят новые злодейства. Я определяю последствия кармы подобным существам, и только по прошествии долгого времени, в течение которого им суждено бороться, чтобы вырваться из тьмы, я удостаиваю их лицезрения Моего Лика. Я вновь и вновь швыряю их в водоворот жизни, заставляя переживать взлеты и падения, рождающие знание.
   Бхарата! Боги, мудрецы и великие личности никогда не позволяют вовлечь себя в деяния, чреватые двойственностью и противоречиями. Умы этих посвященных всегда нацелены на поклонение мне. Они заняты деятельностью, свободной от желаний и привязанности к плодам своего труда. Если люди предаются аскетизму с целью получить награду за перенесенные лишения, если они действуют, стремясь завладеть плодами труда, они вновь и вновь рождаются в теле, и им присуждается то плохое и хорошее, что они заслужили в прошлых жизнях. Человек, не жаждущий плодов своей деятельности, но продолжающий безупречно, правдиво и искренне выполнять свой долг, не связан узами кармы; такие деяния, напротив, даруют ему мудрость. Его преданность и самоотречение неизмеримо растут, а это означает, что он становится ближе к Всевышнему и к конечной цели - слиянию с Ним. Если на основе этих свойств ты научишься различать добро и зло и действовать соответственно при выборе круга общения, ты сможешь освободиться, выбравшись из пучины моря перемен - Океана Самсары. Брат! Ты должен знать и о том, что все различия между добром и злом по существу - условны и не более, чем результат наших привязанностей и воспитания, порожденный иллюзией, будто этот мир - единственная реальность, в то время как он ни реален, ни нереален. Те, кто преодолели это заблуждение и находятся вне пределов дуализма - истинные Махатмы. Они осознали, что единственная реальность - это непреходящий Атма. Они осознали, что двойственности не существует, и всегда воспринимают мир как Одно Целое. Все остальные, коих большинство, пребывают в невежестве."
   Все, кто слушал Раму, обрели душевное равновесие. Их сердца блаженствовали в захлестнувших их волнах Любви. Выражая благодарность Раме за его доброту, они простерлись у Его ног. Больше, чем кто-либо другой, прилив экстаза ощущал Хануман. Чуть позже Рама, сопро вождаемый братьями и верным Хануманом, вернулся во дворец. С тех пор подобные беседы превратились в ежедневный обычай; вооруженные бесценными напутствиями, слушатели приступали к своим прямым обязанностям.
   Однажды Рама выразил желание, чтобы жители Айодхьи во главе с наставниками и браминами собрались во дворце. Прибывших пригласили в зал для торжеств, предложив занять соответствующие места. Рама вошел в зал и обратился к народу с такими словами: "Горожане! Наставники и брамины! Выражаю вам свое глубокое почтение! Пребудьте в мире и выслушайте мою речь до конца. Не тщеславие и не гордыня побудили меня говорить с вами. У меня нет намерений утверждать свое господство над вами как монарха, а также склонять вас к неправедному пути. Если мои слова покажутся вам достойными, стройте свою жизнь в соответствии с ними! Но я сразу должен сказать вам, что только те из вас истинно дороги мне, кто, выслушав мои слова, претворит их в жизнь. Только они - мои настоящие братья. Если что-то в моих утверждениях покажется вам неправильным, укажите мне немедленно, без колебаний, на мою ошибку. Друзья мои! Наши Веды и Пураны, а также мудрецы всех времен и народов превозносят как величайший дар саму возможность рождения в человеческом теле. Этого дара заслуживает лишь тот, кто совершил в предыдущих жизнях много благих дел. Даже боги мечтают об этой удаче, понимая, насколько сложно добиться ее! Ибо рождение человеком означает, что открыт путь к освобождению. Оно предоставляет широкие возможности для Садханы, облегчающей этот путь. Дарованное вам человеческое тело не должно быть использовано для получения изысканных наслаждений. К нему не следует относиться и как к "проводнику" в Небесную обитель, где вас ждут райские удовольствия и забавы. Все эти радости преходящи. Они вновь приведут вас к череде перемен и нескончаемому циклу смертей и рождений. Все временные удовольствия, по существу, лишь источник скорби. Только глупцы способны поддаться чувственным соблазнам. Эти соблазны для человеческого существа - словно ядовитые змеи. Зная об этом, не предпочтете ли вы вкусить чашу с Нектаром? Те, кто жаждет отравы, могут ли зваться достойными людьми? Они напоминают слабоумных, предпочитающих стеклянный шарик драгоценной жемчужине, исполняющей желания (Чинтамани)! Поистине, тот неудачник со скудным интеллектом, кто, обладая человеческим телом, не использует его для пересечения океана иллюзий (Самсары), достоин лишь жалости! Он - палач своего истинного "я", злейший враг своего собственного благополучия. Поэтому те, кто рождены людьми, должны осознать, что Бог обитает внутри каждого из вас как Атма, и служить своему ближнему, как Божеству, рассматривая это служение как высочайшее и праведное поклонение Всевышнему. Прислушайтесь к повелениям Бога с чистым сердцем. Выполняя свой долг, посвящайте любое, даже самое малое действие, Богу.
   Горожане! Все те, кто стремится пребывать в счастье и радости отныне и вовеки, прислушайтесь к моим словам! Пусть они станут вашей защитой и вашим идеалом. Следуйте этим путем. Есть множество дорог, ведущих к Богу и к самореализации, но путь Преданности (Бхакти) - самый простой из них, ибо наполняет вашу душу блаженством. Путь Различения и Избавления от Завесы Иллюзии (Джняна) чреват большими трудностями и отягощен препятствиями. Но по-настоящему дороги мне лишь те, кто, даже пробираясь этим тернистым путем Джняны, несут в своем сердце любовь и преданность. Нет ничего равного Бхакти. Путь Бхакти не знает границ, он свободен от предписаний. Он дарует человеку наслаждение и радость. Нужно отметить, что успех на этом пути возможен лишь тогда, когда вы стремитесь к Сатсангу (обществу добрых и чистых людей)!" Рама продолжал свою беседу с жителями Айодхьи. Он сказал: "Слушайте, подданные моего царства! Я должен напомнить вам одну бесценную Истину, зачастую недостаточно ясно осознаваемую вами. Не создавайте искусственных различий между Шивой и Кешавой. Пребудьте в вере, что Бог един. Имя и Форма могут быть различны, но Дивьятма (Всеобщая Абсолютная Сущность) - едина и неизменна. Ее мощь в каждом из вас одинакова."
   Внимая упоительным словам учения, льющимся из уст Рамы, горожане склонили головы в знак почтительного благоговения. Один из жителей столицы выступил вперед, чтобы выразить всеобщую признательность. Он произнес: "О Господин! Мы привязаны к Тебе больше, чем к собственной жизни. Благодаря Тебе наши тела здоровы и крепки. Благодаря Тебе в наших домах царят счастье и веселье. Своей великой милостью Ты приблизил нас к себе и избавил от скорби и печали. Махараджа! Кто еще может наставлять нас с такой любовью и нежностью? Наши отцы и матери ждут от нас исполнения своих тщеславных чаяний - это все, что они хотят от своих детей. Разве мы можем что-либо дать Тебе? Но несмотря на это. Ты учишь нас, как достичь Высшего Блаженства. Это приносит нам неизмеримую радость. Ты и Твои выдающиеся спутники оказали великую услугу всему миру, избавив его от тирании демонических орд. На всем свете не найти такого Повелителя, Друга, Отца, который был бы так добр и внимателен к нам, как Ты." Народ с восторгом демонстрировал Раме свои радостные и возвышенные чувства. Рама просиял от счастья при виде преданности своих подданных и их искренней жажды духовных знаний. С позволения Рамы горожане покинули царский дворец и разошлись по домам. Они запечатлели в своих сердцах и своей памяти бесценные уроки Истины, преподанные Рамой.
   Не было такого дома в столице Айодхье, вокруг которого не красовался бы прекрасный цветник. Каждый житель города с любовью и заботой ухаживал за своим садом. Вечная весна царила в столице, и круг лый год распускались на деревьях бутоны благоухающих цветов, чтобы превратиться в сочные ароматные плоды. Бесчисленные рои пчел трудились над душистыми венчиками, и их деловитое жужжание было слышно повсюду. Свежий ветерок, несущий аромат цветения, приветливо овевал лица прохожих. Дети Айодхьи приручили множество птиц; их трели, чириканье и щебет сливались в волшебную песнь, ласкающую слух.
   Изобилие и процветание, в которых купались подданные Рамы в течение незабываемых лет его щедрого и милостивого царствования, не поддаются описанию тысяч тысячеязыких драконов Шеша! Благодать, снизошедшая на землю, стала возможной только благодаря торжеству Дхармы (Справедливости), которую охранял и поддерживал Рама с величайшей заботой. В период его правления было совершено множество великих яджн, таких, как Жертвоприношение Коня (Ашвамедха). Миллионам и миллионам браминов были пожалованы благотворительные дары, и они покидали Айодхью довольные и счастливые. Рама - Покровитель ведийских Ритуалов и Церемоний, Хранитель законов Дхармы (будучи сам, однако, вне и выше всяческих предписаний и атрибутов) рука об руку с Ситой - кладезем благородства и добродетели, готовой в любую минуту помочь тем, кто жаждет достойно выполнить свой долг, - оба были бдительны в выполнении своей миссии - сохранения Пути Праведности своих подданных. Телесные недуги, тревога и беспокойство, моральное падение - ничего этого не знала Айодхья в период правления Рамы. Люди испытывали глубокую любовь и симпатию друг к другу. Каждый житель царства с радостью и готовностью принимал права и обязанности, возложенные на него Ведами и требуемые обществом и избранным поприщем. Благотворительность, жертвоприношения, священные ритуалы и учения, превратившись в неустанную практику, с радостью и энтузиазмом проводились во всех уголках страны. Греховные мысли не проникали в головы людей, не смея тревожить их даже во сне. Женщины, мужчины, старцы, дети - все с восторгом лелеяли в своих умах мысли о Раме. Страна не ведала ни напастей, ни стихийных бедствий. Во время эпохи Рамы не было ни бедных, ни изморенных голодом, ни сломленных горем, ни униженных, ни оскорбленных; в сердцах не таились ни ненависть, ни жестокость; люди не знали внешнего уродства и безобразия. Лица были отмечены печатью очарования. Никто не причинял вреда ближнему, снедаемый гордыней и тщеславием. Все люди были сведущи в мудрости Атмы, все стремились хранить и претворять в жизнь Дхарму, побуждаемые состраданием к ближнему и желанием оказать помощь и поддержку. Люди с радостью превозносили достоинства своих сограждан; себялюбие и эгоизм не знали места в сердцах подданных Рамы.
   Весь земной шар с его семью частями света, омываемыми Океаном, покоился под сенью Царственного Балдахина Рамы. Весь мир признавал его как единственного достославного Повелителя. В этой огромной всечеловеческой державе среди людей царили взаимная любовь и поддержка. Не возникало поводов для раздоров и схваток, для вражды и разногласий; если нет ссор, не нужна и дубина - ее нельзя было заметить в эпоху Рамы! Страсти, противопоставляющие "добро" и "зло", кипели лишь на подмостках театров, выражая себя в искусстве игры и танца. Палка была видна лишь в руках странствующих аскетов. Борьба разыгрывалась лишь в умах Садхаков, призванная уничтожить полчища чувств. Чувственная привязанность, (называемая рага, что также означает "мелодия", "мотив") сохранила свое значение лишь выраженная в музыке. Стоит ли говорить о том, что если нет врагов, то не может и речи идти о насилии, о гибели человека от руки человека? Но люди все же "убивали" - они истребляли причуды и капризы ума, одерживая победу над низменной природой.
   Вся Айодхья и ее окрестности блистали прозрачной водой колодцев, озер и прудов. О кристально чистая гладь воды! О прекрасные пристани! Их сказочная красота заставляла трепетать от восторга сердца святых и мудрых провидцев. Они корили себя за то, что позволили своим чувствам увлечься очарованием природы. Поверхность прудов и озер пестрела разноцветными лотосами. В густой кроне прибрежных деревьев щебетало множество птиц. Павлины и попугаи радовали слух веселым гомоном. Своим великолепием город затмевал райские кущи, и люди замирали, восхищенные его чарующей прелестью.
   Настал день, когда Васиштха пришел во дворец, чтобы увидеть Раму, Дарителя благ всем живущим на земле. Рама принял его по старинному обычаю, омыв ему ноги и предложив испить освященной воды. Васиштха поднял сложенные ладони и сказал: "О Океан Милосердия! Я обращаюсь к Тебе с просьбой. Я с восхищением наблюдаю Твою "игру в человека". И теперь меня одолевают большие сомнения. Твоя сила - безгранична. Даже Веды не постигают в полной мере Твоей Сущности. Господин! Как же я смогу описать или раскрыть Тебя? Звание семейного наставника, или жреца, в чем-то унизительно. Веды, Шастры и Пураны признают, что жрец по своему положению стоит невысоко, и его роль незначительна. Он обязан принимать участие во всех церемониях, совершающихся в доме его господина, как благодатных, так и не имеющих отношения к благодати. Вот почему это звание и считается нечистым. Поначалу я решительно отказывался принять эту должность, но Брахма явился ко мне и понял мое состояние. Он сказал мне: "Сын! Ты не знаешь, что таит в себе грядущее. Прими на себя эти обязанности без колебаний. В последующие годы ты обретешь нечто великое, ибо Парабрахма воплотится в династии Рагху." Услышав это, я склонил голову в знак согласия и стал семейным наставником династии Рагху. И теперь, благодаря принятому тогда решению, я достиг понимания Высшей Сущности, понимания, которое заслуживается бесчисленными годами упорной джапы, тапы, медитации и йоги, не говоря о совершении множества яджн и яг, и является целью всех этих благих и достойных карм. Не пройдя этих тяжелых испытаний, не терпя нужды и лишений, я все же получил в награду Тебя.
   Так смею ли я мечтать о лучшем жизненном пути, чем тот, что я избрал? О Владыка Владык! Нам предписано Ведами совершать джапу, many, яджны, яги, блюсти обеты и ритуальные обряды. Но лишь бережно взращивая ростки мудрости и праведности, сострадая всем живущим, можно достичь Тебя и добиться Твоего благоволения. Господин! Я молю о благе. Даруй мне его своей беспредельной милостью. Излей на меня свою благодать из уголка Твоих полных сочувствия глаз. Сделай так, чтобы моя преданность Тебе была неизменной, сколько бы жизней в дальнейшем я не прожил! Это и есть благодеяние, о котором я мечтаю." Спустя некоторое время Васиштха, расставшись с Рамой, возвратился в свою обитель.
   Подданные царства проводили время, складывая песни о дивной и трижды святой жизни своего Правителя - Рамы. Человек может достичь успеха в йоге или следовать многим ритуальным обетам, но если в сердце у него нет любви, он не удостоится Даршана Рамы. В Царстве Рамы никто не был охвачен корыстью - ни мудрец, ни аскет, ни герой, ни поэт, ни ученый. Никто не кичился своим богатством и не сбился поэтому с праведного пути. Упоение властью никого не сделало глухим. Был ли здесь хоть один молодой человек, которого терзала бы лихорадка юности? Отыскался здесь хоть кто-либо, зараженный враждой? Был ли человек, застывший в горестной неподвижности? Был ли кто-то, укушенный змеей возбуждения? Таких здесь не было. Сам Рама, находившийся вне влияния каких-либо страстей, стоял так высоко, что являл всем пример для подражания. Он - Атмасварупа, Само Божество.
   Неисчислимые армии Майи распространились сейчас по всему миру. Воины этих армий - страсть, похоть, жадность и другие пороки. Предводители войска - гордыня и безверие. Но та же Майя является прислужницей Рагхунатхи, Рамы. Она "нереальна", но, тем не менее, если вы не обрели милости Рамы, вы не сможете спастись от ее плена. Только милость, струящаяся из уголков Его глаз, может освободить вас от ее пут. Майя владеет всем, что недвижимо и способно к движению во Вселенной, никто не свободен от ее власти. Она подражает земной славе Божества и, подобно искусной актрисе, играет свою роль, поддерживаемая корыстолюбием, вожделением и прочими страстями. Рама, как воплощение Сатчитананды, как олицетворение Синей Глубины, которая отличает Небо и Землю, как феномен, не имеющий рождения, как сам Параматма, не несет в себе следов Майи.
   В городе Айодхье каждый день был новый праздник, и каждый праздник приносил новые удовольствия и развлечения. Не было дня, когда Рама не раздавал богатых даров. Существовали правила, по которым никто ни в чем не мог упрекнуть или обвинить друг друга. Не произносилось ни одного дурного слова, в каждом доме ежедневно читались Веды и Пураны. Ни одно сообщество людей не воспринимало другое как более низкое. Каждый был занят своими обычными делами и уважал установленный порядок. Вот почему сочувствие и любовь к подданным быстро росли и ширились в сердце Рамы. Видя, как преданно и самозабвенно жены в стране Рамы служат своим мужьям, даже боги стали завидовать людям. Мужья сияли от радости, зная, что заслужили подобное отношение к себе; они не давали ни единой слезе пролиться из глаз своих жен. Мужья и жены чувствовали, что они составляют половину друг друга и, ощущая себя единым целым, заботились об исполнении малейших желаний и сокровенных чаяний супруга. Во времена Рамы никто ни при каких обстоятельствах не пытался прибегнуть ко лжи. Мальчики и девочки с почтением относились к указаниям и распоряжениям родителей и наставников. Каждый в стране был так же счастлив, как владыка богов на небесах - Индра. Зерно и богатства .находились в изобилии в каждом доме, будто бы это было обиталище бога Богатства - Куберы. Птицы Чакора щебетали без умолку, будто день и ночь на небе сияла осенняя Луна - Сараткала. Женщины выглядывали из дверей своих покоев, наблюдая за Рамой, и их сердца наполнялись восторгом. Бхарата, Лакшмана и Шатругна трепетали от радости, любуясь Божественным Очарованием Рамы. Весь мир был полон великолепия во времена правления Рамы. Не появлялось и следа греха или даже упоминания о нем. Монахи и аскеты, не зная страха, бродили по диким джунглям. Взаимная любовь между царем и его подданными росла с каждым днем, становясь все сильнее и сильнее. Земля сияла от Любви и Света. Леса мерцали в вечнозеленом наряде. Птицы и звери позабыли свою инстинктивную ненависть друг к другу. Нигде нельзя было сыскать даже и тени неприязни, даже шепоток о ней нигде не раздавался. Все были соединены крепчайшими узами дружбы. Всякого охватывало великое воодушевление, когда он превозносил заслуги и совершенства Рамы.
   Однажды Рама сидел на троне в зале для приемов, рядом с ним находились его братья. В зал вошел брамин в великом горе, он заговорил в резком и грубом тоне, требуя справедливости. "Увы, - вскричал он, - отныне кончилась слава Солнечной династии. Я помню триумф великих царей прошлого - Сиби, Рагху, Дилипы, Сагары. Во время их царствования не могло бы совершиться подобное зло. Мог ли сын умереть при жизни отца? Может ли произойти такое несчастье при хорошем правителе? А сегодня это несчастье случилось!" Рама, будучи вездесущ, знал обо всем, что происходит вокруг; его взволновали слова, произнесенные брамином. Он искал в себе причину этой смерти, но пришел к заключению, что случившееся не было результатом просчета в управлении державой, а явилось следствием недобрых мыслей. И он сразу же установил правила, которые должны были помешать подобным мыслям рождаться в головах людей. Рама придавал большое значение даже таким частным случаям и принимал меры к тому, чтобы они не получали распространения. Он пренебрегал всем, что касалось лично его, и стремился добиться цели, которую перед собой поставил, а именно: счастья своего народа. Он заботился о своих подданных, словно они были так же дороги ему, как его собственное тело. И народ так же ценил любовь и счастье царя; людям он был настолько же близок, насколько близки им их собственные сердца. Рама никогда не шел против воли народа. И народ ни на ширину волоска не преступал законов, установленных Рамой. Времена царствования Рамы (Рамараджья) своим великолепным сиянием осветили и дальнейшую историю всего рода людского. Он был самим Нараяной. И поэтому его царствование принесло Славу всей земле и ее истории, ибо Истина и Праведность есть подлинные защитники человечества.

Глава 31
Изгнание Ситы
   При царском дворе всегда были осведомители, которые ходили по городам и деревням страны, а затем передавали лично правителю сведения, собранные ими во время этих тайных странствий. Рама, как и его предшественники, выслушивал их донесения. И вот однажды прибывший с докладом гонец заколебался, прежде чем приблизиться к Раме. В этом было что-то странное. Он простерся ниц перед Рамой, но, поднявшись, стоял молча, дрожа всем телом. Наконец он взял себя в руки, набрался смелости и обратился к Раме: "Махараджа! Выслушай меня! Прости меня за то, что я принес это известие. Некий мойщик белья ругался со своей женой, слышно было, как он укоряет ее. "Позор, - кричал он, - ты что, принимаешь меня за Раму? Убирайся из моего дома! Как я могу принять тебя? Ты долго жила в доме другого мужчины, уходи отсюда!" Эти слова пронзили сердце Рамы, как стрела. В ту ночь он не смог заснуть. В полночь он сел на кровать и глубоко задумался. "Прошла уже полная Юга с тех пор, как я стал управлять этой страной. Мне надлежит царствовать еще несколько лет." И, впав в горестную задумчивость, этот Океан Милосердия сказал себе: "Увы! Я должен отказаться от Ситы! Я обязан придерживаться ведийского пути." Он подошел к Сите и приветливо заговорил с ней. На лице его была улыбка, когда он сказал: "Джанаки! Ты так давно не просила у меня милости, и теперь я одаряю тебя благодатью. Ты можешь уйти в свое Святое Обиталище!" Сита упала к ногам Рамы и - вознеслась в тонком теле к Вайкунтхе, к Небу. Ни одно живое существо во всем мире ничего не узнало о случившемся. А Сита в своей грубой физической оболочке стояла перед Рамой на Земле.
   Рама обратился к земной Сите (Майя-Сите): "Попроси о милости." И Сита ответила: "Мне хотелось бы провести несколько счастливых лет в обителях Муни (аскетов)". Рама сказал: "Да будет так. Отправляйся в путь завтра утром." Она собрала и упаковала одежду и утварь для дочерей и жен монастырских отшельников. Рама встал рано. Слуги и просители пели хвалу Его добродетелям и совершенству. Его лицо, подобное лотосу, сияло. Лакшмана, Бхарата и Шатругна выказали Ему почтение, простершись перед Ним ниц. Но Рама не заговорил со своими братьями. Он хранил молчание. Внезапно лицо Его вспыхнуло от волнения; тело напряглось и затрепетало. Трое братьев, не знавшие причин Его горя, ощутили страх и беспокойство. Они содрогнулись при виде Его переживаний. Они не могли представить себе те чувства, которые Им владели.
   Наконец, Рама нашел слова, чтобы выразить свою волю. Вздыхая, он сказал: "Братья! Не говорите "нет". Увезите Ситу в лес, оставьте ее там и возвращайтесь назад." Услышав это, все трое остолбенели. Их опалил огонь отчаяния. Сердца их словно обожгло. Они не могли понять, серьезен ли Рама, или он просто шутит. Шатругна громко зарыдал, Лакшмана и Бхарата стояли неподвижно, слезы текли из их глаз. Они лишились дара речи. Их губы и руки дрожали. Наконец, Шатругна, сложив руки, взмолился: "Твои слова пронзили наши сердца. Джанаки - это Локаматха, Мать всех живущих. Ты обитаешь в сердцах всех живых существ. Ты - воплощение Сатчитананды. По какой причине Сита должна быть изгнана? Она всегда и во всем чиста - в мыслях, словах, поступках - разве это не так? О Сокрушитель племени ракшасов! Сита сейчас беременна - возможно ли именно в это время, в ее положении, обречь ее на одиночество?" Шатругна больше не мог говорить; горе, переполнявшее его, вылилось в громкие стоны и плач.
   Рама сказал: "Братья! Слушайте! Если вы не подчинитесь моему слову, дыхание покинет это тело. Так и знайте! Братья! Следуйте моему приказу и сегодня же утром увезите Ситу в лес!" Он продолжал сидеть, опустив голову, и молчал, словно был опечален тем, как обернулись события.
   Бхарата не смог сдержать своих чувств, услышав эти слова, поразившие его слух. Он сказал: "Господин! Я не обладаю высоким интеллектом. Но выслушай, прошу, мою мольбу. Наша Солнечная династия завоевала почет и известность в мире. Наш отец, Дашаратха, твоя мать, Каушалья, и Ты сам - Создатель трех миров - обрели великую славу. Твое величие воспели Веды и тысячеустые драконы Шеша. Джанаки - это хранилище всего благотворного. Она - душа святости. С ее благословения женщина способна достичь Высшей Цели. Как может Джанаки жить отдельно от Тебя и чувствовать себя счастливой в лесу? Может ли она хоть на миг быть оторванной от Тебя? Может ли рыба жить без воды? Джанаки - воплощение Мудрости и олицетворение всех добродетелей. Она не должна вести одинокую жизнь."
   Рама спокойно выслушал брата и так ему ответил: "О Бхарата! Ты дал волю словам, которые сообразуются с привычными представлениями о нравственности. Но правитель обязан заботиться о Дхарме и обеспечивать благосостояние народа, следуя требованиям Морали. Он выполняет свой долг, оберегая и направляя подданных и не вызывая при этом никаких кризисов или потрясений. Он должен защищать свой народ с великой любовью." И здесь он рассказал им о тех сведениях, которые собрал и передал ему его осведомитель. Рама произнес: "Наша династия подверглась поруганию, ее имя запятнано. А к этой династии принадлежала целая плеяда царей и правителей - один известнее другого. Во всем мире знали об их славе и могуществе. Не было никого, кто приобрел бы больший почет, чем они. Наши царственные предки готовы были отдать жизнь, но никогда не стали бы действовать вопреки данному слову. Пятно бесчестия никогда не ложилось на нашу династию. И теперь, когда возникла опасность ее осквернения, тот, кто колебался бы отдать свою жизнь за ее честь, был бы подл и низок. Поймите это верно." Брат, плача, сказал в ответ: "Господин! Джанаки ничем не запятнана. Она вышла живой из бушующего пламени. Ни боги, ни святые даже в своих снах не припишут ей ни малейшей вины. Тот, кто назовет ее грешницей, будет терпеть на том свете страшные муки в течение миллиардов лет." Бхарата не мог скрыть своего возмущения при одном упоминании о такой возможности. Эти слова рассердили Раму, и его глаза вспыхнули от гнева. Лакшмана заметил это и, не в силах выдержать взгляда Рамы, спрятался за спину Бхараты.
   Но Рама обратился прямо к нему: "Лакшмана! - начал он, - вникни в тайный смысл того, о чем говорят люди; оставь глупую позу скорби. Если ты не подчинишься моему приказу и начнешь перечить мне, ты будешь раскаиваться в этом до конца дней. Посади Джанаки в колесницу и оставь ее одну в самом пустынном месте на берегу Ганги, там, где нет и признаков жилья. А сам возвращайся обратно."
   Лакшмана внял приказу Господина. Он приготовился даже к смерти, если она настигнет его в то время, когда он будет выполнять приказание, и быстро собрался в дорогу. Загрузив колесницу провизией и одеждой, он усадил в нее Джанаки и двинулся в путь. Верная супруга Рамы радовалась случаю провести некоторое время в святых обителях, она была полна восторга и благодарности. Но увидев удрученное лицо Лакшманы, она опечалилась, стала молчаливой и хмурой. Как кобра, которая лишилась ценнейшего из сокровищ, она страдала незаметно, в глубине души.
   Они достигли берегов Ганги. Лес был поистине устрашающим; в сердца их вошел ужас. Увидев испуг Лакшманы, Сита тоже почувствовала страх. Конечно, она знала, что только играет роль и что ее истинное "Я" находится не здесь. Но для того, чтобы ее игра перед всем миром прошла успешно, она должна была сыграть свою роль хорошо. И она застонала: "О Лакшмана! Куда ты привез меня? Здесь не видно никакого монастыря. Только дикие звери и ядовитые змеи рыщут по лесу. Здесь нет следов человеческого жилья. Мне становится страшно."
   Лакшману переполняло сочувствие, когда он слушал жалобы Ситы. Он вспомнил Раму и сказал про себя: "Рама! Что же ты сделал?" Набравшись смелости, он взглянул на Ситу, но в этот момент на него напала чудовищная жажда, которая заставила его жестоко страдать. Ситу охватило беспокойство при виде его мучений. Лесные божества, поняв, что Лакшмана решился покинуть Ситу и уехать, заговорили прямо с небес: "Лакшмана! Оставь Джанаки здесь и отправляйся домой. Сита, воплощение счастья, будет жива и невредима." Эти слова, исходящие от Невидимых, вселили мужество в сердце Лакшманы. Он сложил ладони в почтении и сказал: "Мать! Что мне делать? Я не могу не выполнить приказа брата. У меня нет смелости идти ему наперекор. Я самый низкий негодяй. Брат приказал бросить тебя в этих дремучих джунглях и вернуться назад." Сказав это, он повернул колесницу. Его взгляд был прикован к дороге, которая осталась позади. Он еще долго слышал доносившийся издалека голос Ситы. "Лакшмана! Неужели ты оставляешь меня в лесу? Кто же меня здесь защитит?" Она плакала, как обычная женщина. Ее рыдания терзали слух Лакшманы, но, помня свой долг следовать приказам Рамы, он заставил свое сердце стать твердым, как скала и быстро поехал в сторону Айодхьи.
   После его отъезда Сита лишилась чувств от отчаяния. Конечно, все это была игра. Она вскоре пришла в себя и излила свое горе в словах: "О Рамачандра! С самого рождения моя жизнь полна печали. Увы! Жизнь цепляется за мое тело, как бы сильно я ни страдала." Она долго еще горевала, оплакивая свою судьбу. В это время мудрец Вальмики проходил через лес, держа путь от Ганги, где он совершал ритуальные омовения, в свою обитель. Он услышал слова Ситы и удивился, что женский голос звал на помощь из лесной чащобы. Он пошел на голос, оглядываясь вокруг, и, наконец, набрел на Ситу. Она узнала в нем мудреца Вальмики и рассказала ему обо всем, что случилось. "О владыка монахов, - воззвала она к нему. - Я дочь царя Джанаки; я жена Шри Рамачандры; об этом знает весь мир, но я не знаю, почему Он расстался со мной и изгнал меня. Можно ли избежать воли судьбы? Великий среди мудрецов! Лакшмана привез меня сюда и оставил одну. Он не сказал, почему должен был сделать это."
   Вальмики слушал рассказ о ее бедах, успокаивал и утешал ее. "Дочь моя! Твой отец, правитель Митхилы Джанака - мой друг, мой ученик. Он почитает меня и верит мне. Моя дорогая! Ни о чем не беспокойся. Считай, что моя обитель - твой родной дом. Все будет хорошо. Твое желание исполнится - ты обязательно соединишься с Рамой." Приняв Ситу как собственную дочь, он отправил ее совершать омовение в Ганге. После очистительного ритуала она простерлась ниц перед Вальмики, и старец повел ее к обители, ласково подбадривая. Он принес ей коренья и фрукты и заставил немного поесть. Она не могла не уступить просьбам великого мудреца. С этого времени Сита проводила свои дни в монастыре, постоянно обращаясь в медитации к Раме и Его славе и разделяя с учениками Вальмики каждодневные труды и заботы по поддержанию мира и порядка в святом жилище. Обитатели монастыря и сам Вальмики услаждали ее интересными и удивительными рассказами и развлекали смешными прибаутками.
   С тяжелым сердцем и с опухшими от слез глазами возвращался Лакшмана в город. Он рассказал трем матерям о печальном событии. Это ввергло их в безутешное горе. Они горько плакали оттого, что на Ситу обрушилось это страшное несчастье. Они говорили о добродетелях Ситы и скорбели о том, что такая безупречная женщина обречена на подобную участь. Они обвиняли Раму в жестокости. Столица и дворец погрузились в глубокую печаль, не было никого, кто бы ее не испытывал. Кругом слышались одни лишь стенания. Каждый вопрошал в великой горести: "Как можно было наказать такую женщину?"
   Рама слышал эти стоны и рыдания. Он удалился в святилище, взяв с собой одного только Лакшману, и провел там весь день, укрывшись от взоров людей. Позже Он вошел в женские покои и утешал цариц. Он советовал им держаться пути Джняны. Он объяснял народу, что истинный правитель считает своими родными и близкими только своих подданных и только с ними обращается он как с друзьями. Таковы, сказал он, моральные правила Рамы. Он сказал, что если возникает необходимость, правитель должен отказаться от своей собственной родни, поскольку настоящие его родные - это подданные, над которыми он поставлен.
   Три матери-царицы были настолько удручены разлукой с Ситой, что с каждым днем становились все слабее и слабее. И это привело их к смерти. Магической силой йоги они создали внутри себя огонь и позволили ему обратить свои тела в прах. Так достигли они состояния Высшей Благодати. Братья горевали об этой потере и совершили погребальные обряды согласно Священным писаниям. Они раздали шестнадцать видов богатых даров, что также предписывают священные книги. После этого четверо братьев - Рама, Лакшмана, Бхарата и Шатругна погрузились в заботы об управлении государством, сообразуясь с волей народа и стремясь к его счастью и процветанию.
   Тем временем, Рама объявил, что желает отпраздновать Великую ягу, Жертвоприношение Коня, упомянутую в Ведах, поскольку такая яга способствует избавлению от всех проявлений страдания и горя. Он оповестил об этом Ангаду и многих других. Он отправился в обитель царского наставника в сопровождении своих братьев и министров и припал к ногам Гуру, который принял их всех с большим почтением. С добротой и нежностью спросил он об их здоровье и о благополучии державы. Он дал им важные советы, приводя истории из Пуран и эпоса.
   После этого Рама обратился к Васиштхе: "Учитель! У меня появилось одно желание. И ты должен помочь мне осуществить его." Он склонился к ногам Гуру, и Васиштха спросил, каково же это желание. Рама ответил: "Я принял решение провести ягу. Народ Айодхьи будет счастлив и полон радости, когда она совершится. Я задумал Ашвамедху ягу - Жертвоприношение Коня. Город обретет покой, если это будет осуществлено. Народ очень этого хочет. Бхарата не решился сообщить тебе об этом, так как боялся твоего неодобрения. И я понял, что должен приехать к тебе сам, чтобы поведать о нашем замысле, как только ты сможешь принять нас. Мы склоняемся перед твоим решением и с радостью выполним твою волю."
   Васиштха выслушал эти слова Рамы, произнесенные с благоговением и смирением. Он обрадовался этой идее. "Рама! - сказал он, - твое желание будет исполнено. Бхарата! Займись приготовлениями к яге." Счастливые братья и министры, превознося наставника, склонились к его ногам. Брамины, сведущие в обрядах яги, последовали за Бхаратой в город и во дворец.
   Сумантра пригласил предводителей городских общин, созвал управляющих и попросил их украсить дороги внутри города, а также базары и торговые площади. Он хотел, чтобы во многих местах были воздвигнуты Мантапы. Сказано - сделано. Его распоряжения были исполнены очень быстро, и вскоре город был готов к великому событию. Все жители оживились и проявляли радостную активность. Предводители и старейшины города обо всем докладывали сначала Раме, как он того требовал, а затем - мудрецам и аскетам. Васиштха также был осведомлен о том, что делалось в Столице.
   Васиштха посоветовал Раме: "Пошли сообщение о яге царю Джанаке, чтобы он мог присутствовать на празднике вместе с царицей и всей своей родней." Этот совет был высказан в убедительной и приветливой форме. Он также добавил: "Отправь приглашения самым почитаемым аскетам, браминам и Махариши." Гуру согласился проехать по городу вместе с Рамой, чтобы увидеть праздничные приготовления; им обоим очень понравилось убранство столицы. Царские гонцы отправились в далекие и близкие царства, чтобы вручить приглашения их правителям. Один из вестников поехал в Митхилу, столицу царя Джанаки. Тем временем в Айодхью уже прибыли Джамбавантха, Ангада, Сугрива, Нала, Нила и другие вожаки ванаров. Аскеты и монахи приходили в город группами. Всех их приветствовали с почестями, подобающими их духовному сану, и провожали в отведенные покои. Появился и мудрец Вишвамитра; он был торжественно встречен Рамой и окружен почтением и гостеприимством. Вскоре прибыл и Агастья, великий святой, которому также был оказан должный прием и созданы все условия для приятного пребывания в столице. Гости увидели зал, освященный для проведения яги и пришли в восхищение от грандиозности приготовлений.
   Жители Митхилы были очень счастливы, когда увидели посланника из Айодхьи. Гонец поведал Джанаке о грядущей Великой яге. Услышав новость, Джанака поднялся со своего трона. Все время, пока посланник говорил, царь пребывал в большом волнении. Из глаз его лились слезы радости. Он спросил, как чувствуют себя Рама и его братья. Тогда гонец, не смевший произнести лишнего слова, вручил Джанаке письмо от Рамы, выразив надежду, что оно содержит ответы на все волнующие царя вопросы. Как описать чувства, охватившие Джанаку? Его родные не помнили себя от восторга. Город оглашали крики "Джей, Джей!" Царь снова и снова перечитывал драгоценное послание Рамы, и его сердце переполняла радость. Он позвал глашатая и приказал ему:
   "Распространи эту весть по всем городам и деревням страны. Объявляй о ней под звуки десяти музыкальных инструментов." Затем он призвал советника и передал ему послание. Тот принял его с огромным почтением, и, прежде чем прочесть, трепеща от благоговения, приложил к своим глазам. Вспомнив о славе Рамы, он пролил слезы радости. В городе перед каждым домом его хозяин выставил ритуальные кувшины с окрашенной водой. Царь раздал бесчисленные дары в знак доброй вести. Вся столица бурлила от ликования.
   Джанака прибыл в Айодхью, совершив долгий путь из Митхилы, во время которого ему представился случай выказать почтение Сатхананде, своему наставнику. Тот благословил Джанаку и наказал, чтобы он вместе со своей свитой и войском быстрее двигался в Айодхью. Войско включало в себя пехоту, боевых слонов, колесницы и всадников. Часть своего войска Джанака оставил в Митхиле для охраны города. Он предоставил своему Гуру паланкин, в другом же ехал он сам. Когда вся эта огромная процессия двинулась в Айодхью, содрогнулась земля. Кто мог бы сосчитать всех предводителей отрядов, всех героев, входящих в это войско? К концу второго дня Джанака был уже на подступах к Айодхье. Когда Рама узнал, что царь Митхилы уже совсем близко от города, он вышел ему навстречу, и они приветствовали друг друга с большой взаимной любовью. Джанаке отвели великолепный дворец посреди широкой цветущей долины. Это было восхитительное, поистине небесное место на берегу реки Сарайю. Рама поручил своим братьям принимать царственных гостей и оказывать им гостеприимство.
   Рама припал к ногам Джанаки и, поднявшись, сел рядом с ним. Джанака, преисполненный радости, гладил Раму по голове и говорил с ним ласково и нежно. Рама выражал в ответ такие же чувства. Он обязал помощников и слуг следить за тем, чтобы Джанака и его свита ни в чем не нуждались. Бхарате же Рама поручил лично служить правителю Митхилы.
   Тем временем к Раме приехал Васиштха в сопровождении своих учеников - числом в десять тысяч! Он сказал: "Рамачандра! Прислушайся к моим словам. Веды, Шастры и Пураны - все без исключения - провозглашают, что яга не принесет пользы, если во время ее совершения рядом с ее устроителем не будет его законной жены. Великие мудрецы подтверждают это. Сделай, поэтому, так, чтобы Джанаки вернулась. Ее присутствие во время яги необходимо."
   Раму удивили эти слова мудрейшего из мудрых. Он хранил молчание, никак не объясняя, считает ли он это суждение верным или неверным. Наконец, он сказал: "Глава мудрецов! Ты должен осуществить мой замысел, не заставляя меня при этом нарушать клятву и подрывать репутацию моей династии. Если Джанаки возвратится, добрая слава династии пострадает. Но я не вступлю в брак лишь для того, чтобы иметь жену во время яги."
   Для решения этого вопроса Васиштха обратился за советом ко многим знаменитым старцам. Все они держались мнения, что Джанаки должна вернуться; это было обязательным условием для проведения яги. Но Рама, будучи сам создателем всех правил морали, воплощением всех форм Божества и сущностью всех Шастр, подумал над этим какое-то время и объявил, что место Ситы займет ее статуя, отлитая из золота и усыпанная драгоценностями. Он сказал, что все Шастры поддерживают эту идею и что здесь не могут возникать какие-либо возражения. Аскеты, старцы и ученые, сведущие во всех областях знания, не могли опровергнуть это мнение. Их поразила обоснованность принятого Рамой решения. Они были восхищены Его всеведением и признали, что Он и есть суть всех правил и законов.
   Золотая Сита была готова за один день. Драгоценности и богатое одеяние делали ее еще более прекрасной и подлинной. Сходство было настолько велико, что все приняли ее за живую Ситу. Если бы Сита увидела свою статую, она бы была поражена. Многие, глядя на нее, поверили, что Сита вернулась. Рама сидел на Львином Троне, покрытом тигровой шкурой. Золотая Сита находилась рядом с Ним - там, где положено сидеть супруге. Присутствующие не сомневались, что это сама Сита. Они склонялись перед нею с благодарностью и радостью.
   Васиштха обратился к придворным и попросил их оказывать знаки внимания собравшимся гостям, как то предписано правилами. "Предоставьте каждому все, что он пожелает, пусть все будут довольны и счастливы." С помощью Бхараты, наблюдавшего за церемонией, гостей усадили рядами на соответствующие места. Каждый гость поздравил себя с тем, что ему был оказан такой прекрасный прием, и хвалил устроителей праздника за проявленные ими заботу и внимание.
   Зал яги снаружи охраняли пятьсот воинов, а внутри - пятьсот браминов, сведущих в премудрости Вед. Великая яга началась на второй день светлой половины месяца Магх после того, как Рама совершил необходимые обряды. Васиштха распорядился, чтобы привели Коня, выбранного для жертвоприношения - с тем, чтобы знатоки обследовали его и определили, несет ли он на себе необходимые благоприятные знаки.
   Лакшмана простерся ниц перед Гуру и поспешил в дворцовые конюшни, чтобы приготовить Коня и украсить его перед тем, как ввести в зал. Конь был чисто белой масти без единого пятнышка. На спину ему надели седло, усыпанное драгоценностями. Коням колесницы Солнца было бы стыдно появиться перед ним! Когда всего его украсили и наде ли на него роскошную попону, он стал таким прекрасным, что люди подумали, будто бог Любви и Красоты своими руками наряжал его. Описать его великолепие было немыслимой задачей. Создавалось впечатление, будто это сам бог Солнца обратился в коня и гордо гарцует; на лбу у Коня красовалось павлинье перо с яркими изумрудами. Как звезды сияют на небе, так сияло это перо блеском драгоценных камней. Шелковистая сбруя на шее Коня и поводья, которые держали служители, сверкали, как вспышки молнии. Коня сопровождали пять тысяч великих воинов, героев многих битв, непобедимых в своей отваге. Все они ехали верхом на конях, и во главе их был Лакшмана.
   Когда всадники появились в зале, Васиштха показал Раме, как проводить обряд поклонения священного жертвенного Коня, которому выпадала особая, победная, миссия. Рама раздал шестнадцать видов богатых даров и совершил ритуал очистительного омовения. Затем Он привязал ко лбу Коня золотой диск, содержащий послание ко всем правителям Земли. В послании говорилось: "В городе Айодхье живет Герой, он - сокрушитель врагов. Даже Владыка богов дрожит при виде его. Этот Конь - Его священное животное. Только сильный сможет завладеть им, иначе он должен будет платить Герою дань. Если же вы не в состоянии сделать ни того, ни другого, уходите в джунгли." Рама сам высек эти слова на золотом диске и закрепил его на лбу Коня.
   Тем временем Бхаргава и другие старцы приблизились к Раме и рассказали ему об ужасных делах, творимых демоном Лаваной. Собравшихся мудрецов очень встревожило это известие. Рама призвал к себе Шатругну, вручил ему колчан со стрелами огромной мощи и сказал: "Произнеси подобающие мантры и обрати это оружие против врага. Ступай, одержи победу и возвращайся со славой." Затем он позвал к себе Вибхишану. Тот склонился к его ногам, и Рама сказал: "Расскажи мне все, что тебе известно о Лаване." И Вибхишана подробно рассказал о силе Лаваны и о его нраве.
   У мачехи Вибхишаны была дочь Кумбинаса. Равана отдал ее в жены одному из данавов (членов демонического клана) по имени Мадху. Мадху принял ее, и спустя некоторое время она родила демона - Лавану. Он отдался суровой аскезе и молил Бога Шиву одарить его милостью. Шива был доволен его рвением. Он вручил Лаване трезубец и так описал его силу: "Лавана! Кто владеет этим трезубцем, того будет нелегко победить в бою." С помощью трезубца Лавана держал в страхе богов и людей, демонов и змеев и похвалялся своим могуществом перед всем миром. Он преследовал все живые существа и измывался над ними. Все оказались под его властью. Услышав повесть Вибхишаны, Рама разразился смехом. Конечно же, Он знал обо всем, что происходит в мире, но поскольку Он принял человеческий облик, то должен был вести себя так, будто ни о чем не догадывался. Это Он сам в образе Шивы вручил Лаване трезубец, и теперь Он смеялся над глупостью принявшего оружие и над тем, какое злое применение тот ему нашел. Он наделил Шатругну частью своей божественной силы и послал его с миссией - уничтожить Лавану, демона.
   По приказу Рамы три тысячи боевых барабанов били в унисон, и их дробь сотрясала землю. Торжествующе ржали лошади и трубили слоны. Под звуки боевых раковин воины пошли походом на долину Лаваны. Лавана услышал их воинственный клич и вышел из крепости во главе шестидесятичетырехтысячной армии демонов. Он зарычал, как лев, жаждущий крови. Он произвел несколько магических трюков, которые помогали избежать поражения и приводили в смятение врага. Но его войско было разбито наголову. Сыновья Лаваны, принимавшие участие в битве, были убиты сыном Шатругны - Субахи. Они попали на небо; где всегда есть место для героев, погибших в бою. Наконец Шатругна, взывая к Раме, пустил стрелу, которая нанесла Лаване смертельную рану. Демон испустил дух, покончив счеты со своей порочной жизнью. Боги приветствовали победу громогласными "Джей!" и изливали свою милость на Шатругну.
   Шатругна со своим войском и с жертвенным Конем пустился в обратный путь и достиг берегов Ямуны. Он простерся ниц перед священной рекой и повел дальше свой отряд. Передвигаясь вперед, они выходили на перекрестки дорог, откуда расходились пути во все стороны света, шагали по лесам и долам, попадали в самые разные места. Случилось так, что они оказались недалеко от монастыря мудреца Вальмики. Здесь жила Сита со своими сыновьями-близнецами, блистающими, словно два Солнца, грозным великолепием.
   Мальчики увидели жертвенного Коня, прочли послание на золотом диске, закрепленном у него на лбу, увели Коня к монастырю и привязали к дереву. Затем, укрепив на поясе колчан и взяв в руки луки и стрелы, они выступили вперед, горя желанием сразиться с теми, кто охранял Коня. Как раз в это время подошли стражники, сопровождавшие Коня; они встревожились, увидев, что Конь привязан к дереву, но сообразив, что сделали это мальчики, успокоились и сказали: "Дети! Благословенны родители, у которых такие славные сыновья. Ну а теперь отвяжите Коня и ступайте домой." Но мальчики ответили: "Эх вы, герои! Вы ведь пришли сюда сражаться, а не клянчить милостыню. Когда вы просите отдать вам Коня без боя, вы порочите честное имя кшатриев!" Воины в ответ сказали: "Храбрецы! Как раз вы-то и порочите честное имя кшатриев. И поэтому мы просим вас осторожнее выбирать слова." Мальчики в ответ захохотали и сказали: "А! Ну и смельчак же тот, кто отпустил Коня под охраной таких, как вы. Если вы не в состоянии отобрать его у нас, отправляйтесь-ка лучше домой."
   Двое юношей, несмотря на свой нежный возраст, говорили так резко и с такой издевкой, что вынудили воинов упасть к их ногам! И тогда один из братьев. Лава, пустил в них тучу стрел - просто так, из озорства или как бы играя, да еще при этом и мурлыкая что-то себе под нос! Стрелы пронзили тела воинов, превратив их в решето. Теряя сознание, они упали на землю, а те, кто уцелели, бросились бежать к стану Шатругны. "Махараджа! - закричали они, - двое мальчиков, наверное, дети монахов, отняли нашего Коня, открыли стрельбу и поразили насмерть множество наших воинов." Шатругна пришел в ярость от этой неслыханной дерзости. Он собрал отряд из четырех родов воинства и пошел с ним на Кушу и Лаву. Но когда те предстали перед ним и он воочию убедился в их невероятной доблести, увидев на земле тела поверженных воинов, его пронзило чувство стыда. Однако он колебался: "Как могу я вступить в схватку с двумя подростками?" И он попытался решить дело миром. Он обратился к братьям: "О славные дети монахов! Отвяжите Коня и ступайте домой. Вы достойны почтительного обращения. Нам не пристало сражаться с вами."
   Но мальчики и не думали уступать. Они сказали: "Царь! Как тебя зовут? Из какого города ты держишь путь? Почему пробираешься по джунглям во главе целого воинства? По какой причине отпустили вы этого коня, позволив ему без присмотра бродить по лесу? Зачем прикрепили ему на лоб золотую пластину? Впрочем, если у вас есть силы и храбрость, отвяжите коня, снимите с него золотой диск и уведите домой!" Услышав эти решительные и дерзкие слова, Шатругна сконфуженно склонил голову и велел своим солдатам взяться за оружие и выступить вперед. Наблюдавшие за боевыми маневрами Лава и Куша дружно расхохотались: "Гляди-ка! Этот царь оказался настоящим храбрецом! Но хлопнув в ладоши, можно ли испугать льва?" И с именем своего Гуру, мудреца Вальмики, на устах, оба юноши схватились за луки и стрелы. От их выстрелов вдребезги разбилась колесница Шатругны, а острые стрелы мгновенно изрешетили его тело. Один за другим падали на землю доблестные бойцы. Юноши по очереди вызывали их на поединок, и бравые воины, закаленные в боях, встречали свою смерть, сраженные роковыми стрелами.
   Вскоре Раме доложили о невиданных подвигах двух мальчиков из лесной обители. Разумеется, Рама знал о том, что они не были детьми лесных отшельников. Но он умолчал об этом до времени и не подал виду, что усомнился в правдивости полученных вестей. На миг им овладело недоумение, что кто-то осмелился поднять руку на детей, воспитанных в монастыре. Однако он произнес: "Мне кажется, что битвы не избежать." Он велел Лакшмане возглавить воинство и выступить вслед за гонцами Шатругны. Беглецы, оставшиеся в живых, были вынуждены вернуться к месту сражения. Рама наказал им: "Приведите сюда этих двух подростков. Дети монахов, несмотря ни на что, не заслуживают смерти."
   Вооруженная армия отправилась в поход под предводительством Лакшманы и вскоре достигла места, где был разгромлен отряд Шатругны. Поле битвы было сплошь усеяно телами поверженных героев. Лакшману удивила дерзость мальчиков - сыновей аскетов. Он обратился к ним со словами: "Юноши! Я хочу предостеречь вас и советую позаботиться о своей безопасности. Вам лучше всего как можно быстрее покинуть это место и возвратиться домой. Вы - дети браминов, и схватка с вами может иметь для нас пагубные последствия. Такая битва противоречит предписаниям священных текстов. Поэтому скройтесь с моих глаз!" Куша и Лава встретили слова Лакшманы взрывом хохота. "О храбрый предводитель! Смотри, что приключилось с твоим братом! Поскорее спасайся бегством и укройся за стенами своего дома." Услышав этот ответ и взглянув на Шатругну, в беспамятстве распростертого на земле, Лакшмана схватился за лук и стрелы.
   Однако его одолевали сомнения, следует ли вступать в поединок с детьми монахов. Он вновь попытался вразумить мальчиков. "Юноши! - сказал он, - ваши умы еще не окрепли. Вы всего лишь подростки. Какой смысл сражаться с вами? Ступайте и приведите сюда тех, кто ответственен за ваши действия." Не успел Лакшмана закончить свое наставление, как Куша, не обращая ни малейшего внимания на его слова, прицелился и выпустил стрелу прямо в Лакшману! От мощного удара в ужасе задрожала земля. Полет стрелы, казалось, охватил все небо. Солнце потускнело от ее ослепительного блеска.
   Разгневанный своей неспособностью отразить доблестную атаку Куши и Лавы, Лакшмана бросился в бой с невиданной свирепостью. Он двинул свою колесницу прямо на братьев и, не заботясь о последствиях, осыпал их градом стрел. Но его стрелы разлетались на мелкие куски. Неистощимая изобретательность и боевое искусство Куши и Лавы были достойны восхищения. Лакшмана метнул в юных братьев свою булаву. Сраженный ее ударом Куша, скорчась от боли, рухнул на землю. Увидев это, Лава пришел в ярость и нацелил стрелу в грудь Лакшманы. Его стрела попала в цель, но могучий и опытный боец удержался на ногах. Лава набросился на него, и между ними завязался жестокий кулачный бой. Борьба шла на равных, и никто не мог одержать верх. Оба противника были одинаково сильны в применении цепких захватов и хитроумных уловок. Оба дрались в полную силу, используя всю свою мощь. Как разящие молнии, сыпались на Лакшману удары кулаков Лавы. Превозмогая страшную боль, Лакшмана превозносил в душе невиданную храбрость и мастерство своего маленького врага. Повторяя Имя Рамы, он улучил момент и выстрелил из лука в Кушу, успевшего оправиться после удара булавы. Стрела Лакшманы настигла юношу и тот снова упал, ли шившись чувств. Но, теряя сознание, Куша мысленно воззвал к Вальмики и Сите и поэтому вскоре вновь вскочил на ноги. Он схватил лук и стрелы, чтобы с удвоенной силой атаковать Лакшману. Несмотря на то, что Лакшмана попытался отразить натиск с помощью стрелы, погубившей Меганаду, ему не удалось причинить никакого вреда братьям. Куша на лету переломил стрелу, и ее осколки полетели на землю! Лакшмана с горечью подумал: "Увы! С тех пор, как Сита удалилась в изгнание, напасти преследуют меня. Пока я не избавлюсь от этого тела, мне не видать покоя."
   В эту минуту Куша извлек из колчана стрелу Брахмы, секрет действия которой поведал ему Вальмики. Сама возможность такого сокрушительного удара повергла в трепет все три мира. Куша натянул тетиву и нацелил стрелу прямиком в сердце Лакшманы. Он выстрелил, и Лакшмана замертво упал на землю.
   В Айодхью поскакали гонцы, чтобы сообщить печальные вести Раме. Бхаратой овладело отчаяние. С простертыми руками он встал перед Рамой и воскликнул: "Господин! Мы страдаем от последствий роковой ошибки, которую совершили, отправив в изгнание Ситу." Рама ответил брату: "Что я слышу? Означают ли твои рассуждения, что ты просто боишься выйти на поле боя? Что ж, если это так, я сам приму участие в сражении. Вели запрячь мою колесницу. Приостанови ход жертвенных ритуалов. Я отправлюсь и выясню, каково происхождение этих подростков. Брат! Оповести наших друзей и бывших союзников. Вызови на подмогу Ханумана." Отдав эти приказы. Рама пустился в путь. Вскоре он прибыл к месту недавней битвы. Он был изумлен, увидев струящиеся по земле реки крови.
   Тут на ратном поле появились два непобедимых героя - Куша и Лава. Завидев их, воины-ванары, сопровождавшие Ханумана, затряслись от страха. Но Хануман обратился к братьям со словами: "Дети! Поистине благословенны родители, породившие таких могущественных бойцов." Куша резко перебил его, выкрикнув: "Обезьяна! Если у тебя не хватает храбрости сразиться с нами, возвращайся назад! Не болтай попусту." Эти слова сильно разгневали Бхарату. Он издал воинственный клич, приказав ванарам браться за оружие. Заслышав приказ, обезьяны принялись швырять в юношей все, что попадало им под руку - огромные деревья, скалы и каменные глыбы. Весь этот грозный шквал, на лету рассыпаясь в прах, был уничтожен одной-единственной стрелой, выпущенной из лука Лавы. В мгновение ока воинство ванаров было разгромлено наголову. Поле битвы превратилось в море крови. Все доблестные воины были убиты. Сраженный стрелой, без чувств упал на землю Бхарата.
   В эту минуту, во главе многочисленной армии, из лесу выступил Рама. Его лицо пылало гневом. Он увидел двух юношей и, не подымая оружия, властно поманил их к себе. Он задал им сразу несколько вопросов. "Братья! Кто ваши родители? Где вы живете? Откуда вы родом? Как вас зовут?" Ответом были дерзкие слова: "О царь! Что пользы в твоих расспросах? Похоже, что все четыре брата страдают излишней церемонностью. Подними-ка лучше свой лук и сражайся без лишних слов. С какой стати ты так озабочен, где наша родина и кто наши родители? Ты ведешь себя, будто явился на брачные переговоры! Берегись! Тебе грозит серьезная опасность." Но Рама настаивал на продолжении беседы. Он сказал: "Юноши! Ваши тела еще так слабы! Я не стану драться, пока не узнаю ваши имена и ваше происхождение."
   "Царь! - произнесли братья. - Наша мать - дочь правителя Джанаки. Заботу о ней взял на свои плечи святой Вальмики. Мы не знаем, как зовут нашего отца и к какому роду он принадлежит. Наши имена - Куша и Лава. Мы живем в лесу." Рама сделал вид, будто только сейчас обнаружил, что перед ним - его собственные сыновья. Он сказал: "Братья! Я вызываю вас на бой! Сразитесь с бравыми воинами, которые стоят за моей спиной!" По мановению руки Рамы все поверженные герои - Ангада, Джамбавантха, Хануман и другие вожаки ванаров поднялись с земли. Восстали от "смертного" сна Лакшмана, Бхарата и Шатругна. Широко раскрыв глаза, следили они за происходящим. Затем Рама воззвал к своим воинам: "Слушайте меня, храбрые бойцы! Смело сражайтесь во имя торжества славы и чести!" Армия ринулась в бой, вспыхнувший с удвоенной силой. С превеликим удовольствием наблюдал Рама, какую невиданную доблесть проявляют его сыновья-герои, как мастерски владеют они искусством лучников.
   Все усилия ванаров одержать верх над двумя подростками оказались напрасными. Они вынуждены были признать, что во всех четырнадцати мирах не сыскать героя, способного противостоять им. Пристыженным обезьянам оставалось лишь сдаться, молчаливо сложив оружие.
   В этот момент Куша набросился на Раму! Его внезапный натиск был так силен, что Рама не устоял на ногах и без чувств упал на землю. Куша сорвал упряжь с коней Рамы, сдернул разноцветные ремни и цепи с Его колесницы, и с их помощью оба брата связали по рукам и ногам Ханумана. Они потащили его на веревке к обители Вальмики. Напялив шутовскую одежду и украшения на бравых вождей обезьян и медведей, они прихватили их с собой в качестве пленников. Среди присвоенных трофеев был и жертвенный Конь. Во главе этой пестрой процессии братья предстали перед своей матерью, Джанаки. Они упали к ее ногам и в знак почтения предложили ей завоеванную в сражении добычу.

Глава 32
Конец игры
   Джанаки была поражена, увидев связанных ванаров и других пленников Лавы и Куши. Ее привели в недоумение их нелепый вид и странные одежды. Из ворот обители поспешно вышел не на шутку встревоженный мудрец Вальмики. Он уже знал о случившемся и поведал Сите о недавних событиях. Старец освободил от пут Ханумана, Джамбавана и остальных воинов и скорбно воскликнул: "Дети мои! Что вы натворили! Вы явились сюда, наповал сразив в бою Раму, Лакшману, Бхарату и Шатругну." Ситу потрясло это известие. Она вскричала: "О горе мне! Дорогие сыновья! Знаете ли вы, что своим поступком вы навеки опозорили доброе имя династии? Немедленно совершите приготовления для моего сати! Я должна разделить участь братьев. Мне нет места среди живых." Она умоляла их действовать как можно быстрее.
   Мудрец Вальмики постарался утешить и подбодрить ее. Затем вместе с юными братьями он отправился на поле боя. Его поразила картина, открывшаяся его взору. Он узнал колесницу и коней Рамы и, найдя самого Раму, склонился к Его ногам. Рама мгновенно поднялся и сел. Рядом с Ним стояли Куша и Лава. Вальмики обратился к Раме со словами: "О Господин! Цель моей жизни осуществилась! Настал благословенный миг." Он поведал Раме, как Лакшмана оставил Ситу в лесу и как жила она все эти годы в его обители, где и родились Куша и Лава. Он торжественно провозгласил: "Повелитель! Куша и Лава - твои сыновья. Призывая в свидетели Пять Природных Стихий, я клянусь, что Куша и Лава - твои сыновья."
   Услышав это признание, Рама заключил в объятия юношей и ласково погладил их по головам. Милостью Рамы ожили и поднялись с земли все павшие в бою ванары и другие воины. Лакшмана, Бхарата и Шатругна обняли и приласкали юных братьев. По приказу Рамы Лакшмана поспешил в монастырь, где осталась Сита, чтобы выяснить, насколько серьезно ее намерение осуществить обет "сати." Увидев Ситу, Лакшмана упал к ее ногам. Сита была полна решимости исполнить клятву, если таково будет желание Рамы. Поэтому она последовала за Лакшманой, чтобы предстать перед своим Господином. Завидев группу, собравшуюся на ратном поле, она облекла в слова свою приверженность Истине: "О Боги! О Пять Стихий! Клянусь, что ни во сне, ни наяву не мыслила ни о ком, кроме Рамы и оставалась верна ему умом и сердцем, словом и делом. О Мать! О Богиня-Земля! Прими меня в свое лоно!" Стоило Сите произнести слова клятвы, как послышался глухой рокот, и земля разверзлась у ее ног. Из глубокой борозды поднялся Божественный Львиный Трон, на котором восседала Богиня-Земля. Очутившись на поверхности, Богиня протянула руку и, обняв Ситу, изрекла слова благословения: "О Джанаки! С тех самых пор, как ты появилась на свет, каждый твой день был полон страданий. Всю жизнь ты проливала слезы. Так ступай же со мной и будь счастлива в моей обители." В следующий миг обе скрылись из глаз. Три мира воссияли в лучах Ее славы. Тому свидетелями были Лакшмана и другие герои.
   Они не могли сдержать слез. Памятуя о своей роли, погрузился в печаль и Рама. Но про себя Он размышлял: "Джанаки покинула этот мир согласно велению моего разума. Она всегда действовала в соответствии с моими планами. Вот и теперь мы оба готовы вернуться в нашу небесную обитель Вайкунтху." Однако его спутникам казалось, что он удручен и полон тоски. Вскоре вместе с братьями и сыновьями Он отправился в столицу. По Его приказу были проведены завершающие ритуалы яги. Согласно предписаниям Вед после окончания великой жертвы народу были розданы шестнадцать видов благотворительных даров, невиданных по щедрости и великолепию. Оказав должные почести великому правителю Джанаке, Рама привел к нему своих сыновей. Царь был безгранично счастлив встретиться с внуками. Наделенный мудростью и высшей интуицией, Джанака давно постиг правду о Божественной природе Ситы, поэтому он не выразил ни удивления, ни тревоги, ни грусти, ни волнения по поводу случившегося. Его ум оставался спокоен, ибо он знал, что произошло то, чему суждено было произойти. Безмятежность и мир, царящие в его душе, не могли быть нарушены никакими внешними событиями. Полный светлой радости, он покинул Айодхью и отправился в столицу своего царства, Митхилу.
   Следуя пожеланию Рамы, во дворец явились брамины и Гуру, счастливые от выпавшей на их долю удачи - участвовать в великой яге. Представ перед Рамой, они попрощались с Ним и, исполненные довольства и благости, покинули дворец.
   Затем Рама призвал к себе сыновей, чтобы передать им опыт царствования и управления державой. Он торжественно вручил юным братьям бразды правления, облачив их атрибутами царской власти. Главой Южных земель был назначен старший сын Бхараты, Такша; царство Пушкара было отдано Рамой во власть младшего сына Бхараты, Пушкары. Разгромив остатки ракшасов, еще гнездившихся на юге, братья утвердились как полновластные правители своих земель. Сыновья Лакшманы, Читракету и Читрангада, слыли могучими воинами, неустрашимыми и храбрыми героями. В их владения перешли Западные угодья. Уничтожив следы ракшасов, обитающих в этих краях, каждый из них взошел на престол в городах, избранных Рамой столицами их царств. Царские наследники получили от Рамы бесценные советы и добрые напутствия. Куша воцарился на троне столицы Айодхьи, а Лава был назначен владыкой Северного царства, сокровищницы богатства и изобилия. Его столицей стал город Лавапура (современный Лахор). Рама наделил каждого из братьев множеством ценных даров: то были земли, стада коров, золотая казна, шелка и драгоценности.
   Между тем весть о возвращении Рамы в свою Настоящую Обитель уже разлетелась по всей Айодхье. Со всех сторон во дворец стекались огромные толпы народа. Люди умоляли Раму выслушать их единственную просьбу: позволить им последовать вместе со своим Господином в Его Божественное Царство. Рама ответил людям, что их желание праведно и благородно и что Он согласен внять их мольбе. Он радовался преданности своих подданных, их искренней любви к Господину, их готовности к самоотречению. Лакшмана повел их всех за собою.
   Царство Кишкиндха было отдано во власть Ангады, Сугривы, Джамбавантхи, Вибхишаны, Налы, Нилы и других героев, воплотивших в себе различные аспекты Божества. Миллионы ванаров, призванных в этот мир как орудия исполнения Божественной Миссии, заполонили в эти дни Айодхью. Приветливо встретив гостей, Рама благословил их такими словами: "Вибхишана! Царствуй на Ланке с успехом и славой. Когда же истечет твой земной срок, ты предстанешь предо мною." Затем он обратился к Джамбавану: "Джамбаван! Рождайся на земле, пока будет длиться Двапара Юга. Потом Я, воплотившись в Кришне, встречусь с тобой на поле битвы. Как и теперь, тебе будет суждено узнать меня."
   После этого Рама направился к берегу реки Сарайю. Справа от него шел Бхарата, а слева - Шатругна. Вслед за Ним двинулись приближенные и жители города. Когда братья вступили в воды реки, Бхарата слился с Господом; коснувшись воды, Шатругна воссиял в Лотосе и слился с Господом.
   Господь произнес слова Благословения: да пребудет с Ним всякий, кто ступит на Священную Землю Айодхьи и окунется в святые воды Сарайю.


   Редакционно-издательская группа:
   Кирпичникова О.В. (перевод с английского)
   Карасева В.П., Акимова А.Н.
   В издании книги принимали участие: Филиппов А.Е., Доставалов В.А.
   Компьютерная верстка - Голубев Г.Ю.
   Ответственная за издание Карасева В.П.
   ISBN 5-87383-067-3
   Подписано к печати 16.06.1997 г.
   © Sri Sathya Sai Books and Publications Trust, Prasanthi Nilayam P.O., 515 134, Anantapur Dist., (A. P.), India.
   © Центр Сатья Саи Бабы, Санкт-Петербург. scriptures.ru/ram25-32.htm#25



Комментариев нет:

Отправить комментарий