Глава 3
Саи Баба временами говорил о
себе как о перевоплощении Кабира, поэта, святого конца XV - начала XVI веков, у
которого были ученики как индусы, так и мусульмане и который обучал их,
прибегая к понятиям их собственной религии. Саи Баба делал то же. Его поведение
не сводилось к чему-то одному. Он избрал мечеть Ширди своим прибежищем и часто
называл Бога исламским именем. Слышали, как он повторял мусульманские, а не
индуистские мантры и священные фразы. Но он очень редко произносил ежедневные
ритуальные исламские молитвы. Некоторые его последователи никогда не видели его
за этим занятием, другие говорят, что он делал это иногда по субботам или в
каких-то особых случаях. Почему по субботам - одна из загадок Саи Бабы, так как
днем общих
молитв для мусульман является
пятница. Он был вегетарианцем, как и его последователи-индусы, и они
поклонялись ему в своей индуистской манере. Он часто ссылался также на своего
Гуру-индуса, индуистские писания и богов (т. е. формы и аспекты Бога).
Однако он не поощрял смешения
двух путей своими последователями. Он только ожидал от них проявления
терпимости и доброй воли. Хотя он и не совершал намаза
(дневных молитв), он требовал этого от своих учеников-мусульман. А также, так
как обе религии ценны, он не одобрял перехода из одной в другую, но ожидал от
каждого человека, что он будет следовать той, в которой вырос. Один индус, обратившийся
в ислам, пришел в мечеть, и Саи Баба дал ему пощечину, воскликнув: «Итак, ты
обрел нового отца!».
Ему нравилось, когда в
качестве проявления доброй воли его индуистские и мусульманские ученики вместе
отмечали праздники друг друга (таков был давний обычай Индии), хотя, конечно,
не принимая участия в поклонении. Так, например, последователь-индус
рассказывает о том, как на годовщину Шри Рамы устраивались торжественные
процессии, после чего индусы распевали священные гимны в сочетании с чтением
мусульманами Корана.
Даже помимо каких-то особых
наставлений просто влияние присутствия Саи Бабы вело к хорошим отношениям и
веротерпимости. Это демонстрирует следующая история мусульманина по имени
Абдулла.
«Я покинул свой родной город Тарбел-
лу, когда был еще мальчиком. У меня не было никого, кто бы заботился обо мне. Я
хотел поехать за границу, чтобы увидеть Мекку и другие места. Так я отправился
в путешествие на юг и достиг Манмада, где мне встретился кто-то, проявивший ко
мне интерес, и рассказал мне, что я легко могу добраться до Бомбея, а оттуда
морем в Мекку. Кто-то еще, однако, посоветовал мне посетить великого человека
по имени Саи Баба из Ширди, который осыпает факиров деньгами и отправит меня в
Мекку, если я так хочу. В общем, я поехал в Ширди.
Когда я вошел в ворота мечети,
Саи Баба оказался тут же передо мной. Он посмотрел на меня, и я мгновенно
почувствовал, что он и есть мой Гуру. Я остался в Ширди. Меня и других факиров
хорошо кормили, и я решил не покидать Ширди, так как жить там было легко.
Это был 1913 год, а я был
очень молод и еще не воспринимал жизнь серьезно. Несмотря на это, мое
пребывание с Саи Бабой значительно изменило мои взгляды. Поначалу я смотрел на
индусов в Ширди как на своих врагов, но, когда я провел с Саи Бабой около трех
лет, это чувство враждебности исчезло, и я начал считать их своими братьями».
Конечно, такие хорошие
отношения и понимание наблюдались не всегда. Для мусульман камнем преткновения
был индуистский ритуал поклонения Саи Бабе и совершение этого обряда в мечети,
казалось, подливало масло в огонь.
Ислам исповедует ту точку
зрения, что следует поклоняться только Богу, и что вся Вселенная была сотворена
Им из ничего, и что все люди по сравнению с ним ничто. Индуизм же рассматривает
Вселенную со всеми ее существами как определенную форму, принимаемую Богом, т.
е. как Его проявление, при этом Его непроявленная реальность остается
неизменной. Таким образом, утверждения, что Бог создал Вселенную из ничего или
что Вселенная есть ничто иное, как иллюзия, скрывающая Реальность Бога,
представляют собой одно и то же. Эти две точки зрения являются,
таким образом, двумя аспектами
одной истины, разными способами выражения одного и того же. Так как человек не
обладает никакой иной реальностью, помимо той, что дана ему Богом, его сутью,
его реальностью может быть только та Реальность, кроме которой нет ничего, т.
е. Бог. Осознав то, что его индивидуальности как таковой не существует, т. е.
она существует, но она ничто по сравнению с Богом (то, что в средневековом
христианстве называлось «самоуничижение») человек осознает универсальность
своей Божественной Сути. Следовательно, тот, кто осознал свое истинное «Я» (что
не имеет отношения к психологии, но превосходит ум, и идет к самой сути
Существования, и, несомненно, является истинным значением максимы дельфийского
оракула «Познай Себя»), осознал свое основополагающее Единство с Богом («Я и
Отец мой - одно»), лежащее вне различия формы. Понимая это, индусы поклоняются
такому человеку как Богу. Большинство мусульман же, придерживаясь буквы закона,
осуждают такое поклонение как идолопоклонничество. В действительности, это не
так, это поклонение только Богу, более того, оно является признанием того, что
тот, кому поклоняются,
разрушил иллюзию отдельности
от Бога, ту иллюзию, что все еще довлеет над тем, кто поклоняется.
Все это хорошо понимают суфии,
составляющие духовную элиту ислама, к их числу принадлежат великие
мусульманские святые. Тайно они обучают тому, что индуизм проповедует открыто.
Но мусульмане не понимают эзотерики. Для них, определенно, существует пропасть
между этими двумя точками зрения; они воспринимают индусов как язычников и
идолопоклонников. Суфийский поэт Ал Халладж, будучи в экстатическом состоянии,
восклицал: «Ан’ аль Хак» - «Я есть Истина». «Истина» - это божественное имя, за
что с ним расправились на основании закона ислама, хотя суфии поняли, что он
имел в виду, и продолжают почитать его до сих пор. Другой суфий, Абу Саид,
обошел закон, выразив свою мысль в отрицательной форме: «Под этим платьем нет
ничего, что не было бы Аллахом». Распространенная суфийская фраза, используемая
по сей день, звучит так: «Я прошу прощения Бога за все во мне, что не является
Богом».
Поклонение Саи Бабе
индуистским способом началось в 1900 года, когда его начал так почитать
ребенок. Об этом рассказывает одна женщина-индуска. «Мой брат Бапу Рао, тогда
малыш четырех лет, приходил каждое утро, чтобы положить цветок на голову Саи
Бабы и совершить ритуал поклонения. Это послужило началом регулярных ритуалов в
честь Саи Бабы, так как до этого он никому не разрешал этого делать».
Ребенок просто стал
поклоняться Саи Бабе, увидев, как это делают со статуями богов в храмах. С тех
пор эта практика переросла в полную ритуальную церемонию Бабе точно таким же
образом, как статуям божеств. Интеллигентный индус верит в то, что изображение
- это Бог, не больше, чем истинный католик принимает за Бога икону или статую
святого. Немногие люди способны постичь Бесформенный Абсолют (способны ли на
это критики идолопоклонства?), и обычный индус облегчает себе задачу
богопочитания концентрацией на проявлении Бога в определенной форме или
аспекте, олицетворяемом каким-то изображением или статуей. В свое время это
может привести его к осознанию Бесформенного в этой жизни или в следующей. В
Гите говорится: «Какую бы форму Бога человек ни прославлял, в действительности
он
прославляет Меня». Точно так
же, как проводят ритуальное поклонение с цветами и сандаловой пастой перед
изображением божества, поклоняются и тому, кого почитают больше святого. Его
почитают как осознавшего свою идентичность с Высшим и, следовательно,
являющегося сознательным проявление Бога.
Не все мусульмане в Ширди
могли оценить это правильно, особенно когда такой ритуал проводился в мечети. В
результате число индуистских последователей во много раз превысило количество
мусульман. Иногда мусульмане пытались протестовать. Один из них, уроженец
Рохиллы, постоянно сидевший у ног Саи Бабы и читавший вечерами Коран, выступил
против проведения индуистского обряда с его музыкой в мечети. Баба только
улыбнулся и сказал: «Все это Аллах».
Совершенно сбитый этим с
толку, бедняга посчитал, что Саи Баба, таким образом, предал ислам и решил
отомстить. Однажды, когда Баба шел по улице, тот подошел к нему сзади с
дубиной, намереваясь нанести удар. Саи Баба обернулся как раз в этот момент,
дотронулся до его левого запястья и посмотрел на него. Под силой взгляда Бабы
он медленно опустился на землю, не в силах поднять дубинку или встать. Кто-то
подошел, чтобы помочь ему подняться. Спустя несколько дней он пришел за
разрешением Саи Бабы покинуть Ширди и, получив благословение, уехал навсегда.
В другом случае один
мусульманский последователь, Мир Джаман, вскочил однажды вечером и, вытянув из
ножен саблю, воскликнул, что индусы портят Саи Бабу своим поклонением, и
попросил разрешения расправиться с ними. Саи Баба утихомирил его словами: «Это
я - сумасшедший, и я ответственен за то, что они мне поклоняются, поэтому если
ты хочешь перерезать кому-то горло, ты должен начать с меня».
Индусам веротерпимость свойственна
больше. Сама их религия включает много форм доктрин и путей к Богу. Здесь нет
конфликтов, подобных мусульманским или христианским сектам, но признается то,
что все направления имеют право на существование и рассчитаны на различные
характеры или уровни понимания. Поэтому им легче принять пути и методы других
религий. Индуистские последователи поклонялись Богочеловеку в Саи Бабе, а если
мусульмане этого не признавали, то это была их проблема. Конечно, встречались
не только фанатичные мусульмане, но и индусы, однако их фанатизм проявлялся не
в такой резкой форме. Он вредил только им, выражаясь просто в отказе
поклоняться «мусульманскому» Гуру. Мы уже приводили случаи, связанные с
подобными предубеждениями и тем, как они преодолевались. Следующая история,
подобная той, что рассказывает о мусульманине Абдулле, демонстрирует безмолвное
влияние Саи Бабы.
Помощник налогового инспектора
Х.В. Сатхе встретил очень набожного, но не искушенного в философских вопросах
брамина по имени Мегха. Сат хе принял в нем участие, обучил его мантрам и
послал в одну шиваитскую миссию. Спустя какое- то время он сказал брамину, что
Баба является воплощением Шивы и что ему следует поехать на поклонение в Ширди.
Мегх, однако, услышал на железнодорожном вокзале, что Баба - мусульманин, и
испугавшись, что ему придется поклоняться мусульманину, попросил разрешения
туда не ехать. Сат настоял на своем, тот неохотно повиновался и отправился в
путь.
Не успели они подойти к
мечети, как Саи Баба сердито закричал: «Гоните этого негодяя!» и прогнал
брамина. Он также
гневно накинулся на Сата за
то, что тот привез такого ограниченного человека.
Вот внешние события этой
истории, но внутри влияние Саи Бабы начало действовать. Прошло около года, и
Мегх действительно почувствовал потребность приехать в Ширди, и на этот раз его
не прогнали по приезде, но позволили войти в мечеть и остаться. Как и в случае
с Абдуллой, внутренняя перемена в нем произошла без каких-либо словесных
наставлений. Он служил Саи Бабе, проводил днем ритуалы поклонения, а когда умер,
Саи Баба сказал о нем: «Он был моим настоящим учеником».
Число индусов все росло и
росло. Они даже обновили здание мечети. Когда Саи Баба впервые там поселился,
это было грязное строение из трех стен восьми футов высотой и четырех длиной, с
восточной стороны открытое ветру и дождю. Половина крыши обвалилась, а вторая
провисла и угрожала вот-вот обрушиться.
Саи Бабу невозможно было
уговорить поселиться где-нибудь в другом месте, хотя его последователи с
радостью построили бы ему дом или храм. Поэтому они решили отстроить мечеть
заново. Они несколько раз спрашивали его разрешения, но он отказывался. В конце
концов один из учеников, Г.Р. Гунду, налоговый инспектор, который по милости
Саи Бабы смог обрести сына, привез несколько телег камней и выгрузил их перед
мечетью, заявив, что собирается начать работы. Саи Баба сказал ему собрать
камни и использовать их для ремонта местных индуистских храмов, но тот стоял на
своем. В конечном счете Баба уступил уговорам, и работа началась. Даже тогда
Баба все время вмешивался и велел разрушить то, что уже было построено. Только
ночью, и то не каждую, можно было спокойно продолжать работы. Баба имел
обыкновение чередовать ночлег в мечети с местной гостиницей, и именно в то
время, когда его не было в мечети, можно было продолжать строительство. Он
настоял на характерном исламской стиле с минаретами и альковом в западной стене
(той, что обращена к Мекке), а также особых ступеньках для ламп. Однако он
также распорядился о том, чтобы там был дхуни
(очаг) или место, где постоянно горел огонь, устроив
напротив сидение для себя с низкой балюстрадой, на которую мог опираться. Таким
образом, стиль мечети представлял собой смесь ортодоксальных элементов с
разного вида новшествами. Он часто говорил о мечети как о «браминской», что необязательно
означало «индусская», так как он использовал слово «брамин» в его правильном
значении «избранника Бога».
В центре двора перед мечетью
был сооружен «Туласи Бриндаван», т. е. каменная ограда трех футов высотой для
дерева туласи, священного для индусов. Вокруг него совершают традиционный
обход. Внутри мечети лежали камни-жернова, и Саи Баба подолгу работал,
перемалывая зерно в муку. Казалось, это представляло одно из его занятий,
имеющих символический смысл, хотя он пек нечто вроде лепешек из этой муки и
раздавал всем вокруг.
В мечети или рядом с нею он
также держал глиняные горшки, из которых разливал воду, о чем уже шла речь в
предыдущей главе, а также те, в которых хранил пищу, что подавали ему люди. Эти
горшки стояли снаружи мечети, и женщине, приходившей подметать двор (из самой
низшей касты), разрешалось брать оттуда все, что ей нравится, еще до того, как
он начинал есть. То же самое распространялось на птиц и животных.
Глава 4
Символизм не является
изобретением какой-либо религии или Учителя, но признанием соответствий,
действительно существующих между физической Вселенной и духовной Реальностью.
Этот мир, по сути, представляет собой отражение высшей реальности, поэтому
символы должны быть просто осознаны, нет необходимости их изобретать. В этом
заключается значение афоризма Гермеса Трисмегиста «что вверху, то и внизу».
Когда Христос говорит о человеке, рожденном вновь, или Церковь упоминает о
«невесте Христа», символизм настолько очевиден, что не требует объяснений. В
Коране сказано: «В творении Небес и Земли, и в смене дня ночи, и в кораблях,
бороздящих на пользу человеку океаны, и в дожде, который Бог посылает с неба,
оживляя бесплодную землю, и в его проявлении во всех живых тварях, и в движении
ветра и облаков между небом и землей - во всем этом есть знаки для людей,
которые их понимают» (том 164, глава II). Возьмем, к примеру, один фрагмент
этого отрывка: поток дождя на бесплодную землю равнозначен нисхождению Милости
в опустошенное сердце, пробуждение стремлений к духовной жизни.
На прямом пути Адвайты
символизм используется меньше, так как Вселенная скорее отрицается, чем
интерпретируется, но ее существование признается. Другим путям символизм присущ
гораздо в большей степени.
Несмотря на то, что все
Учителя используют символы, можно отметить, что Саи Баба был особенно к этому
склонен. Его учению было свойственно нечто тайное и мистическое. Он открыто
одаривал мирскими благами, совершая различные чудеса, но его духовное
руководство носило более сокровенный характер. Как уже упоминалось в предыдущих
главах, он часто обучал действиями там, где другие - словами. Например, если
Христос говорил: «Так, как вы поступаете по отношению к другим, вы в той же
степени делаете мне», то Саи Баба не говорил, но проявлял в действии.
Одна женщина попросила его
прийти к ней на обед, и он согласился. Вполне понятно, что она приготовила
особые блюда со всей любовью и старанием, на какие только была способна. И
когда все уже было готово, она в ужасе закричала, увидев, что забежала бродячая
собака и готова наброситься наеду. Но она успела ее отогнать, и пошла звать
Бабу. «Нет, - сказал тот, ты меня прогнала, когда я хотел есть, сейчас я уже не
хочу».
Даже о самых простых вещах он
говорил символично. Одна дама описывает свое первое посещение Бабы, когда ей
было около восемнадцати лет. Кто-то из последователей уронил свои очки, и она
наклонилась, чтобы их поднять. При этом кто-то заметил, что, так как они унали
к ногам Саи Бабы, их нужно отдать ему. Тот тут же возразил: «Мне не нужны очки.
У меня они есть и стоят сорок рупий».
Всем было хорошо известно, что
он не носил очки. Женщина, рассказавшая эту историю, была очень озадачена до
тех пор, пока ее отец не объяснил ей, что под очками имелось в виду видение или
самопознание, а сорок рупий означали сорок лет, что прошли с тех пор, как Саи
Баба достиг осознания своей истинной сущности. Он
также часто говорил
символично, исцеляя приходивших к нему, или как в случае, когда он дал ученику
четыре манго для рождения детей, а затем еще более углубил мистическое значение
ситуации, сказав: «Съешь и умри».
Однажды Дешпанде, о котором
уже шла здесь речь, укусила змея, и он в ужасе прибежал прямо в мечеть. Не
успел он взобраться по ступенькам мечети, Баба крикнул: «Не подходи, брамин!
Возвращайся!» Даже под страхом смерти тот не посмел ослушаться Саи Бабу, но
стоял, молча умоляя о помощи. Мгновение спустя Баба снова заговорил, на этот
раз мягким тоном: «Теперь Факир милостив к тебе. Ты поправишься».
Как мы уже объясняли, под
«Факиром» Саи Баба имел в виду Бога. Теперь Дешпанду стало ясно, что команда
Бабы относилась не к нему, но к попавшему в кровь яду.
Иногда Баба использовал
притчи, оставляя за последователями поиски ответа на вопросы.
«Пришли грабители и забрали
мои деньги. Я ничего не сказал, но тихо последовал за ними, убил их и таким
образом вернул свои деньги». Деньги - это способности, естественно присущие
человеку в состоянии чистоты, в Первочеловеке или Адаме до его грехопадения,
грабители - это желания, их убийство и возврат богатства есть уничтожение
желаний и осознание Себя.
«У человека была очень хорошая
лошадь, но что бы он ни делал, она ни за что не давала запрячь себя в упряжку.
Один знаток лошадей посоветовал отвести ее туда, откуда она пришла. Хозяин
лошади так и поступил и лошадь стала покорной». Лошадь - это эго, оно полезно в
плане управления физическими и ментальными силами человека, но если оно
своевольно, то причиняет бесконечные неприятности. Вернуть его обратно в
источник - значит погрузить снова в Дух, или истинное «Я», откуда оно
произошло. Это равнозначно словам Христа о том, что человек должен вернуться в
чрево матери и родиться заново или загадочному указанию Бхагавана Раманы
Махарши тому, кто спрашивал о пути: «Иди, откуда пришел». Именно возврат в
Источник очищает и просветляет. Вернувшись оттуда снова, эго уже не эго, но
сознательный инструмент Духа.
Одной женщине-ученице он
сказал: «На небе туча. Пойдет дождь. Семена прорастут и созреют, тогда тучи
рассеются. Не надо бояться!»
Туча на небе - это присущее ей
на тот момент затемненное неведением состояние сознания. Дождь - те лишения и
трудности, через которые ей придется пройти, но также и божественная Милость,
благодаря которой созреют семена духовности в ее сердце. О существовании этих
семян она и не догадывается в этом угнетенном состоянии. Ясное цебо означает,
что, когда семена созреют, она достигнет света и блаженства.
Саи Баба часто делал
двусмысленные замечания, которые могли показаться бессмысленными для тех, кто
не понимал истинного их значения. Кто-то захотел его сфотографировать, на что
он ответил: «Нет, он не должен фотографировать. Достаточно разрушить стену».
Бессмыслица? Фотография означает быть таким, как Саи Баба, а стена - это
представление о себе, как о теле, что отделяет человека от Духа. Достаточно
покончить с этим неведением и тогда появиться реальное осознание себя не телом,
но Духом.
Другой особенностью Саи Бабы
было то, что, вместо прямого ответа на вопрос, он мог иногда переадресовать его
кому-то другому или дать непрямой ответ. О таком
случае рассказывает Мадхава
Буа. Сидя рядом с Саи Бабой, он захотел, чтобы Учитель объяснил ему природу
того, кто превосходит все касты, или естественные различия между людьми. Баба
неожиданно повернулся к нему и наказал ему пойти и прочитать Писание вместе с
Дикшитом. Тот так и сделал и нашел Дикшита за чтением отрывка, содержащего как
раз объяснение того, что требовалось. Еще ряд последователей рассказывают
похожие истории о том, как Баба направлял их к разным людям, читавшим или
объяснявшим то, что было важно для них.
В других случаях его
наставления были неявны. Профессор Нарке говорит: «Он мог передавать информацию
особым способом конкретным людям из числа присутствующих так, чтобы это было
понятно только им. Удивительно, но он действительно мог помочь за один раз
многим людям немногими словами или действиями».
Конечно, все сказанное
относится не только к Саи Бабе. В присутствии Духовного Учителя обязательно
открывается смысл мироздания и имеют место различные важные события. Однако в
случае с Саи Бабой все представлялось еще более живым и наглядным.
Профессор Нарк рассказывает:
«Для тех, кто наблюдал его близко, все более явным становилось то, что Баба жил
и действовал и в других мирах, помимо этого, а также будучи в невидимом теле.
Для тех, кто не знал его, сделанные им публично замечания могли показаться
лишенными какого-либо смысла. Язык его, исполненный символов, притч, аллегорий
и метафор, был в высшей степени таинственен».
Мы располагаем достаточным
количеством примеров такой его речи. Если кто- то просил разрешения его
сфотографировать и получал ответ «разрушить стену», то вероятнее всего- мог
подумать, что все это пустословие. То же относится и к проявлению его особых
способностей. Профессор Нарк далеко не единственный, кто придерживался того
мнения, что Саи Баба располагал способностью направлять умерших так же, как
живых. Были и те, кто верил, что он принадлежал к тайной духовной иерархии и
свободно путешествовал в тонком теле. Деревенский учитель, что жил в маленьком
помещении школы прямо за мечетью, рассказывал о том, что часто слышал разговоры
в мечети не только на других индийских наречиях, но и на английском языке,
которым Саи Баба не владел.
4
Apiyp Осборн
Физически он никогда не
покидал Ширди, однако, когда кто-то из учеников просил его посетить их дома, он
мог ответить: «Да, я поеду с вами, для путешествия мне не нужен поезд».
Снова процитируем профессора:
«Баба часто упоминал о своих путешествиях на большие расстояния в пространстве
и во времени. Утром, сидя возле костра с учениками, он, бывало, рассказывал, в
каком отдаленном месте он побывал накануне ночью и что он там делал. Те, кто
спали рядом с ним в мечети или на постоялом дворе всю ночь, знали, что его
физическое тело оставалось в Ширди. Но его утверждения имели буквальный смысл,
иногда их проверяли и убеждались в истинности произошедшего... Эта способность
к перемещению в невидимом теле на большие расстояния, к путешествиям в другие
миры, помимо Земли, и способность в этих мирах управлять происходящим, а также
видеть как прошлое, так и будущее, открывали великую тайну его природы. Это
демонстрируют и некоторые из его собственных замечаний. Я слышал, как он
говорил: «Где я? Где этот мир?». Я видел, как он показывал на свое тело и
утверждал: «Это мой дом. Меня здесь нет. Меня забрал мой Гуру».
Если даже при жизни он не был
ограничен физическим телом, то можно утверждать, что он действительно жив. Он
там, где был, и даже тогда он был там же, где сейчас... Саи Баба никогда не
лгал, никогда не бросал слов на ветер, но только те, кто хорошо его знал, могли
понять значение его слов или поступков, тогда, когда это предназначалось для их
понимания».
А теперь два примера
путешествий Саи Бабы, достоверность которых может быть проверена.
Одна ученица, рассказывая
следующую историю, была настолько переполнена эмоциями, что не могла сдержать
слез. «Баба был в высшей степени добр ко мне. Мой муж так и не поехал с ним
повидаться, но даже к нему он был о'чень великодушен. Мой муж был инженером и в
1909 году работал на строительстве моста в Пандхар- пуре. Пока он был там, я
поехала в Ширди к Бабе и осталась, чтобы прислуживать ему. Однажды Баба сказал,
что мне лучше поехать в Пандхарпур. Он велел мне тут же отправляться и добавил,
что поедет со мной и что путешествие не составит для него никакого труда. Итак,
я отправилась в путь. Я не знала, что случилось. Приехав, я обнаружила, что
моего мужа там
4*
не
было. Он уволился и уехал в Бомбей. Это было для меня абсолютной
неожиданностью, и я очень расстроилась. При мне было двое сопровождающих и
совсем немного рупий. Этой суммы хватало только до Кур- двади, поэтому я туда и
поехала. Все эти обстоятельства меня ужасно взволновали и огорчили. Внезапно
передо мной появился факир и спросил, что меня беспокоит, но я не ответила. Он
сообщил мне, что мой муж в Дхонде и что я со своими двумя людьми должна срочно
ехать туда. Я спросила его, где мне взять деньги на поезд, и он тут же вручил
мне три билета до Дхонды, а затем удалился. Я вместе с сопровождающими села на
поезд до Дхонды.
Тем временем мой муж попивал
чай в Дхонде в состоянии полугрез или полусна, когда перед ним появился факир и
спросил: «Почему ты пренебрегаешь моей матерью? Она едет сюда поездом в
таком-то вагоне».
Тот вскочил и от удивления
воскликнул: «Кто ты такой, чтобы помыкать мною?» Но факир уже исчез. Когда я
сошла с поезда, мой муж ждал меня на платформе. Он отвез меня в наш новый дом,
где рассказал мне о появлении факира и попросил показать фотографию Саи Бабы.
По ней он опознал в факире Саи Бабу.
А теперь другая такая история,
на этот раз рассказанная С.Б. Начне.
«В 1909 году произошли
некоторые события, которые, казалось, не имели никакого отношения к Саи Бабе.
Моему старшему брату предстояла операция в больнице Баджекар в Бомбее, и мы все
были этим обеспокоены. Я жил в то время в Дахану. В день, назначенный для
операции, к нашему дому пришел садху
(слова «факир» или «садху»
означают религиозного странника, первый термин мусульманский, второй скорее
индуистский) и попросил у меня кусочек хлеба. Мы пригласили его в дом и
накормили обедом. Моя золовка предложила ему все приготовленные блюда, за
исключением «дамских пальчиков» (индийский овощ), которые она посчитала
недостаточно хорошими для почтенного святого гостя. Однако садху сам
попросил их, и их тоже подали. Перед уходом он нас всех благословил и сказал,
что операция прошла успешно.
В тот же день мой друг Х.М.
Пане сказал мне, что надеется, что по милости Саи Бабы операция пройдет
благополучно. Вот так я впервые услышал имя Саи Бабы.
Позже к вечеру мой отец вернулся из
больницы домой, и от него мы узнали, что операция прошла хорошо, и у брата не
возникло никаких осложнений. После операции явился садху
и, приблизившись к больному, провел руками над той частью тела, что была
прооперирована, а затем над всем телом, и сказал, что все будет в порядке.
Мой брат полностью поправился.
В 1912 году я впервые приехал в Ширди...
За время моего пребывания там Саи Баба выказал большой интерес ко мне и моей
семье. В присутствии Диксита, Джо- га и Даболкара (трех старших учеников) он,
указав на меня, сказал: «Я пришел в дом этого человека, а он не дал мне
«дамских пальчиков».
Мне срезу припомнился садху, отобедавший с нами в то время, когда
оперировали брата, и я поверил в то, что Саи Баба был заинтересован в нашем
благополучии и помогал нам еще с 1909 году, когда мы и не подозревали об этом.
Я рассказал последователям Бабы о случае с «дамскими пальчиками». Садху внешне был непохож на Саи Бабу. Я видел
его на протяжении двух-трех дней после операции и довольно близко. Затем он
покинул Дахану, и его никогда больше не видели».
Как нам следует понимать эти случаи?
Действительно ли Саи Баба являлся в форме факиров и садху
или просто влиял на них на расстоянии с тем, чтобы они действовали по его воле?
Важно отметить, что тем, кто знал его, он обычно являлся в незнакомой форме,
тогда как к тем, кто его ранее не видел, он чаще приходил в собственном теле,
как будто не считая необходимостью дополнительные усилия по перевоплощению.
Хотя в некоторых случаях (об одном из них рассказывалось в этой книге), тем,
кто его знал, он являлся как есть, в собственном теле.
Но, если он принимал форму неизвестных
факиров, не перевоплотился ли он в собаку, которую отогнали от пищи? Нет
необходимости это доказывать. Возможно, он просто знал о том, что происходит, и
говорил в своей особой манере: «То, что вы делаете для бродячего пса, вы
делаете для меня».
Вот еще одна история, связанная с
животными, которой не так легко найти объяснение. Один последователь-брамин
пожаловался на расстройство пищеварения, и Саи Баба приказал ему прекратить
есть кислый керд, популярное
индийское блюда (наподобие кефира). Этот последователь, однако, не смог
отказать себе в этом, он продолжал наслаждаться кердом,
и его расстройство продолжалось. Однажды его керд
съела бродячая кошка. На следующий день она пришла вновь, и, хотя не успела
съесть много до того как ее прогнали, остатки пищи брамин посчитал грязными и
выбросил. Тогда он стал привязывать горшок с кердом
к стропилам крыши. Кошка же взбиралась на стропила и все равно добиралась до керда. Как-то вечером брамин лежал с палкой в
ожидании кошки, и, как только увидел ее наверху, швырнул в нее палкой, попав ей
по плечу.
Когда на следующее утро он пришел в
мечеть, он увидел, что Саи Баба, сидя среди учеников, потирает плечо и ворчит:
«Сначала болеют оттого, что едят керд, а стоит его
забрать, как набрасываются с побоями».
Даже в этом случае можно предположить,
что Саи Баба управлял действиями кошки, а затем исцелил ее рану, взяв эту рану
на себя. Такое бывало часто, мы уже приводили пример исцеления от лихорадки в
одной из предыдущих глав. Подобное можно наблюдать и у других Учителей, но у
Саи Бабы это принимает зрелищную и даже странную форму. Однажды он пожаловался
на ужасную боль в животе и приказал своим последователям обвязать себя тканью и
крепко затянуть вокруг. «Сильнее, сильнее! Я не могу этого вынести! Страшная
боль!» Потом он вдруг затих. «Хорошо, боли уже нет». Затем обнаружилось, что у
одной ученицы были болезненные роды, и она призвала Саи Бабу на помощь.
С уверенностью можно сказать, что он в
деталях знал о событиях и обстоятельствах, имевших место далеко от него. Так же
определенно было то, что когда бы он ни управлял действиями какого-то человека
или сам ни воплощался где-то в теле, принимая участие в событиях, он мог это
делать, не входя в состояние транса, то есть не прерывая свою обычную
деятельность в Ширди. Он не был подвержен иллюзии того, что он - тело, и
поэтому у него не было никаких причин ограничивать себя им, и он мог свободно
по своему усмотрению принять другое тело. Об этом могут дискутировать ученые и
теоретики, но его последователей не беспокоили эти вопросы, они получали и
получают его милость, обладая абсолютной верой в него.
Глава 5
Святые обычно не просят денег. Духовных
целителей, например Гуру, наделяя способностями, также предупреждали о том, что
если они будут принимать вознаграждение, то лишатся этих способностей. Многие садху отказывались даже дотронуться до денег.
Шри Рамакришна так их боялся, что реально чувствовал ожог от прикосновения к
ним. Многие люди подозрительно относятся к Гуру, принимающим деньги или даже
подарки, делая исключение лишь для таких простых подношений, как фрукты и
цветы. В этом, как и в большинстве других своих проявлений, Саи Баба отличался.
Он не только принимал деньги, но просил их. Иногда первые его слова, обращенные
к посетителю, были требованием дакшины (милостыни). Он
также часто указывал точную сумму, которая требовалась.
Некоторые люди по этой причине
относились к нему с подозрением. Им казалось, что это не приличествует Гуру.
Какое можно найти здесь объяснение? Определенно было то, что ему не нужны были
деньги, так как он никогда не оставлял их себе. Он поддерживал факиров и других
бедных последователей, кормил тех, кто не мог себе позволить пребывания в
Ширди, расточал деньги на все, что ни подвернется под руку, но никогда не
хранил. Слово «расточал» тоже стоит определить точнее: правда, что он покупал
вещи, в которых не было острой необходимости, он часто раздавал деньги направо
и налево перед глазами тех, кто был сильно привязан к ним, но это также не
означало, что он платил непомерные цены. Напротив, он спорил по поводу цены
какого-то куска ткани в истинном духе базарной торговли, хотя мог потом просто
подарить торговцу деньги. Сам он продолжал просить милостыню. Он никогда не
владел предметами роскоши, не основывал ашрама, не возводил зданий и не
приобретал собственность, а когда умер, располагал суммой, достаточной только
для того, чтобы оплатить его похороны.
Он рассматривал деньги, как и все
прочее, символично, и те, кто давал их ему, закладывали основу собственного
благополучия. Он просил деньги не у всех. Однажды он сказал: «Я прошу только у
тех, на кого указал Факир, и взамен я должен дать в десять раз больше». Это
были его люди, и, принимая подаяние, он брал ответственность за них на себя.
Были случаи, когда он отказывался взять
деньги, как, например, с человеком, имевшим дурную репутацию и предложившим ему
пятьсот рупий. Он в бешенстве воскликнул: «Мне не нужны твои деньги. Ты держишь
служанку в своем доме, так? Дай их ей».
С другой стороны, он мог потребовать деньги,
которые были получены незаслуженно. Например, юрист С.Б. Дхумал получил триста
рупий гонорара за составление иска от лица некоторых последователей Саи Бабы.
Иск тут же удовлетворили, не в силу его участия, но благодаря влиянию Саи Бабы.
Когда юрист на следующий раз приехал в Ширди, Саи Баба неоднократно требовал с
него дакшину, пока не получил точную сумму в триста
рупий.
Тот же Дхумал (последователь, взгляды
которого изложены в конце второй главы) рассказывает другую историю с дакши- ной. «Однажды, взяв все мои деньги, Саи Баба
попросил меня еще о пятидесяти рупиях. И когда я сказал, что у меня нет больше
денег, он приказал мне пойти и попросить кого-то о них. Я так и сделал, но
человек, к которому я обратился, отказал мне в этом. Я передал это Саи Бабе, и
он послал меня тогда к Рао Бахадуру Сату, который несказанно обрадовался этой
просьбе. Я не знал тогда причины этого, но с течением времени выяснилось, что
тогда рассматривалось его прошение о пенсии. Он питал некоторые сомнения,
должна ли она основываться на зарплате, которую он получал на постоянно
занимаемом им в последние годы посту, или будет на пятьдесят рупий выше на
основании исполняемых им временных обязанностей. В конечном счете ему назначили
пенсию выше, о чем вышло распоряжение в тот самый день, когда Саи Баба попросил
его через меня о деньгах. Он тут же интуитивно догадался о значении просьбы как
о требовании первых плодов с его пенсии. Вот чему он так обрадовался».
Нередко Саи Баба брал все деньги, что
были у человека, а потом посылал его принести еще. Он всегда знал, что делает,
это не было просто догадкой. Однажды, например, приехал посетитель с двадцатью
рупиями, восемнадцать из которых он отдал на хранение своему другу с тем,
чтобы, когда его попросят о деньгах, отдать две рупии, а затем искренне
признаться, что больше денег нет. Сначала Саи Баба попросил его две рупии, а
затем восемнадцать и, предвкушая его ответ, указал на его друга, сказав:
«Можешь взять у него».
Уплата «первых плодов» была частым
основанием его требований о деньгах. Такая практика распространена не только в
Индии и является символическим освящением новых доходов человека. Как-то раз
приехали два брамина, и Саи Баба наказал своему ученику Дешпанду взять с одного
из них пятнадцать рупий. Второй сам предложил тридцать пять, но Саи Баба от них
отказался. Когда Дешпанд спросил почему, он объяснил: «Я ничего не делаю. Я
ничего не получаю. Бог берет свое. Эти пятнадцать рупий должны были быть
уплачены, поэтому я их взял, но тридцать пять нам не принадлежат, поэтому
должны быть возвращены». Как оказалось, тот посетитель, что уплатил пятнадцать
рупий и в то время получал хорошую зарплату в семьсот рупий в месяц, когда-то
начинал с пятнадцати рупий и поклялся, что пожертвует свою первую зарплату
одному храму, но так и не отдал деньги, поэтому их потребовали с него сейчас.
Такие невыполненные обещания, а также
уплата «первых плодов» были частым основанием его требований. Один
последователь, например, ехал в Ширди и встретил другого. Последний дал ему для
Саи Бабы кокос и две анны, чтобы купить для него сахар. Покидая Ширди, тот
преподнес Бабе кокос, но позабыл о двух аннах. Саи Баба сказал: «Да, ты можешь
ехать, но зачем оставлять при себе две анны бедного брамина?»
Этот последователь тут же вспомнил о
деньгах и отдал их. Тогда Саи Баба, смеясь, заметил: «Поезжай, но, за что бы ты
ни брался, делай это хорошо или совсем не делай».
Возможно, опять требование денег было
просто проверкой характера человека. Однажды он попросил пять рупий у сад- ху и тот сердито ответил: «Ты просишь дак- шину у других людей, Баба, но почему ты
просишь о ней меня? Ты знаешь, что у
меня нет денег».
«Хорошо, - спокойно продолжал Баба, -
Тогда не давай, но не выходи из себя».
Как-то к Саи Бабе приехал богатый, но
алчный человек и попросил его даровать ему видение Бога. «Я проделал для этого
такой долгий путь. Говорят, что святой из Ширди моментально открывает Бога
человеку».
Видение Бога в той форме, которой Ему
поклоняются, такой как Рама или Кришна, божественным воплощениям, или Мать
Кали, или в любой другой форме - духовный опыт, которому индусы приписывают
огромную значимость. В Бхагавад Гите описывается то, как Кришна так даровал
Арджуне видение вселяющей благоговейный страх формы Бога, но позже предупредил,
что это не конечная истина, что в действительности Он превосходит форму. Такое
видение может стимулировать ученика к продвижению, Гуру может даровать его и
часто делает это. С другой стороны, оно может быть и своего рода ограничением,
так как все формы, в конечном счете, иллюзорны. Это может отвратить человека от
поиска Бесформенной Истины. Поэтому Гуру, обучающий прямому и чисто духовному
пути, обычно осуждает такие желания и отказывается их удовлетворить. Таково
было отношение Саи Бабы, и те последователи, что желали этих особых видений,
были разочарованы. Действительно, несмотря на свое колоритное эксцентричное
поведение, Саи Баба никогда не поощрял стремления к опытам сенсуального рода в
своих учениках. Он желал их духовного развития, а не наслаждения видениями или
силами. Как-то к нему приехал один последователь, который приобрел определенные
магические силы от своего предыдущего Гуру, и Саи Баба настоял на том, чтобы он
отказался от них. Сам он никогда не наделял своих последователей
сверхъестественными способностями. Для того чтобы их правильно использовать,
требуется мудрость и полное отсутствие эгоизма.
В следующей истории посетитель приехал с
железнодорожной станции на джет- ке, и ему не
терпелось получить свой опыт переживания Бога и вернуться назад так, чтобы не
платить вознице за ожидание. В кармане у него было двести пятьдесят рупий, и он
надеялся, что они там и останутся. Саи Баба принял его с ироничным восторгом.
«О да, не волнуйся, ты увидишь
Бога быстро и ясно. В таких вопросах не
может быть проволочки. Людей, подобных тебе, стремящихся к просветлению, найти
сложно. Большинство приезжающих сюда хотят процветания, здоровья или избавления
от какой-то проблемы, хорошей должности, наслаждений и тому подобных мирских
обретений. Никто не хочет Бога. Как я истосковался по тем, кто стремится увидеть
Бога! Брахмана нужно осознать до смерти, иначе не прекратить цикл рождения и
смерти. Только Гуру способен дать осознание Себя, и только он может это
сделать».
Затем он внезапно оборвал эту тираду и,
позвав мальчика, послал его к местному лавочнику с просьбой срочно одолжить
пять рупий. Мальчик должен был принести их незамедлительно назад. До его
возвращения Баба, казалось, не желал заниматься посетителем или другими делами.
Спустя какое-то время мальчик вернулся и сообщил, что не застал хозяина лавки дома.
Баба тогда послал его к другому человеку, а затем еще к одному и еще, и каждый
раз безуспешно. Тем временем терпение посетителя все более истощалось, ведь ему
предстояло оплатить ожидание возницы. Конечно, он мог избежать этой задер
жки и сам дать эти пять рупий, но он был
не готов это сделать.
«Можете ли Вы помочь мне осознать
Брахмана?» - снова взмолился он.
И тогда Саи Баба объяснил ему символизм
происходящего. «Но я как раз этим и занят. Разве ты не понял? Мне нужно пять.
Необходимо пожертвовать пятью, чтобы достичь Брахмана. Пожертвовать пятью
чувствами (органами восприятия) и пятью пранами,
для этого требуется качество непривязанности к чему бы то ни было. Следовать
пути Брахман Джнаны (Божественного Знания) трудно, не всем это под силу. Но,
когда сознание пробудится, будет свет. Только тот, кто не привязан как к
земному, так и неземному, может обрести Божественное Знание».
Это было ему упреком не только за его
жадность (к земному), но также за желание видения (неземного).
Нечто подобное рассказывают о случае,
когда Саи Баба снова использовал символизм денег для того, чтобы сделать явной
неправомерность просьбы о познании Бога. На этот раз он оборвал разговор,
послав кого-то за сотней рупий к местному ростовщику. Тот ответил вежливым
отказом. Баба послал и к некоторым другим, но результат был тот же. В конце
концов, Саи Баба обратился за помощью к богатому последователю, и тот, не имея
в тот момент денег при себе, написал записку с обещанием вернуть деньги и
незамедлительно получил требуемую сумму от того ростовщика, что отказал Саи
Бабе.
Озадаченный и возмущенный, этот
посетитель позже подошел к одному из постоянных последователей и выразил свое
недоумение по поводу того, что Саи Баба настолько озабочен деньгами, что даже
забыл о его просьбе. Ученик ответил: «Он дал ответ на вашу просьбу. Должно
быть, вы не поняли символизма произошедшего. Когда бедный человек просил денег,
они не поступили, но как только за ними обратился Нана Саиб, он тут же их
получил. Таким же образом не каждый может рассчитывать на обретение
Божественного Знания, сначала он должен накопить богатство духовных заслуг».
Последователи Саи Бабы научились
понимать символизм его обращения с деньгами или постигали это интуитивно, но
даже они не всегда одобряли его требования денег. Следующая история показывает,
как возможны три различных толкования одного и того же действия.
Саи Баба неоднократно просил одного
посетителя о дакшине, пока не
оставил его без копейки. Тогда он попросил еще и посла л одолжить деньги у
Дешпанда.
Дешпанд объяснил: «Баба хочет не ваших
рупий, но ваш ум и сердце, ваше время и преданность вашей души».
Саи Баба одобрительно улыбнулся, когда
услышал это объяснение, но послал посетителя вновь, на этот раз к Дикситу.
Диксит проинтерпретировал это как атаку на его самомнение, с тем чтобы он не
чувствовал себя униженным и вынужденным просить деньги, оставшись совсем на
мели.
Саи Баба одобрил и этот ответ, но послал
его в третий раз к Нана Саибу Чан- доркару. Нана Саиб проявил более других
практической смекалки. Он сказал, что обычно приезжал в Ширди с сотней рупий, а
другую сотню оставлял в соседнем городе Копергаоне с тем, чтобы послать за ней
в случае необходимости, избегая, таким образом, неудобства и унижения
безденежья. Этот подход, проповедующий стремление полагаться на свои
собственные ресурсы, не понравился Саи Бабе, и он тут же преподал Нане урок.
Послав к нему, он потребовал сорок рупий. Не успел Нана
принести эти деньги, как к нему снова
послали за следующими сорока рупиями. Нана немедленно отправил кого-то в Ко- пергаон
за своим резервным фондом, но до того, как пришли деньги, Баба снова попросил
его о дакшине, таким образом, вынудив его признать
отсутствие денег.
Во многих случаях, однако, символизм был
прозрачен и ясен. Одного последователя Баба неоднократно просил о двух рупиях,
и когда последний в конце концов спросил его почему, он ответил: «Я хочу не
двух монет, но веру и терпение».
В другом случае он попросил четыре
рупии, но, когда их ему дали, сказал, что получил только одну.
«Но я дал Вам четыре!» - запротестовал
этот последователь.
«Я не отрицаю этого, ты дал четыре, но я
получил только одну».
Ученик признался, что не понимает, но
Саи Баба только заметил, что он поймет позже. Какое-то время спустя тот же
человек ехал поездом, и в вагон зашел молодой факир и попросил милостыню. Он
дал ему одну пайсу (четверть анны), но факир попросил четыре. Тогда он дал
четыре, но факир сказал, что получил только одну.
Позже он встретил старого садху, просившего подаяние, и все повторилось
снова: он дал ему монету, но садху попросил
четыре. В конце концов, до него дошло символическое значение всего этого. Саи
Баба просил отдать ему четыре аспекта сознания: манас (ум),
буддхи (интуитивный, духовный разум), читту (осознание) и аханкару
(чувство эго), но получал только одно - душу, или дживу.
Однажды Саи Баба попросил шесть рупий у
одной дамы, и, так как у нее не оказалось при себе денег, она обратилась к
своему мужу, заметив, насколько неловко себя чувствуешь, когда у тебя просят
деньги, а ты не можешь их заплатить. «Не волнуйся, - сказал тот, - Саи Баба
хочет не денег. Это шесть грехов, что нужно ему отдать».
Одобрительно улыбаясь его объяснению,
Саи Баба снова повторил свою просьбу о шести рупиях, на что дама ответила, что
уже отдала их ему. «Тогда смотри, не сбейся с пути», - предупредил он ее.
Символизм такого рода, уплата «первых
плодов», осуществление невыполненных клятв, - все это было наиболее частыми
причинами для требований Саи Бабой денег. Но одно можно было утверждать с
уверенностью, ему они не были нужны. Никто, как он, не был к ним более
равнодушен. Несмотря на это, в последние годы его жизни к нему направлялся
огромный поток денег. Говорили, что он равнялся доходу правителя штата. И
действительно, власти хотели обложить его подоходным налогом, но это было
невозможно, так как к концу дня у Саи Бабы ничего не оставалось. Но власти все
же собирали налог с некоторых из его постоянных подопечных, бедных
последователей, которым он более-менее регулярно оказывал денежную помощь.
Глава 6
|
Лейтмотивом жизни Учителя является его упадеша (или более распространенное «упадет»), т. е. духовное наставление, которое
он дает своим ученикам. Эти наставления не имеют отношения к теориям или
доктринам, но составляют духовную дисциплину, включающую ритуалы и обряды и
невидимое влияние, что способствует продвижению ученика. И, хотя это является
центральной темой в жизни Учителя, она может быть не столь очевидной и явной
для биографа. В действительности ее могут хранить в секрете, так как она
предназначена только тем, кому непосредственно и лично передана, тогда как
любое изложение Учителем доктрины, будучи менее действенным и, следовательно,
менее рискованным при неправильном применении, открыто
для всех. Последнее может способствовать
ошибочному восприятию Духовного Учителя как просто философа, о чем мы уже
говорили в первой главе. С Саи Бабой, как уже упоминалось, это невозможно, так
как он не писал философских трактатов. Даже устно он редко излагал какие-то
теоретические взгляды. Лишь немногие его последователи вспоминают его за этим
занятием.
Существует ряд различных духовных путей,
и возникает вопрос, какой из них проповедовал Саи Баба. Он мог тут же
развенчать йогу и тантру, что казалось странным, так как именно эти пути ведут
к развитию сверхъестественных способностей. Однако следует помнить то, о чем
говорилось в предыдущей главе: хотя Саи Баба широко использовал свои силы, он
не наделял ими своих учеников и не поощрял развития ими особых способностей. В
действительности его незаинтересованность в развитии сидх в своих учениках
является верным признаком его истинной духовности. Там, где бы ни встречались
ученики, стремящиеся к особым силам или приравнивающие их обретение к духовному
продвижению, лучше быть осмотрительным по отношению к их Гуру.
Саи Баба даже осуждал пранаяму, или контроль дыхания, широко
используемый на путях йоги и тантры: «Кто бы ни
практиковал пранаямуу вынужден будет
в конечном счете прийти ко мне, чтобы двигаться дальше». Это напоминает нам
высшего апологета Адвайты, Бхагавана Рамана Махарши, который рассматривал
контроль дыхания только как подготовительное средство для обретения контроля
над мыслями для тех, кто не мог добиться этого непосредственно, а также о его
утверждении: «В конце концов все люди должны прийти к Аруначале», где под
Аруна- чалой имеется в виду прямой путь Джнаны.
Также нужно отметить, что Саи Баба не
желал, чтобы его ученики отказывались от мира и становились санъясинами, или духовными странниками. Было
несколько случаев, где он даже запретил уход в саньясу,
и, помимо этого, его общий интерес к семейной жизни и проблемам его
последователей, к их работе, браку, детям является наглядным свидетельством
того, что он желал их развития посредством семейной жизни.
Также нет упоминаний о том, чтобы он
предписывал методы бхакти марги или джнана марги, то есть преданности и Знания.
В действительности он вообще не давал
посвящения, или упадеши, в традиционном
смысле. Некоторые последователи подтверждают это самым недвусмысленным образом.
Профессор Нарке говорит: «Саи Баба никогда не давал мне никакой мантры, тантры
или упадеши и, насколько я знаю, не давал их
никому». Он также рассказывает следующую историю со слов Дешпанда.
Женщина по имени Раднабай Дешмук- хин,
прислуживавшая Саи Бабе, пожелала упадеши. Но, когда он не
дал ей никакого наставления, она начала сатьяграху,
то есть перестала есть и намеревалась голодать до тех пор, пока Саи Баба не
даст ей упадешу. На четвертый день ее голодовки Дешпанд,
посочувствовав ей, пошел и рассказал об этом Саи Бабе. Он умолял его дать ей
какое-нибудь имя Бога, чтобы она могла повторять его, занимаясь джа- пой (призывами) или мантраупадешей.
Тогда Саи Баба послал за ней и сказал, что не имеет обыкновения раздавать упадеши, так как он следовал своему Гуру,
обладавшему незаурядной силой, чьи методы отличались от традиционных и не
включали словесной упадеши.
Госпожа Менеджер подтверждает это.
«Методы духовного руководства Саи Бабы были необычны. Он не давал ни мантры
(священной формулы), ни упадеши. Он никогда не
говорил о йоге, пранаяме или кундалини. Но когда что-то случалось с теми, кто
следовал такой марге (пути), и
обращался к Саи Бабе за помощью, он всегда ее оказывал».
Несмотря на это, он ясно давал понять
своим последователям, что им нет необходимости идти еще куда-нибудь в поисках упадеши. Его духовная поддержка была слишком
сильна и очевидна. Х.В. Сат сказал: «Баба никогда никому не давал упадеши или посвящения, поэтому я и не просил
его об этом. Меня несколько раз приглашали обратиться за упадешей
к кому-то еще. Каждый раз я спрашивал об этом Саи Бабу, и он всегда давал
отрицательный ответ». Это очень напоминает Раману Махарши, который тоже не
давал упадеши или посвящения, как их обычно понимают,
однако, когда последователь спрашивал, нужно ли искать их где-то еще, отвечал,
что нет.
Чрезвычайная важность этого вопроса
становится очевидной, если вспомнить о том, что в индуизме и эзотерическом
исламе,
как и в других религиях, считается, что
духовное постижение возможно в этой земной жизни (исключения редки) только
посредством инициации или упадеши того, кто сам
постиг Бога. Это можно рассматривать как передачу «тока», или духовное
рождение. Для того, кто осознал возможность духовного достижения, жизнь не
имеет другой цели. Никакая человеческая цель не может сравниться с той, что
превосходит человеческое состояние. Отсюда вытекает особая значимость поиска
истинного Гуру и приятия им. Даже не каждый духовный человек может считаться
Гуру. За исключением Махарши, родоначальника пути, духовные полномочия должны
передаваться по непрерываемой цепи от Гуру к Гуру подобно рукоположению в
эзотерическом духовенстве. Тот, кто не является Гуру, может приносить пользу
человечеству просто своим существованием, излучая свое влияние, или для него
есть другие возможности, но он, конечно, не должен брать на себя
ответственность и направлять учеников или удерживать их от обращения к тем, кто
проявляет себя в роли Учителей. Если такие авторитеты, как Саи Баба или
Махарши, брали на себя подобную ответственность, это означало, что они исполь
зовали особый незаметный поверхностному
взгляду вид упадеши, осознавалось
ли это последователями или нет. И Саи Баба утверждал однозначно и просто свою
ответственность за учеников, свое постоянное внимание к ним и то, что они могут
полностью на него положиться. Он сказал: «Я никогда не позволю себе потерять
кого бы то ни было из моих людей», а Махарши говорил: «Так же, как добыча,
попав в пасть тигра, уже никогда оттуда не выберется, тот, кто заслужил Милость
Гуру, не останется без его внимания». Саи Баба также сказал: «Будьте тихими, и
я сделаю все остальное» , а Махарши произнес те же слова, использовав лишь
безличное «Бхагаван» вместо «я». Саи Баба
говорил: «Где бы вы ни находились, думайте обо мне, и я пребуду с вами». Снова
заверение в том же, только немного другими словами.
Нет сомнений в том, что Саи Баба обладал
чрезвычайно значительным влиянием на своих последователей. Многие из них
утверждают, что оно пробудило и укрепило их в духовной жизни. И конечно, он
сражался за них. Он также практиковал наложение рук. «Баба имел обыкновение
дотрагиваться до головы пришедшего к нему последователя... Его прикосновение
передавало определенный импульс, силу, идею. Иногда он с силой прижимал руку к
голове ученика, как будто хотел раздавить какие-то его низкие побуждения.
Иногда он мог слегка похлопать по голове или провести рукой над нею. Каждое
такое действие производило свой эффект, вызывая заметную перемену в чувствах и
ощущениях его последователя».
Саи Баба, по сути, учил своих учеников
поиску Бога через преданность Гуру. Как вы помните, мы упоминали в первой главе
о том, что он сам следовал этому методу, и именно его предписывал своим
последователям. То, что это носило характер упадеши,
становится очевидным также из его ссылок на стих из Бхагавад Гиты, цитировавшийся
в первой главе, где говорится о полном вверении тела, ума, души и имущества как
о необходимом условии для достижения Самопознания. Профессор Нарке резюмирует
это следующим образом: «Послушание, служение и любовь к Богу являются основными
чертами бхакпги марги. Словами и примером Саи Баба особо
подчеркивал значимость такой преданности на основе преданности Гуру. Она
означает видение Бога в Гуру, через него, Его как Гуру, полное отождествление
Гуру с Богом».
Такой метод является общепризнанным и традиционным.
Здесь снова можно припомнить Махарши, который сказал: «Бог, Гуру и Высшее “Я”,
по сути, неотличимы, они есть одно и то же». Однако он пояснил это тем, что
внешний Гуру служит только пробуждению Гуру внутри, в сердце ученика. Мы можем
убедиться в том, что «внутренний Гуру» равнозначен христианской концепции
«Христа в вас». Саи Баба объяснял меньше, но есть также упоминание о том, что
он подчеркивал значимость внутреннего Гуру, когда сказал нечто, внешне
противоречащее его учению: «Нет необходимости иметь Гуру. Все внутри нас. То,
что вы сеете, то вы и пожнете. То, что даете, то и получите». Значение этого
заключается в относительной важности внешнего Гуру, когда осознается внутренний
Гуру. Он продолжил еще более определенно: «Все в вас. Пытайтесь прислушиваться
к тому, что внутри, и следуйте этому внутреннему руководству». Однако здесь
важно заметить, что он говорил так не всем, такая практика представляет
реальную опасность, пока последователь не достаточно чист и развит настолько,
чтобы следовать внутреннему Гуру, так как в поток сознания могут проникнуть
всевозможные эгоистичные побуждения и
5 Apiyp Осборн
предстать под видом внутреннего
духовного руководства. Именно поэтому обычно требуется внешний Гуру.
В основном учение Саи Бабы состояло просто
в преданности Гуру и полном вверении себя ему. Очень действенный метод, но
применять его безопасно может только совершенный Гуру, у которого нет и следа
эго, иначе этот метод очень рискован. Саи Баба мало теоретизировал на эту тему,
как, впрочем, и вообще. Следующая история хорошо освещает этот вопрос.
Один последователь остановился в доме
Айи, постоянно проживающей в Ширди женщины-ученицы, к которой Саи Баба часто
направлял приезжих. Он рассказывает: «Мы сошлись с ней на том, что джа- па (повторение имени Бога) было самым
лучшим методом для нас. Тогда встал вопрос, какое имя лучше использовать. Она
сказала, что многие используют имя Вит- тала или Рамы, но что касается ее, то
ее Богом является Саи, и это имя ей вполне подходит. Я заметил, что то, что хорошо
для нее, хорошо и для меня, и что я тоже возьму имя Саи. Итак, мы сели друг
напротив друга и повторяли это имя вместе на протяжении приблизительно часа.
Позже в тот день за мной послал Саи Баба, он спросил меня, чем я занимался в то
утро. «Джапой», - ответил я. «Какого имени?» -
спросил он. «Моего Бога». - «Кто твой Бог?» - спросил он далее. Я просто
ответил: «Ты знаешь», и он улыбнулся и сказал: «Хорошо». Итак, он явно одобрил джа- пу с использованием его имени и, возможно,
скрыто подсказал медитацией Айи».
В равной степени важным представляется в
этой истории то, что повторение имени Саи Бабы было им одобрено и одобрено не
публично, но втайне от других. Его положение уже отличалось необычностью в
связи с ритуальным поклонением, что совершали индусы и осуждали мусульмане.
Также не менее значимым было отличие между теми индусами, что следовали
духовному пути преданности Богу, проявленному как Гуру, и теми многочисленными
последователями, что просто принимали духовные и материальные блага, исходящие
от присутствия святого.
Тип садханы,
или духовного пути, посредством полного вверения себя Гуру хорошо резюмирует
профессор Нарке.
«В соответствии с традицией Саи Бабы
последователь или преданный, пришедший к стопам Гуру и полностью вверивший себя
ему, должен быть, без сомнения, чист,
5* добродетелен и честен, но ему нет необходимости продолжать
активную практику джапы или медитации.
Напротив, любая такая практика или любой интеллектуальный процесс,
подразумевающий постулат «я это делаю», является препятствием. Последователю
необходимо избавиться от любого чувства аханкары или эго, вычеркнуть его из памяти и ума, так как оно
представляет собой помеху работе Гуру. Гуру не учит, он излучает влияние. Та
душа, что полностью вверила себя, стерла свое «я», но которой еще мешает
умственная активность, привычка верить в собственные силы, любое проявление
самоутверждения, сознания себя отдельной личностью, впитывает это влияние себе
на благо.
Все наблюдательные посетители Саи Бабы,
должно быть, отметили эту великую истину. Он сам иногда говорил своим
последователям: «Пребывайте со мной и в тишине. Я сделаю все остальное», - то
есть незаметно, внутренне...
Итак, долг любого последователя или
ученика прежде всего состоит в том, чтобы быть добродетельным, чистым, простым
и честным, для того чтобы быть готовым воспринять Милость Гуру, а во-вторых,
иметь полную веру в любимого Учителя, в то, что
он проведет его через все более и более
высокие переживания к конечной цели, какова бы она ни была. Правильным
отношением для него на данный момент будет: «Я доволен каждым шагом». Его не
должны заботить сложные метафизические или философские вопросы по поводу
конечной его судьбы. Пока он еще не готов их решить. Гуру поднимет его на
должный уровень, наделит высшими силами, глубоким знанием и постепенно растущим
осознанием Истины. И благодаря Гуру цель, безусловно, будет достигнута.
Я никогда не слышал всего этого как
целостного заявления от Саи Бабы мне или другим в моем присутствии, но
различные моменты, что я отметил в его общении с людьми, его сделанные по
случаю замечания приобретают данный смысл».
Это замечательное резюме упадеши Саи Бабы и, возможно, вполне
естественно то, что его последователь придал ему универсальный характер, как
будто оно применимо во всех случаях. Но, конечно, это не так. Медитация не
обязательно подразумевает постулат «я это делаю», то есть рассмотрение себя
действующим. Особенно этого не предполагает метод исследования «кто я?» по
Махарши, он исследует вопрос, кто это делает. Также предвидение конечной цели
не предполагает сложных метафизических или философских проблем, цель
представляет собой просто Адвайту (недвойствен- ность), Единство с Абсолютом, и
Махарши, например, требовал от своих последователей осознания этого с самого
начала. Также не обязательно соответствует истине то, что Гуру наделяет
последователя сверхсилами, глубоким знанием и постепенным осознанием истины,
этот процесс может быть сокрыт вплоть до окончательного самопознания.
Важно также отметить, что состояние
восприимчивости к влиянию Гуру в совершенной чистоте и честности, «пребывание
тихим» с тем, чтобы он мог «сделать все остальное», совсем не простая задача. В
действительности это представляет наиболее сложное задание для ума, и целью
медитации и повторения имени Бога, вероятно, является как раз достижение и
поддержание этой чистоты и тишины ума.
Тех, кто не привык к такого рода учению,
может насторожить то, что такое важное значение придается пассивности,
инертности, они могут посчитать это опасным, ведущим к выхолащиванию
духовности, духовной слабости, но это не так. Пассивность в отношении зла или
эго опасна. Пассивность в отношении органов чувств и чувственных побуждений
приводит к постепенной дезинтеграции характера, личности. Пассивность
(несопротивление) к Истине и духовному влиянию дает целостность и силу. Вот
поэтому мы наблюдаем, как святой, что более всех других людей подчинился
Божественной Воле и в ком эго довлеет меньше всего, в то же время обладает
наибольшим влиянием, силой характера, личности, так как пожертвовал ею.
Пассивность (восприимчивость, несопротивление) к Богу делает человека активным
и сильным в отношении мира. Пассивность же к эго вызывает неприятие Бога,
«бунтарство» против Него. Именно поэтому на ранних стадиях вверение себя,
смирение представляется очень сложным.
Тремя широко известными учителями нашего
времени были Шри Рамакришна Парамахамса, Саи Баба и Бхагаван Рамана Махарши.
Шри Рамакришна учил в Велюре недалеко от Калькутты незадолго до того, как Саи
Баба обосновался в Ширди, и, когда Саи Баба умер, Махарши уже имел своих
последователей на горе Аруначале на юге Индии. Мы не найдем лучшего примера
величайшего различия в характерах
и способностях этих Учителей, и все трое
обладали огромной силой, влиянием и были в высшей степени «пассивны»
(восприимчивы) к Божественной Воле.
Мы уже неоднократно обращали внимание на
сходство путей, что проложили Саи Баба и Махарши. Есть здесь сходство и с
Рамакришной, и, учитывая различия в их темпераментах, о чем уже упоминалось
ранее, это можно объяснить только тем, что Учителя признавали определенные
методы как наиболее соответствующие тому времени, в котором мы живем. Поэтому
чрезвычайно важно рассмотреть их.
Прежде всего, все трое придавали
одинаковую значимость всем религиям. Ранее, когда влияние религии
ограничивалось тем или иным приходом, паствой, это не было столь существенным.
«Средний» христианин не имел понятия о буддизме, а «средний» буддист о
христианстве. Но со становлением всемирной цивилизации материалисты и
рационалисты начали указывать на различия между религиями как на обоснование их
ошибочности, произведенной руками человека. И так как человечество в общем
получило представление о различных религиях, это было опасным аргументом.
Поверхностные поборники какой-либо религии, отрицающие все остальные, играли на
руку противникам религиозности, утверждающим, что каждая религия провозглашает
свою, противоречащую другим представлениям истину. Только те, кто достиг
истинного осознания, могли прозреть, что Истина Едина и существуют лишь
различные способы ее выражения. Достигнув осознания через индуизм, Рамакришна
снова стал практиковать духовность, сначала через ислам, а затем христианство.
Он провозгласил, что оба пути привели его к той же цели. Саи Баба, как мы
видели, следовал и исламу и индуизму и направлял учеников по обоим путям,
призывая каждого к осознанию ценности другого пути. Рамана Махарши превосходил
все религии, находясь на вершине, где все они сходятся, в центре, откуда они
все исходят. Среди его последователей были христиане, мусульмане, евреи,
буддисты, парсы, также как индусы, и он никогда не требовал, чтобы кто бы то ни
было сменил свою религию на другую.
Возможно, важно принять во внимание то,
что путь, удовлетворяющий современного человека, должен быть незаметным,
неотягощенным ритуалами, таким, что можно практиковать в условиях современной
жизни, как на работе, так и в уединении. Множеству искренних учеников
приходится вести деловую и профессиональную деятельность, не имея возможности
соблюдать различные ритуалы, они вынуждены практиковать свой путь, не привлекая
внимания своих коллег, подчиняясь современным социальным условиям. И это тоже
необходимо учесть. Мы склонны думать о последователях Рамакришны как об одетых
в оранжевые одеяния свами, но не следует забывать, что Миссия Рамакришны, к
которой эти свами принадлежат, была основана после его смерти. При жизни он
часто отказывал своим последователям в разрешении покинуть этот мир ради саньясы, как, например, в случае с Дургачараном
Нагом, чья биография была опубликована в «Рамакришна Матх» в Мадрасе, где он
рассматривается как святой. Мы уже видели из фактов, приведенных в этой книге,
как Саи Баба поощрял семейную жизнь. Среди его последователей были и факиры, и сад- ху,
но те семейные люди, что пришли к нему, оставались таковыми и далее. Махарши
также постоянно отказывал своим последователям в просьбах ухода от мира и
принятия саньясы.
Вопрос заключается не только в том,
чтобы оставаться семьянином, но также в простоте и, по сути, незаметности
практики духовного пути. Метод самопознания, которому обучал Махарши, не
требует никаких внешних ритуалов, его практикуют внутренне. Саи Баба, как мы
уже рассказывали, не предписывал никаких ритуалов или мантр. Методы Шри
Рамакришны тоже не отличались обрядовой сложностью. Во всех трех случаях усилия
по самопознанию прилагались через поклонение Гуру. И для большинства их
последователей это представлялось самым важным. «Будьте тихими, и я сделаю все
остальное». Здесь действует громадная сила Гуру, и все, что требуется от
ученика, - это не препятствовать ее работе.
Глава 7
Еще в 1886 году состоялась «репетиция»
смерти Саи Бабы. Он заявил Маха- салпати, ученику, что постоянно жил в Ширди и
спал рядом с ним в мечети: «Я уйду к Аллаху. Заботься об этом теле в течение
трех дней. Если я вернусь, я позабочусь о нем сам. Если нет, похорони его на
пустыре вон там и установи два столба, чтобы отметить это место».
Его дыхание и пульс прекратились, сердце
перестало биться. Гражданские власти осмотрели тело и установили факт смерти.
Они приказали Махасалпати похоронить или кремировать тело в соответствие с
законом, по которому полагается хранить тело не более суток. Махасалпати,
конечно, отказался это сделать. На третий день дыхание возобновилось, и можно
было видеть движения грудной клетки. Затем Саи Баба открыл глаза и вернулся к
жизни.
После этого, точнее с 1900 года, слава о
нем стала широко расти. С 1910 года вплоть до его смерти в 1918 году не
прекращался поток посетителей из Бомбея и других городов. Они навязывали ему
помпезные церемонии, которых он не желал: процессии с лошадями и слонами,
серебряные колесницы, воскурение благовоний и воспевание. Во время таких
процессий его обильно украшали драгоценностями. С ним обращались как с
Махараджей или статуей Бога. Ему все это не нравилось, но отказать им было
невозможно. Однако он по-прежнему продолжал ходить и просить пищу. Его здоровье
постепенно ухудшалось. Он мучался от сильных приступов астмы. Его забота об
учениках была нескончаемой, так как Гуру принимает ношу их проблем на себя, что
проявляется даже физически через исцеления.
В день Виджайя Дасами в 1916 году он
испытал припадок безумия. Сорвав с себя одежду, он два часа бродил голым,
выкрикивая, что это был момент «преодоления барьеров». В тот же самый день
двумя годами позже, 15 октября по западному календарю, он скончался.
Перед уходом он отослал некоторых
последователей, намеревавшихся остаться, обратно в Бомбей и задержал других,
что должны были ехать. Он попрощался с одним учеником, что регулярно посещал
его раз в две недели и велел ему больше не приезжать. Но, казалось, никто не
замечал, что кроется за его действиями. Одному мусульманскому святому он
передал слова: «Аллах забирает свет, что зажег», и святой со слезами выслушал
это известие. Он дал двести рупий для того, чтобы накормить факиров, и они
сидели, распевая молитвы и читая Коран. Это было во время индуистского
праздника Дасары, и перед ним читали Рама Виджайю.
Баба проболел несколько дней, но те, кто
окружали его, не осознавали, что это его кончина. Около полудня он сел на
постели и дал сначала пять, а потом еще четыре рупии брамину, что обычно
получал четыре рупии в день для приготовления еды (так как та пища, которую он
собирал от подаяний, была часто сырой и позже ее готовили в мечети). Тех, кто
был при нем, он отослал обедать. С ним осталось двое браминов. Один из них
рассказывал: «В свой последний день Баба отдал мне свои последние распоряжения.
Отослав
Диксита, он сказал, что должно быть
сделано, предупредив, что если я поделюсь этим с кем-то, то поплачусь жизнью.
Затем он добавил: «Я ухожу. Отнесите меня в ваду,
при мне должны находиться только брамины». С этими словами он испустил дух.
После того, как он произнес эти слова, Нана Нимонкар налил воды ему в рот, но
она вытекла обратно. Я подставил руку ему под подбородок, чтобы поймать воду.
Баба скончался у меня на плече».
Саи Баба использовал здесь слово
«брамин» в его истинном значении - «духовно устремленного человека», так же,
как и в случае, когда он, например, сказал: «Это мечеть браминов». Под вадой имелось в виду здание, где его должны
были похоронить, большой каменный дом, построенный Бапу Сахебом Бути.
Несколькими годами ранее Саи Баба явился во сне ему и Деш- панду в одну и ту же
ночь, изъявив желание, чтобы первый построил дом. Когда Бути спросил его
разрешения на это, он согласился, но сказал: «Когда храм будет построен, мы
будем в нем жить». Так как Саи Бабы не было более в живых физически в Ширди,
Бути не желал, чтобы кто-то занял только что построенное здание, поэтому оно
использовалось, как ему и было предназначено, в качестве усыпальницы.
Несмотря на волю, выраженную Саи Бабой
по поводу своего захоронения, мусульманские последователи рассматривали его
представителем своей веры и считали, что его следует похоронить в специально
построенном ими для этого здании. Поэтому местные власти составили две петиции
для сбора подписей в пользу той или этой стороны, и так как число тех, что
выступали за похороны в ваде вдвое превысило
остальных, то поступили соответственно. Было также оговорено, что как вада, так и мечеть, будут открыты для
доступа паломников всех вероисповеданий.
Огонь, который Саи Баба поддерживал все
время, горит в мечети и сейчас, его только огородили перилами. Священный пепел
раздают, как и прежде, всем желающим. Были также установлены перила на входе с
восточной стороны мечети. Саи Баба любил курить табак из глиняных трубок, они
быстро выходили из строя и сотнями лежали на полу мечети и во дворе, когда он
умер. Большую их часть разобрали последователи в качестве реликвий, а
оставшиеся собрали и зацементировали в форме куба, что хранится вместе с
горшком для
воды и кувшином из скорлупы кокоса,
которые он использовал.
Чавади,
или постоялый двор, где Саи Баба проводил каждую вторую ночь на протяжении
большей части своей жизни, невзрачное глиняное строение, наподобие того, что
сначала представляла собой мечеть, наполовину обвалился в 1916 году и был
заново отстроен из кирпича. Здесь находится большой портрет Саи Бабы.
Может возникнуть вопрос, почему
индуистские последователи Саи Бабы похоронили, а не кремировали тело. В
действительности, по традиции тело просветленного человека не подлежит
кремации. Он уже прошел через огонь, нет необходимости делать это символически
после смерти.
В его смерти и похоронах было нечто
иллюзорное, так как все знали, что Саи Баба не умер. Одновременно с
приготовлениями к смерти он готовился и к вечной жизни. Приблизительно за две
недели, когда никто не подозревал, что близится его смерть, он приказал
Пурандхару и Дикси- ту поехать в Бомбей, сказав им: «Я отправлюсь первым, а вы
можете следовать за мной. Моя могила заговорит. Мой прах даст вам ответы». Это
должно было послужить достаточным предупреждением, но не стоит забывать, что
последователи Саи Бабы привыкли к его странным замечаниям.
Одна женщина как-то сказала Саи Бабе,
что полностью зависит от него в плане руководства и утешения и будет
чувствовать себя брошенной на произвол судьбы. Она спросила, что ей делать,
когда его не станет. Он категорично ответил: «Где бы и когда бы ты ни подумала
обо мне, я пребуду с тобой».
Снова здесь можно провести параллель с
Бхагаваном Рамана Махарши. С приближением его смерти некоторые его
последователи обратились к нему с тем же, и он немногословно ответил: «Вы
придаете слишком много значения этому телу». Очевидно, что здесь
подразумевается то же самое.
Руководство Саи Бабы своими
последователями, его ответы на их молитвы и защита в трудное для них время
нисколько не изменились. Действительно, его влияние столь велико, что в
описаниях опыта переживаний его учеников нет никакого разделения на то, что
было до и после 1918 года, те же события имели место и после его ухода. И,
конечно, с большинством последователей, что можно встретить сегодня, все случаи
его участия в их судьбе происходили после 1918 года. Он, как и раньше, приходит
к ним во снах и видениях.
Они обращаются к нему и получают ответы
и защиту. Когда они не знают, как им следует поступить, то записывают различные
варианты на отдельных листах бумаги с молитвой о его руководстве помещают их
под его портретом, а затем принимают то, что вытянут, как его указания. Его
руководство и влияние на них невидимо. Он сказал, что никто из его преданных не
будет нуждаться в пище и крове, и так и оказалось. Люди обращаются к нему в
горе и находят утешение. А на более глубинном уровне, помимо этой милостивой
помощи в бурном водовороте жизни, духовный ток постепенно ведет их к более
глубоким и менее осязаемым наградам.
Один последователь вспоминает свой визит
в 1927 году к другому святому, На- райану Махарадже, которого он воспринимал
как Саи Бабу, только в другой форме, по-прежнему испытывая глубокую
привязанность к Саи Бабе и страстно желая утешения от видения человеческого
присутствия и вербального руководства. Он ничего не упомянул об этом, но святой
сказал ему: «Твой Гуру - наивысшего порядка, выше, чем я. Зачем ты приехал
сюда? Ты сделал прекрасный выбор, иди к нему, и ты достигнешь цели».
Другой последователь рассказывает о том,
как его ребенок заболел пневмонией в 1934 году, и, кроме того, у него открылся
абсцесс на груди. «Врач побоялся оперировать абсцесс из-за его слабого
состояния. А рана была глубокой и открытой. Так как врач не мог мне помочь, я
обратился к собственному доктору, Саи Бабе, и насыпал в рану немного его удхи (священного пепла). Помощник
подоходного инспектора, В.Р.М. Джадхав, спросил меня, уверен ли я, что это
возымеет действие, и сколько времени понадобится на исцеление. Я ответил:
«Сутки». Ночью ко мне явился во сне Саи Баба и упрекнул меня: «Ты должен был
сказать, что моментально». Во сне я извинился перед ним, а когда проснулся на
следующее утро, раны как не бывало. Джадхав, удивившись, попросил меня дать ему
немного удхи Саи Бабы для его собственного
четырехлетнего сына, что слег с пневмонией. Это был уже шестой день с начала
лихорадки, когда я дал ему удхи, и на следующий
день температура спала, хотя врач говорил, что должно пройти еще три дня».
Того же ребенка, что исцелился от
абсцесса, Саи Баба уже однажды спас. Этому малышу было в то время два года. Он
упал с лестницы, в конце которой лежал всякий лом. Отец в тревоге подбежал к
нему. К его удивлению, он обнаружил, что ребенок совсем не пострадал. «Все в
порядке, - сказал малыш, - Баба поддержал меня».
Это все старые истории. Те, что
рассказывают сегодня, в основном можно слышать от тех последователей, что
родились после 1918 года, но их рассказы такие же живые, а помощь Саи Бабы не
менее действенна. Никто не высказался на эту тему более ясно, чем сам Саи Баба.
«Мое действие будет таким же активным и
энергичным даже после того, как я оставлю это бренное тело».
«Моя усыпальница будет благословлять
моих последователей и удовлетворять их нужды».
«Мои останки будут говорить из могилы».
«Я вечно живу, чтобы помочь тем, кто
приходит ко мне, вверились мне и ищут прибежища во мне».
«Если вы отдадите мне свою ношу, я
понесу ее».
«Если вам нужна будет моя помощь или
руководство, я их сразу вам дам».
Он сказал: «Мой последователь не будет
ни в чем нуждаться».
Так его помощь была всегда действенной и
своевременной, число его последователей столь же многочисленно и сейчас, как и
при его жизни. Но не нужно забывать и о другом его заявлении: «Я даю людям то,
что они хотят, в надежде, что они пожелают то, что Я хочу им дать».
Во время нашего пребывания в Калькутте,
где-то в 1960 году, квартиру по соседству занимала пожилая дама, очень благочестивая
госпожа Даттон. Когда мы познакомились с ней поближе, она рассказала мне, что
была монахиней и лучшие годы своей жизни провела в монастыре. Она была довольно
импульсивной, что свойственно брюнеткам, и ей докучала дисциплина монастыря,
это приводило к конфликтам и всякого рода неприятностям. Короче говоря, она
совсем не уживалась с другими монахинями. В конце концов, она почувствовала,
что так не может больше продолжаться. С помощью настоятельницы она обратилась к
Папе за освобождением от обета, и ее просьба довольно скоро была удовлетворена.
Пока ее прошение рассматривалось, она была слишком озабочена текущими
конфликтами, чтобы подумать о
своем будущем. Когда подошло время
покинуть монастырь, ее вдруг осенило, насколько бесперспективным будет ее положение.
Она была уже старше среднего возраста, без профессии и практически без
родственников. Единственным близким ей человеком был ее племянник из далекой
Калькутты. Однажды, когда она сидела в своей келье, погруженная в эти мрачные
раздумья, перед нею появился факир. Как он там оказался, она не могла сказать,
так как мусульманскому факиру проникнуть в келью монахини не представлялось
никакой возможности. Он сострадательно посмотрел на нее и проговорил: «Не
волнуйся так сильно, в Калькутте с тобой все будет в порядке». Затем он
попросил ее о дакшине (денежном
подношении святому человеку). Она ответила, что у нее нет денег. «О, у тебя
есть тридцать пять рупий в коробке, вот здесь, в шкафу», - сказал он. «И
знаете, - продолжила она, - Я совсем забыла об этих деньгах». Она направилась к
шкафу, чтобы их достать, и действительно нашла их, но когда обернулась, факира
уже не было. Он исчез так же, как появился. Она больше не волновалась.
В Калькутте племянник встретил ее очень
гостеприимно и присматривал за ней
с любовью и вниманием,
распространявшимися даже на ее домашних животных. Должно быть, он заботится о
ней по сей день. Госпожа Диттон не могла нарадоваться и была столь благодарна,
что каждый день ходила на рассвете в церковь на мессу, чтобы вознести хвалу Богу.
Такой вид дисциплины ей, кажется, нравился.
«Я покажу Вам фотографию вашего факира»,
- сказал я ей, не сомневаясь в том, что это мог быть только удивительный Саи
Баба. К счастью, у меня была в квартире его фотография, и я принес ее пожилой
даме, которая, как только ее увидела, в удивлении воскликнула: «Это мой факир.
У него даже был тот же белый платок на голове». Она никогда ранее не слышала о
Саи Бабе.
Комментариев нет:
Отправить комментарий